В их общей судьбе было полвека любви и полвека балета. Екатерина Максимова и Владимир Васильев потрясали зрителя своим талантом и подкупали невероятной гармонией взаимоотношений. Несмотря на такие разные характеры и темпераменты, они всегда были единым целым — и в танце, и в жизни. И были всегда вместе, пока смерть не разлучила их.

Они познакомились в 1949 году, когда оказались в одном классе балетной школы. Именно в то время начала проявляться и их взаимная симпатия. Хотя любовью с первого взгляда назвать это было никак нельзя. Они очень долго присматривались друг к другу.

А потом он вдруг понял, что эта маленькая, хрупкая, очень симпатичная девочка заняла все его мысли. Он не мог думать ни о ком и ни о чем. Он стал провожать ее из школы домой и очень расстраивался, что дорога так коротка. Ему хотелось все время быть рядом с ней, смотреть в эти бездонные глаза, прикасаться к руке. А на занятиях он старательно отводил от нее взгляд, стараясь не выдавать чувств, что бушевали у него внутри.

После окончания Московского хореографического училища их обоих приняли в труппу Большого театра, где у Екатерины сразу же появились сольные партии. А он изо всех сил старался показать, что он не хуже, что он тоже талантлив.

Они всегда были очень разными. Владимир Васильев горячий, эмоциональный, а Екатерина Максимова спокойная, сдержанная, даже замкнутая. Ее называли главной молчуньей Большого театра, потому что она ни при каких обстоятельствах не участвовала в театральных интригах.
В 1961 году они расписались. И после ЗАГСа отправились каждый к себе домой. Своего жилья у пары в то время еще не было. Позже им дадут комнату в общежитии, потом в коммунальной квартире.

А пока они, влюбленные и счастливые, летят в Париж. На премьеру картины «СССР с открытым сердцем», которая рассказывала о творческом дуэте Кати и Володи. В фильме не была рассказана их настоящая история любви, но она явно читалась в их игре.

По сути, это была заграничная командировка двух актеров, но они сами посчитали ее подаренным государством свадебным путешествием в самый романтичный город.

Любовь на сцене и в жизни

Их вообще не боялись отправлять в зарубежные турне. Их супружеская пара считалась одной из самых благонадежных. И секрет тут был совсем не в политических пристрастиях. Они за границей могли добиться невероятного успеха, но в Москве была вся их жизнь. Были друзья, родные, был любимый театр. Без всего этого они вряд ли могли бы прожить, а вот без высоких гонораров вполне жили.

Их дом всегда сиял чистотой и встречал их уютом благодаря маме Екатерины, Татьяне Густавовне. Она стала не только хранителем их теплого дома, а еще и помощником во всех делах. Она отвечала на телефонные звонки, разбирала почту, согласовывала встречи и распределяла приглашения на их спектакли.

Екатерина и Владимир постоянно были в театре или на гастролях. Они объездили 120 стран, неизменно собирая аншлаги на своих выступлениях. Королева Великобритании восхищалась этим непревзойденным дуэтом, ей вторили монархи других стран.

Они могли в танце передать все нюансы чувств, полутона эмоций. Мастерство и талант этой удивительной пары не переставали удивлять зрителей на протяжении всей их балетной карьеры.
Еще они умели разграничивать работу и личные отношения. На репетициях Катя и Володя могли ссориться до хрипоты в поисках наиболее верного решения, кричать друг на друга, хлопать дверью, не сумев доказать своей правоты. Но с репетиции они неизменно уходили, держась за руки, оставляя споры для работы, а любовь – для жизни.

Когда Катя получила травму позвоночника, Володя не просто ухаживал за супругой. Когда она мучилась от страшных болей и не могла попасть на прием к хорошему специалисту, он оказался на приеме в Кремлевском дворце. В отчаянии он обратился к присутствующим не с заздравной речью, а с призывом о помощи. Уже на следующий день Екатерину определили в Кремлевскую больницу, где доктор Лучков совершил настоящее чудо, поставив актрису на ноги.

В самом начале их совместной жизни Владимир нечасто признавался Кате в любви. Казалось, что все и так понятно. Однако с годами он заметил, как расцветает его любимая, услышав слова признания. Он стал говорить ей о своих чувствах постоянно.

Екатерина всегда и во всем чувствовала его надежность. Она была уверена в том, что он никогда не подведет, не предаст. Когда она впервые вышла на сцену после травмы, он весь спектакль танцевал в пол-оборота к ней. Чтобы все время держать ее в поле зрения и подхватить, поддержать, помочь в нужный момент. Впрочем, точно так же он и жил: чтобы успеть помочь.

Но он не смог удержать свою Катю, когда она ушла в вечность. Известие о кончине супруги застало его в Италии. Во сне у Кати остановилось сердце. Ему казалось, что жизнь закончилась с ее уходом. Спасла от безысходной тоски его работа. Он ставил вечера и исповедальные балеты в память о своей супруге. Она живет в его сердце, как и его любовь к ней.

Екатерина Максимова и Владимир Васильев создали потрясающий творческий и семейный дуэт. Каждое их выступление было настоящей одой любви.

Из сети

ВЗЛЕТЫ И ПАДЕНИЯ ВЕЛИКОЛЕПНОГО МАРИСА

Двадцать лет назад скончался великий танцовщик, народный артист СССР, лауреат Ленинской премии Марис ЛИЕПА.

Он ушел в пятьдесят два года, почти как Рудольф Нуреев. С тем лишь различием, что обреченный Нуреев спасался творчеством – танцевал, ставил балеты, дирижировал оркестром.

Лиепа же в расцвете жизненных сил и таланта практически остался не у дел. Мне посчастливилось близко познакомиться с Марисом Лиепой за год до его безвременной кончины. Тогда он принес в издательство свою книгу "Я хочу танцевать сто лет".

Сегодня хочется вспомнить основные вехи жизни этого выдающегося артиста и попытаться разобраться в трагедии художника.

Марис-Рудольф Эдуардович Лиепа родился в тогда еще буржуазной Риге 17 июля 1936 года. Профессиональное образование начал получать в Рижском хореографическом училище, а завершил его в Москве, в классе замечательного мастера мужского танца Николая Тарасова. Столицу он брал штурмом. Четыре года оттанцевал в Музыкальном театре имени К.С.Станиславского и Вл.И.Немировича-Данченко.

– Это был удивительный партнер, – рассказывала мне солистка этого театра, народная артистка РСФСР Элеонора Власова.

– Мы танцевали с ним главные партии в балетах "Жанна д'Арк", "Корсар", "Лебединое озеро", "Эсмеральда"… Сейчас почему-то принять считать, что Марис был заносчивым и скандальным человеком. Смею не согласиться с этим. Да, он был не прост. Простите, и я не сахар. А танцовщик был идеальный. Я вам заявляю это с полной уверенностью – мне довелось танцевать со многими партнерами и есть, с кем сравнивать. А потом не надо "педалировать" человеческие недостатки, необходимо видеть в художнике главное – его искусство.

Лиепа всегда мечтал о Большом театре (а кто из артистов не желает попасть в эту Мекку оперы и балета?!). И при содействии Майи Плисецкой его принимают в первый театр страны. Он станцует всю классику балета: "Жизель" (Альберт), "Спящая красавица" (Дезире), "Роме и Джульетта" (Ромео), "Лебединое озеро" (Зигфрид), а когда балетную труппу возглавил Юрий Григорович, он будет первым исполнителем партии Ферхада в "Легенде о любви" (1965).

Но оглушительный успех ждал его через три года, когда Ю.Григорович поставил балет "Спартак", а Лиепа гениально станцует Красса. Это был триумф не только композитора Арама Хачатуряна, хореографа, художника Симона Вирсаладзе, но и исполнителей главных партий – Владимира Васильева, Михаила Лавровского, Мариса Лиепы, Екатерины Максимовой, Натальи Бессмертновой, Нины Тимофеевой.

Все перечисленные джентльмены получат Ленинскую премию. Дамы – сущая дискриминация – останутся без наград. 28 марта 1982 года я видел, с какой огненной энергией Лиепа танцевал Красса. Как потом оказалось, Марис Эдуардович вышел в этом балете последний раз. Эта роль прославила его на весь мир. Она же его и погубила. Собственно, всю жизнь Лиепы можно разделить на две части: до Красса и после.

Марис Великолепный, Марис Удачливый, Марис Богатый, Марис Всемогущий – так, по римской традиции, впору было его именовать в годы триумфа. На фоне брежневской Москвы он выглядел истинным аристократом – холеный, благоухающий дорогим французским парфюмом, безукоризненно воспитанный, безупречно одетый. К внешнему блеску прилагались роскошная квартира в центре Москвы в Брюсовом переулке, невиданные в столице иномарки, коллекция антиквариата и золотых украшений, красавица жена и дети-ангелочки.

Лиепа проиграл, когда уверовал в свою гениальность и счастливую звезду. Надменный триумфатор Красс стал вторым "я" артиста. Во всех ролях с 1968 года угадывался лик этого балетного персонажа.

Но с годами ролей в Большом становилось все меньше и меньше. Ю.Григорович в свои постановки не брал, предпочитая более молодых исполнителей. Майя Плисецкая предложила ему станцевать Вронского и Каренина в балете "Анна Каренина". Да и сам Лиепа ставит балеты – "Видение розы", "Дон Кихот", но не в Москве. Вот этого Григорович никому не позволял.

Куда удачнее шли дела в кино. М. Лиепа ставит картину "Музыка к дню рождения". Он танцует в фильмах-балетах "Гамлет", "Спартак", "Галатея", а параллельно преподает в Московском хореографическом училище.

А также ставит танцы в художественном кинематографе: фильмы "Четвертый", "Детство Бэмби" и "Юность Бэмби". А участие в телебенефисе Людмилы Гурченко приносит ему множество наград.

В Большом – полная тишина. И Лиепа вступает в бой со всемогущим Григоровичем. Как Красс в последнем походе – пошел не в обход, а напрямик. Резкие высказывания в адрес руководства следовали одно за другим. Точку в конфликте поставила статья в "Правде", где он обвинил главного балетмейстера в забвении балетных ценностей.

Григорович, будучи максималистом, придерживался жесткого правила: танцовщик хорош настолько, насколько хорош его последний спектакль. Да и Лиепа был максималистом. Он понимал, что стареет, что уже как в дни триумфа "Спартака", он танцевать не сможет, и это осознание его съедало.

В дневниках он продолжал описывать свои спектакли как триумфы. Хотя тут же вспоминал их последствия: "Я задыхаюсь, лежу ничком, давлюсь, меня чуть не рвет, тело разламывается…"

Кстати, Лиепа мог бы перейти на характерные роли, которые не так хореографически сложны. Ведь актером он был неординарным. Однако в Большом театре ему ничего подобного не предлагали.

Ему бы оставить здание на площади Свердлова и отправиться в новую жизнь, как позже сделал его сын Андрис, рано покинувший балет и ставший успешным продюсером и режиссером. Для младшего Лиепы и его поколения мир не фокусировался на великом и ужасном Большом театре.

Этот театр стал для Мариса и страстью, и проклятием. Лиепа, судя по всему, оказался смертельно болен синдромом золотой клетки. Когда однажды он пришел на служебный вход Большого, у него отняли театральный пропуск. Проход для Лиепы был закрыт. То же самое произошло затем с Максимовой, Плисецкой, Васильевым и Лавровским. Григорович перекрыл кислород всем. Но и сам надолго не остался в своем кресле.

После событий августа 1991 его сменил Васильев. Григорович спокойно уехал в Уфу, а потом в Краснодар. Создатель "Спартака" никогда не сомневался: центр мира там, где есть сам Григорович.

В то время, как Лиепа чувствовал себя центром только в Москве и только в Большом. На меньшее он был не согласен и заплатил за это жизнью. Нет, он пытался бороться до последнего. Года два проработал главным балетмейстером Софийского театра оперы и балета. Перессорился с болгарскими балеринами, так как на все главные партии приглашал свою вторую жену – молодую солистку Большого Нину Семизорову. Она была младше Мариса на двадцать лет. Но и она очень скоро оставила Лиепу.

Квартира в Брюсовом переулке со всем содержимым отошла матери его детей. Вот строки из его дневника: "Продолжаю хандрить. Бесперспективность – это самое страшное. А еще одиночество такой беспросветности, что выть хочется. Вот и убиваю себя, чтобы все во мне омертвело".

Последние шесть лет жизни Лиепа много пил. Жил у чужих людей. Потому-то и пал, сраженный в схватке с самим собой. А потом случился роковой инфаркт. Его любимый Красс был убит в бою. До конца дней он занимался любимым делом – воевал и побеждал. Лиепе судьба отказала в этом. А это значит, что в жизни он не был Крассом.

Хорошо, что после него остались отснятые балеты, фильмы, книги – его и о нем, десятки тысяч статей в мировой прессе и мемориальная доска на доме в Брюсовом переулке. Впрочем, не так уж и мало. Но все-таки грусть наваливается стеной про воспоминании о прекрасно-трагической судьбе великого артиста.

Владимир ВАХРАМОВ

«Я знала, что мой брат [Вацлав НИЖИНСКИЙ] хорошо танцует, и считала это совершенно естественным. Первым человеком, сказавшим мне о необыкновенных способностях Вацлава, был Михаил Михайлович Фокин.

Я училась в его классе. Однажды Фокин опоздал на урок, потому что присутствовал на экзамене в мужском классе. Классная дама велела нам не ждать и начинать экзерсис без него.

Я даже помню, какое движение мы выполняли, когда Фокин вошел в класс. Он подошел прямо ко мне и произнес: «Бронислава Фоминична, позвольте поздравить вас с таким замечательным братом».

Учителя обычно не говорили с воспитанниками ни на какие личные темы, особенно в присутствии всего класса и классной дамы.

Мы продолжали занятие, но Фокин не обращал на нас ни малейшего внимания: «Ваш брат удивительно танцует! Мы все поставили ему «12». Но это несправедливо.

«12» мы и раньше ставили, но никто еще не танцевал, как ваш брат!» С большим воодушевлением Фокин продолжал рассказывать о Вацлаве: «Как он легко прыгает… И как высоко… на целый метр для changement de pieds, а для других движений еще выше. Как легко он выполняет все движения! Три тура в воздухе и entrechat-dix он делает без малейшего усилия! Ну просто как птица в воздухе. Для него надо было бы ввести новый балл. Я бы поставил «20» или даже «30».

Он превзошел все, что нам приходилось видеть! После того как мальчики станцевали все вместе, мы попросили Нижинского одного повторить те же движения. И тут произошло неожиданное: все вдруг зааплодировали. Директор Теляковский, управляющий конторой Крупенский, педагоги аплодировали Нижинскому, как на спектакле. Я опоздал, потому что мы не могли сразу разойтись, все говорили и говорили о Нижинском»».

Бронислава Нижинская. Ранние воспоминания.

Подготовка публикации: ©Ксения Михайловская, 21.10.2021

Его называли человек-бабочка,человек-птица… Его прыжки были просто невероятны… Нижинский зависал в воздухе  дольше,чем все его балетные современники, преодолевая все силы гравитации…
Балет поднял его на вершину искусства, балет его же и сгубил, танцор заболел шизофренией и умер, отрешенный от мира и танца.  котором заключалась вся его жизнь.

В 1964 в Венской опере после «Лебединого озера» его вызывали на сцену на бис 89 раз. Рекорд по сей день не побит.

Нуреев и его родные заплатили высокую цену за его бегство. Карьера его друзей, оставшихся в СССР, серьезно пострадала. Обратно в СССР его пустили только 25 лет спустя, когда его мать уже умирала. В 1989 г., во время своего второго приезда в СССР, он снова станцевал на сцене Ленинградского театра. На тот момент танцовщик и сам был смертельно болен – около 10 лет он жил с диагнозом «СПИД». Остаток дней Нуреев провел в Париже, где и скончался 6 января 1993 года в возрасте 54 лет. Согласно желанию Нуреева, похоронен на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем.

Могила накрыта цветным мозаичным восточным ковром. Автор эскиза — художник Эцио Фриджерио.

Имя выдающегося соотечественника носят в Уфе хореографический колледж, ежегодный фестиваль балетного искусства, одна из улиц города. В 2018 в Казани появился памятник артисту.