Срам. Рассказ Елены Халдиной

Срам

Бабушка Галя пришла в гости, попила чай, а после увлечённо смотрела телевизор на кухне.

— Ой, Лена! Глянь, чё кажут-то! Батюшки, срам-то, какой! Девки-то гликося — в одних трусах поют, ба-а, чё делатся-то, почти што нагишом, ну куда энто годно? Вот ведь стыдобища-то — на всю, как есть, страну…

-Я-то уж своё отживаю, а вам-то ещё в этом сраме жить да жить, за вас страшно! Кто ж энто таку страмоту допускат? Они ошалели ли чё ли — в верхах-то там?!

— Бабуля, да не переживай ты так, давай я лучше на другой канал переключу, пока давление у тебя не поднялось, а?

— Так поют-то они вроде ладно, дай-ка я ещё погляжу чуток… Да-а, ну и девки пошли, вот ведь чё выёндывают, бесстыдницы… Ой, ой, глянь, Лена-а!

— Бабушка, да некогда мне — я картошку чищу…

— Чисти, чисти… Хороший концерт так-то, но пошто они в трусах-то поют, а?! Одёжи чичас всякой хватат, не то, что в ранешнее время.

Ведь, я сама молодая была и на вечёрки как-никак хаживала, а пела-то как, эх! Разве чичас так поют? Наши-то Малокуяшские девчата бывало, как запоют, так заслушаешься! Никто так боле в соседних деревнях голосисто не пел, акромя нас.

— Даже спорить не буду… А с дедом-то, ты как, бабуля, познакомилась, тоже на вечёрке?

— Так ща-ас тебе расскажу и то ль: дед-то твой в сорок четвёртом с войны пришёл молодюсенький, ему в ту пору-то осьмнадцать лет было, всего-то на всего…

Ну так вот, ему мамаша-то евоная и говорит, энто он мне сам после-то сказывал: «Ляксандр! Эвон глянь в окошко-то, Галька Ступкина идёт, девка-то кака баская! Ты бы, сынок, женился на ней ли чё ль, а? Приглянулась ведь она тебе, я вижу?»

А он ей в ответ таки слова: «Да, мамаша, красивая девка-то и впрямь!» Ты, Лена, прабабушку Настасью-то помнишь, аль нет?

— Помню, бабуля, помню, как не помнить, славная бабушка была, доброты необычайной…

— Вот, вот, и я про тоже… А я-то, до чё румяная была-а, фигурка точёная! А коса-то, коса ниже энтого самого места, не-то что щас — три волосинки, да и те седые…

Меня маманя-то одевала как следоват, хоть и война была, а у меня две блузки крепдешиновые были, и шаль была, да и пальтишко она мне справила с чернобуркой.

А я ещё стыдилась в ту пору-то его носить: с цигейкой-то воротники не у всех были, а у меня как на грех с чернобуркой…

Ну, чё, мёд свой был, картошка своя, скотины полон двор, жили-то мы всё-таки честь по чести, не то, что твой дед!

Ну, кого там, одна нищета-а! Штаны снимут постирать, и одеть боле не чё, как жили-то, ой, страшно вспоминать…

Воротник-то энтот я так после и отпорола, да цигейковый за место него пришила. А воротником-то твою мать пугала, покуда она мала была, как только она бывало зауросит, я его в руки возьму и перед ней только потрясу малёхо, мол, бабайка тебя заберёт, коли уросить дале будешь, так она его шибко боялась и моментально переставала…

Так извалялся воротник — нет чтоб продать кому! Чё, я в ту пору в воротниках-то понимала? Энто щас меха — ни меха, шуба — не шуба! А тогда в чём все ходят — в том и ты ходи, стыдились выделяться-то шибко, не-то, что щас — кто кого перещеголят, ни стыда — ни совести…

Скромнее тогда жили, но дружнее и весёльше. Как бывало праздник какой, так мы вскладчину и отпразднуем его почитай всей деревней.

Кто винегрет несёт, кто холодец, а кто и бражку с пельменями. Капуста квашенная, огурцы, да грузди — в каждой избе были! Напоёмся да напляшемся, наедимся от пуза, и спим после без задних ног… Во как жили-то!

— Так как вы с дедом-то познакомились?

— Так ты слушай дальше, баушку-то, слушай. Пошла я на вечёрку: раньше вечером-то молодёжь частенько собиралась у кого-нить в избе, жили-то весело до чё! Ой, а пели-то как, не то что чичас, а танцы-то каки были, любо-дорого смотреть, а тем паче танцевать! На кадрили он меня и прикадрилил, дед-то твой…

Маманя-то как чувствовала, пущать меня не хотела. Ну, так я измором её взяла да слезьми, вот она хоть нехотя, но отпустила, а мне кого ещё лет-то было — всего шешьнадцать! Пикало в голове-то ещё шибко…

В тот день — Лизка меня Трифанова увидала, подружка моя, ты знашь таку?

— Знаю бабуля, знаю.

— И я, так же думала, что знашь, так вот — Лизка-то меня на год постарше всего, ну и сказала она мне таки слова, прямо как ровно в воду глядела: «Галька-а, ты сёдня замуж выйдешь!»

А я её спросила ещё, с чего энто она взяла? Но, а она мне не ответила, а только заулыбалась. Ей, похоже, её братка сказал, что меня Шурка-то дед твой приглядел! Я так думаю, грешным делом…

Ну и всё, увидала я его, ой! А красавец-то, какой дед-то твой был, высокий, статный, раненый, правда шибко, правую руку-то ему до локтя отнять хотели, да он не дал, да ещё после войны сколь лет лечился, батюшки мои…

Шутка ли дело, гангрена была, ладно хоть руку спасли, горемычному…

Брат-то твой, Артёмка, вылитый дед в молодости, такой же красавец! Ну, так чё — шибко-то удивляться — есть в кого, про энто ещё баба Лиза сказывала: «Ко'ли порода есть, так не испортишь!»

Танцевали мы с ним, стало быть, танцевали, и натанцевали… Ну, чё-о, грудь в орденах! Вот замуж-то я и вышла сразу, ума-то не было…

А мамка-то моя слезьмя ревела опосля, и я так боле жизни-то путём и не видала… Сама посуди, мне тринадцати лет не было', папка в войну погиб, похоронка пришла, почитай детство кончилось…

В шешнадцать, я замуж выскочила, а как осьмнадцать стукнуло, и мамка моя померла — тосковала она по папке шибко…

Так и маялась я всю жизнь — одна забота да работа… От одной матери твоей сколь слёз пролила… А на кого обижаться?

Коль она вся как есть, крутым характером в отца уродилась, такая же упёртая, чё в голову взбредёт, вынь да положь и слова не скажи, а коли уж осерчат, так ещё хуже — год дуться будет.

Хоть и сама измается , но ни сколь не уступит, уж по её, так по её… Не родит свинья бобра, ой не родит… Ну чё я тебе сказываю-то, сама энто знашь…

— Бабуля, так ты с дедом-то моим, что ли совсем и не дружила до свадьбы-то?!

— Так, когда дружить-то было', война ведь была?! Сходили после в сельсовет, и всё, расписали нас, так и жила с дедом-то твоим, на красоту его позарилась, головушку-то вскружил мне, окаянный!

— Ну, ты даёшь, бабуля!

— Всю жизнь прожила, как следоват — себя блюла, а щас чё девки пошли, срам один: на них вся страна смотрит, а они глянь-ка — в одних трусах пляшут, да ещё песни поют!

Мы-то пошто так не делали?! Уж чё, чё — всяко жили, но такого сраму отродясь не было', ой не было'…

Елена Халдина

Рейтинг

1 из 5 звезд. 19 голосов.