Михаил Нехемьевич Таль — Проведем время с пользой

Emil Sutovsky пишет о шахматах, но это всегда — о людях… Сегодня день рождения Михаила Нехемьевича Таля. Ему было бы 85. И как же давно его нет. И как же его до сих пор любят. Волшебного, неземного, удивительного. Сама фамилия его, хоть корнями уходит скорее в идиш, но в переводе с иврита означает «роса», и это во многом раскрывает сущность рижского гения.

Михаил Нехемьевич Таль — советский и латвийский шахматист, гроссмейстер (1957), восьмой чемпион мира по шахматам (1960–1961), чемпион мира по блицу (1988). По образованию филолог.
Заслуженный мастер спорта СССР (1960), шестикратный чемпион СССР (1957, 1958, 1967, 1972, 1974, 1978), чемпион Латвийской ССР (1953, 1965), восьмикратный победитель шахматных олимпиад в составе команды СССР, шестикратный чемпион Европы и трёхкратный чемпион мира среди студентов в командном зачёте, победитель межзональных турниров (1958, 1964, 1979), турнира претендентов (1959), участник двух матчей на первенство мира и семи матчей претендентов, победитель 44 международных турниров, журналист, главный редактор (1960–1970) журнала «Шахматы» (латыш. *«Šahs»*), который издавался в Риге Госкомитетом спорта Латвийской ССР и республиканской шахматной федерацией.

Свежий, хрупкий, кратковременный. Он действительно словно росинка, появился из ниоткуда в том самом символичном 1956 году, и стал глотком свежести уже в первом своём выступлении в чемпионате Союза.
И дальше — четыре года невероятных успехов. Какие-то другие шахматы, где попраны все законы.
И совсем молодой Миша, который со своей невероятной энергией и чуть ли не мистической внешностью, взлетает на самый верх.
Он чертовски уверен в себе, дьявольски изворотлив и божественно прекрасен в этой битве с лучшими игроками старшего поколения, и вот уже сам Ботвинник вынужден сложить оружие.
Таль — чемпион мира. Любимец публики и прекрасного пола. Открытый, живой, совсем молодой, солнцем полна голова…
Но тут начинается долгая чёрная полоса. У Миши — а так будут звать его до последних лет жизни почти все, несмотря на разницу в возрасте — обнаруживаются серьёзные проблемы со здоровьем. Это влияет и на подготовку к матч-реваншу, и на сам ответный поединок, который Таль проигрывает 50-летнему тёзке в одни ворота. И сразу же радостно сообщает окружающим, что зато он теперь самый молодой экс-чемпион мира.
О, его чувство юмора. Ни один чемпион мира не выдал столько запоминающихся фраз, реплик, комментариев на происходящее.
И в этом был весь Таль. Иначе бы не выжил — с его здоровьем просто ушёл бы в депрессию и не вернулся.

А он жил, творил, играл в шахматы и жил ими — турниры, сеансы, публикации, бесконечные блицы. Занятия? Сборы? Нет, в современном понимании этого не было и близко, и многолетний наставник Миши, Александр Нафтальевич Кобленц с какого-то момента даже перестал пытаться что-либо изменить.
Но шахматы были всегда и везде. А быта не было.
Таля он не интересовал, и его не было. Он где-то проходил по касательной. Все эти организационные и денежные вопросы его только отвлекали.
В молодости он мог несколько дней ходить в неправильно надетых туфлях, опаздывать регулярно на рейсы, в зрелом возрасте мог забыть многотысячный приз или просто потерять большую сумму денег.
А уж все эти советские реалии — они ему просто мешали.
Как та самая пешка из диалога с Ботвинником во время Олимпиады: «Миша, зачем вы отдали пешку? — Она мне мешала».

Он ни в коей мере не был антисоветски настроен, он даже не особо замечал недостатки системы — ему всего-то и надо было, чтоб его не отвлекали от его Призвания. Но отвлекали. Отвлекали прежде всего многочисленные болезни. В 1962 году он стартует в Турнире Претендентов, в надежде вновь отобраться на Матч.

Но куда там, проведя три четверти турнира на лекарствах, Таль в очередной раз попадает в больницу. Больная почка — с этого начинались беды молодого Миши, через тридцать лет в его теле не найдется ни одного нормально функционирующего органа. Всегда с сигаретой — две пачки в день, не чурающийся выпивки, и абсолютно не склонный к занятиям спортом, он сжигал себя, но представить его иным просто невозможно.

Тогда молодой еще организм восстанавливается, и в 1964 кудесник из Риги снова в строю — он делит победу в межзональном, набрав +11 без поражений, затем обыгрывает в матчах Портиша и Ларсена, и лишь в финальном матче претендентов уступает Спасскому, становясь формально третьим игроком планеты.

Олимпиада в Гаване-66 чуть не заканчивается для Таля трагически. Удар бутылкой по голове в одном из ночных баров — то ли по ошибке, то ли из ревности, вновь приводит Таля на больничную койку. Как метко пошутил Петросян — «только с железным здоровьем Таля можно было так быстро прийти в себя» — через несколько дней Таль уже снова за игрой, и громит соперников.

Вот тут хотелось бы остановиться поподробнее. Таль был невероятно хорош в борьбе с игроками, пусть и сильными, но уступающими ему. Он блестяще использовал психологию, заставляя соперников сомневаться в себе, влезать в цейтноты, ошибаться,

А вот с игроками своего уровня — чемпионами мира, а так же хорошими счётчиками Корчным, Полугаевским, Штейном — ему было очень трудно. Фантазия возносила его ввысь, а суровая реальность возвращала обратно — но уже без пешек, а порой и без фигур.

Когда Таль был в нормальном физическом состоянии, такая игра могла пройти и с сильнейшими, бо в здоровом Тале — здоровый дух, но когда он был не в оптимальном состоянии, заканчивалось всё плачевно. И именно с конца шестидесятых здоровье стало подводить всё чаще, и уже тогда в редакциях всех главных газет был заготовлен некролог — а ведь Мише было около тридцати…

Кстати, это еще одно отличие Таля. Ботвинник, Петросян, Смыслов, Карпов — все они, пусть и в разной степени, были обласканы руководством. Таль нет. И Спасский — нет. Но Спасский был фрондёр и не хотел держать язык за зубами. А Талю это просто было настолько чуждо…

Конец шестидесятых — самое начало семидесятых ничего особо радостного для Таля не несли. Он пытается менять свою игру, понимая, что его фирменные поля f5 и d5 надежно прикрыты, но результата эти попытки не приносит. Его даже не пустили в Чемпионат Союза-1970, проводившийся в родной Риге.

Потом у него случился короткий взлёт в 1972-1973, но вновь подвело здоровье, и в самом главном турнире года, межзональном в Ленинграде, он проваливается, и хотя выигрывает вместе с молодым Белявским чемпионат Союза-1974, кажется, что укатали сивку крутые горки.

Дело движется к сорока, отобраться в претенденты раз за разом не получается, руки исколоты — Миша, правда ли, что вы морфинист? Нет, я чигоринец! Так вот, надо сказать, в те годы, он перестаёт быть чигоринцем. Много ли партий Таля той поры вы вспомните? На его счастье, на авансцену выходит битва Карпов-Корчной. Таля призывают на помощь советскому чемпиону в борьбе с отщепенцем.

Тут надо заметить, что никакой идеологической составляющей для Михаила Нехемьевича тут не было. Он не играл в эти игры. Но он играл в шахматы, и это оставалось единственно важным.

Так вот, у меня есть теория, что именно тогда — в ходе подготовки к матчу, и во время его, Таль впервые позанимался шахматами по-настоящему. Не блицы сутками напролёт, не «какая вкусная пешечка, я бы взял», не «у Миши есть открытая линия, значит мат будет» — а серьёзно, по-настоящему, с одним из тончайших шахматистов в истории, полным антиподом самого Таля, молодым Карповым.

После этого у Таля открылось второе дыхание. Его знаменитая некогда энергетика обретает новую форму. Он проводит невероятный год, выигрывая с конца 1978 по конец 1979 всё — чемпионат Союза, супертурнир в Монреале (вместе с Карповым), межзональный в Риге…

Пользу от работы с Карповым он будет ощущать до конца карьеры. Он станет более выдержанным, более практичным, более основательным. Всего этого, увы, не хватило в претендентском матче-1980 против Полугаевского.

Не хватило из-за сознательного безрассудного решения. Михал Нехемьевич решил бросить вызов Льву Абрамычу — чуть ли не впервые в жизни решив, что сможет соперничать с лучшим дебютчиком мира на его поле. Конечно, Таль готовился — и помогал ему один из ярчайших аналитиков того времени Алвис Витолиньш, но закончилось это всё предсказуемо.

Полугаевский уверенно победил, а Таль, набравший к тому моменту невероятные 2705 (третьим после Фишера и Карпова), сбился с курса. Впереди еще будет 12 лет жизни и выступлений. Будет, в 1988 году невероятная победа в первом чемпионате мира по блицу, будут интереснейшие партии, успехи в межзональном и хорошая игра в претендентском.

Это будет уже новый Таль. Треть его партий будет завершаться ничьими за час, он научится играть в другие шахматы и существенно улучшит счёт с Корчным. Он будет умирать на глазах — трудно смотреть на пятидесятилетнего Таля без боли — но по-прежнему держать высочайший уровень. При этом будет делиться своей любовью к шахматам в бесчисленных статьях, выступлениях, работая с детьми…

Он не станет на фоне болезни злым и раздраженным — он по-прежнему останется Мишей. Гением, постоянно менявшимся, но не изменившим себе.Сегодня день рождения Михаила Нехемьевича Таля. Ему было бы 85.

И как же давно его нет. И как же его до сих пор любят. Волшебного, неземного, удивительного. Сама фамилия его, хоть корнями уходит скорее в идиш, но в переводе с иврита означает «роса», и это во многом раскрывает сущность рижского гения.