Сестра из прошлого. Автор: Татьяна Пахоменко

СЕСТРА ИЗ ПРОШЛОГО

Игрушка была старая и женщина очень уставшая. В волосах — седина, хоть и лет еще немного. Просто жизнь тяжелая ставит свои отметки.
Ботики, пуховик. Тяжело спускалась обратно по ступенькам. Она его узнала сразу. Хотя столько лет прошло. Но глаза, да что там, и лица людей, не меняются. Просто маленький человечек в одночасье превращается в большого.
Материнские глаза были у Славика. Огромные, зеленые. А так на отца похож. Черты лица жесткие, суровые. Она папу помнила. Все-таки 10 лет ей тогда было. И любила все эти годы, и ждала. На каждый звонок подбегала к двери. И на окошке постоянно сидела. Даже гуляя, все вертела головой по сторонам. Смешно, уже став совсем взрослой, и то вглядывалась в лица в толпе. И когда мама тяжело заболела, надеялась. Они придут! Папа — такой сильный. И братик, уже совсем большой.
…Мамы не стало. Они не пришли. И тогда она бросилась искать. Вдруг у них что-то случилось и она им нужна? Обращаясь, куда можно.

По прежнему адресу они давно не жили, родные с папиной стороны от мамы давно отвернулись, а теперь их тоже в живых уже не было. Но все равно нашла. Спасибо своему ученику, Сашке. Упертый парень. Большим человеком будет. Уехал из деревни к своему дяде, он у него большой чин, как выяснилось. Он-то и помог ей найти брата. Спустя столько-то лет. И вот теперь она комкала бумажку с адресом и плакала, усевшись прямо на ступеньки. Прижимая к себе старую обезьянку, которую достала из сумки.

Хотела Славику показать для достоверности, это ж его любимая игрушка-то была. Она ей так нравилась, вместе с братиком спать этого Чуню укладывали. Он по очереди ночевал то в его, то в ее кроватке.

Только в тот, роковой день, когда отец ушел из дома и забрал с собой Славика, Чуня с ней был. Наверное, брат потом по нему скучал. Не успела отдать. Может, вернуться? Раз ее знать не хочет, вдруг Чуню возьмет? Но в ушах до сих пор звучали слова:

— Убирайтесь отсюда! Приходит чужая тетка через 25 лет и говорит, что моя сестра! Пожить хорошо решила за чужой счет?
Хотя она же ему и документы показала, и фотографии. Только все равно захлопнул дверь.
Женщина вышла на улицу. Был октябрь, но солнышко светило сильно. Опустилась на скамейку. Платочек достала, начала лицо вытирать. И тут увидела сапожки. Красные, с бантиками. И белые колготки.

Подняла глаза. Девочка. Пальто тоже красное. И шапочка. Золотистые локоны. И большие зеленые глаза. Где она их видела недавно? В сердце кольнуло. Не может быть!
— Обезьянка. Как ее зовут, тетя? — спросила девочка.
— Чуня, — улыбнулась она.
— А вас как зовут?
— А меня — тетя Липа.
— Липа? Как дерево? — рассмеялась малышка.
— Липа — это Олимпиада! — ответила она.
— У нас у старших классов олимпиады есть. По математике и прочее. Какое у вас имя интересное! И у обезьянки тоже, — продолжала девчушка.

Дети. Общительные, живые, непосредственные. Добрые. Сердца наружу. Как нам, взрослым, сохранить в себе вот эту детскую наивность и радость каждого дня? Может, были бы мы детьми, сразу бы признали со Славиком друг друга. А взрослыми стали — не нужны. Точнее, он мне очень нужен. А я ему — нет. Привык без меня. Пронеслось в голове у тети Липы.
— Как тебя зовут, малышка? — спросила она девочку.
— Глафира.
Да, это его дочка. Племянница, значит. Назвал в честь мамы, которую не видел столько лет. Мамы, которая до последней минуты шептала его имя. Что же не приехал-то? Простить не смог? Только вот за что? Без вины виноватые они с мамой. Раз уж решил вычеркнуть из жизни мать и сестру, зачем дочку назвал так? Славик, Славик…

Но любовь рвалась наружу. И желание прижать к себе этого красивого ребенка, родного по крови было таким сильным! Только что сказать? Напугает еще. Сидит посторонняя тетка, еще обниматься полезет.

Тетя Липа просто молилась про себя, чтобы девочка Глафира побыла еще, не уходила. А она постарается запомнить каждую черточку милого личика, чтобы вспоминать потом. И когда приедет домой, сходит к маме на погост. И расскажет, какая внучка у нее куколка, не налюбуешься! И зовут так же…
— Тетя! Вы почему такая грустная? Хотите конфет? — Глафира расстегнула портфель и высыпала на колени тете Липе разноцветный ворох.
Та поблагодарила. Дрожащими руками стала фантик разворачивать. А девочка рассказывала, что сегодня у них уроков меньше было. И они на экскурсию пошли. Вот тут закончили, недалеко. И поэтому она не стала ждать папу, а сама дошла. И что она с папой и мамой на речку поедет. Уток кормить. А сегодня на уроке писали про пап.
— Я рассказала, что мой папа Слава самый лучший! И храбрый! — произнесла Глафира.
— Конечно, храбрый. Твой папа, когда ему всего пять лет было, за котенком в воду полез. Ладно хоть, взрослые рядом были. Вымок весь, но зато плавать научился! — смахнула слезу тетя Липа.
— А откуда вы знаете? Вы знаете папу? Так пойдемте к нам в гости! — и девочка схватила тетю Липу за руку.
Та на минуту задержала маленькую теплую ручку в своей.
— Пойду я, Глашенька. Поезд у меня. Ты угостила меня конфетками, спасибо. А вот это возьми. Пусть у тебя будет. Так правильно! Хотя у тебя, наверное, очень много красивых игрушек. А обезьянка старенькая уже. Ей много лет, — прошептала тетя Липа.
— Нет! Мне нравится! Я возьму Чуню, если вам не жаль. До свидания, тетя Липа! — и девочка, помахав, исчезла в подъезде.
— Прощай, солнышко! — одними губами сказала тетя Липа.

Больше всего на свете, до боли, до крика, ей сейчас хотелось очутиться рядом с братом и его семьей. Обнять всех. Не спускать с рук эту девочку, свою племянницу. Попросить разрешить ей когда-нибудь приезжать. Потому что никого кроме них у нее нет. Одна совсем.
Тяжело вздохнув, женщина побрела на вокзал.

Глафира постучалась. Папа открыл быстро, поцеловал. Девочка взглянула на него. Волосы взъерошенные, в проеме мама стоит.
— Иди, ручки мой и за стол! — ответил отец.
— А утки? Поедем кормить? — не отставала она.
— Да, позже. Иди, доча!
Только Глафира, не включая воду, стала слушать к дверей.
— Слава! Ты глупость сделал! Эта женщина на самом деле могла быть твоей сестрой! Ты же сам столько лет мучился. Все думал: прощать-не прощать. Искать — не искать.

Твой отец был очень деспотичным человеком. Что, если и правда, не было никакой измены? Как тебе потом люди сказали. И не виновата твоя мать была. Он же просто забрал тебя, увез. Вычеркнул ее из жизни. И сестру твою, раз сказали, что она не его дочь.

Слава! Ну не было ДНК тогда, можно же по-человечески было все решить! Или сейчас сделать, с этой женщиной. С чего ты взял, что она пройдоха? — говорила мама Глафиры.
— Однофамильцев полно. Фото можно просто спереть. Документы подделать. Это не доказательства! Больше она ничего не смогла сказать! Неужели не понятно? Я не бедный человек, небось, денег пришла попросить. Как в твоих любимых фильмах. Если бы она хотя бы еще что-то показала, рассказала, — откликнулся отец девочки.
— Да когда ей было? Ты же сразу стал орать, ее выпихивать да двери захлопнул! Слава! А потом опять начнешь хмурый ходить, переживать, я ж тебя знаю! — вздохнула женщина.
Он не успел ответить. Из ванной вышла дочка.
— Папа! Не ссорьтесь. На вот тебе, Чуню! — и протянула отцу обезьянку.
Все краски ушли с его лица и оно стало совсем белым. Сел на кресло. Взял игрушку. И вдруг заплакал.
— Ты что, Слава? С тобой все в порядке? — тормошила его жена.
— Глашенька! Ты где это взяла? — прошептал он.
— У тети на лавочке. Она мне подарила. Я ей конфет, а она мне — Чуню. Папа, ты же храбрый, да? Ты в пять лет спас котенка и научился плавать! Мне тетя та сказала! — улыбнулась дочка.
— Что же я натворил, — мужчина, не одеваясь, в одних носках выскочил за дверь.
Там никого не было. Вернулся.

— Глашенька! А та тетя, что тебе подарила обезьянку, куда она пошла, не знаешь? — погладил дочку по волосам.
— На вокзал. Кто это, папа? — большие, зеленые, как у него глаза ждали ответа.
— Это тетя твоя, Глашенька. Родная тетя. Я сейчас ее искать поеду. Простит, надеюсь. Что же я наделал, — он стал быстро одеваться.
— Я с тобой поеду! — девочка принялась застегивать пальто.

Тетя Липа стояла на вокзале. Поезд подошел. Высоко в небе парили птицы.
— Прости, мама. Нашла я его. Только не удалось поговорить по душам. Но ничего. Главное — жив-здоров и все у него хорошо, — прошептала тетя Липа.

Еще раз тоскливо взглянула в сторону. И сердце заколотилось от радости. По перрону бежала маленькая девочка в красном пальто. Женщина опустилась на колени, раскинула руки. Прижала ее к себе.
— А я так и знала, что ты не простая тетя. Что ты моя! Пойдем уток кормить? — улыбнулась Глафира.

Выпрямилась, девочку за руку держала. Он тоже подошел. Высокий, сильный. Ее брат.
— Спасибо. Что девочку дал повидать напоследок. Можно я и тебя обниму, Славушка? — робко попросила.

А он подняла ее на руки, закружил, опустил и прижал к себе со словами:
— Прости меня. За те жестокие слова. Мы все исправим! Не признал вначале, сомневался…

Я же тоже пробовал вас искать, маму, тебя. Но отец был против. Я и отступился. Столько лет зря прошло! Ничего, наверстаем, заново узнаем друг друга. Я вот сейчас думаю: друг отца во всем виноват, Николай. Он его так настраивал, что…

Не виновата мама была, нутром чую. А из-за чужих пересудов разъехались, связь оборвали, жизнь себе сломали. И нам тоже. Пойдем домой, Липа. Как же я рад, что у меня есть ты, родной человек. Все можно исправить, если захотеть, правда? Пока мы живы, все!
И они пошли по перрону вперед. Мужчина, женщина и девочка. Родные люди, которые больше никогда не потеряют друг друга.
Татьяна Пахоменко

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.