Николай II по воспоминаниям современников:
— «Когда я ближе узнал Государя, его нельзя было не считать очень культурным и образованным человеком Он воспринял от отца Александра III, которого почитал, незыблемую веру в судьбоносность своей власти. Его призвание исходило от Бога. Он ответствовал за свои действия только пред совестью и Всевышним.
Императрица поддерживала в нём всеми силами эти взгляды. Царь отвечал пред совестью и руководился интуициею, инстинктом, тем непонятным, которое ныне зовут подсознанием. Помазанник Божий, царь держался сознательно и систематически высот, куда не мог проникнуть простой смертный», – А. А. Мосолов, начальник канцелярии Министерства императорского двора.
— «Я редко встречал так хорошо воспитанного молодого человека, как Николай II», – С. Ю. Витте, министр финансов.
— «Царь был не только вежлив, но даже предупредителен и ласков со всеми теми, кто приходил с ним в соприкосновение. Он никогда не обращал внимания на возраст, должность или социальное положение того лица, с которым говорил. Как для министра, так и для последнего камердинера у царя было всегда ровное и вежливое обращение», – А. А. Мосолов.
— «В сущности, я имел за собой только одну силу, но силу, которая сильнее всех остальных — доверие Императора, а потому я вновь повторяю, что Россия металлическим золотым обращением обязана исключительно Императору Николаю II», – С. Ю. Витте, министр финансов, председатель Совета министров.
— «Мир был уже поражён, когда могущественный монарх, глава великой военной державы, объявил себя поборником разоружения и мира в своих посланиях от 12/24 августа и 30 декабря 1898 г. Удивление ещё более возросло, когда, благодаря русской настойчивости, конференция была подготовлена, возникла, открылась», – Ж. де Лапрадель.
— «Народы (к этой миротворческой инициативе Николая II) отнеслись восторженно, правительства – недоверчиво», – гр. Муравьёв, министр иностранных дел.
— «Он был щедр и много помогал, жертвовал на пенсии из своих личных доходов», – баронесса Софи Бухсгевден.
— «Необычайная сдержанность была основным отличительным признаком характера Николая II. Удивительная ровность характера привлекала сердца окружающих. Царь не сердился даже в тех случаях, когда имел бы право и, быть может, был бы обязан выказать своё недовольство. Если он замечал, что кто-нибудь провинился, он осведомлял об этом непосредственного начальника виновного лица, формулировал при этом свои замечания в высшей степени мягко, никогда не теряя самообладания и не проявляя резкости», – А. А. Мосолов.
— «Сдержанность была второй его натурой», – баронесса Софи Бухсгевден.
— «Он был деликатен чрезвычайно, даже до утончённости», – А. Мордвинов.
— «Громадного напряжения воли стоит ему подавлять в себе вспышки гнева, присущие всем Романовым. Он преодолел непреодолимое: научился владеть собой. Люди забывают, что самый великий победитель – это тот кто побеждает самого себя», – императрица Александра Фёдоровна, супруга.
— «О русском Императоре говорят, что Он доступен разным влияниям. Это глубоко неверно. Русский Император Сам проводит Свои идеи. Он защищает их с постоянством и большой силой. У Него есть зрело продуманные и тщательно выработанные планы. Над осуществлением их Он трудится беспрестанно», – Эмиль Лубэ, президент Франции (газета «Neue Freie Pressa», 1910 г.).
— «Всероссийский император никогда не имел частного секретаря. Он был до такой степени педантичен в исполнении своих обязанностей, что сам ставил печати на свои письма.
Официальные документы, письма не строго частного характера писались канцеляриями. Танеев составлял «рескрипты» сановникам, министр двора – официальные письма членам царской семьи, министр иностранных дел по должности ведал корреспонденциею с иностранными монархами и т. д. Секретарь государя мог бы иметь и другие задачи: классифицировать корреспонденцию, наблюдать за ходом дел, принимать входящие и т. п. Достаточно работы для двух-трёх доверенных приближённых.
Но тут-то и заключалась трудность. Надо было бы довериться кому-либо. А царь недолюбливал доверять свои мысли посторонним. Была и другая опасность: секретарь стал бы расти в значении, сделался бы необходимым, влиял бы на монарха. Влиять на того, кто желал слушаться лишь своей совести! Одна эта возможность должна была сама по себе встревожить Николая II.
Министр двора поддерживал царя в этом решении, не желая вторжения постороннего лица между Государем и его первым слугою. Императрица имела частного секретаря, графа Ростовцева. Царь – никого. Он желал быть одним. Одним пред своею совестью», – А. А. Мосолов, начальник канцелярии Министерства императорского двора.
— «По случаю двухсотлетия основания Петербурга газеты были переполнены воспоминаниями о победах и преобразованиях Петра Великого. Я заговорил о нём восторженно, но заметил, что царь не поддерживает моей темы. Зная сдержанность Государя, я всё же дерзнул спросить его, сочувствует ли он тому, что я выражал. Николай II, помолчав немного, ответил: – Конечно, я признаю много заслуг за моим знаменитым предком, но сознаюсь, что был бы неискренен, ежели бы вторил вашим восторгам.
Это предок, которого менее других люблю за его увлечения западною культурою и попирание всех чисто русских обычаев. Нельзя насаждать чужое сразу, без переработки. Быть может, это время как переходный период и было необходимо, но мне оно несимпатично.
Из дальнейшего разговора мне показалось, что кроме сказанного Государь ставит в укор Петру и некоторую показную сторону его действий и долю в них авантюризма», – А. А. Мосолов.
— «Подобно отцу, Николай II придерживался всего специфически русского. Помню фразу, сказанную им знаменитой исполнительнице русской народной песни Плевицкой после её концерта в Ливадии: – Мне думалось, что невозможно быть более русским, нежели я. Ваше пение доказало мне обратное; признателен вам от всего сердца за это ощущение.
Царь был большим знатоком родного языка, замечал малейшие ошибки в правописании, а главное, не терпел употребления иностранных слов.
– Русский язык так богат, – сказал царь, – что позволяет во всех случаях заменить иностранные выражения русскими. Ни одно слово неславянского происхождения не должно было бы уродовать нашего языка. Я подчеркиваю красным карандашом все иностранные слова в докладах. Только министерство иностранных дел совершенно не поддается воздействию и продолжает быть неисправимым», – А. А. Мосолов.
— «Николай II был по природе своей весьма застенчив, не любил спорить. Он был внимателен, выслушивал не прерывая, возражал мягко, не подымая голоса. …
Царь схватывал на лету главную суть доклада, понимал, иногда с полуслова, нарочито недосказанное, оценивал все оттенки изложения. Бывал ли министр в несогласии с царем, общественность или враги начинали ли его клеймить, или же переставал он внушать доверие по какому-либо поводу, царь выслушивал его, как обычно, благосклонно, благодарил за сотрудничество, тем не менее несколько часов спустя министр получал собственноручное письмо Его Величества, уведомляющее его об увольнении от должности», – А. А. Мосолов.
— «В мае 1913 года в Берлине происходила свадьба единственной дочери императора Вильгельма II с герцогом Брауншвейгским, двоюродным братом Государя с материнской стороны. Были приглашены Государь и король Англии. …
По своей необычайной скромности, Государь относил сначала громкие приветствия толпы к особе императора Вильгельма, в сопровождении которого он показывался на улицах Берлина, но затем, заметив, что они не прекращались, когда он выезжал один, был вынужден признать, что они относились лично к нему, что произвело на него хорошее впечатление», – С. Д. Сазонов, министр иностранных дел.
— «Уже в самом начале войны (1914 г.) Государь объявил совету министров о своём намерении лично стать во главе русских войск, и нам с величайшим трудом удалось упросить его отказаться от этой мысли и назначить Верховным Главнокомандующим Великого Князя Николая Николаевича, который из всех членов царствующей семьи стоял ближе всего к армии и пользовался в ней большой популярностью, отчасти унаследованной от его отца, бывшего главнокомандующим в балканскую войну 1876–1877 годов.
Желание императора Николая вести самому в бой русскую армию было благородным порывом. По основным законам он был верховным вождём всех вооруженных сил империи. Его желание дать этому отвлеченно звучащему названию реальное обоснование было мне довольно понятно. Я слышал от него неоднократно, что место русского царя там, где решаются судьбы России», – С. Д. Сазонов, министр иностранных дел.
— «Когда после неудач летней кампании 1915 года вопрос о верховном командовании снова всплыл на поверхность и Государь заявил о своем непреклонном решении взять в свои руки командование армией, совет министров, разделявший всеобщую тревогу за последствия этого решения, употребил все усилия, чтобы раскрыть глаза Его Величеству на опасные стороны для государства и для него лично такого шага. В заседании, бывшем 20 августа 1915 года под председательством Государя, все мы поочерёдно выразили по этому поводу свои мнения, противоположные его желанию», – С. Д. Сазонов, министр иностранных дел.
— «Посещая военные госпитали, царь интересовался участью раненых с такой искренностью, которая не могла быть деланною. На кладбищах у братских могил он молился истово, так, как может молиться только искренне верующий человек. Сердце царя было полно любви, объектом коей была вся его обширная родина», – А. А. Мосолов.
— «Мы отправились в госпиталь, который был организован в казармах. На одной из кроватей лежал солдат; несчастный, он попытался во время атаки перебежать на вражескую сторону и получил 7 пуль в спину от своих.
Через полчаса его должны были расстрелять. Когда он узнал, что царь находится в этой комнате, то так резко повернулся в кровати, что упал на пол. Царь подошёл к нему и поднял. Солдат истерически зарыдал. Он был таким бледным и выглядел совсем мальчишкой. Царь положил руку на его плечо и сказал: «Ты испугался, правда? Я прощаю тебя».
Сестра Ольга стояла и плакала. В тот раз я понял, что царь был чересчур человечным, чтобы быть великим, надменным правителем. Судьбы отдельных маленьких людей глубоко трогали его», – Т. К. Ящик, казак.
— «Государь обладал способностью угадывать смысл недомолвленных слов. …Я не ставил точек над «i» и не назвал ничьего имени. Да с Государем этого и не было нужно. Он легко схватывал смысл недоговорённой речи… …Государю это было хорошо известно, что он давал мне понять молчаливым наклонением головы. Доброжелательный по природе, он был рад идти навстречу всем желаниям, казавшимся ему справедливыми», – С. Д. Сазонов, министр иностранных дел.
Из сети
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.