Прошло много лет, но Таня помнит: растрёпанная мама в распахнутом халатике хватает её любимую куклу и с маху лупит папу по голове: хрясь! Кудрявая пучеглазая голова с лимонными волосами отлетает от пластикового туловища, катится по полу, пропадает под диваном. Папа кричит плохие слова, мама визжит, рвёт Таню на себя за руку, папа – за вторую. Больно, ааааа!
Мама с Таней бежит в туалет, защёлкивает дверь, кричит плохое, плохое! Папа лупит снаружи. Сначала громко, потом – страшно. Дверь трясётся, на голову сыплется какая-то крошка. Таня рыдает, мама больно стукает по затылку: «Замолчи, дура, соседей поднимешь!»
Лампочка на потолке гаснет – папа снаружи щёлкнул выключателем. Страшно. Мама верещит: «Витя, ты пугаешь ребёнка!» И больно-больно, душно прижимает Таню к себе.
Бабушка говорит, что мама ушла от «этого козла». Козёл – это папа. Что папа плохой, что папе лишь бы обижать маму и пороть Таню. У папы чёрное плохое сердце, говорить и спрашивать про него не надо, а то мама и бабушка с дедушкой расстроятся, понятно?!
Тане не понятно. Папа вдруг приезжает в бабушкин двор на велосипеде, сажает Таню на раму, везёт в центр, угощает мороженым и ведёт на мультики. Вечером высаживает, где забирал, и уезжает.
Бабушка и мама кричат, бьют Таню по лицу, обзывают «тварью» и «предательницей», потому что «нормальная девочка никогда бы не уехала с кем попало» не спросив разрешения. Таня плачет, Тане так и надо.
Таня живёт у бабушки всю весну, лето и осень. Бабушка называет её «наказанием» и «отродьем». Бабушка говорит, что мама выходит замуж за своего «партийца» и теперь Таня – бабушкин крест. Что мама променяла и «снова забрюхатела». А бабушка не подписывалась.
И что Таня – обуза, которую надо сдать в детдом. Детдом Тане показывали через забор. Похоже на детский сад. Но всё равно страшно и не хочется.
Дедушка слушает, молчит, вздыхает, не вмешивается, потому что старый дурак. И гладит по голове, когда никто не видит.
Мама иногда приезжает. У неё большой живот и дядя Серёжа. Бабушка угощает дядю блинами с мясом. Улыбается, расспрашивает. А потом, проводив, кричит на Таню. Потому что двоих уже вырастила, а на третьего ублюдка не подписывалась.
Снова приезжает папа. Спорит с бабушкой в дверях, все ругаются. Таню выволакивают из дальней комнаты за плечо и кричат, чтобы сказала, что не хочет его видеть. Таня говорит. Папа улыбается, как злая собака, поднимает голову Тани за подбородок, смотрит в глаза и говорит: «Вся в мать».
Дверь хлопает. Бабушка зовёт пить чай. Без капризов и с вареньем.
Ночью Таня беззвучно рыдает в подушку, так, что к утру начисто пропадает голос и болят уши. Бабушка сердится, говорит деду, что «это всё из-за этого козла, не надо было на порог пускать, ты, старый, не смотришь, кому открываешь».
Таня знает: у мамы родился мальчик. Таня переезжает к маме и дяде Серёже, потому что «надо маме помогать, ты же старшая».
Таня катит коляску по улицам, про себя заклиная, чтобы опять не отвалилось колесо. В прошлый раз это случилось возле самого дома, еле-еле дотащила, помогла какая-то тётенька. А мама очень ругалась и хлестала по щекам, потому что надо смотреть, что делаешь.
А сейчас стоять на молочную кухню надо. Там по бумажке: творожок, кефир, бульон и протёртое мясо. И специальные бутылочки на обмен. Если их потерять, то еду для Мишки не дадут. В прошлый раз бутылочки лежали в корзинке под коляской, их отобрали мальчишки, мама драла и ругалась.
Сейчас бутылочки и баночки спрятаны под клеёнчатой накидкой коляски, у Мишки под боком.
Надо ещё загадать, чтобы Мишка не орал, пока она будет стоять в очереди внутри. Потому что если заорёт, тётки из очереди на неё накинутся, будут стыдить и спрашивать, чья она такая, и куда смотрит мать на такую плохую няньку.
Иногда к «молочке» приходит папа. Здоровается, расспрашивает, как живут мама и дядя Серёжа. У папы тоже родился мальчик. Поэтому к нему пока никак нельзя. Но когда Таня вырастет и сможет решать сама, она непременно к нему придёт.
Таня качает коляску замёрзшими руками. Таня знает, что при папе надо называть дядю Серёжу дядей Серёжей, при маме – папой, при бабушке – партийцем.
Тане ещё надо в булочную, в овощной и в молочный. И чтобы хлеб был нормальный, свежий. А злая тётка из овощного не подсунула огромную свёклу и не кричала. И чтобы молоко не кислое и бидончик не пролился. Тане семь лет, почти восемь.
Совсем взрослая кобыла, ещё бы толк был.
Автор — Зоя Атискова
Автор публикации
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.