У одесситов свой язык, и вы никогда не перепутаете его с другим говором

У ОДЕССИТОВ СВОЙ ЯЗЫК , И ВЫ НИКОГДА ЕГО НЕ ПЕРЕПУТАЕТЕ С ДРУГИМ ГОВОРОМ ! ❤
В каждой фразе, в каждой строчке целый сюжет.
Ну шо, давайте начнем:
~~~
~Табличка в одесском трамвае: «Шоб ты так доехал, как ты заплатил…»

~ Добрый вечер, Сара Абрамовна! Как ваша головная боль?
Ой, ушел играть в карты…

~Сеня, не бежи так шустро, а то, не дай Бог, догонишь свой инфаркт.

~Он большой мастер предсказывать погоду на вчера.

~ В какой несгораемый шкаф Вы спрятали свой стыд?

~Сара! Сара! Ваш сын ест с помойки!
Абраша! Много не ешь, скоро обедать!

~Соня, не дрожи диван: ты лопнешь все пружины!

~ Циля! Шо ж ви не спрашиваете, как я живу?
Роза, как ви живете?
Ой, Циля, и не спрашивайте!

~В одесском трамвае давка:
Мужчина, ваша нога у меня уже поперек горла стоит!

~А вы чем гладите тонкое женское белье?
Рукой.

~И шо ви разоряетесь без копейки денег?

~Мадам, ваши прекрасные глаза заставляют мене забывать падежов.

~ Бабушка, мне скучно…
Щас я сделаю тебе скандал, и будет весело!

~Ой, такое знакомое лицо, где-то я вас видел…
Ой, не вспоминайте меня, а то я вас вспомню!

~Станьте там и слушайте сюда.

~ Мама, он же старый!
А ты шо, новая?

МАРА ЛЕОНИДОВНА
— Ви только посмотрите на етот поциент! – кричала на весь двор районный врач Мара Леонидовна Ястржембская.
Мара Леонидовна работала в поликлинике этого района уже почти сорок лет, поэтому местным языком владела виртуозно.
— Пациент! – пытался исправить общее мнение о себе какой-нибудь дядя Вова, пойманный за рукав.
— Я лучше знаю! – отрезала доктор. – Пациентом будешь, когда сдашь все анализ!
Лечила она виртуозно. Ослушаться ее боялись даже биндюжники Сема и Яня – здоровущие мужики с пудовыми кулаками и бронебойными лбами.
Она, маленькая и толстая, подходила, например, к дяде Яне, который, по случаю субботы, уже только что съел шкалик и планировал запить вторым, и говорила строго, но печально:
— Ты завтра умрешь!
— Как? – огорчался Яня.
— Алиментарно! Как мадам Баренбухер в прошлый год, невозмутимо отвечала Маара Леонидовна, — сегодня ляжешь, а завтра не встанешь…
— Почему? За что? – лепетал несчастный Яня.
— Потамушта свой норма не знаешь!
— Я же только шкалик…
— А в обед на работа? – заглядывала ему в глаза Мара Леонидовна.
Яня стыдливо опускал голову и начинал шаркать ножкой сорок восьмого размера.
— Так я тогда не буду…
— Дай! – говорила доктор и протягивала руку. Яня покорно отдавал ей шкалик и с надеждой спрашивал:
— Ну, как?
Мара Леонидовна лезла в сумку, доставала бутербродик, завернутый в газету и протягивала ему.
— Ешь! Водка надо закусывать!
— Та я ел! – врал Яня.
— То было вчера, — отмахивалась доктор. И Яня покорно ел, заглядывая ей в глаза:
— А теперь?
Она доставала записную книжку, что-то смотрела там, водя пальцем по записям, а потом разрешала.
— Живи, пока. До вторник. А там я посмотрю!
И счастливый Яня уходил. До вторника еще много времени и много работы.
Ястржембская, не считаясь с листом вызовов, ходила по квартирам.
Квартиры были разные. В иных ей и деньги совали – рубль-два. Она брала.
Впрочем, это богатство тут же оставляла в квартирах других, прикладывая деньги к выписанному рецепту.
Закончив обход, Мара Леонидовна шла пить чай к мадам Гоменбашен. О, это были самые счастливые минуты для обеих. Никто и никогда не смел нарушить их общение. Бывало, конечно, что какой-то невежа, из приезжих, конечно, влетал во двор с диким воплем:
— Где Мара Леонидовна? Мне сказали, что она тут!
Ему пока вежливо объясняли, что доктор пьет чай у мадам Гоменбашен и тревожить ее нельзя. Обычно, этого было достаточно. Но не всегда. Тогда крикуна спрашивали:
— Кто-то умирает?
— Нет, но…
— Никаких но! – отвечали ему.
Несколько раз было, что человек начинал спорить. Залупаться, как говорили грамотные люди. Тогда кто-то, например, тот же Яня или Никита, брали его одной рукой за ворот, а другой за штаны, там, где попа, и вели к воротам.
— Тут почекай! – говорили этому бестактному человеку и выбрасывали на улицу.
А врачиха и мадам, не ведая, что во дворе такой исицер хойшер, мирно пили чай, обмениваясь кулинарными рецептами.
— Ты, Мара, мене не лечи, — укоряла мадам Гоменбашен, — в форшмак, если ты хочешь иметь настоящий форшмак, надо положить антоновка!
— А семеринка уже форшмаку не подходит? – ехидничала Мара Леонидовна.
— Не морочь голова, — отмахивалась мадам Гоменбашен, — ты профессор там, за окном, а тут сиди тихо и учись, пока я жива!
И Мара Леонидовна таки училась. И приносила плоды своего ученичества, как на зачет или экзамен. И волновалась, ожидая приговора. И в то же время, цепко, но украдкой, оглядывала мадам, задерживая ее руку в своей и определяя пульс.
Советы врача мадам Гоменбашен встречала шумными протестами, но исполняла неукоснительно.
Через какое-то время, Мара Леонидовна, тяжко вздохнув, поднималась и шла лечить в другие дворы, где имелись свои Яни и Сени, но не было и не могло быть другой мадам Гоменбашен.
— Штучный товар! – думала о подруге Мара Леонидовна.
— Штучный товар! – думала о ней мадам Гоменбашен.
Странно, но старухи, всегда и во всем не согласные друг с другом, думали практически одинаково.
Хотя… Что тут странного?
(с) Александр Бирштейн

Рейтинг

5 из 5 звезд. 2 голосов.