А знаете ли вы, какой Филька скрывается за выражением «Филькина грамота»? Да-да, Филипп существовал в реальности. И кстати, был одним из умнейших людей своего времени. Ведь был он… митрополитом Московским и всея Руси!
Филипп II жил во времена Ивана Грозного. Когда русский царь ввёл опричнину, наводившую ужас на всё государство Российское, митрополит активно выступил против опричного террора. В 1568 году противостояние переросло в открытый конфликт между царём и духовной властью. Митрополит был лишён сана и сослан в Тверской Отроч Успенский монастырь.
В своих многочисленных посланиях к царю – грамотах – Филипп II стремился убедить Грозного распустить опричнину. Строптивого митрополита Грозный уничижительно называл Филькой, а его грамоты – филькиными грамотами.
Закончилась история трагически. 23 декабря 1569 года Малюта Скуратов задушил 62-летнего непреклонного старца.
Из сети
Иллюстрация: Н. В. Неврев, «Митрополит Филипп и Малюта Скуратов».
Константин Маковский был очень модным живописцем. Его наследие невероятно велико.Был период,когда художник увлекся обычаями древней Руси и рисовал картины на эту тему. На приведенной картине мы видим молодую девушку, одетую в традиционную русскую праздничную одежду. Женский костюм в XV — XVII столетиях был чрезвычайно красивым.
Впечатляет особая красочность этого одеяния. Рубаха носила характерное название – красная. Это свидетельствовало не о ее цвете, а о том, что одежда красивая. Рукава при этом обязательно продевались в специальные прорези на верхней одежде. Именно поэтому данный предмет одежды был крайне значим. На рубаху надевался опашень, так называлось длинное платье со свободными рукавами. Воротники не пришивались непосредственно к одежде. Для их украшения использовались роскошные шелка и всевозможный жемчуг. Такой особый воротник носил название ожерелье. В качестве головного убора для праздника использовался кокошник. Его твердую часть пришивали к шапочке, которая обязательно закрывала всю голову. Для украшения кокошника применяли разноцветное стекло и жемчуг. К самой вершине обязательно прикреплялось кисейное покрывало, оно свободно ниспадало на плечи. К. Маковский максимально точно изображает этот роскошный костюм русских женщин. Героиня одета в традиционную рубаху с мастерски расшитыми зарукавьями. Важное значение имел головной убор. Девушки по традиции носили косу. В нее обязательно вплетались изящные нити жемчуга и разноцветные ленты. К. Маковский изображает боярышню в праздничном венце, который сзади обычно был завязан лентой. Впечатляет такой великолепный наряд русских женщин — художник стремится передать все детали наряда с особой точностью. Перед нами молодая девушка с правильными чертами лица. Можно почувствовать, что К. Маковский любуется ею и стремится передать это особое восприятие зрителям.
Очень любил художник рисовать боярышень. Чернобровые, с длинными опущенными ресницами, меланхоличные или задорные, в кокошниках разной формы, с бантами, серьгами, ожерельями, они составили целую галерею русских красавиц. Одни из этих головок вошли в различные «боярские» картины художника, другие существовали сами по себе.
Поцелуйный обряд показан на этой картине. Наиболее красочно его описал барон Майерберг, побывавший в Москве в 1661 году. В конце обеда, когда гости уже поели, муж вызывал жену или дочь. Она приходила в сопровождении еще нескольких женщин и приносила мед, притом первый глоток отпивала сама.
И если высоких гостей было несколько, то каждому она приносила новый кубок с напитком и только в новой одежде. После угощения всех важных гостей женщина становилась у стены и с потупленным взглядом, ждала от них ответных поцелуев. Константин Маковский «Чарка меду.» Около 1890 г. Частное собрание.
У меня сосед есть, Дима. Худенький такой и длинненький, как верёвочка. Я его раньше не знал, хотя живу в этом доме уже двадцать лет.
А не знал не потому, что внимания не обращал, а потому, что Димы просто не было. Он недавно появился. Относительно. Потому что женился на Ленке и «пришёл в примаки». У нас в России так называют зятя, когда он живёт в доме жены. И к таким всегда отношение было чуть презрительное и высокомерное: ну, и что же это за мужик, который и дома своего не построил, а за бабий счёт проклажается!..
Презирать Диму я не могу, потому что он мне нравится.
Ленка росла всегда девкой-гром. Была одной из заводил во всех дворовых играх, дралась с пацанами, ругалась матом (громко, на весь двор! Я слышал!) А когда стала подрастать, то убегала с мальчишками, с которыми вчера ещё дралась, за гаражи и там – ку-ри-ла (самозабвенно так, в затяг! Я видел!)
Вот на этой самой Ленке Дима и женился.
Правда, к моменту встречи с Димой, она уже превратилась в того самого андерсеновского лебедя: стройная, сероглазая, невысокая девушка с длинными волосами.
Когда сыграли свадьбу, Наталья, Ленкина мать, съехала с квартиры и перебралась к своей матери, живущей в нескольких остановках от нашего дома, а квартиру отдала на откуп молодым, чтобы жить начинали сразу по-человечески, а не с раскладушек в девятиметровой комнате в коммуналке, где живут ещё двенадцать семей, каждая из которых в туалет ходит со своей лампочкой и своим же кружком для унитаза.
Вот и начали они…
Ленку я почти не вижу – вся в домашних делах, из дому почти не выходит. Зато Дима раз по двадцать на дню мелькает в подъезде. То он выносит мусор, то с собакой гулять выходит.
Им на свадьбу подарили щенка (это надо же придумать!) До породы там не доберёшься: длинное пятнистое тело на коротких кривеньких ножках и лихо закинутый на спину хвост. Зовут его Зельдик, и он очень горластый: малейший шум в подъезде – Зельдик тут же начинает омерзительно визжать (в азарт впадает сразу, с пол-оборота!) за дверью.
Вот из-за Зельдика мы с Димой и познакомились. Однажды они спускались вниз на прогулку, а я возвращался с работы. Зельдик, естественно, бурно выразил неудовольствие по поводу того, что по подъезду, кроме них с Димой, ещё кто-то ходит. Дима засмущался, начал говорить псу что-то строгим голосом и виновато, стыдясь за невоспитанность собаки, поздоровался со мною. Я сказал, что собак не боюсь, а Зельдик мне даже очень нравится. Дима улыбнулся обезоруживающе молодо и, сияя глазами, сказал:
— Красавец, правда?
«Красавцем» в его понимании был не я, а Зельдик. И Дима вскинул глаза на меня, чтобы услышать и увидеть от меня и во мне подтверждение своим словам…
Как вам сказать… Фантазия у меня, конечно, достаточно богатая… Но даже при сильном её напряжении я бы не смог искренне согласиться в этом с Димой (представьте себе актёра Алексея Панина, только, когда он – собака, и вы поймёте, как выглядит Зельдик).
Я что-то промямлил в ответ, но с тех пор стали мы с Димой здороваться. И с каждым днём он мне всё больше и больше нравился. Дима водит поезда в метро. Работа, сами понимаете, у него тяжёлая. Отдыхать нужно много. Вот он и отдыхает…
В свободное от работы время он благоустраивает их с Ленкой дом: меняет двери, что-то всё время сверлит и приколачивает. Им привозят какие-то коробки, а потом Дима их выносит на мусорную свалку. Потом он ходит в магазин и, встречая меня там, предлагает донести и мои пакеты с провизией.
А некоторое время спустя я увидел, как он тащит вниз по лестнице коляску, а в руках у него крошечный свёрток. Я спросил, что это. Дима гордо поведал, что это его дочь Евгения Дмитриевна. Когда я заглянул в верхнюю, чуть приоткрытую часть упаковки, то увидел сморщенное личико красного цвета с плотно зажмуренными глазами. Евгения Дмитриевна изволили почивать, пока их восторженный родитель пытался совершить необходимый для здоровья наследницы моцион.
А спустя год они уже гуляли во дворе, и Дима держал Евгению за ручку, а другой рукой катил впереди себя коляску, в которой покоился только что народившийся Вадим Дмитриевич.
И мне казалось, что со временем Дима делается всё радостнее и радостнее, всё чаще и чаще вижу его то в подъезде, то во дворе, когда он благоустраивает жизнь своих детей и невидимой Ленки. Однажды я спросил его, как она? И почему совсем перестала появляться?
Дима посерьёзнел сразу и ответил:
— Да мама у неё болеет всё время. А тут ещё и бабушка слегла. Она с работы — и сразу к ним. А мы вот с ребятами дома…
Потом глянул на вертевшегося у ног Зельдика, тот сел и тоже, как дочка, прижался к Диминым ногам. Я хотел ему посочувствовать, спросить, может, какая-то помощь нужна от нашей семьи. Но тут Дима посмотрел мне в глаза. И я увидел!
Передо мною стоял а б с о л ю т н о с ч а с т л и в ы й ч е л о в е к, который живёт своей жизнью, находится прямо внутри её течения, а не наблюдает за нею со стороны. А когда плывёшь в самОм потоке реки, то начинаешь чувствовать себя её частью…
Мари́я Склодо́вская-Кюри́ — польская и французская учёная-экспериментатор, педагог, общественная деятельница. Первая женщина — преподавательница Сорбонны. Удостоена Нобелевских премий по физике и по химии, является первой женщиной — нобелевским лауреатом в истории и первым дважды нобелевским лауреатом в истории. Первая женщина — член Парижской медицинской академии. Участвовала в создании Институтов Кюри в Париже и в Варшаве. Совместно с мужем, Пьером Кюри, и Анри Беккерелем является первооткрывательницей радиоактивности и автором термина «радиоактивность». Совместно с мужем открыла элементы радий и полоний. Пьер и Мария Кюри наряду с Анри Беккерелем также являются первыми французами — нобелевскими лауреатами в области физики. Википедия Родилась: 7 ноября 1867 г., Варшава, Российская империя Умерла: 4 июля 1934 г. (66 лет), Франция
Имя этой женщины навсегда вошло в историю — знаменитый химик и физик, дважды лауреат Нобелевской премии. Но она вовсе не была ученым сухарем или синим чулком. В ее жизни были и обычные женские радости — любовь, семейное счастье, дети… 7 ноября 1867 года в Варшаве в семье Склодовских появилась на свет дочь Мария. Отец девочки окончил Петербургский университет, преподавал физику и математику, мать держала женский пансион, в котором учились девушки из самых лучших семей, и воспитывала своих детей.
В раннем детстве Мария не знала больших печалей и огорчений — большая дружная интеллигентная семья, любящие родители, материальный достаток. Но затем судьба начала преподносить удары Склодовским. Мать заболела чахоткой, отца уволили с работы и выгнали с казенной квартиры.
Кроме того, отец вложил все свои сбережения в сомнительное предприятие, которое разорилось. В когда-то состоятельной семье начались серьезные проблемы. Отец старался заработать репетиторством, но получал слишком мало — денег не хватало даже не еду. А затем последовали еще более страшные удары: скончалась Зося — сестра Марии, а спустя два года умерла мать…
Мария, несмотря на все трагедии, всегда оставалась лучшей ученицей гимназии, и в 1883 году окончила ее с золотой медалью. Но ее блестящие знания и острый ум не давали ей права поступать в университеты — женщинам путь в высшие учебные заведения был закрыт.
Свое образование Мария продолжила в так называемом «Вольном университете», который посещали молодые люди и эмансипированные девушки. Это было подпольное учебное заведение, в котором читали лекции профессора из настоящих университетов. Мария здесь знакомилась с естественными науками, историей и социологией. Лекции читали тайком, на квартирах кого-либо из учащихся и преподавателей. В «Вольном университете» много говорили о свободе, равенстве, братстве, польском патриотизме…
«Вольный университет» оказал большое влияние на Марию Склодовскую. Позже она написала: «Живо помню теплую атмосферу умственного и общественного братства, которая тогда царила между нами.
Возможности для наших действий были скудны, а потому и наши достижения не могли быть значительными; но все же я продолжаю верить в идеи, руководившие в то время нами, что лишь они способны привести к настоящему прогрессу общества. Не усовершенствовав человеческую личность, нельзя построить лучший мир.
С этой целью каждый из нас обязан работать над собой, над совершенствованием своей личности, возлагая на себя определенную часть ответственности за жизнь человечества; наш личный долг — помогать тем, кому мы можем быть наиболее полезны».
И Мария действительно отдавала все силы самосовершенствованию — она стремилась узнать как можно больше, читала тысячи книг. Старшая сестра Марии Броня также стремилась к знаниям. Девушки мечтали об учебе в Сорбонне, но об этом не могло быть и речи — финансовые дела Склодовских были очень плохи. Но, тем не менее, Броня отправилась в Париж, благодаря Марии, которая решила устроиться гувернанткой и все деньги отсылать сестре. Сестры решили, что когда Броня получит образование, то в свою очередь поможет Марии.
План показался сестрам блестящим. Мария очутилась в семействе варшавского адвоката. Жизнь быстро показала, что девичьи мечты далеки от реальности.
Девушка была в шоке от жизни в чужой семье, где «на людях изъясняются по-французски, по полгода не платят по счетам, зато сорят деньгами».
Она вынуждена была искать другое место — в провинции. Приютившее ее семейство оказалось вполне порядочным. Здесь Мария могла заниматься интересовавшими ее науками, но жизнь в глуши казалась ей тоскливой. «Сплетни, сплетни и еще раз сплетни. Я веду себя примерно, хожу в костел, никогда не говорю о высшем образовании для женщин. Что касается молодых людей, то среди них немного милых, а еще меньше умных».
Но, тем не менее, один из этих молодых людей, сын хозяев дома, влюбился в Марию, и она ответила ему взаимностью. Это сделало ее положение ужасным — родители молодого человека сразу окружили неприязнью гувернантку, холодно разговаривали с ней и постарались удалить сына от влюбленной девушки.
Мария в то время писала сестре: «Каковы мои планы на будущее? Они отсутствуют, или, вернее говоря, они есть, но до такой степени незатейливы и просты, что и говорить о них нет смысла: выпутаться из своего положения, насколько я смогу, а если не смогу, то проститься со здешним миром — потеря невелика, а сожалеть обо мне будут так же недолго, как и о других людях.
В настоящее время никаких иных перспектив у меня нет. Кое-кто высказывает мысль, что, несмотря на все, мне надо переболеть той лихорадкой, которую зовут любовью. Но это совсем не входит в мои планы. Если когда-то у меня и были другие планы, то я их погребла, замкнула, запечатала и позабыла — тебе хорошо известно, что стены всегда оказываются крепче лбов, которые пытаются пробить их»…
Между тем оставить работу девушка не имеет права — ей хорошо платят, и на ее деньги получает образование сестра в Париже… В таких ужасающих условиях и страданиях прошло три года, и Мария, наконец, смогла уехать в Париж. Ее сестра вышла замуж во Франции и написала Марии, что приглашает ее к себе и поможет получить образование.
Мария, наконец, отправилась в Париж и оказалась студенткой факультета естествознания. Жизнь ее в те годы была полна лишений — чтобы не быть обузой для сестры, Мария сняла дешевую комнату в Латинском квартале. Питалась она ужасно, несколько раз падала в голодные обмороки. Но при этом была счастлива — наконец она может наслаждаться учебой и любимым делом! Она занималась с утра до ночи, забывая порой обо всем на свете… Молодые люди ухаживали за Марией, но она никому не отвечала взаимностью — любовь к науке пересиливала в ней все. Так продолжалось до тех пор, пока она не встретила Пьера Кюри, молодого и талантливого ученого. «Когда я вошла, он стоял в проеме балконной двери. Он показался мне совсем молодым, хотя к тому времени ему уже исполнилось тридцать пять лет.
Я была потрясена выражением его светлых глаз и ощущением какой-то неприкаянности, исходившим от его высокой фигуры. Его речь, чуть медлительная и задумчивая, его простота, его серьезная и одновременно юношеская улыбка вызывали доверие. Между нами сразу же завязался разговор, очень скоро ставший дружеским; мы говорили о кое-каких научных вопросах, по поводу которых мне было очень интересно узнать его мнение»…
Вскоре выяснилось, что молодые люди подходят друг к другу как половинки одного целого: «Хотя мы родились в различных странах, наши мировоззрения оказались удивительно родственными. Несомненно, это было из-за общности той духовной среды, в которой мы росли в наших семьях». Кюри, до этого считавший женщин глупыми кокетливыми созданиями, увидел, что женщина может быть подругой, помощницей и немедля сделал предложение Склодовской.
Молодожены поселились в маленькой квартирке и были полностью счастливы. Они занимались наукой, совершенно не замечая, где они живут, или что они едят…
В 1897 году появилась на свет их дочь Ирэн. Рождение дочери совершенно не изменило уклад жизни супругов — им как раз предоставили лабораторию для исследований, и они проводили в ней все время. В 1904 году у Кюри появилась еще одна дочь — Ева.
Обе дочки вспоминали свое детство как самое светлое и чудесное время в их жизни. Остается только удивляться, как удалось их родителям совместить воспитание дочерей и свои открытия, сделавшие переворот в науке и заслужившие Нобелевскую премию.
Может быть, все дело было в любви, которую испытывали друг к другу Пьер и Мария. «Все сложилось так и даже лучше, чем я мечтала в начале нашего союза. Во мне все время нарастало восхищение его исключительными достоинствами, такими редкими, такими возвышенными, что он казался мне существом единственным в своем роде, чуждым всякой суетности, всякой мелочности».
Но эта идиллия рухнула в 1906 году, когда Пьер погиб под колесами грузовой фуры… После его смерти Мария начала вести дневник: «Пьер, мой Пьер, ты лежишь там, как будто раненый с забинтованной головой, забывшийся сном. Лицо твое кротко, ясно, но, погрузившись в сон, ты уже не можешь пробудиться. Те губы, которые я называла вкусными, стали бескровны, бледны. Твоих волос не видно, они начинаются там, где рана, а справа, ниже лба, виден осколок кости. О! Как тебе было больно, сколько лилось из тебя крови, твоя одежда вся залита кровью. Какой страшный удар обрушился на твою бедную голову, которую я гладила так часто, держа в своих руках. Я целовала твои глаза, а ты закрывал веки, чтобы я могла их целовать, и привычным движением поворачивал ко мне голову»… Этот дневник был наполнен отчаянием, но только в нем Мария позволяла себе предаться разрывавшему ее горю. Внешне она казалась несгибаемой — спустя полгода после гибели мужа она стала первой женщиной-профессором в Сорбонне. Она продолжала свои исследования, получила еще одну Нобелевскую премию…
Умерла Мария Склодовская-Кюри 4 июля 1934 года от лейкемии — работа с радиоактивными веществами подорвала ее здоровье. Ее похоронили вместе с мужем…
