Последнее желание. Рассказ Розинской Тамары

Последнее желание

Утром бабушка Мотря поспешила на первый автобус. Из их Сотничихи он отправлялся  в шесть часов. До города рукой подать, да и какой там город, так, городишко.

Но селяне привыкли, что решение всех их проблем там, «в городу». Поэтому, утром автобус шёл полный «туда», вечером — «обратно». Поездки были делом привычным. Но, тут такое дело…

Бабушка Мотря собралась к врачу!   Хотите, верьте, хотите, нет, но в свои семьдесят шесть  к врачу она ехала впервые.

Правда! Никогда она ничем не болела, ни на что не жаловалась, врачам не доверяла, бегала живчиком и всё тут. Радовалась всему, что Бог давал, была улыбчивой и незлобивой.

Дед её, Иван, был совсем другое дело. Был дед человеком строгим, дотошным, обстоятельным. Врачей любил, в больницу ездил часто, всё время пил таблетки, читал разные газетки с народными рецептами и в вопросах медицины был очень подкован.

 На днях Матрёну как-то тряхнуло, закружилась голова, в глазах потемнело… Хорошо, стул рядом был. Присесть успела. Глаза зажмурила, открыла, а вокруг мушки летают, прямо мелькание в глазах. А ноги, ноги-то слабые совсем!

Дед Иван  расспросил жену о симптомах, не сходя со своего диванчика в уголке, рассмотрел её поверх своих очков и назидательно изрёк:

-Тёмная ты баба, Мотря. За что меня тобой Господь наградил? Всё как девочка бегаешь, носишься, а ведь ты меня старше. Осознанней быть-то надо.

Это, судя по всему, у тебя гипертония немалой степени и дела твои плохи. Ты бы, пока не поздно, в город, в больницу-то съездила. Гонор бы свой попридержала, и хорохориться прекратила. Медицина  — это наука и пренебрегать ею опасно.

-Забубнил. Наградили его! Видать было за что награждать, раз наградили. И впрямь, за что ж тебя так угораздило? — баба Мотря хихикнула.

— А старше тебя я всего на год, а как посчитать сколько раз ты в больнице лежал, так я вообще тебя моложе.

Баба Матрёна, раззадорив деда насмешками, поднялась со стула да занялась кашу варить; сама себе улыбалась, зная, какой улей она расшевелила, и слушать теперь деда с полдня, пока не наговорится.

« Пусть поговорит, всё веселее».

Но, в душе сомнение поселилось, задумалась: «Может правда, помирать пора пришла? Так вроде не болит ничего. А вон как шарахнуло, аж с ног свалило. Да и мушки, мушки в глазах! Не к добру!»  

Сбегала вечером к соседке, расспросила, как да куда ехать, что с собой брать. Не стала деда тревожить, чтобы не зудел, не смеялся.

Утром вот, собралась. В поликлинике долго не могли поверить, что бабуля такого почтенного возраста никогда ничем не болела.

Молодая докторша её строго отчитывала: — Как же так, Матрёна Николаевна, что же Вы так своим здоровьем пренебрегаете? В Вашем возрасте каждый год нужно профилактическое обследование делать.

-Да у меня не болит ничего, доченька. Мушки вот только, — робко начала старушка. Молодая женщина резко её перебила:

-Что значит, не болит? В организме могут идти скрытые процессы, развиваться хронические формы заболеваний, не ощутимые до некоторых пор.

Бабушка Матрёна сникла: «Видать, правда, пора!» Она погрузилась в свои думы-рассуждения и  кивала механически, соглашаясь заранее со всем, что говорит молодая врачица.

Доктор бегло писала, писала, писала. Потом кивнула медсестре и, обернувшись к пациентке,  сухо сказала: — Всё. Вы свободны. Идите, лечитесь.

Баба Матрёна растерялась. Она ничего не поняла из того, что ей только что говорили, держала в руках какую-то книжицу и кучу листочков и совсем не знала, куда ей теперь.

Молоденькая сестричка подхватила её под руку и повела, повела по коридорам и ступенькам. Отвела её в соседнее, кирпичное здание из четырёх этажей и сдала другой медсестре.

— Куда ж меня, милые? — прошептала бабка Матрёна.

— В больницу Вас, бабушка, в больницу. На обследование.    

Бабушка Матрёна совсем скисла. «В больницу положили, анализы какие-то. Для чего? Видать дела совсем никудышные».

Бабуля пристроилась на кровати, к которой её привели, отвернулась к стеночке, укуталась в одеяло и стала потихоньку беззвучно плакать.

«Дети далеко, видать и не повидаться уже. А деда как жалко! Как он без меня? Кто ж его выслушивать будет, кто обихаживать начнёт? Мы же с ним уже больше сорока лет вместе. Думала, догляжу его, а тогда уж и в путь. А оно видишь как!»

Старушка успокоилась, закопавшись в свои мысли, угрелась под жёстким колючим одеялом и уснула.

Приснилась ей во сне варёная курица и лапша домашняя. Видела она, как дед разламывал горячую курицу на большие куски и угощал её сочным мясом, а она с ложки кормила его густой домашней лапшой.

Матрёна Николаевна открыла глаза, увидела стенку, крашеную под цвет гороховой ботвы, вспомнила о своей беде. Опять сникла. «Видать не к добру лапша приснилась, поминки это. Помру!»

Вдруг её кто-то за плечо потянул: -Баба Мотя, ты как, живая?

Баба Матрёна подскочила пружинкой, обернулась, засветилась улыбкой во всю ширь небогатого на зубы рта:

— Ленка, ты? Да что же ты здесь, ты что, тоже болеешь? Соседка, с другого конца улицы, молодая ещё баба, шестидесяти нет, а тоже в больнице!

Может и не помрут, коли вместе.

Землячки пошли в коридор, на мягкую скамейку под огромным цветком в кадушке, и давай делиться новостями да бедами.

Баба Лена успокоила Матрёну, объяснила кое-чего. Всё  рассказала: и об анализах, и о болезнях, и о порядках местных. И что каждый день кто-нибудь из села приезжает и можно, что хочешь передать. Хоть деду, хоть от него.

 Вот на этом всё и началось. Узнав, что к Ленке скоро сын приедет, баба Мотря решила попросить у деда куриной лапши. Такой, как видала во сне, с куском разваренной курицы, с варёной луковичкой и лавровым листом. Так в записке деду всё описала и наказ через Ленку передала.  

****

Ночь прошла почти без сна. Палата большая, шесть коек. Кто храпит, кто ворочается, кому в туалет, кому на уколы. Кровать неудобная, одеяло чужое, подушка комком.

Утром баба Мотря поняла, что и правда болеет. Спина, как колотушками кто лупил, шея не поворачивается, колени не гнутся, бока болят, нос заложило.

«Вот, дела! Это же  за хлопотами я не замечала своих болячек. Правильно дохторша-то сказала, «скрытые формы».

Бабушка Матрёна закрутилась, завертелась в больничных заботах. Сдала выписанные анализы, но когда к ней пришла сестричка со шприцами, старушку от страха затрясло: «Что-то они скрывают, не договаривают».

Опять поскучнела, загорюнилась. Позвали всех на обед. И тут вспомнила Матрёна о лапше.

-Нет, девчата, не пойду я обедать, мне сейчас лапши привезут. Пошла, села на вчерашнюю мягкую скамейку диванчиком и стала ждать.

Ленкин Сеня приехал: — Дед Ваня сказал, что в среду скоромное не едят. Передал яблоки.

Баба Матрёна подхватилась, запричитала: — Это как же, я тут может, помираю, а он мне отказывает?

Сень, ты ему скажи, что я осерчала, скажи. И чтобы завтра же лапша была. Слышишь, Сень?

На другой день Матрёна Николаевна с утра стала думать о лапше, даже аромат курицы чудился и слюнки текли. «Точно к смерти, и бока совсем сводит, ноги как затёкшие. Помру скоро, а Ванька лапши пожалел».

Матрёна ходила на процедуры, отвечала на вопросы врачей, которые удивлялись сельскому феномену.

А она понимала, что видать болезни тяжёлые, раз врачи уже табунами засуетились. Вздыхала и переживала: « Успеть бы лапши хлебнуть…»

В обед приехал Сеня, мать проведать, да покормить. Увидел старушку и глаза отвёл: — Баб Моть, не привёз я лапши.

Дед Иван сказал, что кур прощупал всех, они все с яйцом. Сказал, как опростаются, так и рубить будете.

Баба Матрёна  подскочила: — Вот чёрт старый, я помираю, а ему курицу жалко!

Матрёна Николаевна юркнула в свою палату, вмиг собрала свои вещи, вихрем вылетела в коридор и скомандовала: — Ну-ка, Сенька, вези меня домой! И не спорь.

«Скрытая форма, анализы!» Уморить меня решили, сговорились!

Это дед меня нарочно на смерть послал. Меня уморить, а на молодой жениться! Вези меня, Сенька!

Баба Мотря ворвалась в хату. Осмотрелась, нет деда! Она рванула, не переодеваясь, на птичий двор, схватила первую, попавшую под руку рыжуху  и с маху рубанула топором, лежащим тут же, на плашке.

Положила окровавленную курицу в таз, а сама скорее на кухню. Поставила на газовую плиту большой чайник, сменила одежду, надела фартук в крупный подсолнух и побежала за тазом с безголовой хохлаткой.

Подоспел кипяток и баба Мотря, ошпарив курицу, вмиг её ощипала, потом осмолила на открытом огне горелки, распотрошила, вымыла и поставила варить.

Вся её злость ушла, но успела оживить бабу Матрёну, вернуть ей всегдашний задор и улыбчивость.

 Она уже простила деда, уже представляла, как и что ему скажет, когда он вернётся, и как потом будет слушать его бухтение.

Матрёна прислушалась к себе: ничего не болит, ноги шевелятся, шею отпустило. Потянула носом – дышит! «Уморить хотели! Так я и далась, кукиш!»

Закипела курица. Баба Мотря сняла пенку, присолила, огонь уменьшила, крышку прикрыла немного и потянула носом. «Вкусно!»

Через пару часов повылавливала Матрёна куски разварившейся курицы, сложила в чашку, кинула в бульон мелких луковичек, лавровый лист, перец горошком, засыпала припасённую лапшу и затушила огонь.

Ох и вкусная лапша, ох и запашиста! Тут и дед Иван появился. К столу!

— Мотря, ты чего это дома? Ты что же, курицу зарубила? Вот баба-дура, в них же яйца.

Матрёна выскочила из-за стола, хлопнула себя по бокам, выгнула голову на бок, прищурила хитро глаза: — Ах ты пенёк старый. Курицу значит, пожалел, а меня не жалко? Яйца ему нужны! Да вот у тебя хоть и два, а захотела бы с тебя суп, зарубила бы. Понял?

И пошла павушкой к столу, к своей дымящейся тарелке. Дед обомлел, вот это бабку подлечили, эка развоевалась!

Он долго топтался в прихожей, снимал с себя пиджак, ботинки, шапку прилаживал на вешалку, кашлял, подкряхтывал.

Потом насмелился, вошёл в комнату и пробрался за стол.

Бабка молча ела, глядя, куда-то поверх, куда-то в потолок.

В глазах у бабы Мотри плясали озорные бесенята, в душе – сплошное ликование и гордость за себя: «Утёрла нос Ваньке!»

Дед посидел, кашлянул пару раз, подождал и потом попросил с опаской: -Мотрюшка, голуба моя, может, нальёшь лапшички?

Розинская Тамара