Жизнь Тамары. Учиться на ошибках. Из сети

— Мама, да что Вы? Не плачьте, всё будет хорошо, — приговаривал высокий седовласый мужчина, сам то и дело сглатывая тугой ком, словно застрявший в горле, и обнимая хрупкую, сухонькую старушку, которая беспрестанно вытирала какой-то скомканной тряпицей бегущие по щекам слёзы…

Эта трогательная сцена разыгралась на вокзале маленького городка, где бабушка Тамара жила последние полтора года…

Вокзальное начальство, несмотря на запрет пускать на ночлег различный, не отличавшийся благонадёжностью люд, закрывало глаза на постоянное присутствие её на самой дальней скамейке рядом с кадкой, в которой рос раскидистый гибискус…

Ведь история этой пожилой женщины в городке была хорошо известна и вызывала сочувствие у земляков.

А началось всё летом далёкого 1952 года, когда двадцатилетняя Томочка, красавица и хохотунья, готовилась к собственной свадьбе. Её серьёзный и немногословный жених Витя, шофёр местной машинно-тракторной станции, был старше на три года и уже отслужил в армии.

Перед невестой он робел, считая себя неровней Тамаре. В то время немногие жители их районного центра могли похвастаться наличием диплома о высшем образовании, а Витина избранница училась заочно в самой столице. Да ещё и будущая её профессия — химик — была пугающе непонятной и ещё больше заставляла уважать эту хрупкую девушку.

Жизнь виделась молодым счастливой и безоблачной. И только одно обстоятельство несколько омрачало предстоящую семейную идиллию: будущая свекровка, мать Вити, от невестки была не в восторге и отношения своего ни перед сыном, ни перед самой Томочкой не скрывала.

Сложно сказать, чем заслужила девушка такую немилость. Скорее всего, это была банальная материнская ревность. Впрочем, враждебное к себе отношение пожилой женщины счастливая невеста всерьёз не воспринимала, радовалась скорому замужеству, юности, своему счастью и просто каждому новому дню, жадно торопясь жить.

Да только не суждено было сбыться планам Томочки… Как-то в конце июля, засидевшись допоздна в гостях у подружки, возвращалась она домой. Ни о чём плохом девушка не думала — бояться в этом маленьком, знакомом с детства городке было некого.

Поэтому когда около зарослей кустарника рядом с заброшенным храмом грубые мужские руки неожиданно схватили её, она в первые секунды посчитала это чьей-то глупой шуткой.

Но быстро поняла, что розыгрышем здесь и не пахнет. Она отбивалась, насколько хватало сил, царапалась, кусалась, пыталась кричать, но дурно пахнущая ладонь до боли зажимала ей рот, не давая произнести и звука…

После случившегося Томочка закрылась дома. Синяки и ссадины быстро зажили, а вот душевная травма была куда глубже. Произошедшее быстро стало самой обсуждаемой среди местных кумушек новостью.

Нет, ворота дома, где жили Томочка с матерью, дёгтем никто не мазал, но косые взгляды, перешёптывания и даже откровенные плевки сопровождали родительницу девушки, тётку Клаву, стоило той только выйти на улицу. Потом и сама Тамара испытала на себе высокомерное осуждение земляков, когда — хочешь-не хочешь — пришлось ей выйти на работу.

Насильника нашли быстро. Им оказался Колька-Головорез, как звали в округе опустившегося бывшего зэка, не так давно освободившегося из мест заключения, где он отбывал срок за поножовщину в пьяной драке.

Отсидка не пошла ему на пользу: уже на свободе Колька был пару раз бит мужиками за мелкие кражи, которые позволял себе время от времени. Семьи у него не было, а плоть, видимо, требовала своего. В тот роковой вечер, выпив для храбрости, он и напал на девушку…

Вокруг Тамары словно образовалась полоса отчуждения. Порою она по несколько дней кряду не произносила вне стен дома ни слова. А вернувшись с работы, падала на кровать и замирала, изредка содрогаясь от беззвучных рыданий.

О свадьбе уже речи не шло. Бывший жених не счёл нужным даже поговорить с Томой, и это угнетало её сильнее остального. Глядя на мучения дочери, страдала и мать.

Как-то раз, набравшись храбрости, пошла она в дом несостоявшихся сватов, чтобы поговорить с Витей. В калитке столкнулась с Андриановной, матерью парня.

— Пошто, сватьюшка, дочку мою обижаете? Али виновата она в чём, что Витя твой теперь к нам и носа не кажет? — спросила Клавдия.

— А нам того не ведомо, виновата али нет, — по-базарному, с вызовом и нагловатым пренебрежением ответила Андриановна.

— Сын-от у меня, чай, не с дороги подобранный, чтобы на порченной девке жениться. Так что ступай себе с миром. Да и сватьей меня забудь звать. А Тамарке скажи: не про неё Витенька, другую невесту я ему сыскала.

Говорить дочери о своём визите Клавдия не собиралась, да та и без слов всё поняла…

Через пару дней, проснувшись вдруг среди ночи, словно кто в бок толкнул, услышала женщина скрип половиц в коридоре. Поднялась, вышла в сени и увидела Тамару, пытавшуюся приладить на крюк верёвку…

После того случая Тамара отгородилась стеной глухого отчуждения и от матери. Она жила, словно делая кому-то одолжение. Девичья красота как-то поблекла, увяла, и только ставшие ещё больше глаза, обрамлённые тёмными кругами, горели на лице, выражая потаённые мысли…

К середине осени Клавдия заметила, что дочь, прежде похудевшая и осунувшаяся, стала поправляться. Пристальнее наблюдая за Тамарой, она с ужасом поняла, что девушка беременна. Осознание этого факта привело ту в ярость…

В больнице, куда обратилась Тома, помочь отказались: аборты тогда были запрещены, да и срок уже получался немалый. Девушка бросилась к бабке Авдотье, которая слыла в округе знахаркой. Та дала каких-то травок, водички в пузырьке, однако процедуры эти нисколько не помогли. Тамара буквально выла от бессилия…

-Доченька, Христом-Богом молю тебя, оставь ребёночка, дитё-то безвинное, не губи, — на коленях умоляла Клавдия дочь.

— Ненавижу! — кричала та в ответ. — Ненавижу тебя и ублюдка этого! Зачем ты не дала мне повеситься? Куда я теперь с приплодом от насильника, сгинуть только…

Пересуды, примолкнувшие было со временем, с новой силой вспыхнули в городке. На Тамару, которая ходила с выпирающим животом, показывали пальцем, ухмылялись, посмеивались.

В начале апреля она родила тщедушного мальчонку. Акушерка сказала: не жилец. Однако дни шли, а ребёнок жил. Молодая мать решила отказаться от ненавистного сына.

И снова Клавдия опустилась перед дочерью на колени, умоляя: — Не бери греха на душу, выращу внучка. Думаешь, коли откажешься от него, люди болтать меньше станут? Нет, доченька, еще больше заклеймят тебя позором…

Выйдя из больницы, Тамара не оттаяла. К сыну не подходила, все заботы и хлопоты о нём легли на плечи Клавдии, которая была рада внуку, тетёшкалась с ним, баловала, что вызывало у дочери только раздражение.

Шли годы. Жизнь маленькой семьи потихоньку наладилась. Позор Тамары в городке подзабылся, она по-прежнему работала, только вот об учёбе больше не помышляла.

Лёнька, как назвала внука Клавдия — в честь своего погибшего мужа (даже отчество дала внуку мужнино — Иванович), рос шустрым мальчишкой, внешне был похож на Тамару, а вот характером — весь в бабку: такой же мягкий, ласковый, отзывчивый.

Да только все эти качества не трогали его мать. Ни одного доброго слова ни разу не сказала она ему, не приласкала, не потрепала по вихрастой голове.

А тот словно старался угодить родительнице: рано научился читать, как пошёл в школу — в учёбе был первым, по дому во всём помогал.

Но все его старания оставались незамеченными. Совсем худо стало мальчику, когда в одночасье померла Клавдия. Теперь не осталось никого, кто любил бы этого человечка…

Когда Лёньке исполнилось девять лет, Тамаре наконец-то повезло: встретила она своё женское счастье. На красивую молодую женщину обратил внимание приезжий начальник, который заменил прежнего на молокозаводе, где работала Тома.

Мужчина был со всех сторон завидным женихом: солидный, вдовый, бездетный, перспективный. Да и человеком он был неплохим. Расписались, жили сначала в старом доме Клавдии, потом молодым дали квартиру.

И уже в новой квартире Тамара второй раз стала матерью. На доченьку, которая родилась у неё, буквально обрушилась вся неизрасходованная до того времени материнская любовь. И имя она выбрала для девочки непростое — Инесса.

А вот Лёньке стало совсем неуютно. Его Тамара откровенно ненавидела. Отчим же, знавший историю появления на свет пасынка, относился к тому без враждебности, но подчёркнуто равнодушно.

Кое-как дождавшись своего пятнадцатилетия, парень сбежал из родного города в Мурманск, подался в мореходку.

После его отъезда Тамара просто расцвела. Ничто уже не напоминало ей о пережитом позоре. Она наконец-то была по-настоящему счастлива. Так прошло несколько лет.

У Тамары подрастала дочь — красавица, избалованная и залюбленная матерью. Городок к тому времени разросся, частные домишки потихоньку вытеснялись новостройками.

В одной из таких новостроек мужу Томы, работавшему в то время уже в райкоме партии, дали благоустроенную квартиру. Инесса ходила в школу. Особыми талантами или прилежанием она не блистала, но училась вполне сносно, учителя на неё не жаловались.

А вот одноклассники недолюбливали заносчивую девочку, всегда одетую лучше других и любящую это подчеркнуть. После школы девушка поступила в столичный вуз, но уже через год выскочила замуж за военного и уехала с ним к месту службы…

Тамара была несказанно рада счастью дочери. Ежемесячно она, урезая себя во всём, переводила молодым солидную сумму денег — чтобы они ни в чём не нуждались. Супруг, по натуре не жадный человек, всё же иногда ворчал, упрекая жену в излишней любви к дочке.

Но Тамара лишь отшучивалась, говоря, что это она себе на старость откладывает: мол, придёт время, всё сторицей вернётся…

В разгар перестройки Тамара вышла на пенсию. Муж её еще работал — по-прежнему по партийной линии. Ему совсем не нравились те изменения, которые происходили в стране. А в августе 1991-го, во время путча, у него случился инфаркт. Тамара, как за ребёнком, ухаживала за ним, но спустя несколько месяцев супруг скончался…

Дочь с зятем на похороны приехать не смогли… Они приехали только через год, уже насовсем. Инесса, привыкшая к обеспеченной жизни, не могла смириться с безденежьем, с неустроенностью, с проблемами.

Мать, как могла, старалась помочь своей ненаглядной девочке. Она садила большой огород рядом с родительским домом, который за долгие годы невостребованности осел и покосился. Всё золото, которое за время совместной жизни было подарено ей мужем, она переносила в скупку.

Но Инесса всё равно была недовольна. Она подбила мужа заняться бизнесом, потребовались деньги на раскрутку. У Тамары были кое-какие сбережения — всё пошло дочери.

Зять оказался человеком предприимчивым, и вскоре его дело стало приносить неплохой доход. В квартире сделали ремонт, купили машину, потом вторую. Казалось бы, живи да радуйся…

Но Тамара все больше понимала, что в семье дочери она чужая. Инесса уговорила мать переписать на неё квартиру, чтобы, в случае чего, мол, не таскаться по нотариусам. Как только со всеми формальностями было покончено, Тамаре предложили… уйти.

— Куда же я пойду, доченька? — сквозь слёзы спросила она. — Материн дом-то совсем развалился… Но уйти пришлось. Образ жизни жены успешного бизнесмена не подразумевал присутствия рядом с Инессой престарелой, больной матери…

Так под старость лет оказалась Тамара в полуразвалившемся доме, с копеечной пенсией, без какой-либо помощи…

Промучавшись зимы три, поняла она, что здесь жить невозможно. А когда весной вместе с талым снегом сползла и крыша, Тамара перебралась на вокзал…

…Лёнька, точнее, Леонид Иванович, отставной офицер морского флота, сам уже трижды отец и дважды дед, о судьбе матери узнал из переписки с одноклассником, которого отыскал в социальной сети.

Не раздумывая ни минуты, он по-военному чётко скомандовал жене: едем к маме. Собрались за считанные часы. И уже спустя сутки с небольшим они сходили на перрон города, бывшего для Леонида родным…

Он напряжённо, с плохо скрываемым волнением, вглядывался в окна вокзала, стараясь увидеть там не забывшийся со временем силуэт…

Встреча была настолько неожиданной для Тамары, что она долго не могла взять в толк, чего от неё хочет этот статный мужчина…

А поняв — расплакалась. …Уезжали все вместе на следующий день. Леонид намеревался было уехать на первом же поезде, идущем в обратном направлении, но Тамара попросила отсрочки.

Переночевав в гостинице, утром она впервые в жизни пошла в храм — в тот самый, рядом с которым и началась вся эта история.

Чтобы попросить у Господа прощения за всё, что она сделала, и за всё, чего не сделала для сына. И поставить свечку за свою непутёвую дочь…

А ещё пообещала она, что каждый день будет вставать перед сыном на колени, просить прощения уже у него, чтобы, когда придёт время, уйти из этой жизни спокойно…

Из сети

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.