Василий Михайлович Песков

ОН БЫЛ ДЛЯ МЕНЯ ИДЕАЛОМ…
12 августа 2013 года скончался
Василий Михайлович Песков –
Журналист с большой буквы.

ЕЩЁ в далёком 1956-м он стал для меня Учителем.
Тогда в «Комсомольской правде» его имя появилось впервые – впрочем, скоро, не глядя на подпись в конце текста, я с первых строк понимал: это – Василий Песков.
Его лаконичный, без излишних «красивостей» и даже намёка на развязность стиль, его мудрость восхищали. Он зорко подмечал то, по чему мы часто скользим равнодушным взглядом: как кричит перепел, порхают дрозды на рябинах, клубится туман… И на фотоснимках запечатлевал это блистательно.
Города, посёлки, деревушки… Люди, люди, люди… Простые и сложные судьбы… Бывало, прочитаю очередной его очерк, репортаж – и самому хочется стать лучше.
Казалось бы, сколько уже писано-переписано про Дворцовую площадь, а вот он нашёл в сердце слова, которые потом воспринимались на одном дыхании…
И с Юрием Гагариным самым первым из всех коллег побеседовал. И с маршалом Жуковым, когда тот был в немилости у Брежнева…
За год до полувекового юбилея Советской власти придумал в «Комсомолке» рубрику «Широка страна моя…», и каждую неделю там стали появляться его восхитительные эссе – причём и Красная площадь, и плотина Днепрогэса, и Брестская крепость предстали как бы заново увиденными.
К тому же эти и все другие места он при помощи вертолётчиков фотографировал с высоты, на которой парят птицы. (Потом рассказывал мне: «Я долго думал, чем бы удивить читателя? И осенило: ведь никто тогда ещё не делал панорамных снимков с высоты! Но для этого нужен вертолёт! Пошёл с челобитной прямо в Генеральный штаб, к маршалу Захарову.
И добился, чтобы в моём распоряжении оказались вертолёты всех военных округов. Но всё равно каждый снимок с высоты более трёх метров приходилось проводить через жёсткую цензуру»).
В общем, работа получилась трудная, громоздкая: только сдал один материал – надо спешить за другим…
Именно в ту пору, весной 1967-го, я – специальный корреспондент ленинградской «Смены», ко Дню печати решил сделать с ним беседу. Позвонил Василию Михайловичу. Он задумался:
– Трудно выкроить время. Завтра лечу в Азербайджан, потом – Киргизия, Белоруссия… Так что жду вас четвёртого мая к десяти утра…
Точно в назначенный срок встретил меня у редакционных дверей и потом стал терпеливо отвечать на вопросы. (Боже, как непросто задавать вопросы человеку, который умеет это делать гораздо лучше самого интервьюера!) Тогда за книгу «Шаги по росе» Песков был уже лауреатом Ленинской премии, однако никакой его «значительности» в нашем общении я не ощутил. Очень по-доброму Василий Михайлович поведал и о родном своём селе Орлово на воронежской земле, и о другом, что в пяти километрах, под названием Воля, где прошла юность; о первых снимках для областной газеты «Молодой коммунар»; о том, почему в «Комсомолке» открыл рубрику «Окно в природу»… Очень многое из того разговора запомнил я на всю жизнь. Например:
– Увы, люди часто сталкиваются с нашим братом в тот момент, когда мы мельтешим, суетимся, теряем своё лицо. Особенно часто «грешат» этим репортёры. Встречаются в газетах и откровенные пижоны, для которых главное – «написать». А что, о чём – не так уж важно. У нас трудная и почётная профессия – недаром же Пушкин называл журналистов «людьми государственными»… Настоящий журналист непременно борется за справедливость…
И ещё такое его признание: «Для меня самая важная задача – наведение мостов между духовным миром человека и природой»…
Там же, в «Комсомолке», я этот материал отпечатал на машинке, завизировал у Пескова и из «Шереметьева» с командиром «Ту-104» отправил в Ленинград (где, в «Пулково», мой коллега его уже поджидал, а меня самого дела в Москве ещё задержали) – так назавтра, 5 мая, в День печати, наша обширная беседа появилась на странице «Смены».
С той поры за творчеством старшего коллеги наблюдал я особенно пристально – в частности, за его активным участием в судьбе староверов Лыковых, спрятавшихся от цивилизации в саянской тайге… Иногда мы перезванивались. В наших весьма редких разговорах я не скрывал, что в журналистском мире он для меня – идеал. Впрочем, в такой оценке этого человека я был совсем не одинок. Например, однажды ему позвонила Маргарита Алигер, с которой лично знаком не был: «Вася, я тебя читаю, ты большая умница, пишешь очень чисто, никакого сора, ни одного неприличного слова, у тебя даже слово «Брежнев» нигде не встретишь…»
Особенно ощутил я величину этой личности в 90-е годы, когда в прошлом лучшая газета страны «Комсомолка», увы, жутко «пожелтела», и очерки Пескова в её «толстушке» под старой рубрикой «Окно в природу» стали на общем фоне как глоток кислорода. Вот и Ельцин, вручая ему в 1998-м Премию президента, провозгласил: «Василий Михайлович славится тем, что язык у него, так сказать, экологически чистый…».
***
ЕЩЁ несколько штрихов к портрету Великого Журналиста.
Он десятки лет ходил, казалось бы, в одной и той же кепке. На самом деле просто заказал в своё время десяток одинаковых…
В нагрянувший век цифровой фототехники до последнего снимал старым добрым механическим «Никоном», который уже был сед от царапин, как и сам его хозяин, зато не подводил.
Хотя с 1975-го по 1990-й вместе с Николаем Дроздовым вёл телевизионную передачу «В мире животных», затем, с 1995-го по 1997-й, – самостоятельно, и позднее четыре года демонстрировал нам телеверсию своих очерков «Окно в природу», телевизора в его квартире не было никогда. А когда получил в подарок, отдал дочери.
Писал всегда карандашом. А потом шёл с рукописями в стенографическое бюро и лично начитывал стенографисткам.
Очень забавно надписывал книги друзьям: обязательно рисовал себя лысого и птичку, несущую червячка в гнездо.
За честь в «Комсомолке» когда-то считалось ставить подпись с полным именем. А он всегда – только «В. Песков».
Когда спецкор «Комсомольской правды» Галина Сапожникова пожаловалась, что устала от бесконечных поездок, он ответил: «Галя! Пока можешь ездить – езди! Это же счастье!»
Сам Василий Михайлович, даря нам замечательные очерки и фотографии, побывал практически во всех уголках планеты, а уж на карте бывшего СССР неизведанных им мест и вовсе не осталось.
***
И ВОТ уже одиннадцать лет (он скончался в 2013-м, 12 августа), как моего «заочного» Учителя не стало. Свой прах Василий Михайлович завещал развеять на второй своей родине, на лесной тамошней опушке, которую даже сам выбрал. Коллеги так и поступили. Там, на памятном камне, – его слова: «Главная ценность в жизни – сама жизнь»…
Лев СИДОРОВСКИЙ

Василий Песков,
советский и российский писатель, журналист, путешественник и телеведущий
14 марта 1930—12 августа 2013

Помню с детства: как только в огородах поспевали подсолнухи, корзину каждого обвязывали легкой тряпкой — от воробьев. Так и стояли подсолнухи в пестрых платочках.
Поспевают вишни в саду — обязательно ставили чучело, тоже от воробьев. Ущерб урожаю в тех местах, где птицы хорошо плодятся и благоденствуют, может быть очень заметным, и потому, наверное, в названии воробья имеется слово вор. А вора, конечно же, надо бить, гнать. Я не помню, правда, чтобы воробьев избивали. Скорее их всегда прогоняли, пугали. И рядом с красноречивым «воробей» живет и другое русское слово: «воробушек».
Воробей, пожалуй, самая распространенная птица Земли.
Любопытно, каковы ее отношения с человеком в других местах? Тут будет уместно вспомнить два любопытных случая.

В Америке воробьев не было. И можно понять переселенцев старой обжитой Европы, когда в 1850 году кто-то из них догадался привезти в Америку «живые символы родины» — несколько пар воробьев. И сразу началось увлечение воробьями. Радость была всеобщей. Газеты посвящали серенькой птице целые полосы. Для нее строили специальные домики, фабриканты выпускали специальный воробьиный корм, поэты писали о птицах стихи. Каждый человек стремился оказать воробьям покровительство. Было образовано общество «друзей воробьев».
И воробьи размножались. Лет через десять от первых переселенцев появилось потомство в несколько миллионов.
Полчища птиц бесцеремонно пользовались «дарами гостеприимной земли», в садах пожирали ягоды, а потом набросились на поля.
И любовь сразу кончилась. Люди поняли, что пригрели лаской грабителя. С американским размахом закрутилась машина ненависти к воробьям. Газеты посвящали целые полосы истреблению птиц. Фабриканты выпускали хитроумные сети и яды. Правительство назначало награды за отстрел воробьев.
Война была хлопотливой и затяжной. Но, конечно, птицы в ней победить не могли. Лишенные покровительства и гонимые, воробьи сократились числом и в круговерти жизни заняли «полагавшийся им шесток».
Любопытная история с воробьями в Китае. Тут дело пошло на полное уничтожение. Было подсчитано, сколько в Китае живет воробьев, сколько пшеницы и риса они съедают. Получились крупные цифры. И всем стало видно: терпеть нахлебника невозможно. Войну с воробьями сделали национальной задачей. О воробьях много писали газеты.
Мальчишкам раздавались рогатки и другие убойные средства.
Апогеем войны был «всекитайский день борьбы с воробьями» весною 1958 года. «Весь Китай в городах и деревнях ночь и день колотил в тазы и кастрюли, свистел, крутил трещотки». Непрерывный шум держал птиц на крыльях. Но воробьи — никудышные летуны. Два десятка минут — и они валились на землю замертво. «Крыши домов, улицы, тротуары были усыпаны мертвыми воробьями».
После войны с мухами это была «новая большая победа».
Но прошел год, и на одном из высоких государственных совещаний о воробьях вспомнили и пожалели, что «победа была слишком большой». Оказалось, без воробьев катастрофически расплодились вредители виноградников и садов. Урожаю был нанесен огромный урон.
Так кто же он все-таки, воробей, — друг или враг? Не следует быть слишком категоричным. Живую природу опасно мерить жесткой меркой: друзья — враги. К живому подобает относиться разумно, не впадая в крайности, не подвергаясь ажиотажу.
Почему, несмотря на очевидный в иных случаях вред, воробей должен быть нами терпим? Во-первых, потому, что воробей не всегда наш нахлебник. Он бывает и нашим помощником. Присмотритесь внимательно: кроме зерен, воробей потребляет огромное число насекомых, особенно в пору, когда кормит птенцов. Стало быть, польза и вред уравнялись. Если мы вспомним к тому же, какую часть урожая мы теряем по бесхозяйственности, то обиды на воробьев покажутся вовсе второстепенными.

Есть и еще одно обстоятельство, заставляющее не гнать этих сереньких птиц. Жизнь человека, особенно в городах, все больше и больше отрывается от естественной жизни людей в окружении живой природы. Чириканье воробья среди огромных строений воспринимаешь как очень дорогой звук.

Василий Песков

Рейтинг

5 из 5 звезд. 3 голосов.