Танюшкины боженята
Вся семья Крутояровых была очень упертой, и если что-то втемяшивалось в их головы, то ничто и никто не мог сбить их с намеченного пути. В их родне все были такими. Именно поэтому Танюшка и осталась сиротой при престарелой бабке, когда ей едва минуло два года — ее отец, будучи крепко подшофе, решил вдруг обкатать новый мотоцикл. Собственно, и гудели-то мужики как раз по этому поводу, и когда кто-то сдуру брякнул, что вот, дескать, пьем-пьем, а мотор-то может и вовсе не на ходу, Танюшкин отец, Серега, тут же взметнулся и кинулся заводить приобретение. Тут уж и соседи стали хватать его за куртку, отговаривая оставить обкатку до лучшего случая, и жена бросалась чуть ли не в ноги, но переломить Крутояровых еще никому не удавалось. Тогда жена Сереги уселась в люльку и сказала: «Или со мной, или никак!». Она, конечно, ожидала, что муж не станет рисковать, но, видимо, любовь супротив ядреного деревенского самогона вещь слабая… Так и помчались они вместе под горку, а за ними — толпа из соседей-собутыльников и другой разной шушеры, которые и свою-то жизнь по копейке разменивают, а чужую и вовсе не ценят…
Говорят, ровно в тот самый момент, когда сын и невестка так глупо и безвременно покинули этот мир, бабка Крутояриха, мать Сергея, как раз держала засыпающую Танюшку на руках. Сердце ее зашлось болью, и она выронила внучку. Упав на мягкие деревенские половики, Танюшка даже не проснулась, и бабке почудилось на мгновение, будто кто-то подхватил дитя и легонько придержал в воздухе.
Когда плакали сороковины, а сердобольные соседки голосили, глядя на хлюпающую носом и ничего не понимающую Танюшку, и на все голоса жалели сиротиночку, бабка Крутояриха, Пелагея Антиповна, неожиданно встала руки в боки и твердо высказалась, да так, как никто и не ожидал.
— Девку мою не сиротите, я ей мать, я и отец, а где я не справлюсь, Ангел Божий поможет, не даст с пути сбиться, враз подхватит. Не зря он тогда явился и дитя своим крылом осенил, быть Танюшке под его защитой… Выть за порог ступайте, будя мне девчонку пугать… — сказала Крутояриха и рукой путь соседкам указала.
Тетки, конечно, порешили, что двинулась умом бабка, шутка ли такое пережить, но жужжать более не смели и разошлись восвояси.
***
В зиму дом сынов закрыла Пелагея на ключ, а Танюшку и кое-какой скарб забрала к себе. Стали они жить тихо да ладно, коротая вечера за рукоделием, стол не ломился, но и нужды не было — бабка получала пенсию на себя и за Танюшку по потере кормильца, продавала молоко от двух своих буренок да яйца от несушек. Все у Танюшки было: и шубка новая, да не на вырост, как у всей деревенской ребятни, а по росту, и пряники с конфетами по выходным, и сапожки, аж две пары, — кожаные да резиновые, этими сапогами очень глаза местным кумушкам кололо.
И то, отличалась Танюшка от всех деревенских девчонок — глаза были широко распахнуты, как и ее душа, слова смиренны, а разум наивен. Пока по малолетству Танюшка не понимала подковык старших, жилось ей светло и радостно на свете — бывало, идет по деревне, со всеми здоровается, тетки ей: «Здравствуй, Танечка, никак у тебя опять новое платье! И откуда ж все это берется?». А Танюшка бесхитростно отвечает: «Да Боженёнок помогает, все-все, что попрошу, дает!». Тетки в кулак прыскают и за спиной шипят: «Блаженная, одно слово». Невдомек им, что бабушка Пелагея так малышку с колыбели успокаивала, дескать, не переживай, все хорошо будет, Боженёночек за тобой, Танечка, присмотрит, все, что пожелаешь, даст». А может, не Танюшку, а себя бабка-то успокоить хотела, года-то немолодые уж ей были — к седьмому десятку подбирались…
А вот как пошла Танюша в школу, тут и началось… Не любит ребятня тихих да странных. Обижать Танюшку стали, сначала на словах, а к классу третьему и на деле стало сироте доставаться. Сдаст кто учителю безобразника, сразу Танюшку виноватят, дескать, она и указала, подлая, больше некому. Придет в новых туфельках, девчонки тут как тут, все носочки истопчут, набойки оторвать норовят. Не жаловалась Танюшка бабке, только все грустнее становилась. Бабка аж сердцем маяться стала, на внучку глядя, понимала, что невесело сироте на свете белом живется. Плохо ли хорошо, но доучилась Танюшка до шестого класса и бабку рассказами об обидчиках не беспокоила.
***
Ранней весной в школе случилось невиданное — кто-то разбил окно в учительской и украл журнал. Разбойника быстро вычислили, им оказался одноклассник Танюшки, двоечник и хулиган. Вычислить его было не трудно, у него единственного по половине предметов стояли двойки. Но почему-то опять во всем виноватой объявили Танюшку.
Возвращаясь из школы, Танюшка бежала, стараясь не оглядываться, она точно знала, что где-то по пути домой ее настигнет расплата за то, чего она не делала. «Ну где, ты, Божененок, почему мне не помогаешь?» — думала она в отчаянии, когда увидела нескольких мальчишек из класса. Поняв, что ей несдобровать, побежала обратно к школе, и, поскользнувшись, растянулась во весь рост, отбив колени. Увидев, что толпа мальчишек вот-вот ее настигнет, она заплакала от обиды и бессилия, пытаясь встать, но лед не давал обрести равновесие, и она раз за разом снова падала в грязный весенний снег…
На счастье, ее мучения увидел Иван Лукич — директор поселкового музея, как раз возвращающийся с обеда. Он быстрым шагом, правда, изрядно прихрамывая, подошел к Танюшке и помог ей подняться.
— Как же тебя угораздило — от этих архаровцев, что ли убегала? — спросил Иван Лукич, указывая на горстку мальчишек, остановившихся в нерешительности поодаль. — Чего они от тебя хотели?
— Побить… — тихо сказала Танюшка и заплакала.
— Бить девочку? Вот подлецы. Я этого так не оставлю, завтра же пойду к директору. А ты не плачь, вон через дорогу видишь, музей, туда пойдем, я тебя чаем напою и пальто почистим. Зовут тебя как, горюшко мое?
— Танюшкой, — ответила Таня и стала отряхивать мокрое пальто.
— Ну, пойдем, обсушишься, а потом я тебя до дома провожу.
Иван Лукич поднял портфель, взял Таню за руку, и они пошли к зданию музея, стоявшему как раз напротив. Оба шли в ногу, но прихрамывая: он от того, что болели старые суставы, она — от боли отбитых при падении коленок.
— Здорово мы с тобой смотримся, двое контуженных, — засмеялся Иван Лукич, а вслед за ним засмеялась и Танюшка, ощущая себя в безопасности рядом с этим большим и излучающим добро человеком.
Зайдя в небольшое, но уютное помещение местного музея, держащегося лишь стараниями Ивана Лукича, Танюшка ощутила покой и какое-то внутреннее тепло — как будто издалека вернулась домой. По полкам и стеллажам были расставлены народные игрушки и глиняная посуда, а прямо под высоким потолком летали диковинные птицы, сделанные из дерева умельцами прошлых времен.
— Как у вас хорошо! — едва выдохнула восхищенная Танюшка. — А это кто? Такая славная! — ее внимание привлекла старинная кукла-мотанка, стоящая на центральном стеллаже. Головной убор и платье куклы были щедро усажены белым речным жемчугом, который с давних пор добывали в местных реках.
— А это Жемчужница, берегиня местная. Она удачу дарует и от бед бережет. Жаль, никто больше таких кукол в наших краях не делает, перевелись умельцы.
— Я бы делала, мне бабушка показывала, как кукол крутить. Были бы у меня тряпочки красивые, да бусинки, я б такое сотворила… — мечтательно прошептала Танюшка.
— Всему свое время. Давай-ка я пойду печку растоплю, да чайку нам поставлю. А то, как бы ты, жаль моя, не простыла. Пальто надо просушить и сапожки, начерпала снега наверняка полные голенища… — Иван Лукич поставил Танюшкины сапоги на приступочку у нарядной печки-голландки, тут же, чуть повыше, пристроил и пальтишко. Потом открыл скрипучий шкаф и вытащил из него большую коробку, пахнущую сыростью и мышами.
— На, посмотри, что там есть, можешь даже попробовать что-нибудь смастерить. Все равно лежит, никому так и не пригодилось. А я печку растоплю, да пойду воды наберу, — сказал он, подкладывая в печку дрова и чиркая спичкой.
Танюшка открыла коробку и обмерла от восхищения — в ней лежали кусочки парчи, белого полотна, баночки с жемчугом, золотые и серебряные нити, наборы игл всех размеров. Очарованная, Танюшка вытаскивала лоскуток за лоскутком, в уме быстро пристраивая одно к одному — потом заработали и руки, и вот, она, сама того не заметив, погрузилась в работу.
Когда Иван Лукич подошел к столу, держа перед собой чайник, пышущий ароматами малины и зверобоя, Танюшка держала в руках чудо.
— Это что же такое у тебя, деточка? — удивленно спросил Иван Лукич, увидев куклу, сделанную Танюшкой.
— Боженёнок, — ответила она. — Добрый ангел, во всём помогающий.
— Очень красивый, можно я его посмотрю поближе? — Иван Лукич аккуратно взял поделку в руки. — Да ты мастерица! Поверить не могу! Ты где такому научилась?
В его руках была прекрасная игрушка, выполненная по всем канонам старых мастеров, уже почти утерянным. Только вот ангелов местные никогда не делали, это уже была Танюшкина придумка.
— Шить меня бабушка научила, кукол крутить — тоже она. А Боженёнка я сама сделала, как умею, как мне он подсказывал… Возьмите его себе, пожалуйста, он как вы, такой же добрый, — Танюшка просяще уставилась на своего спасителя.
— Очень щедрый подарок, спасибо! — поблагодарил Иван Лукич и прижал Боженёнка к сердцу. — А ты еще сделаешь таких для музея?
— А можно? С радостью! Много! Я к вам теперь каждый день приходить буду после школы, только вы бабушке скажите, чтобы меня пускала, — Танюшка заметно повеселела и, казалось, забыла о недавнем происшествии.
— Договорились! — Иван Лукич протянул ей руку, и Танюшка робко пожала ее, закрепив их дружеский договор.
Проводив Танюшку домой и выпросив для нее у бабушки разрешение на музейные «посиделки», Иван Лукич вернулся домой и, поужинав, лег спать. Весенняя слякоть и перемена погоды не давали больным суставам покоя, они ныли, лишая отдыха и прогоняя сон.
— Да что ты будешь делать, уйметесь вы или нет, проклятые… — выругался Иван Лукич и полез в портфель за лекарством, но тут ему под руку попал Танюшкин Боженёнок. Вытащив куклу и надев очки, Иван Лукич стал пристально рассматривать подарок, снова удивляясь мастерству девочки. Все детали были выполнены так аккуратно, как будто бы куклу делал опытный мастер, а маленькие крылья сияли ровными рядами речного жемчуга.
— Чудеса! Такая мастерица с малых лет… — только и мог вымолвить старый художник, повидавший на своем веку много кукол. Он прикрепил Боженёнка чуть выше изголовья, и, засыпая, смотрел на доброго ангела, охраняющего его сон, позабыв про больные колени и таблетки…
***
С тех пор так и повелось: после школы Танюшка забегала в музей и мастерила своих боженяток, которые надолго в музее не задерживались. Сначала одного из них подарили строгой городской проверяющей, грозившей закрыть музей за ненадобностью — у проверяющей тяжело болела дочь, и, пытаясь хоть чем-то подбодрить девочку, мать показала ей чудную куколку. Девочка так обрадовалась ангелу, что в тот вечер уснула с ним в обнимку, а на утро первый раз за много месяцев смогла сама встать с постели.
Постепенно в народе пошла молва, что Танюшкины боженята могут лечить и приносят удачу — Танюшка стала деревенской любимицей, а в обновленный музей все чаще стали захаживать местные да приезжать городские. Танюшка работала все свободное время, отдавая свое душевное тепло и приумножая мастерство.
Танюшкины боженята
К огромному счастью Пелагеи Антиповны, повзрослев и отучившись в городе, внучка не осталась там, а вернулась в деревню. Привезла она с собой не только новые умения, но и свою Судьбу — хорошего и надёжного мужа. Свадьбу играли скромную, да и к чему размах — счастье, как в народе говорят, тишину любит. Так и стали жить втроём: бабушка, от радости на десяток лет помолодевшая, Танюшка, да муж ее, Степан — знатный краснодеревщик. Как и мечталось Ивану Лукичу, Таня стала его правой рукой — весь музей на ней держится. Хоть и много у Татьяны работы, она продолжает дарить миру своих счастливых боженяток, а вместе с ними все то, чего так не хватает людям: доброту, любовь и здоровье.
—
Автор рассказа: Мария Моторина
Автор публикации
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.