Наталья Кирилловна Нарышкина (1651–1694) — мать Петра I

размещено в: Русь великая | 0

Наталья Нарышкина, мать Петра I

Наталья Кирилловна Нарышкина (1651–1694) — мать Петра I

Мать Петра I была дочерью дворянина Кирилла Полуектовича Нарышкина и Анны Леонтьевны, урожденной Леонтьевой. В «Общем Гербовнике дворянских родов Российской империи» говорится, что род Нарышкиных происходил из Богемии, от фамилии Нарисци, которая в древние времена владела городом Эгру (Эгер). Когда Нарышкиных спрашивали, почему они отказывались от русских титулов, те отвечали, что их род более древний, чем род Романовых.

Кирилл Полуектович Нарышкин, отец Натальи, участвовал в войне с Польшей, служил воеводой на Северном Кавказе и в Казани. Мать Натальи Кирилловны и бабушка Петра I Анна Леонтьевна по отцу вела свой род от татарского мурзы Абатура, а по матери происходила из дворянского польско-литовского рода Раевских.

Нарышкины находились в родстве с царским фаворитом Артамоном Матвеевым. В 11-летнем возрасте Наталью отдали на воспитание в дом Матвеевых. Брать детей на воспитание у родственников, проживающих в провинции, чтобы дать им хорошее образование, было доброй русской традицией.

Боярин Артамон Матвеев (1625–1682) был видным государственным деятелем, главой Посольского приказа и фактическим руководителем правительства. По легенде, около дома Матвеева стоял тот самый столп с ящиком для челобитных, которые он самолично вручал царю.

Во время царствования Алексея Михайловича боярин Матвеев был самым просвещенным и самым передовым человеком во всей русской земле. Он старался заимствовать наиболее ценные достижения западноевропейской цивилизации.

Артамон Матвеев организовал типографию при Посольском приказе, был в числе организаторов первой аптеки в Москве. В его доме была собрана огромная библиотека, потолки комнат украшала живопись, на стенах висели картины. Этот дом являлся культурным центром Москвы, где устраивались светские рауты для иностранных посланников, вечерами звучали орган и скрипки, ставились спектакли. Артамон Матвеев знал европейские языки, ходил в европейском платье, писал пьесы.

Его перу принадлежит несколько серьезных произведений, в том числе «История русских государей». Даже на портретах Матвеева изображали в рыцарских доспехах, что было достаточно необычно для московского общества XVII века.

Жена Матвеева Евдокия Григорьевна, урожденная Гамильтон, дочь шотландца, потомка древнего и знатного рода, была одной из самых образованных женщин в Москве. Она имела большое влияние на мужа. Во время приема высокопоставленных гостей «светлейшая княжна Гамильтон» и Наталья Нарышкина принимали участие в беседах с мужчинами на самые разные темы. Это было невиданным делом. Русские люди, в особенности знатные, держали женщин взаперти.

Известно, что, несмотря на свое скромное происхождение, «лапотная царица», как ее называли завистники, будущая мать Петра I, получила в доме Матвеева великолепное образование и светское воспитание.

Наталье Нарышкиной, как и сыну Артамона Матвеева Андрею преподавали историю, математику, литературу, поэзию и даже физику. Она принимала участие в спектаклях, которые ставили в доме Матвеева на немецком языке. Наталья свободна говорила на немецком.

После смерти первой жены царь Алексей Михайлович часто заезжал к своему другу детства в гости. Здесь он и увидел 19-летнюю красавицу Наталью Нарышкину и впервые в жизни полюбил по-настоящему, как обычный мужчина.

И хотя, по существующей традиции, для царя были устроены смотрины невест, выбор его был уже сделан. 22 января 1671 года царь Алексей Михайлович, прозванный в народе «Тишайшим», и Наталья Кирилловна Нарышкина были повенчаны.

От первой жены Марии Милославской у Алексея Михайловича родилось 13 детей; некоторые из них умерли во младенчестве. Сыновей осталось только двое, причем Федор был болезненным, а Иван не очень разумен (так писали придворные).

Свою юную жену царь Алексей обожал. Существует легенда, что во время ухаживания за Натальей он даже сбрил бороду. Юная жизнерадостная Наталья настолько вскружила голову пожилому царю, что он перестал вести замкнутую личную жизнь, пристрастился к музыке, танцам, стал совершать множество парадных выходов, во время которых сама царица нередко показывала открытое лицо народу.

Курляндский путешественник Яков Рейтенфельс, побывавший при дворе Алексея Михайловича, так описал Нарышкину: «Нынешняя царица Наталья, хотя отечественные обычаи сохраняет ненарушимо, однакож, будучи одарена сильным умом и характером возвышенным, не стесняет себя мелочами и ведет жизнь несколько свободнее и веселее. Мы два раза видели ее в Москве, когда она была еще девицею».

Во время загородных поездок Наталья Кирилловна поражала встречающихся на пути своим раскованным поведением. «Русские так привыкли к скромному образу жизни своих государынь, что когда нынешняя царица, проезжая первый раз посреди народа, несколько открыла окно кареты, они не могли надивиться такому смелому поступку», — сообщает Рейтенфельс.

По просьбе Натальи Кирилловны Алексей Михайлович завел профессиональный театр, вначале в подмосковном селе Преображенском, а затем в Кремле, — с настоящей сценой, с декорациями, ложами, занавесом, оркестром, богатыми театральными костюмами.

Царское место, обитое красным сукном, находилось на возвышении; за ним располагалась галерея с решеткой для царского семейства, где сидела царица вместе с падчерицами. Первой постановкой была комедия об Эсфири или так называемое «Артаксерксово действо». По содержанию и по манере исполнения комедия эта соответствовала сценическим представлениям, которые разыгрывались в школах и университетах Западной Европы.

Поэтому первые спектакли при московском дворе также ставились на немецком языке. Распоряжение о создании театра в Москве было отдано 22 января 1673 года, в день годовщины бракосочетания Алексея Михайловича с царицей Натальей.

До женитьбы на Наталье Нарышкиной Алексей Михайлович шел на поводу у церковников и издавал запретительные законы, один суровее другого. В 1648 году вышел указ против скоморошества: под угрозой батогов и ссылки запрещалось плясать, петь песни, рассказывать сказки, играть на музыкальных инструментах, устраивать кулачные бои, качаться на качелях, гадать под Рождество и т. д.

Православное духовенство вообще рассматривало любое пение или музыку, которая звучит за пределами церкви, как бесовщину. «А где объявятся домры и сурны, — говорилось в царской грамоте одному воеводе, — и гудки и хари и всякие гудебные бесовские сосуды, и ты б те бесовские велел вынимать и, изломав те бесовские игры, велел жечь».

Даже на свадьбе Алексея Михайловича и его первой жены Марии Ильиничны Милославской (1648 г.) не было традиционных торжеств и обычных шумных забав. Новобрачные и многочисленные гости не смели даже громко смеяться.

Россия погружалась в средневековую дремучесть, и так продолжалось до воцарения Натальи Нарышкиной. Молодая царица сумела вдохнуть в удушливую общественную атмосферу свежий воздух надежды. Первый театр, созданный по инициативе Натальи Кирилловны, стал первым импульсом начала новых времен.

Это было своего рода «потрясением основ», вызовом всему Домострою. Примечательно, что следующий царь Федор Алексеевич под влиянием своих родственников Милославских первым делом покончил с театром и танцами при дворе, и взявшая затем власть царевна Софья, которая считается весьма просвещенной правительницей, тем не менее, ни театра, ни танцев не возобновила.

30 мая 1672 года Наталья Кирилловна родила сына Петра. Через год родилась дочь Наталья, а в 1674 году — Феодора, которая умерла во младенчестве. Любовь царя жене все усиливалась. Пять лет супружеской жизни прошли удачно.

Но неожиданная смерть царя Алексея Михайловича в 1676 году изменила спокойную жизнь царицы Натальи. Двадцатипятилетней вдове пришлось стать во главе партии Нарышкиных, чтобы долгие годы вести отчаянную борьбу с партией Милославских за царскую власть для подрастающего сына. До конца своей жизни она не снимала траур по мужу.

Царь Алексей Михайлович перед смертью благословил на царство своего четырнадцатилетнего сына Федора. После провозглашения его царем в январе 1676 года Наталья Кирилловна с детьми покинула Кремль и уехала в село Преображенское.

Молодая вдова была очень любящей матерью и сильной личностью. Цель жизни у Натальи Кирилловны была одна: воспитать из сына храброго воина, царя-просветителя, великого государственного деятеля.

Она не стала давать Петру традиционное для русских царевичей церковное образование. Воспитанная в доме Матвеева на идеях Просвещения, изучив педагогические труды Я. А. Коменского, Наталья Кирилловна на их основе выстроила новую образовательную систему.

Эта система исключала назидательность, игру превращала в обучение, пробуждала в ребенке любопытство ко всему новому, интерес к процессу познания и желание самому все знать и все уметь делать. Поэтому в качестве учителя Наталья Кирилловна искала не авторитарного церковного педагога, а образованного, интеллигентного, молодого человека, который смог бы не только учить ее сына по методике Я. А. Коменского, но и стать для него добрым другом.

Таким учителем стал Никита Зотов. Кстати, по сохранившимся документам, этот «дьячок» в 1680 году посылался с дипломатической миссией в Крым. «Учителем» Петра I он стал упоминаться в документах только с 1683 года.

С самого раннего возраста мать стала обучать Петра грамоте и немецкому языку. В Тайном приказе сказано, что 1 декабря 1675 года «кого-то» из детей царской семьи стали учить грамоте.

Только одному Петру на тот момент было 3,5 года. То есть это был тот возраст, с которого европейские просветители рекомендовали матерям начинать учить детей. В детской царевича было множество музыкальных инструментов: «музыкальные ящики», «цымбальцы» немецкой работы, литавры, барабаны и даже клавикорды с медными струнами.

В. О. Ключевский отмечал: «Не раз можно слышать мнение, будто Петр I воспитан не по-старому, иначе и заботливее, чем воспитывались его отец и старшие братья. Как только Петр стал помнить себя, он был окружен в своей детской иноземными вещами; все, во что он играл, напоминало ему немца. С летами детская Петра наполняется предметами военного дела.

В ней появляется целый арсенал игрушечного оружия. Так в детской Петра довольно полно представлена была московская артиллерия, встречаем много деревянных пищалей и пушек с лошадками». Даже иностранные послы везли в подарок царевичу игрушечное и настоящее оружие. «На досуге он любил слушать разные рассказы и рассматривать книжки с кунштами (картинками)».

Наталья Кирилловна потребовала из кремлевской библиотеки исторические книги, летописи с иллюстрациями. Мать внимательно следила за процессом обучения сына и заказывала живописного дела мастерам в Оружейной палате новые книги с иллюстрациями, в которых изображены были золотом и красками города, здания, корабли, солдаты, оружие, сражения. Специально для него по заказу царицы мастера изготовили иллюстрированные сказки.

Так у Петра собралась первая библиотека «потешных тетрадей». По этим «тетрадям», написанными и разукрашенными самыми лучшими мастерами, Петр узнавал о правлении Ивана Грозного, о временах Дмитрия Донского, Александра Невского.

Так на примерах великих правителей и полководцев формировались государственное мышление и имперские амбиции царевича. Впоследствии Петр придавал истории большое значение для народного образования и много хлопотал о составлении популярного учебника по этому предмету.

Кроме литературы, грамматики, истории и географии учителя Н. Зотов и А. Нестеров преподавали Петру арифметику. Об отличной базовой подготовке по этому предмету свидетельствуют сохранившиеся тетради Петра, где видно, с какой охотой он занимался математикой и другими точными науками уже в «потешных войсках».

Известно, что Н. Зотов, учитель Петра, использовал при обучении «иллюстрации» под названием «потешные фряжские» или «немецкие листы», то есть учебные пособия, европейские педагогические книги Я. А. Коменского, которые привозились по заказу Натальи Кирилловны в Москву из заграницы. Эти «немецкие листы» с картинками Зотов развешивал по стенам комнаты царевича, создавая наглядную картину Всемирной истории и современного состояния европейских стран.

Очень скоро образовательная система, которой следовала и которую проводила царица-мать, была переведена на русскую почву, поставлена на национальную основу. В 1690-х годах глава печатного двора Карион Истомин издал «Букварь», который, в отличие от прежних Букварей и Азбук, предлагал «хотящим учиться мужам и женам, отрокам и отроковицам» новую, образную форму усвоения материала.

Каждая буква сопровождалась многочисленными рисунками. Истомин написал также поэтический Триптих для начальной школы, посвященный Наталье Кирилловне. В Триптихе творчески развиваются новые для России педагогические идеи Коменского, показана реальная возможность усвоения русскими самой передовой по тому времени педагогической системы.

Известные Букварь и Триптих К. Истомина были частью большого процесса. В России появилась серия педагогических сочинений для последовательного образного обучения ребенка не с пяти лет, а с младенчества, в рамках научно обоснованной Коменским «Материнской школы».

Исследователи отмечают, что все это отражало изменения в игровом и образном обучении царских детей, в котором качественный скачок произошел благодаря влиянию царицы Натальи Нарышкиной.

Сначала ее дети — Петр и Наталья, а затем и внуки — царевич Алексей Петрович и дочери царя Ивана IV — получили продуманную целостную систему учебных книг, основанных на зрительных образах в сочетании со стихотворным текстом. Наталья Кирилловна положила начало созданию образцовой среды воспитания царевичей и царевен, будущих правителей страны.

Образование членов царской семьи непосредственно сказывалось на создании учебников для всех россиян. Представители знатнейших родов брали пример с царского двора и по такой же форме воспитывали своих детей.

Внедренная царицей Натальей «Материнская школа» Коменского нашла широчайшее распространение и повлекла изменение всей системы образования подрастающего поколения.

Эпоха Петра I оставила много свидетельств использования педагогического наследия Я. А. Коменского в России. В школе переводчиков, основанной в 1707 году в Москве, и в русско-японской школе, созданной в Санкт-Петербурге, при обучении языкам использовался «Мир чувственных вещей в картинках» Я. А. Коменского. В 1768 году по инициативе М. В. Ломоносова эта знаменитая книга была издана в России на пяти языках.

И если Петр и сожалел о нехватке образования, то вовсе не того, которое получили его старшие братья, а — настоящего, классического, университетского, академического. Поэтому в будущем он так много сделал для просвещения и образования русского народа.

Таким образом, сетования, что, дескать, Петр I не получил хорошего образования (под «хорошим» подразумевается зубрежка текстов из Священного Писания и латыни) беспочвенны.

Благодаря новаторской учебно-воспитательной системе, которую Наталья Кирилловна выбрала для сына, Петр I всю жизнь благоговел перед образованием и наукой, осознанно и страстно стремился к новым знаниям. На своей печати повзрослевший Петр вырезал: «Я — ученик и нуждаюсь в учителях».

Слабый здоровьем Федор Алексеевич царствовал недолго. После его смерти в апреле 1682 года Наталья Кирилловна, собрав силы, вступила в борьбу с Милославскими за престол для сына.

Победа была на стороне ее партии, но ожесточенную борьбу продолжала сводная сестра Петра — царевна Софья. Она подговорила стрельцов поднять бунт, в результате которого почти все сторонники матери-царицы были перебиты.

Чтобы спасти сына, Наталья Кирилловна была вынуждена даже выдать стрельцам родного брата, которого тут же казнили, на глазах десятилетнего Петра. Погиб также Артамон Матвеев, а отец царицы — Кирилл Нарышкин — был сослан в монастырь.

По требованию стрельцов Боярская дума и патриарх признали царем наравне с Петром и Ивана, его сводного брата, а правительницей при них поставили царевну Софью.

Для коронации братьев специально изготовили вторую шапку Мономаха и двухместный трон. В спинке трона вырезали небольшое окошко, через которое во время официальных приемов Софья подсказывала братьям ответы на вопросы иностранных послов. Страной фактически правила Софья.

Наталья Кирилловна потеряла почти всех своих близких и преданных людей; силы были не на ее стороне. Умная и осторожная, она понимала, как была выгодна сторонникам Софьи смерть Петра, и берегла его «пуще своего глаза».

Она взяла опеку над осиротевшим сыном Артамона Матвеева. За самоотверженную любовь к детям политические противники назвали царицу Наталью «Медведицей».

Прикинувшись «молитвенницей» и «постницей», изобразив покорность судьбе, она покидает Кремль и возвращается в подмосковное село.

Это были самые страшные дни в ее жизни. Мысли Натальи были заняты только одним: как сохранить жизнь Петра. Он был всего лишь испуганным десятилетним мальчиком, «мамочкиным сыночком», а ситуация оставалась напряженной и опасной.

Петр был так потрясен майскими событиями 1682 года, что от пережитого ужаса у него появились и остались на всю жизнь нервные конвульсии, подергивание головы и лица. По ночам его стали мучить кошмары, он боялся спать в одиночку, пугался высоких потолков, больших открытых помещений и тишины.

Что сделала бы любящая мать-царица для спасения сына? Наверно, не отпускала бы его от себя ни на шаг и поставила ему бы охрану. Но только такие меры безопасности сделали бы из Петра слабого и безвольного человека, но не храброго воина и великого царя.

Поэтому любящая мать создает первое в России детское военно-учебное заведение («потешные войска»), — предтечу кадетских корпусов. В нем по ее замыслу Петр вместе с отобранными сверстниками должен был не только находиться в безопасности, под надежной охраной, продолжать образование, постигать воинские науки, а главное закалять характер, проходить школу мужества.

После смерти мужа, царя Алексея Михайловича, любившего соколиную охоту и прочие царские развлечения, осталось большое хозяйство, которое обслуживало очень много людей — только одних сокольничих более 200 человек; к конюшням были приставлены чиновники, приказчики, конюхи и так далее, всего больше 600 человек.

Это были умные и преданные царской семье люди. Но после смерти царя все эти люди оказались без дела. На них и возложила Наталья Кирилловна задачу организовать военное училище. Набор подростков и обслуживающего персонала в это учебное заведение производился строго официальным порядком, через канцелярию.

Первая группа «потешных» поступила к царевичу осенью 1683 года. В следующем году в Преображенском рядом с царским дворцом был построен «потешный город» Пресбург. Он стал именоваться «стольным городом», то есть стал постоянным местом жительства рати Петра I.

Всех подростков одели в одинаковую форму, сшитую по европейскому образцу. На кафтаны будущей дружине Петра было отпущено 70 аршин «сукна кармаизин светло-зеленого».

За свою службу в «потешных войсках» подростки получали жалование. «Не думайте, что это были игрушечные, шуточные солдаты. Играл в солдаты царь, а товарищи его игр служили и за свою «потешную» службу получали жалование, как настоящие служивые люди» (В. О. Ключевский).

Пишут, что «потешные» пушкари Петра I, его сверстники, то есть дети, вначале стреляли из деревянных пушечек пареной репой. Об этих мерах безопасности позаботилась царица Наталья Кирилловна (Летопись военных побед. М., 2012). С каждым годом «потеха» приобретала все более серьезный характер: оружие стало настоящим.

В числе первых отобранных подростков, сыновей придворных конюхов, был и Александр Меншиков. Ему была отведена особая роль: стать тенью юного царя, его телохранителем. Известно, что Меншиков даже спал в ногах Петра возле кровати.

Почти неотступно находясь при царе, Меншиков со временем стал самым близким другом, доверенным лицом и соратником Петра во всех государственных делах. «А. Д. Меншиков происходил их дворян-белорусов… никогда не был он лакеем и не продавал подовых пирогов…» (Пушкин А. С. История Петра. Подготовительные тексты. Года 1701–1702).

Александр Меншиков был грамотным и продолжил свое образование вместе с царем. В Голландии он получил аттестат об обучении корабельному делу, также как и Петр. В 1714 году Меншиков стал первым русским членом Королевского общества. Письмо о принятии в Лондонское Королевское общество было ему написано лично Исааком Ньютоном. Те из историков, которые всерьез допускают, что в столь опасной для жизни юного Петра ситуации Наталья Кирилловна могла бы позволить приблизиться к своему царственному сыну незнакомому, безродному и безграмотному мальчишке, ничего не знают о таком феномене, как Гениальная Мать.

Со временем в это военное училище стали записывать своих сыновей и знатные семьи: Бутурлины, Черкасские, Стрешневы, Мещерские. Михаила Голицына, будущего фельдмаршала, из-за малолетства записали в «барабанную науку».

К 1684 году в «потешных войсках» обучалось уже 50 дворянских юношей. Обучали будущую новую российскую элиту иностранцы.

Благодаря Ф. Тиммерману, С. Зомеру, Х. Брандту, П. Гордону, Ф. Лефорту и другим педагогам Петр I и его товарищи смогли изучить по несколько иностранных языков. Знание языков было важным условием, необходимым для продолжения их образования за границей.

Петр проходил военную подготовку наравне с другими подростками. Долгое время он маршировал впереди Преображенского полка в качестве барабанщика, пока не дослужился до бомбардира.

И эта, как до сих пор кажется историкам, «потешная игра» была серьезным учреждением, созданным мудрой матерью со специальной службой безопасности, большим штатом наставников, учителей и обслуживающего персонала, с бюджетом и штабом.

Это первое детско-юношеское военное училище было создано Натальей Кирилловной с целью:
1. Обеспечить безопасность своему сыну Петру;
2. Дать ему более обширное и военно-техническое образование вместе с другими детьми;
3. Вырастить из этих детей команду единомышленников, государственных и военных деятелей для царя и России.

Более того, мы уверены, что, организовав военно-учебное заведение для Петра и других детей, Наталья Кирилловна продолжила планомерно решать задачи, поставленные перед ней еще в доме её воспитателя — Артамона Матвеева.

Существует историческая закономерность. Любой великой эпохе предшествует создание новой, или совершенствование старой воспитательно-образовательной системы для детей. Подтверждением тому служит эпоха Просвещения в России, которая во многом произошла благодаря «Генеральному плану» воспитательным реформам И. И. Бецкого. Самым важным считал Бецкой образовать сначала первое поколение — «новую породу людей». Это можно назвать Национальной Идеей.

В «потешном войске» не было ничего случайного, наоборот, всё было продумано и обустроено. Мать Петра I возложила на себя миссию вырастить царя-реформатора и новую силу, которая должна была помочь ему провести преобразовательные реформы в России.

Среди сторонников вдовствующей царицы и её сына были представители древнейших аристократических фамилий. Эти семьи оказывали матери Петра всестороннюю помощь и поддержку.

В конце XVII века в Российском государстве ещё не было даже начальных школ. Только в индивидуальном порядке, родители могли дать своим детям хоть какое-то образование. Даже среди знатных бояр и дворян грамотные люди встречались редко.

Появление фактически первого военно-образовательного учреждения, основанного царицей Натальей, стало важным событием для всего московского общества. У всех бедных и богатых семей были дети. И все родители желали, чтобы их сыновья были грамотными.

Директором этого военно-учебного учреждения, «генералиссимусом» «потешных» стал представитель знатнейшего рода Рюриковичей — Ромодановский Фёдор Юрьевич, ближайший друг царя Алексея Михайловича и Артамона Матвеева.

После Стрелецкого бунта 1682 года он стал «серым кардиналом» вдовствующей царицы Натальи Кирилловны, а в будущем — и царя Петра I. Ромодановский возглавлял Тайный приказ (Службу Национальной Безопасности России) и был безраздельно предан Нарышкиным. Петр I присвоил ему титулы князя-кесаря и «Его величества». Дочь Ромодановского Феодосия имела право носить титул «великой царевны».

Как известно, на протяжении всей жизни Петр I обращался к Ромодановскому за советами в самых важных вопросах. «Никто не смел въезжать к нему во двор, — сам Государь оставлял свою одноколку у ворот его», — писал о Ромодановском современник. До последнего дня своей жизни Фёдор Юрьевич верно служил России, охранял царя и его престол.

Участие аристократов во всех начинаниях Натальи Кирилловны объясняется следующим: Идея создания детского военно-учебного заведения («Потешных») принадлежала интеллектуальной элите, в которую входили эти аристократы и группа иностранцев, проживающих в Немецкой Слободе еще при жизни А. Матвеева.

Задача матери Петра была воплотить эту идею в жизнь. Поэтому вокруг царицы Натальи Кирилловны формируется оппозиция Кремлю, и она становится центром оппозиции.

По мере увеличения воспитанников у царицы Натальи Кирилловны увеличивалась и количество сторонников. С увеличением числа сторонников увеличились и инвестиции в будущего царя-реформатора и «кузницу кадров» для будущей Новой России.

Любой здравомыслящий человек понимает, что осуществить такой грандиозный проект на те средства, «что давано было от рук царевны Софьи» — невозможно. И достаточно странно, что кто-то всерьёз считает, что всё это мог сделать двенадцатилетний ребёнок, пусть даже гениальный.

Современник Петра I, Андрей Матвеев, сын Артамона Матвеева, писал о создании «потешных»: «В 1684 году его царское величество повелел набрать из разных чинов людей молодых и учить их пехотного и конного упражнения во всём строю… Оных молодых солдат, не по летам своим, всему воинству строго обученных, повелел мундиром тёмно-зелёного цвета убрать… и назвать их в то время потешным, к которым были тогда приставлены штаб и обер-офицеры и унтер-офицеры из фамилий изящных (аристократов)».

Что касается слов «его царское величество повелел», возникает естественный вопрос: если Петр уже в двенадцать лет был таким умным и самостоятельным, сам издавал указы, то почему после победы над Софьей (1689 г.) все указы от его имени издавало правительство во главе с его матерью? И почему совершеннолетний Петр будет выпрашивать денег у матушки на строительство судов, когда ему достаточно было издать указ. Это потому, что создание флота станет его первым самостоятельным проектом. Но решать свои задачи самостоятельно, без матери, Петр I ещё не умел.

То есть Наталья Кирилловна с командой сподвижников, от имени Петра, под вывеской «потешные» фактически начала осуществлять первый подготовительный этап реформ в армии и образовании. «Потешные» Петра I стремительно набирали популярность среди детей и молодёжи.

Записывая своих сыновей в «потешные» представители боярских и княжеских родов стали больше общаться с царицей Натальей Кирилловной. «Постепенно многие бояре, а особенно дети их перешли на сторону Петра» (А. С. Пушкин).

Совершенно очевидно, что в «потешных» целенаправленно выращивали будущую команду сподвижников Петра. Без подготовленной команды Пётр I никогда бы не смог совершить тот фантастический прорыв в государственном и общественном строе России, сделать ее европейской державой. Возможно, в это трудно поверить, но всё было именно так.

Как очевидно, партия царицы Натальи успешно справилась с первым, подготовительным этапом петровских реформ. Название «потешные» было для отвода глаз, благодаря которому ни царевна Софья, ни её приближённые даже не догадывались, какая силища рождалась у них «под самым носом». Почему основателем этого проекта сделали «ребёнка»?

Во-первых, как уже было сказано, в целях придания несерьезности этому заведению. Во-вторых, мать-царица, в отличии от царицы-женщины, мечтает не о своей славе, а о славе своего сына. В-третьих, творцы, стоявшие у «колыбели» Новой России, позаботились и о легендах для Петра I и его соратников.

Их сделали гениями-самородками, упавшими с небес в один час, в одном месте. В 1684 году в Преображенское для военной подготовки первых кадетов были приглашены офицеры-иностранцы из Немецкой слободы, дети которых также проходили обучение в «потешных» войсках Петра.

Например, будущий генерал-фельдмаршал, военный дипломат, русский государственный деятель — Яков Брюс, представитель знатного шотландского рода, был записан вместе с братом в «потешные» в 1683 году.

К 1688 году количество кадетов-«потешных» достигло трех тысяч. Часть из них была переселена в село Семёновское. Так были образованы два полка — Семёновский и Преображенский. Так, благодаря матери Петра I, основавшей для сына «потешные войска», был сделан первый шаг к созданию регулярной русской армии.

Являясь сторонницей реформ, царица Наталья сохраняла тёплые отношения с патриархом Иоакимом. В будущем, после смерти Иоакима, она ещё раз проявит своё дипломатическое искусство при выборе нового патриарха.

Создавая имидж Петру как царю, приверженцу старых порядков, хранителю православных ценностей, мать сумела убедить сына сделать выбор в пользу консервативного Адриана.

Наталья Кирилловна строго соблюдала все православные традиции, принимала участие во всех религиозных ритуалах и заставляла в них участвовать Петра. Она заранее подготовила Троицко-Сергиев монастырь — крепость и объяснила Петру, где он сможет укрыться в случае опасности.

Царица Наталья и её доверенные лица несколько лет отслеживали каждое действие царевны Софьи. А Софья вообразила себя всесильной и неуязвимой. Братец Иван был абсолютно лишен царских амбиций. Царевич Петра, по распространяемым слухам, вообще ничем не интересовался, кроме «озорства».

Софья расслабилась и стала мечтать о единоличном правлении. Льстецы и угодники пели дифирамбы, внушали ей мысль о её великом уме. Софья поверила, что она умная и великая, повелела чеканить своё изображение на монетах и медалях, оформила указ о присвоении себе титула «Самодержицы» и заказала свой портрет в Голландии в шапке Мономаха. На портрете была сделана надпись: «Самодержица всея Руси».

На всякий случай она женила брата, чтобы его сыновья, то есть прямые наследники престола, автоматически исключили Петра из претендентов на царский трон. В сущности, Софья могла бы оставаться царицей-регентом и для племянников до конца своих дней.

Всё это страшно раздражало партию матери-царицы. После рождения первой дочери царя Ивана, Наталья Кирилловна срочно женила ещё не достигшего совершеннолетия Петра. Это избавило его от регентства Софьи: по закону женатый человек считался совершеннолетним. А во-вторых, это был старт, мать-царица приготовилась взять реванш!

Правда, не пройдет и месяца после свадьбы, как Петр уже будет строить «потешный» флот в Переяславле. В «Морском Уставе» он писал об этом времени: «…куды я под образом обещания в Троицкий монастырь у матери выпросился, а потом уже стал её просить и явно, чтобы там двор и суды сделать». В Государственном Архиве храниться собственноручное письмо Петра к матери, где он выпросил у неё денег на строительство суда при Переяславле-Залесском.

В то же самое время умиротворённая Софья дождалась Василия Голицына из Крыма и захотела «простого женского счастья». Она полностью утратила тактическое чутьё и думала только о том, чем бы ещё наградить своего возлюбленного. Это в тот момент, когда после двух неудачных походов В. В. Голицина в Крым, страна понесла огромные экономические потери. Софья не почувствовала как стремительно теряла свой авторитет среди народа.

Народ больше не хотел, чтобы им правила женщина. Народ хотел, как это положено как было прежде, царя-мужчину. Всё что нужно было партии царицы Натальи — прецедент. Её эмиссары стали всеми силами и средствами накалять обстановку. Были провокации и подметные письма. В них сообщалось, что царица Наталья Нарышкина со своим младшим братом Львом, Б. Голицыным и «потешным войсками» собирается напасть на Кремль, чтобы убить царя Ивана и Софью. Письма распространяли на базарах и среди пятидесятников стрельцов. Это была проба сил. Нужна была реакция стрельцов. Реакции не было. Правление царевны Софьи всем надоело.

Наступил момент, которого Наталья и её партия ждали целых семь лет. Софья испугалась, но слишком поздно поняла, какую угрозу представляла для неё «не искусная в делах» царица Наталья, «медведица», как её называли уважительно стрельцы.

Испугался и понял, что партия проиграна В. Голицын: «Жаль, что в Стрелецкий бунт не уходили царицу Наталью, вместе с братьями, теперь бы ничего и не было». Шакловитый, командующий стрельцами, ещё хорохорился: «Чем тебе, государыня, не быть, лучше царицу известь!»

Он сделал ещё несколько попыток подвигнуть стрельцов на бунт против Нарышкиных. Не вышло. Оказалась неудачной попытка уговорить стрельцов написать челобитную, чтобы Софья венчалась на царство.

Привлечь начальников стрельцов с помощью подкупа (который они взяли) тоже не получилось. Всё складывалось в пользу партии матери и Петра. Все силы, поддерживавшие царицу Наталью Кирилловну, застыли в ожидании сигнала.

Сегодня точно никому неизвестно, по какому поводу собрались в Кремле с 7 на 8 августа 1689 года 400 вооружённых стрельцов. Возможно, чтобы защищать Софью от нападения «потешных», а может и вправду, чтобы сопровождать царевну на богомолье.

Может женщине стало так страшно, что захотелось бежать из Москвы и подальше. Собственно сам повод для сторонников матери Петра был совершенно не важен. Был важен прецедент — сам факт сбора большого количества вооружённых стрельцов в Кремле. Через короткое время осведомители принесли эту долгожданную весть в Преображенское, чем смертельно напугали ни о чём не ведавшего Петра.

Собственно, не только Софья была застигнута врасплох, царь Пётр тоже ни сном, ни духом не ведал о готовившемся Матушкой государственном перевороте. Иначе с чего бы ему было так пугаться, чтобы в одном «исподнем» ускакать в монастырь.

Всё это говорит о том, что Наталья Кирилловна оберегала хрупкую нервную систему Петра и хотела «на блюдечке» поднести своему обожаемому Петруше единовластие. По этой же причине, все подмётные письма были направлены не против Петра, а против царицы Натальи, её брата Льва Нарышкина и Б. Голицына.

Кроме того, мать-царица, оставляя в неведении сына, страховала его жизнь на случай неудачи. Весь «огонь» она вызывала и брала на себя. Петр при плохом раскладе оказался бы никак и ни к чему не причастен.

Сразу же вслед за Петром в Троице-Сергиев монастырь поехали мать, жена, сестра и вся правящая элита. О том, что «захват власти» Петром был заранее подготовлен и хорошо организован, говорят многие факты. Прежде всего, это невероятно быстрый переход на сторону царя Петра всех.

В 1689 году, воспользовавшись тем, что Софья ослабила хватку и утратила былую мощь и авторитет, Нарышкина сплотила своих сторонников и вынудила регентшу уступить престол Петру.

В течение следующих пяти лет Наталья Кирилловна вместе с братом Львом и патриархом Иоакимом фактически управляли государством.

Софья же была сослана в монастырь, где и оставалась до конца своей жизни. Наталья Кирилловна Нарышкина умерла на 43-м году. Усыпальница царицы находится на территории Вознесенского монастыря в Москве.

Татьяна Романова

Из сети

Пётр I Алексе́евич, прозванный Вели́ким — последний царь всея Руси и первый Император Всероссийский. Представитель династии Романовых. Был провозглашён царём в 10-летнем возрасте, стал править самостоятельно с 1689 года. Формальным соправителем Петра был его брат Иван. Википедия
Родился: 9 июня 1672 г., Москва, Россия
Умер: 8 февраля 1725 г. (52 года), Санкт-Петербург, Российская империя
Родители: Алексей МихайловичНаталья Нарышкина
Дети: Елизавета ПетровнаАлексей ПетровичАнна ПетровнаНаталья ПетровнаПётр Петрович
Братья и сёстры: Фёдор III АлексеевичСофья АлексеевнаИван VНаталья АлексеевнаАлексей Алексеевич
В браке с: Екатерина I (с 1707 г.), Евдокия Фёдоровна (с 1689 г.)
Рейтинг
5 из 5 звезд. 1 голосов.
Поделиться с друзьями:

Георгий Константинович Жуков

размещено в: О войне | 0
Гео́ргий Константи́нович Жу́ков — советский полководец и государственный деятель. Маршал Советского Союза, четырежды Герой Советского Союза, кавалер двух орденов «Победа», шести орденов Ленина, множества других советских и иностранных орденов и медалей. Википедия
Родился: 1 декабря 1896 г., Российская империя
Умер: 18 июня 1974 г. (77 лет), Москва, СССР
126 лет назад, 1 декабря 1896 года, родился Георгий Константинович Жуков.
 
Советский полководец. Маршал Советского Союза, четырежды Герой Советского Союза, кавалер двух орденов «Победа»…
 
«И если верно, что нужно как можно скорее стирать с лица земли следы войны и разрушений, не омрачать ими жизнь живущих, то также необходимо передавать поколениям облик и дух героического времени войны».
 
В день 25-летия Победы Жуков пришел в Центральный Дом литераторов. На нем была маршальская форма и ордена. Волосы у маршала были совершенно седыми.
 
Он поднялся на сцену, и зал встал. Раздались возгласы: «Ура! Да здравствует автор Победы!»
 
Маршал Жуков нахмурился. Он подошел к микрофону и сказал коротко и сухо, как будто отдавал приказ: «Единственным автором Победы в Великой Отечественной войне является советский народ, русский солдат, которым руководила партия. Прошу помнить это».
 
      Георгий Жуков. Парад Победы. 1945г.
                                  Командующие фронтами ВОВ
Первый ряд слева направо: Иван Конев, Александр Василевский, Георгий Жуков, Константин Рокоссовский, Кирилл Мерецков.
Во втором ряду: Фёдор Толбухин, Родион Малиновский, Леонид Говоров, Андрей Еремёнко, Иван Баграмян. 1945 г.
Рейтинг
5 из 5 звезд. 1 голосов.
Поделиться с друзьями:

Советский общепит и советская домашняя кухня

размещено в: СССР | 0

«Наша задача – накормить работающего человека быстро, относительно качественно, с соблюдением всех жиров, углеводов…»

С этого девиза началась советская кухня, им она и руководствовалась всю свою историю.
На завтрак — яичница с сосисками, на ужин – замороженные котлеты из магазина, на работе в столовой – «рыбный день», детям мороженое, на праздник шампанское, перекусить — булочкой.

Таков был гастрономический быт советского гражданина, многие атрибуты сохранились и в наши дни.
Сейчас уже кажется само собой разумеющимся, что в распоряжении советской домашней хозяйки были сосиски, колбасы и куча различных консервов, тот же самый зеленый горошек, к примеру. Но в начале 30-х годов это было совсем не так. Никаких консервов, мороженое – только самодельное, шампанское по высоким ценам и только заграничное…

Перечислять такие примеры можно долго. Главное, что пищевая промышленность практически не использовала холодильников, поэтому о массовом общепите в конце 20-х годов говорить еще не приходилось.

А тем временем потребность в массовом доступном питании была очень острой. Строителям социализма надо было быстро приготовить и хорошо поесть, нужно было сделать так, чтобы у людей не уходило полдня на приготовления обеда и ужина, чтобы женщины тоже могли принимать участие во всеобщей индустриализации. То есть нужна была концепция советской кухни, советской еды, советского общепита.

И эта концепция, конечно, появилась. Ее создателем стал любимый нарком Сталина — Анастас Иванович Микоян. Именно ему мы обязаны тем образом советской кухни, что до сих пор живет на кухнях наших мам и бабушек: питательная, экономная, быстрая, практичная и… довольно вкусная. Та самая, из детства.
Она стоит в каждом доме, это зачастую единственная кулинарная книга, другие – были, конечно, но только у тех, кто уж слишком увлекался кулинарией.

Эта книга выдержала около 50 изданий! И последнее сильно отличается от первого, 1939 года. В первом издании был сформирован образ советской кухни, были продуманы и опробованы все рецепты. Эта книга на долгие годы стала ориентиром, путеводителем к действительно роскошной жизни и столу. Ведь большая часть советских граждан не могла себе позволить закатывать такие обеды, какие изображались на картинках.

Трехмесячный тур Анастаса Микояна по Америке в 1936 году стал поворотным моментом в истории советской кухни. Сказать, что Микоян был впечатлен американской организацией массового питания – это не сказать ничего.

Сталин снабдил наркома пищевой промышленности как внушительными деньгами, так и серьезными полномочиями. И Микоян привез из этого путешествия технологии производства консервов, холодильное оборудование, технологии изготовления полуфабрикатов, хлеба, мороженого, даже шампанского.

12 марта 1941 года был введен один из самых строгих стандартов в мире: ГОСТ 117-41 «Мороженое сливочное, мороженое пломбир, фруктово-ягодное, ароматическое». Так советские люди получили свое мороженое. На самом деле выпускать в больших количествах мороженое начали еще в 1938 году, тогда же благодаря стараниям и контролю наркома оно прославилось. Даже Сталин отмечал: «Ты, Анастас Иванович, такой человек, которому не так коммунизм важен, как решение проблемы изготовления хорошего мороженого».
До американского путешествия Микояна мороженое, конечно, делали, но производство было кустарным, единой рецептуры не было, качество не контролировалось.

В течение многих лет рецептура мороженого не подвергалась изменениям, а любое нарушение каралось строго. Однако после прихода Брежнева, отправил его в отставку, контроль за производством мороженого отдали регионам, и знаменитый бренд слегка потускнел.

Ах… шампанское! Символ зажиточности, благополучия и праздника. Советскому руководству показалось не лишним поддержать рабочих, приоткрыть перед ними краешек богатой жизни. Но классическое шампанское, хорошее игристое вино было дорого, традиционный цикл его производства был долог. Массового производства шампанского по французскому образцу наладить было нельзя.

На помощь снова пришел опыт американских коллег. И игристое вино под названием «Советское шампанское» стали делать по американско-итальянской технологии. Производство приобрело размах, особенным спросом пользовались сладкие и полусладкие сорта, брюты же производили в основном на экспорт, по настоянию наркома.

Конечно, в России, как имперской, так и советской, существовали сосиски. Но та советская сосиска, которую мы знаем и помним, ведет свою историю также из 30-х годов. В «Книге о вкусной и здоровой пище» во вводном слове к закускам Микоян написал: «Я как-то сказал товарищу Сталину, что хочу раздуть производство сосисок; товарищ Сталин одобрил это решение, заметив при этом, что в Америке фабриканты сосисок разбогатели от этого дела, в частности от продажи горячих сосисок на стадионах и в других местах скопления публики. Миллионерами, «сосисочными королями» стали. Конечно, товарищи, нам королей не надо, но сосиски делать надо вовсю».

В 1936 году Анастас Микоян подписал приказ о производстве новых мясных продуктов, и производство советских сосисок и колбас началось. Причем их не только делали вовсю, их вовсю и рекламировали, к примеру, по магазинам развешивали плакаты, призывавшие покупать сосиски.

Знаменитые полуфабрикаты могли бы стать московскими «хамбургерами», но, увы… остались только котлетами. Микояна поразили американские котлеты в булках. Вот что нужно предложить рабочим, гуляющим в парках в выходной, решил нарком. Он закупил оборудование для производства таких котлет, была разработана советская рецептура, но из-за Великой Отечественной войны реализовать идею не успели. А после войны все американское оказалось не в фаворе.

Но мечта о гамбургерах нашла воплощение в виде замороженных котлет-полуфабрикатов. Которые все запомнили, как котлеты за 6 копеек.

Если бы не Анастас Микоян, мы бы жили без консервированного горошка и килек в томате. Нарком привез из Америки оборудование и технологию консервирования продуктов. Так городским рабочим стали доступны помидоры в собственном соку, соленые огурцы, рыба в масле и… сгущенное молоко. Кстати, чтобы хозяйки больше употребляли консервов в повседневном быте немалая часть рецептов «Книги» базируется именно на них.

Из сети

Анастас Иванович Микоян
Рейтинг
5 из 5 звезд. 2 голосов.
Поделиться с друзьями:

Колокольный звон. Автор: Zаrinka

размещено в: О войне | 0

1 часть
Валентина с полчаса стояла, поглядывая то и дело на дорожку, давно должен был подойти Степан, но уже не в первый раз он опаздывал.
— Может это я поспешила, пришла раньше? — спрашивала себя, наблюдая за туманом, поднимающимся от реки. Она стояла на крутом берегу и ей открывался чудесный вид, река делала поворот за поворотом, изящно вписываясь между берегами…на несколько минут она даже забыла зачем пришла сюда, залюбовавшись природой, но, вот, сзади послышались шаги, оглянулась, ну, наконец-то…она сделала шаг навстречу, ожидая крепких объятий, но Степан даже не стал близко подходить.
Валя насторожилась, — Да…не узнает она в последнее время своего жениха…

— Здравствуй, Степан! Что произошло? -в голосе девушки послышалась тревога. — Ты сильно изменился в последнее время. Избегать меня начал. Я что-то ничего не понимаю. То проходу не давал, сватов хоть завтра собирался засылать, а теперь, смотрю, я тебе уже не по нраву. — Валя старалась взглянуть парню в лицо, а он отворачивался, делал вид, что закуривает.

— Валюх, какие сваты? — Степан усмехнулся. Медленно выпустил струйку дыма. — Да, подожди ты, не спеши так. Мы ж совсем молодые — передернул игриво плечами, подумав про себя — Ну, да. Видал я таких шустрых.. женись и всё…как же… разбежался.

Он пустил дым колечками, наслаждаясь чувством превосходства над девушкой. Да, одно время Валя ему нравилась, он вообще влюблялся во всех своих девчонок, ухаживал, а некоторых добивался довольно долго, как и произошло с этой Валькой, ох, и помучила она его, недотрога, но, ничего, и не таких красоток соблазнял, а эта…он повернулся, — Да… Недаром говорят, что запретный плод сладок, а стоит его надкусить… Он оглядел Валю с ног до головы. Крепкая фигурка, бедра широковаты, идет, утку напоминает. В памяти всплыла гибкая, стройная, как тростинка, медсестра Галинка. Ее глаза, немного раскосые, с пляшущими чертиками, с такой насмешкой сегодня на него взглянули, когда он столкнулся с нею на ступеньках колхозной конторы, что все внутри у него взбесилось. — Чертовка, строит из себя…не таких обламывал, сами приползали, плакались потом…вот и эта нюни развесить готова…черт, — он зевнул, — какая скукота с ними, уже наперед знаю, что будет… всё одно и то же…

Валюшка стояла, отвернувшись, слегка теребя поясок от платья.

— Поигрался и хватит? Так, Степан?

— Ну, и что ты хочешь? — он начал раздражаться

— А то и хочу! — она взглянула на него. — Забыл, что шептал мне сам? Хоть завтра в сельсовет.

— Валюх, ну сама подумай, какой сельсовет? Мне учиться надо, колхоз направление дает.

— Степан, я ж тебя за язык не тянула, ты же сам предлагал..- она помолчала…И что мне теперь делать?

Тот пожал плечами, — А что, собственно, произошло такого? Как раньше жила, так и сейчас будешь жить. А ежели что не так, он хмыкнул, то вон…- кивнул на реку

— Ну, ты и мерзавец, — посмотрела на него, прищурив глаза — Ну, уж, нет, топиться не собираюсь, — подумав, закусила губенку.

— Я пойду, Степан, я всё поняла. Не ищи больше встреч со мной.- она спокойно посмотрела на парня, развернулась и пошла по тропинке назад в деревню.

— Фу ты, ну ты, ножки гнуты — зло просипел Степан, разочаровываясь в душе, что все обошлось без криков и слез. — Смотри, сама придешь еще не раз, — крикнул вслед. Валя даже не оглянулась.

Степану стало не по себе от такого спокойствия, все предыдущие его пассии вели себя по-другому, рыдали, заламывая руки, молили не бросать их, он в такие моменты ощущал себя повелителем женских душ, это не сразу пришло, сначала девичьи слезы его раздражали, а потом почувствовал, что нравится ему, как девки перед ним пресмыкаются. Но думать долго он не привык, докурив сигарету, развернулся и направился в сельский клуб, там сегодня танцы, — Счас словлю эту Галинку, посмотрим, кто кого стоит…а Валька пусть катится со своими принципами…в зеркало бы сначала на себя посмотрела.- Тут в нем, конечно, злость говорила. Была Валя хороша собой, так что зря он так.
Валя шла по тропинке, раздумывая, как же так получилось, что повелась она на ухаживания этого местного красавца, вроде и не глупа, Бог умом не обидел, а вот, поди ж ты, прям как загипнотизировали ее. Было и больно, и обидно. И даже стыдно.

— И что теперь делать? — ситуация ее удручала. Домой идти не хотелось. Валя поежилась, представив, что рано или поздно всё придется рассказать родителям, скрывать долго свою пока еще тайну она не сможет, рано или поздно все проявится. С надеждой в душе, Валя направилась к своей бабушке Аграфене Федоровне, жившей на краю села. Была бабка из непростых, из знахарок, к ее советам многие прислушивались.

Дорожка от реки шла мимо старой церквушки, когда-то сияла она своим куполом на семь верст вокруг, стояла высоко, на пригорке, внизу просматривалась их деревня с хорошо сохранившимся господским домом, в котором сейчас были колхозная контора и сельсовет.

А вот церкви повезло меньше. После революции ее пытались разрушить, заложили взрывчатку на колокольне, с нее решили начать, колокол сняли заранее, так взрывом верх снесло и разбросало куски крыши и стен прямиком на всех зевак, собравшихся рядом, да только все успели разбежаться, а самого подрывника хорошо пристукнуло, сразу насмерть. На этом все и закончилось.

Больше команды взрывать не было, остался храм стоять, сиротливо ссутулившись, оглушенный, онемевший. Устроили внутри склад для зерна, лики святых на полусводах и стенах начали трескаться, осыпаться. Валюшка подростком хорошо знала храм вдоль и поперек, и на колокольню не раз лазила.

Потом Кузьмич, предсельсовета дал команду спилить все лестницы, чтобы ребятня не поубивалась, оставили только самый верхний пролет, как-то там у них шиворот-навыворот получилось, начали снизу пилить, а надо было бы сверху.

Только разве этим ребятню остановишь. В стенах были вделаны металлические крючки, вот по ним они и лазали, и не днем, чтоб взрослые видели, а ночью, так наловчились, что уже наизусть знали, где ухватиться, где ногой упереться. На самой колокольне хоть крыши и не было, но осталось несколько половиц вдоль стен, да пару балок, а пацаны подняли туда с земли доски и устроили настил.

Залезут с вечеру и сидят, страшные истории рассказывают, девчонок пугают. Те ежатся, тени по углам им мерещатся, ойкают, рты себе зажимают, а уходить не хотят.
Валя ускорила шаг, проходя мимо церкви, одно дело в компании тут ходить, совсем другое — одной. Здание мрачно нависало над ней. Купол со временем прохудился, часть обшивки обвалилась, уже и зерно перестали хранить, одни только голуби гнездились, пугали всякого, кто мимо проходил, взлетали, шумно взмахивая крыльями.

Вот и ушло детство, уже не полезешь на колокольню, как раньше. Валя тихо вздохнула, да, тогда было хорошо, а взрослая жизнь как- то не задается уже с самого начала.

Баба Феня открыла дверь, услышав стук в окно.
— Наконец-то, — обронила сухо. Посторонилась, пропуская внучку в дом, внимательно посмотрела в след.

— Что ж раньше не приходила, я два раза передавала с Васяткой , чтоб пришла. Васятка, шустрый соседский мальчонка и правда прибегал к ним домой с поручением от бабки, да только некогда было Валюшке. Днем на работе, вечером на свидание бежит.

— Ба, не ругайся, а? Знаю, что виновата, прости меня, глупую.

— А что теперь от меня то хочешь? — голос смягчился у бабки.

— Ба, — Валя нагнула голову, — ты, наверное, знаешь, что жених у меня, — она помедлила, — был..

— Знаю, — кивнула бабка, — потому и просила прийти. — Раз, говоришь, был, значит, нет его, так? Был, да сплыл?

— Да. Но обещал ведь жениться, — Валя не выдержала и расплакалась.

— А ты и развесила уши, поверила. Учила, учила тебя, да всё бестолку. Ну, будя, будя, всё.. — она обняла свою внучку за вздрагивающие плечики. Валя постепенно успокоилась, прильнув к бабушкиному плечу.

— Ба, может травок каких дашь? — попросила, шмыгая носом.

— Зачем?

— Я..я…- Валя опять зарыдала

— Дам, отчего ж не дать. — Баба Феня гладила внучку по голове, совсем как в детстве.

— Ты только сначала успокойся. Не ты первая, не ты последняя. — голос ее был тихим, умиротворяющим.

— Не спеши, девонька, подумай. Мы ж не знаем Божьего промысла. А всё в жизни, что делается, не бывает случайным. Поверь старой бабке. Я уже долго на свете живу. Многое знаю, многое видела. Рубанут люди с плеча, а потом каются всю жизнь. Так и ты. В горячах не делай ничего. А то ведь вспять содеянное не повернешь, заново захочешь, а не сможешь.

— Кому ж я такая буду нужна? Позор какой, в подоле принесу…Родители стыда не оберутся.. После этого так и останусь одинешенькой на всю жизнь.

— Это хорошо, если останешься, Валечка, а кой-кто не останется. Да и рожать будет не от кого.

— Ба, да о чем ты? Что ты хочешь мне сказать? Что ты знаешь?

— Знаю, не знаю…- задумалась та слегка,- одно знаю точно, что всё скоро изменится… А с отцом и матерью я переговорю, ты не переживай…

***

Обдумав всё хорошенько, понадеявшись на бабушкину мудрость, Валя не воспользовалась принесенным травяным сбором, и благополучно через семь месяцев родила дочку Светочку. Родители ее поняли, поддержали.

Да и бабе Фене они верили безоговорочно. И одна Валя не осталась, всё устроилось лучшим образом. Гаврила Иваныч, колхозный бригадир, пришел и посватался. Он к ней давно присматривался, она ему нравилась… спокойная, обстоятельная.

Она ему честно рассказала про своё положение, не стала скрывать, если вместе жить начинать, то не с вранья, а он ее успокоил, поведал, что сам детей иметь не может, поэтому против ребенка ничего не имеет, даже рад будет.
Так, что не было никакого позора. А была скромная свадьба и регистрация в сельсовете.

Гаврила Иванович был человеком уважаемым, старше, правда, Вали на целых тринадцать лет, но и она была серьезна не по годам, так что характерами они сошлись, жили мирно. Ни разу он не спросил жену за ее прошлое и кто настоящий отец у дочки.

И Светочку отчим любил, как родную, да, какой там отчим, он ее сразу на себя записал, как только дочка родилась, даже своим родителям ничего не сказал. Баловал ее всегда, с работы идет, что-нибудь несет, то яблочко пахучее, то карамельку купит, она, ручонки раскинув, бежит ему навстречу: — Папка мой! А он и млеет. Подкинет ее вверх, она смехом заливается от радости.

Валя мужа очень уважала за заботу о дочке, а со временем уважение переросло в любовь. И стал для нее супруг самым любимым человеком в жизни. Иногда присядет вечерком к нему поближе, обнимет и сидит тихонько, не надышится родным запахом. По волосам его проведет и удивляется, — Как же я раньше без тебя жила, мой миленький? — Вспомнит Степана.

— Да он против тебя никто. Ладно, ладно, не буду на Степана обижаться, он нам ведь дочку подарил.

— А Гаврила повернется, чмокнет ее в нос и в книги свои опять уткнется. И так на душе тепло у нее станет. Учился супруг заочно на агронома. Иногда начнет ей рассказывать, какую пшеницу будет выращивать, про сорта всякие, а Валя замрет и слушает его, а сама представляет поле пшеничное и бегут они с Гаврилой навстречу друг к другу…слушает, слушает и не заметит, как и заснет на плече у мужа. Он ее тихонько на кровать отнесет и укроет теплее…
Вот так и жили. Дом начали свой строить. Колхоз подсобил. Скоро и новоселье должны справить. И ходила Валя счастливая и совсем не держала зла на Степана. Ну, может, где-то там в глубине души опаска была, что нельзя вот так доверяться с разбегу, не мешает человека узнать сначала . Ну, а кто не ошибается? Кто шишек не набивает? Жизнь…одно слово…
А Степан ходил всё еще неженатым, нагуляться не мог, косился на Светочку, так ему всё время казалось, что похожа она на мать его. Однажды Валю, встретив, не удержался, остановил на зимней дороге, спросил про дочь, — Уж, не моя ли Светка?
-Не твоя, — ответила Валя насмешливо, — Да и не было у нас с тобой ничего, чай забыл сам, ну, целовались, подумаешь, откуда там дитю то взяться? Уйди, свет мне не засти, — да легонько его оттолкнула, а тот не ожидал, растерянный от ее слов, — Как не было? Совсем без памяти что ли?- равновесие и не удержал, под снегом ледок оказался, ноги вперед поехали, хоть руками и махал, но все-равно шлепнулся на дорогу. Рядом бабы проходили, на смех его подняли. А Валя опять ушла, не оглянувшись.

— Ну, погоди, серая утка, за всё мне заплатишь, — зло прошипел Степка, сидя на дороге и и с ненавистью глядя в след женщине.

А когда Светочке было чуть больше четырех лет, началась война. Гаврила Иваныч ушел добровольцем на фронт. Валины два старших брата ушли, еще много парней и девчат, только братья Строевы, Степан да Васька не спешили, как они уж там смогли себе бронь выбить, никто не знает.

Гаврила Иваныч, когда прощались на вокзале, прижал жену к груди, — Береги себя, Валюша, и Светочку береги, не рискуй лишний раз. Хоть война не затянется надолго, но так… на всякий случай, если вдруг… то тогда постарайся отправить дочь и родителей из села подальше, у меня родня в Нижнем Новгороде есть, так прямо к ним. И сама с ними уезжай.
Валя стояла, уцепившись за его руки, прильнув к такой родной груди…
— Не отпущу, нет, нет…- всегда такая спокойная, она не могла справиться на этот раз с волнением, захватившем ее сердце, чувствовала обостренным женским чутьем, что не придется ей больше увидеться с мужем.
— Валечка, ну что ты? Ну, не плачь, родимая! — он целовал ее такое милое личико, вглядываясь в каждую черточку, пытаясь запомнить её навсегда.
— Гаврюша, ты под пули не лезь, поклонись им лишний раз, ты ж знаешь, она, пуля эта, дура, не разбирает, кто перед ней…ты только вернись, обязательно вернись, как же я жить без тебя буду…
С трудом оторвав жену от себя, обняв ее крепко в последний раз, Гаврила Иваныч вскочил на подножку вагона…
С тяжелым сердцем Валя возвращалась домой.

Продолжение следует.

Автор


#Zаrinka

Колокольный звон

2 часть

Никто не верил, что немцы так далеко продвинутся, старики Гаврилы Иваныча уперлись, что никуда не поедут с родных мест. Валин отец возглавлял лесхоз, который был сразу же завален военными заказами, тем более, он не мог покинуть свою работу.

Валя записалась в соседнем поселке на курсы медсестер, это в военкомате усталый пожилой военком предложил упрямой молодой женщине, осаждавшей его больше недели и желающей приносить пользу Родине, пойти сначала отучиться. Галинку, медсестру, и впрямь сразу призвали, потому как медработник.

Валя одновременно и училась, и начала работать санитаркой в госпитале, который открылся тут же в поселке. Дома почти не бывала, ночевала на работе, спав часа по три-четыре, раненых было очень много. В июле, когда Валя закончила курсы, госпиталь перевели в Карачев, а ее призвали на фронт. Попросив подвести знакомого водителя, она заскочила увидеться с родными.

— Мама, куда ты уходишь? Не бросай нас. Мамочка, я боюсь. — Светочка испуганно жалась к Валиным ногам, закинув вверх свое личико, смотрела матери прямо в глаза.

— Дочка, — Валя присела рядом, я буду недалеко от вас. Не бойся, папа вас защищает. И я буду защищать. Ты с дедушкой и бабушкой остаешься, слушайся их обязательно.

Еле оторвавшись от дочки, ушла, обливаясь слезами.

А фронт откатывался на восток и Валя, отступая со своим подразделением, с ужасом понимала, что скоро немцы дойдут до ее родных мест. Так и случилось, уже в середине августа немецкие войска подошли к Брянщине.

В ходе тяжелых боев под Москвой Валя была ранена, ее отправили на лечение в госпиталь, душа болела и за мужа, сначала получала весточки от него, а потом перестали ходить солдатские треугольнички, и за дочку с родителями. От них тоже давно не было никаких известий.

У нее сильно была повреждена нога осколком, перенесла несколько операций, в результате которых ногу удалось сохранить, но она стала короче другой на 5 см, и врачами было принято решение Валю комиссовать. Узнав об этом, она разрыдалась.

— Мне некуда идти, — уговоривала она сурового военврача, председателя врачебной комиссии.

— Голубушка, — доктор понимающе посмотрел на нее, — Вы можете остаться у нас и работать в нашем госпитале.

— Понимаете, — плакала Валя, — мое село под немцами, там моя дочка и родители с малыми братьями остались. Мне надо вернуться туда. Мне нужно на фронт.

Доктор устало снял очки, протер их, и надев, внимательно рассмотрел Валентину. Хотел сказать ей, что там есть кому воевать, но передумал.

-А, знаете, что? Недалеко от нас в Кусково открылись женские курсы снайперской подготовки. Там друг у меня работает. Я его попрошу вам помочь.

В декабре Валя уже училась на этих курсах. Для первого набора время учебы было сокращено и уже в конце февраля 1943 года она их закончила. А в марте Валю направили на Брянский фронт, о таком везении она и мечтать не могла.

Батальон встретил ее легким недоверием, но взводом, куда ее распределили, командовал лейтенант Щербаков Григорий, сам он был из Белоруссии и как-то однажды разговорившись с Валей в крохотный промежуток между боями, поделился с ней своей тревогой за оставшуюся в окуппации семью.

Узнав, что у Вали такое же положение, они, оказавшись рядом, рассказывали друг другу о своих близких и незаметно сдружились за короткий срок. Проверив Валю на прицельность стрельбы, солдаты взвода её зауважали и, как могли, при случае помогали.

Начиная с середины августа 1943 года уже каждый день освобождалось несколько населенных пунктов Брянщины. Советская Армия, не смотря на тяжелые кровопролитные бои, уверенно двигалась на восток.

Валя вместе со всеми шагала по брянской земле и видела, что, отступая, творили озверевшие фашисты. Буквально горы истерзанных трупов покрывали родную землю. Не было ни одного уцелевшего городка, всё разбомблено, деревни встречали ужасающей тишиной и запахом горелого жилья.

За месяц Валя наполовину стала седой. С содроганием в сердце она ждала встречи с родными местами. Ей опять повезло, именно ее батальон двигался в этом направлении. Она молилась в душе, лишь бы все там были живы и чтоб самой остаться в живых, и чтоб не ранило, но в то же время не имела никакого права прятаться за спинами своих боевых друзей, взводный даже отчитал ее пару раз за неосторожность.

Вот и Жуковку освободили. До ее села от этого поселка буквально пяток километров. Валя не находила себе места. Подойдя к лейтенанту, попросила отпустить ее в село, — Я хоть одним глазком взгляну, что там деется, ты, Гриш, не переживай, я ж местная, все леса, поля, тропки, как свои пять пальцев знаю.

Пройду так, что никто не увидит и не услышит. Ты ж видишь, что фашисты творят, а завтра мы наступаем, если живы мои, то попытаюсь их спасти. Заодно и обстановку всю разведаю.- Тот, помедлив, согласился.

— Только одна не пойдешь.- Подозвал молодого солдатика Петра Фокина.

— Вот с ним вместе отправляйтесь.
В соседнем доме, разбомбленном немцами, нашли кой-какую одежонку, на всякий случай переоделись под местных, и, проверив оружие, запасшись патронами, ближе к вечеру выступили в поход.
Пару фенюшек Валя всегда носила с собой на случай пленения, ей нравилось, как солдаты называли ласково гранаты, сразу вспоминалась строгая баба Феня, а ее снайперскую винтовку СВТ именовали нежно «Света». Капризная в уходе, она позволила Вале подружиться с ней.

А как иначе? Валя с детства была знакома с оружием, отец сначала был простым лесником и брал на обходы участка своих детей, научил их стрелять из старой берданки. А чистить ружье — это чуть ли не валина была обязанность. Валя не раз шутила, — Со мной мои родненькие, меня они не подведут.

Шли осторожно, больше лесом, но недалеко от дороги, чтобы можно было наблюдать за передвижениями немцев. Когда почти стемнело, подошли к селу. Валя привела Петра к церкви. Осмотрелись с пригорка.

— Давай, сделаем так: в село я пойду одна. Если что случится, я местная, меня все признают. А ты будешь ждать меня здесь. Постараюсь все выяснить, вернусь, обсудим, что дальше делать.

Отдала ему свою «Свету», взяв котомочку с фенюшками, спрятав пистолет за пазуху, ушла с волнением в сердце. С пригорка всегда было хорошо видно село, но сейчас оно уже погрузилось в темноту. Не горел свет в окошках, только хорошо был освещен бывший господский дом, рядом с ним сновали немцы.

Скорее всего, там у них штаб или комендатура, — валин взгляд цепко отмечал все важные моменты. По дороге проехало два грузовика, потом легковая машина. У околицы остановились, слышно было, как разговаривают. Наверняка, там пост, проверяют документы.

Отчий дом был недалеко, если идти прямиком по дороге, но только не в этот раз. Нужно обойти околицу задворками. Идти близко к домам было опасно, огородами тоже опасно, слишком хорошо просматриваются, хотя и темно, вдруг луна выйдет неожиданно, оставалось идти краем реки, заросшей ивами и осокой. Наконец, добралась до огородной межи, тоже вся в кустах, теперь это ей на руку, постояв, прислушиваясь ко всем звукам, медленно направилась к родительскому дому.

В соседних домах не заметила никакого движения, — Живы ли люди? Ох, как стало страшно. Не за себя, а то, что сейчас вдруг никого не найдет в живых. Шла медленно, боялась, что загавкают собаки, почуяв человека, но было на удивление тихо. — Повыбили-то собачек, — подумалось с тоской. За домом был небольшой садок, постояла, понаблюдала, вроде всё спокойно, осторожно зашла во двор, вот уже крыльцо, и тут ее что-то остановило.

Ей показалось, что за покосившимся забором на дороге мелькнул огонек сигареты. Вернулась, обойдя дом, кошачьими шагами очень осторожно прошла в палисадник, заросший вишнями и кустами сирени. Пригнувшись, медленно протиснулась, как можно ближе, к самому забору.

Сквозь ветви рассмотрела на дороге две фигуры. По голосам узнала Степку и Ваську Строевых. Она застыла, напряженно прислушиваясь. Те разговаривали тихо, но Валя достаточно близко была от них, и за исключением нескольких слов, все расслышала.
Сначала разговор шел об оружии, что то там у Васьки клинило, они возились, щелкали затворами, обсуждали в полголоса, а потом перешли на шепот.

— Степ, а че мы тут круги нарезаем? Спать уже охота, а всё ходим что то высматриваем.

— Тсс..то и высматриваем, чтоб на месте все были. Завтра штаб переводят, вишь, поджимают, — кивнул на восток, — велено зачистку всего села сделать.

— Степ, это как? — испуганно спросил Васька.

— Как, как ? Мужиков к стенке поставить, баб с дитями в амбар запереть и сжечь.

— Степ, ты че говоришь? Тут же наших полсела будет. Надо предупредить, пусть ночью уходят.

— Совсем спятил. Чтоб нас к стенке поставили самих. Смотри мне…понял?

— Понял..Только одного не понял..- Васька помолчал..- Степ, как людей убивать? Они ж свои. Я…я нет, не смогу..

— Сможешь…прикажут, куда денешься? Не ты, так тебя. А чтоб легче было, представь только, что эти свои на тебя сразу и донесут.

Васька помолчал, раздумывая, — А мы куда? Нам потом куда деваться?

— Мы последними будем уходить, в лес свернем.. Переждем, потом к своим выйдем.

— А свои? Это кто, Степ?

— А это будем смотреть по обстановке, — Степка приглушенно хохотнул.

— Ты..это…сопли подбери свои…не дрейфь. Брат, всё образуется…нас еще награждать Советы будут за службу в тылу врага, — Степка похлопал Ваську по спине.

— Степ, а эти…- тот мотнул головой в сторону дома. — Макарьины — то? Что с ними делать? Ты ж говорил, что Светка на мамку нашу дюже похожа, мож твоя она всё-таки?

— Их в первую очередь…Моя, не моя…спасать не буду, своя шкура дороже. Я этой суке обещал отомстить, вот и отомщу.

— Степ, я вот одного не пойму, что она тебе сделала, что ты ее так ненавидишь? Сам её в девках спортил, а она виновата.

— Ты мне поговори тут…спортил, не спортил…сама сучка хотела этого.

Степан помедлил, подбирая слова, — Смотрела она на меня всегда с презрением, должна была, как собака, мне в рот заглядывать, а она, стерва, презирала, — он сплюнул со злостью.

— Умоется еще кровавыми слезами, — прошипел, оглядываясь. — Ты давай это… счас после доклада обойди Варвариным проулком, пройди задами, да посиди у Макарьиных в садку, чую я, дед Иван не так прост, как себя показывает, связан с партизанами, сто пудов, как бы не утекли они у нас из-под носа. Что-то тишина сегодня подозрительная, — он втянул воздух в себя, хищно расширив ноздри…

— А че раньше их не пришьешь?

— Ну, тупой же ты, Васька! Сказал же, всему свое время. Пока у нас руки чистые, ну мало чего, что мы полицаи, так заставили, куда деваться, против силы не попрешь. Что зубы кой-кому выбил, да пару рук сломал, так то ерунда, не считается. А вот завтра я отыграюсь, некоторые так уже достали,…ну, а опосля, если надо, расскажем, что немчура всех положила. Свидетелей нет? Нет. А на нет, сам знаешь и суда нет.

Васька поежился, — Ох, и злой братуха стал, того и гляди, пришибет ненароком.- Он с тоской затянулся папиросой. Не доведет до добра эта затея в полицаи пойти. Зачем Степку послушал? Лучше бы в партизаны в лес ушел со своими.

А теперь их все ненавидят, идешь по селу, проклинают в след, шипят, чтоб сдохли поскорее. Как жить, людям в глаза смотреть. Он вздрогнул, вспомнив, что должно завтра произойти. Себе легче пулю в лоб пустить, чем в своих стрелять. Вот, дождусь я этих партизан, да расскажу им всё.

Жаль, Валя не слышала этих размышлений, но все-равно почувствовала, что Васька сомневается.

— Давай, шевелись, пошли, нас уже ждут.

— Да, иду я, иду, — ответил Васька нехотя на злое шипенье Степана, который уже двинулся вдоль по улице.

— Ты, смотри мне, без закидонов давай, а то не посмотрю, что брат мне, прищучу сразу.

— Смотри, что б тебя никто не прищучил, — тихо, чтоб Степан не услышал, пробормотал Васька себе под нос.

— Строевы — полицаи?! Сволочи! Вот так… никогда не знаешь, что от людей можно ожидать. Ну, командовать — это одно, у Степки давно такие замашки были, замечала за ним не раз, но чтобы убивать? Да еще своих же? — Валя стояла, ошарашенная новым открытием.

— Но хоть родные живы, самое важное узнала.

Послышалась немецкая речь и лай собак. Овчарки, промелькнуло в голове. Братья что-то там начали объяснять хозяевам.

Валя осторожно обошла дом, ночь была темнющая, все небо в тучах, лишь изредка луна выходила, хорошо, что знала она вокруг дома каждый закоулочек, но за время ее отсутствия могло что — то и измениться, она боялась наткнуться на какое-нибудь пустое ведро и загреметь, выдав себя.

Мозг лихорадочно работал. Что делать, как спасти людей, дочку, родителей? Село патрулируется полицаями и, видать, до самого утра, это она уже поняла. Она легонько поскребла в оконце. Пусть отец выйдет, дверь откроет. Не прошло и минуты, дверь бесшумно открылась и выглянул Иван Трофимыч.
— А ведь точно батя ждал кого-то, — мелькнуло в голове.
— Валюха, ты? — присмотрелся удивленно, — Зайди в сенцы, — он быстро затянул ее в дом.

— Валя, как ты здесь оказалась? — отец с силой обнял дочь.

— Ну, хоть ты жива, как же я рад, как же я рад, от старших ни одной весточки, а младших, наших то Ваню с Федюнькой в Германию угнали, — он беззвучно плакал. Она стояла, стиснув зубы.

— Бать, тут такое дело, — коротко и быстро рассказала, что намечено на утро,.. — Вам надо уходить. Но, как? Я не знаю. С двух сторон высматривают. Отец вздохнул, — Никак, Валюх, не можем мы. Мать совсем слаба, еле ходит.

Намедни фриц развлекался, полоснул очередью по нашим бабонькам, вышли к колодцу за водой, матери и досталось. Рана не заживает, воспалилась. Не дойдет она. А я не брошу ее. А Свету забирай. Хоть ее спасешь.

Только она тоже не ходок. Долгой дороги не выдержит, нести надо. Про нас не думай. Теперь, как будет. Мы пожили, вас жалко, все молодые еще, а, вон, как получилось, — лицо у него перекосилось, как от боли, — война проклятая, какая семья была…и где теперь все?

Валя прислушалась.. приоткрыла дверь, что-то ей послышалось. По дороге опять кто-то шел…на этот раз немцы, поняла по разговору. Послышалось рычание собаки. Понаблюдала, куда пошли. Идут к околице по направлению к церкви. Менять часовых, скорее всего.
— Взять одну Светочку? Успеет ли ее она вынести, сейчас Васька уже подойдет. Если успеет, что дальше? Спрятаться в церкви? В лесу? Далеко она с ней не уйдет со своей ногой. Петро поможет нести. Но тогда дорога по времени займет больше. И они не успеют вернуться. И не успеют спасти всех.

Она ведь должна думать не только за своих. Петр один дойдет за пару часов. А там еще пробиваться надо. А завтра Степка проверит и сразу расправится с отцом и матерью. Хотя они и так всех убьют. Часом раньше, часом позже. Да, еще пустят собак по нашему следу. — Она стояла, в спешке размышляя, оценивая свои силы. За спиной ждал отец.

Валя повернулась.

— Бать, я ухожу. Но я вернусь. С помощью.- Тот кивнул. Они обнялись на прощание. Валя быстро отвернулась, чтобы отец не увидел ее слезы. Трудно далось матери такое решение, ох, как трудно…на висках пульсировали жилки, готовые лопнуть…
Стояла, еще раздумывая секундочку, не в силах уйти от своих родных, как же хотелось зайти в дом, обнять маму и дочку, но, услышав автоматную очередь в другом конце улицы, вздрогнула, — А может и, правда, партизаны? — но всё быстро стихло, для острастки видно шмальнули, решительно заставила себя выйти со двора и под прикрытием кустов, пригибаясь, направилась вдоль реки к старой церкви. Там, еле уняв выпрыгивающее от волнения сердце, рассказав всё Петьке, она присела на какой-то большой камень. Да, нога давала о себе знать.

— Петь, возвращайся, я остаюсь, не могу, ты понимаешь, не могу уйти отсюда. Возвращайся, передай взводному всё, что я рассказала. Завтра на рассвете. Может успеют, а, Петь? — она обняла солдатика и подтолкнула его к тропинке.
— Будь осторожен. Дойди, прошу тебя. Нет, нет, тебе нет смысла оставаться. Будет лучше, если приведешь помощь.

Продолжение следует.
Автор


#Zаrinka

Колокольный звон.
3 часть. Окончание.


Петр ушел, Валя осталась одна. Страха не было совсем. Она подошла к церковным дверям, попробовала у одной створки отодвинуть крайнюю доску, ранее державшуюся на одном гвозде.. получилось, всё без изменений, …оглянулась… на минуту ей показалось, еще чуть-чуть и всё станет, как раньше в детстве, да, да..сейчас она проникнет во внутрь храма и все изменится. Она станет маленькой любопытной девочкой и даже начнет бояться темноты и этих молчаливых стен, за которыми там, снаружи, тоже будет всё по-прежнему, никакой войны, никаких смертей, все будут живы и здоровы…

Валя даже зажмурилась.. а вдруг? Но не бывает чудес на свете…и уже есть другая маленькая девочка, жизнь которой ей обязательно надо спасти.. хоть ценой своей собственной..да, именно так…и еще много других людей в опасности, в памяти промелькнули лица соседей, пожилой учительницы, своих крестных, безногого деда Прохора, старого солдата еще первой мировой, смешившего своими рассказами всех пацанят…

Она привалилась спиной к церковной стене и подумала, вот бы Гаврила Иваныч был с ней сейчас…как же она соскучилась…он сильный, он храбрый, он обязательно что-нибудь придумал бы, а она всего-навсего слабая женщина, что она может одна? Полностью положиться на своих, ждать? Успеют, нет ли? Партизаны? И, если отец был связан с ними, то почему ничего не сказал дочери? Нет, пока надеяться только на свои силы, и на… она подняла глаза к ночному небу…

Пробравшись в церковь, она подошла к алтарю, вернее к тому месту, что от него осталось. Выглянула луна в промежутке между туч и слабый лунный луч скользнул в прореху крыши, чуть-чуть осветив место, где стояла Валя. Она запрокинула голову вверх, в темноте плохо было видно, но еще с детства помнилось, где был лик матери Божьей и ее сына Спасителя.

Она, воспитанная в лучших комсомольских традициях, сейчас не сомневалась в своем душевном порыве, — Господи, прости меня за все прегрешения и помоги мне спасти людей.

Она горячо молилась враз иссохшими губами, не помня, не зная ни одной молитвы, просто своими словами, которые шли из ее истерзанного сердца. Луна зашла за тучку. Вале как-то сразу стало спокойно, — Пора, надо готовиться.

Она уже знала, что ей делать. Вышла из церкви, направилась к колокольне. Взяв спрятанные винтовку и вещмешок, начала подниматься вверх. Больная нога мешала, отдавала болью, когда приходилось переносить на нее тяжесть тела, но Валя, упрямо сцепив зубы, не обращая внимания, лезла все выше.

Один раз нога даже соскользнула с упора, тогда Валя чуть остановилась, передохнула. Она грустно улыбнулась, вспомнив, как, им девчонкам, было страшно подниматься наверх, сейчас страха не чувствовала совсем, от стен, наоборот, веяло защитой.
Наверху она испуганно замерла, когда вспорхнули голуби, но те, сделав круг, вернулись обратно, только уже под купол.

Легла на голые доски, осмотрелась. Вид с колокольни она знала наизусть, столько раз рассматривала окрестности в детстве. Хорошо просматривалась освещенная комендатура, к ней опять подъехала машина, свет фар выхватил фигуру напротив ее дома, — Степка, -так и ходит рядом… Мелькнула мысль, что она его ненавидит.

Всё-таки решила немного отдохнуть. Сон долго не шел, но потом подремала пару часиков, постоянно просыпаясь от малейшего звука и оглядываясь вокруг. Еще было темно, как услышала звуки боя. Стреляли в паре километров от села, где-то в лесу, в западном направлении. Постепенно всё стихло.

Вот и солнышка лучи стали пробиваться из-за горизонта. Всё тело затекло, ночью боялась лишний раз повернуться. Не поднимаясь, начала шевелить руками, разгоняя кровь. Для снайпера затекшие руки — не помощники.

Осторожно осмотрелась, выбрала позицию, полуразрушенное окно, напоминавшее бойницу, как нельзя лучше подходило для этих целей, настроила прицел винтовки, — Ну, не подведи, Светулечка-роднулечка, — шепнула беззвучно.

Пост с часовыми находился совсем недалеко от церкви, Валя старалась не делать никаких лишних движений, особенно, волновалась за голубей, которых боялась спугнуть, и они ее могли выдать.

В какую- то минуту ею овладело отчаяние, сможет ли она противостоять одна целой ораве немцев? Ну, что ж..если она погибнет, то рядом со своими родными, и хоть пять человек, но успеет убить.

Спустя час немцы зашевелились, кругом все пришло в движение.
— Начинается, — вздрогнула Валя. Человек двадцать вышло из здания школы. Вале оно тоже было хорошо видно. Заспанные, махали руками, умывались водой с принесенного от колодца ведра. Вели себя шумно, без опаски. Но время от времени поглядывали на восток. Офицеры в основном. Видно, в школе был штаб. Подъезжали машины. Немцы выносили какие-то коробки, грузили в кузов, , вот еще одна подошла, подъехали мотоциклисты, бегали связисты, слышна была гортанная речь.
А рядом была родная природа. Если слегка повернуть голову и посмотреть на реку, то можно было на минуту забыть об этом ужасе..
Так, ага, вот, и братья появились …легко вбежав по ступенькам высокого крыльца, Строевы нырнули в комендатуру.
Подтянулись еще двое полицаев… тоже из наших? …она пыталась их узнать, рассматривая в прицел. С трудом, но поняла кто. Степкины друзья. Филька и Пашка. Дурковатые и ленивые с самого детства. Братья выскочили из здания и вместе с Филькой и Пашкой погрузились в полуторку.

Машина медленно поехала по селу. Степан сидел в кабине машины и в рупор кричал в открытое окно, — Всем жителям выйти и подойти к комендатуре. Валя разобрала его слова. Утренний воздух был свеж и чист, и голос из рупора, несущий смерть, далеко разносился по окрестностям.

Люди начали выходить из домов и собираться в кучки на дороге. Проехала еще одна машина, уже с немцами, раздались одиночные выстрелы. У Вали задрожали руки, лицо покрылось испариной. Она увидела своих. Как же состарились родители.

В темноте она толком отца не рассмотрела. Они совсем стали стариками. Мать похудевшая, сгорбленная, видно было, что еле стоит. А Светочка выросла, вытянулась. Через прицел она пыталась вглядеться в каждую черточку своей еще маленькой дочки, которая испуганно жалась к бабушке с дедом. Те пытались спрятать ее за свои спины, придерживая рукой.

Подскочила машина, развернувшись в конце улицы, Степан решил проверить Макарьиных, все ли вышли. Подошел к старикам, удовлетворенно хмыкнул. Заглянув за спины бабки с дедом, увидел Светочку. На секунду встретился с серьезным взглядом девчушки. Она молча смотрела на него широко распахнутыми глазами. Он знал эти глаза. Такие точно были у его покойной матери. Она редко на него ругалась, посмотрит с укоризной, а он от этого взгляда аж трепетать начинал.
— Тьфу, заблажилось, — он крепко зажмурился на мгновение.
Валя смотрела на него в прицел, — Неужели там в душе у него ничего не екает? — Ей на мгновение показалось, что Степкино лицо выражает внутреннюю борьбу.
— А, ну, шевелись, — со злостью подтолкнул стариков прикладом автомата.
— Нет, показалось. Как был мерзавцем, так им и остался.

Вот уже возле комендатуры собралось приличное количество народа. Люди стояли молча, даже испуганные дети молчали. И всё равно, как мало осталось людей в селе! Старики со старухами, подростков не видно. Да и девчат совсем мало. Мелькнуло от силы человек пять.

Одна машина еще продолжала носиться по селу, собирая оставшихся людей. Прикладами их заталкивали в кузов и подвозили к комендатуре.

— Спешат, сволочи, нервничают, — отметила Валя. Один из немцев с листочком прохаживался туда — сюда, ждал, когда всех соберут.
В конце просматриваемой улицы вспыхнули два дома…Кулагины и Фроловы…там же дед Прохор совсем не ходит, а Фроловых за что?… Послышался истошный женский крик, тут же прерванный автоматной очередью…твари…слов нет… Валино сердце учащенно забилось. — Так, только не волноваться, — усилием воли сдержала себя.

Краем глаза Валя наблюдала за школой. Немцы, как ей показалось, торопясь, запрыгивали в машины и поспешно уезжали. Но еще оставалось человек двадцать, они сновали туда-сюда. На востоке, усиливаясь, грохотала канонада. В душе появилась слабая надежда.
-Наши идут, лишь бы успели.

Офицер начал зачитывать текст с листочка. Рядом переводчик переводил на ломаный русский. Из-за усиливающегося шума Валя с трудом разбирала слова. Великая Германия…пыталась сделать свободными… дальше было трудно разобрать. Закончив, он махнул рукой Степке.

Людей начали подгонять к складу, стоящему на другой стороне улицы, напротив комендатуры. Это было здание, уже построенное при валиной памяти. Деревянное, но обмазанное снаружи глиной.

Люди еще толком не поняли, что хотят с ними делать, кто то пытался расспросить Ваську Строева, тот молчал, отворачивался.
Открыли двери амбара, и немцы с полицаями начали загонять во внутрь женщин и детей. Валя искала глазами своих. Мать подхватила Светочку под руки и шагнула в пугающую темноту. Мужчин оттесняли, оставляли снаружи.

— Почему они сжигают людей? Экономят патроны? Чтобы жертвы больше мучились? Или меньше осталось следов от их злодеяний? Валя не раз видела сожженные тела в освобожденных селах и городах.

Немцы даже братские могилы замученных ими людей взрывали перед своим уходом. На трупы людей было страшно смотреть. Вырванные зубы, разорванные рты, выколотые глаза, отрезанные выступающие части обнаженных тел. Звери, гореть вам в аду. Не жалко вас, не жалко нисколько, только смерть вас исправит, только ваша смерть…

— Ну, что ж, пора.. Начну с тех, кто может мне помешать.
Один часовой на посту отошел в кустики по нужде, там и упал. Второй пропускал в этот момент машину, ничего не услышал, не увидел. .

Подождав, Валя заметила в кустах с его стороны какую то консервную банку, щелкнула по ней, часовой оглянулся, повертел головой, но пошел на подозрительный звук, раздвинул кусты дулом автомата, там же и прилег.
— Отдыхайте, ребята.
Шлагбаум остался поднятым. Со стороны всё выглядело обычным делом. Ну, нет часовых, так и штаб сменил расположение.
В это время к складу подъехала легковая машина, вышли два офицера, один с фотоаппаратом.
— Прессу привезли. Снимать будут, как свои убивают своих, — поняла Валя.
Стариков выстроили в несколько рядов перед складом. Полицаи стояли перед безоружными жителями, рассредоточившись в шеренгу.

В центре Степка Строев, справа от него Васька брат, слева Филька с Пашкой, по обеим краям -по немецкому автоматчику. Третий автоматчик подошел к офицерам.
— Контролирует. Возможно, дан приказ зачистить этих сволочей. Да, скорее всего, так и будет, предателей никто не любит — усмехнулась Валя про себя. — Отснимут, а потом прикончат. Степка -то промеж двух огней. Довыслуживался..

Ей показалось, что Степка нервничает, а именно его она держала на мушке. Он уже несколько раз оглядывался на стоящих сзади офицеров. А, может, команду ждет, только и всего. Достаточно одной автоматной очереди, чтобы порешить кучу народа.

На душе стало тоскливо. Она давно разложила патроны перед собой. — Так..Надеюсь, Васька не станет стрелять в своих. Степка… если только поднимет автомат, так сразу, — она вздрогнула.

— Стрелять в отца своей дочери? Стать таким, как он? Правильно ли это?

Валя вспомнила свою бабушку. Баба Феня умерла перед самой войной. Перед смертью призвала она внучку к себе.
— Знай, девонька, выбор будет перед тобой. Так, вот… она помолчала… пусть не дрогнет рука твоя. Не вижу уже я, силы меня покидают, когда ты должна это сделать, но ты не бойся, Господь рядом будет.

— Вот, он выбор. Теперь стало понятно, о чем бабушка говорила. Ба, будь спокойна. Не дрогнет рука.

Она продолжала размышлять, — Думаю, начнут полицаи, потом немцы — автоматчики закончат. Мне, главное, их убрать. Офицеры вооружены слабо, подождут. Филька с Пашкой с детства не отличались большой подвижностью ни в мозгах, ни в руках-ногах, растеряются на пару- тройку секунд, дадут мне немного форы.

Всё осложнялось еще тем, что стрелять надо будет наискось, значит, площадь попадания сужалась очень сильно. Может только раню кого, как они себя поведут, неизвестно, упадут ли, устоят?

В это время к складу подъехал еще один грузовик. Кузов был заполнен соломой. Там же было два солдата. Машина остановилась сбоку склада, с той стороны, которая была видна Вале, один солдат спрыгнул, другой кинул ему вилы и начал сбрасывать солому. Первый подгребал и укладывал вдоль стенки амбара.

Правый автоматчик подошел и что то там им сказал, все рассмеялись. Закончив обкладывать эту сторону, солдат крикнул водителю, чтобы тот повернул за склад, сам, махнув автоматчику, завернул за угол, скрывшись из валиного поля зрения.

Машина начала неуклюже поворачивать, там еще были какие-то кусты, неожиданно мотор у нее заглох. Солдат, стоящий в кузове весело болтал с автоматчиком. Машина, прочихавшись, дернулась вперед, солдат в кузове от неожиданности потерял равновесие и упал на солому. Автоматчик загоготал и отвернулся, услышав какие-то слова офицера.

И никто не увидел, как под солдатом, лежащим на соломе, расплылось пятно крови. Но через некоторое время немцу, тому, который был внизу и ждал очередную порцию соломы, надоело стоять без дела, он подошел к грузовику, заглянул в кузов и, удивившись необычной позе своего собрата, одним махом взлетел наверх.

Машина, дернувшись, проехала дальше, заставив потерять равновесие очередного соломометателя. Он не знал, что Вале хорошо удаются движущиеся цели.
Машина почти полностью скрылась за складом. Только зад кузова немного торчал. Через минуту показался из-за угла водитель. Пытался понять, где все. Не понял. Упал.

Автоматчик в это время что-то начал подозревать и решил проверить, что там происходит. Валя подождала, когда он подойдет ближе к правому углу амбара и плавно нажала спусковой крючок.

— Так, всё, здесь чисто,- быстро перестроилась, направив прицел на Степку.
Фотокорреспондент все ходил из стороны в сторону, выбирая ракурс, рукой показывая не спешить.

— Степка, вы что собрались делать? — крикнул кто-то из односельчан.

— Счас узнаете, — ухмыльнулся Строев, направляя автомат на людей.

— Гореть тебе в аду, собака!

— А, ну тихо, — крикнул Степан. Он прохаживался перед односельчанами, словно петух в чужом дворе. Лицо ощерилось зловещей гримасой, руки противно тряслись мелкой дрожью. Опять обернулся назад, посмотрел на своих хозяев, один из офицеров направил руку на него и кивнул.

— Какой же ты мразью стал, мать с отцом в гробу переворачиваются.

— Счас вы у меня все перевернетесь! — Он вскинул автомат и не успев нажать на гашетку, замер, чем-то пораженный, автомат выпал из рук, одной рукой он провел по боку и с удивлением ее начал рассматривать. Что это? Откуда кровь? Потом повернулся назад и недоуменно воцарился на немцев, на его лице отобразился вопрос: кто? Те сначала ничего не поняли.

Всего этого Валя не видела. Для нее время замедлилось. Левый атоматчик ничком упал на землю. Потом Филька или Пашка, она не различила их, кто вскинул автомат, тот и получил награду.

Всё, на этом замешательство прошло. Послышалась громкая немецкая речь, офицеры что то там жестикулировали. Всё пришло в движение.

Кажется они поняли, откуда стреляют. Третий автоматчик полоснул по колокольне. Это даже хорошо, лишь бы не по людям, пронеслась мысль в голове. Она поймала его в прицел, задержала дыхание, плавно спустила крючок. Нет. Только ранила. Упал на колени. Пришлось еще потратить патрон на него.

Люди стояли, ошеломленные какое-то время, а потом часть из них упала на землю. Вале даже послышался крик отца, — Ложись. Кто то пытался ползти за угол. Из амбара доносились испуганные крики, визги.

Завелась машина, начала сдавать назад. Засигналила громко. Офицеры пытались на ходу запрыгнуть в нее. Послышалась автоматная очередь. Сердце у Вали пропустило удар. Те, кто стоял, падали, подкошенные выстрелами. От горя сжалось сердце. Стиснула зубы. Выстрел, еще один, еще..

Вроде Пашка упал. Опять автоматная очередь. Один немец не успевший запрыгнуть, свалился на землю. Но кто стрелял? Это не она. Машина, развернувшись, наконец, начала выворачивать на дорогу и закрыла Вале обзор.

Выстрел в лобовое стекло остановил ее движение. А от школы уже бежали автоматчики к складу. Как много, — успела подумать Валя. Застрекотала автоматная очередь, пара-тройка немцев упала. Васька? Ей некогда было думать. Руки двигались четко, затвор, патрон, прицел, задержка дыхания, выстрел..

А на противоположной стороне улицы послышался гул моторов. Не отвлекаясь.. сначала боковым зрением.. Сердце ухнуло.

— Танки. Сколько их? Раз, два, три.. Сзади виднелись две полуторки. Звезды на борту. Да, это же наши. Взвод, ее родной взвод, ворвался в село… слава тебе, Господи! Ребята, родненькие…успели.. — не выдержав напряжения, Валя расплакалась. Вот такой боец… ну, никто ж не видит, правда?..
Полчаса и всё закончилось.


Валя не помнила, как она спустилась с колокольни, ей показалось, что у нее выросли крылья и она просто слетела вниз. Она неловко бежала с пригорка, припадая на ногу, — Батя, мама, Света … шептала про себя..
Ее увидел взводный, подскочил на машине.

— Валюха, жива? А мы к тебе на помощь.. успели?

— Гриш, там — мои, она махнула рукой в сторону амбара.

— Понял, садись. Секунда и они рядом со складом.

— Мама, Света, где вы? — закричала громко, с надрывом. Ее увидел отец.

— Валюха! Давай сюда. Все живы, не бойся, — а у самого рукав наливается кровью.

— Да, зацепило, жить буду, — отмахнулся от Валиного взволнованного взгляда.

— Маааамочка, — Света бросилась к Вале и тоненько, по бабьи заголосила. — Мааама, они убииить нас хотееели.

— Все, всё успокойся, родная, твоя мама была рядом.. она этого не позволила … я же обещала вас защищать..

Кругом были крики, суетилась их медсестры Зиночка и Клава, перевязывая раненых, голосили бабоньки, плакали испуганные дети. Валя оглянулась. Увидела Степку, его бесцеремонно подняли с земли наши солдатики, Ваську, стоявшего рядом. Подошла к ним.

— Ааа, утка пожаловала.. Ха, да она хромая — осклабился Степан. Лицо его побагровело и от злости, и от боли.

— Да, не тужься ты. Не баба, не родишь, — Валя спокойно посмотрела ему в лицо.

— Ну, как медаль от Советов? Нравится? Ты, уж, прости, что на грудь тебе ее не повесила, хотя для тебя это был бы лучший вариант.

— Тыыы? Это тыыы стреляла? — Степка ошарашенно смотрел на Валю. Откуда? Откуда ты взялась?

Валя не стала отвечать, перевела взгляд на Ваську.
Подошел отец со взводным, кивнул на младшего, — Это он стрелял, не знаю уж, поздно, или вовремя, но одумался. С пяток немцев положил, а может и больше.
— Спасибо! — кивнула Валя младшему Строеву — Ты остался человеком.

Братьев окружали люди. Под этими молчаливыми взглядами Степан съежился. Поймал глазами Светочку, выглядывающую из-за матери. Она молча смотрела на него взглядом взрослого человека, с укоризной…
— Мама, мама, прости меня, я больше не буду…

— Небо закружилось над головой, ноги ослабли и он неловко упал сначала на колени, а потом завалился на бок. В глазах застыл ужас..
Люди плевались и уходили.

Фронт уходил на запад. Валя опять покинула родное село, которое получило возможность жить дальше, благодаря мужеству их односельчанки. Раненых отправили в госпиталь, похоронили убитых. Но долго еще не было покоя в душах жителей небольшого села. Ждали Победу, ждали своих.

Уходя, на околице Валя оглянулась еще раз взглянуть на свой родной дом. Родители с дочкой стояли рядом с калиткой, напряженно смотря в ее сторону. Светочка было сорвалась бежать к матери, но дед придержал рукой. Валя остановилась, замерев в удивлении.

Ей послышался тихий колокольный звон. Во все глаза смотрела она на старую церковь, — Там же нет колоколов.. Чудится, то звон в моих ушах. — но мелодичный звук то затихал, то нарастал… — Голос Божий, — Валя припомнила, так называла колокольный звон баба Феня. После она не раз вспоминала это чудо, но так и не смогла найти ему объяснения.

Валя дошла до Праги, там ее опять ранило, и Победу она встретила в госпитале. А ее супруг Гаврила Иванович погиб еще в 42 году в боях за Москву. Вот так бывает, воевали почти рядом, но не встретились.

В село из ушедших защищать свою родину шестидесяти пяти мужчин и женщин в живых вернулось только трое.
Среди троих — Галинка. Уже, вернувшись в свое село, Валя узнала, что в то утро на помощь к односельчанам шел отряд партизан, но был окружен немцами и полностью погиб.

Валя не раз вспоминала свою бабушку Феню, которая сподобила ее родить … больше детей у нее не было, сказались военные тяготы, не женское дело — война, не женское…

А замуж она вышла еще раз. Взводный Григорий Петрович нашел ее уже после войны и приехал, прознав, что осталась она одна.

Вся его семья погибла в Белоруссии, сестру угнали в Германию, там она и сгинула, зять погиб на Курской дуге. Приехал он не один. С ним было двое мальцов — племянников, дети погибшей сестры. Их спасли партизаны, вывезли на большую землю, а Григорий Петрович их потом отыскал.
— Валя, не смог я их оставить.
Она подошла, наклонилась, обняла обоих сразу, вспомнив своих младших братьев, угнанных подростками в Германию,
— Гриша, это наши дети, мы за них жизни отдавали.

Все они, и мальчики, и Света выросли хорошими людьми. Валя так и не рассказала ей, чья она дочь. Сохранила эту тайну и унесла с собой уже в другое измерение.
Дети подарили им двух внуков и трех внучек, которые маленькими очень любили бабушкины сказки. А про войну Валентина Ивановна и Григорий Петрович не любили рассказывать.

— Рано вам такое слушать, — гладила бабушка вихрастые макушки внучат, — живите спокойно, смотрите на этот мир и радуйтесь ему.
Каждый год ездила Валентина Ивановна к своему ненаглядному супругу Гавриле Ивановичу в Подмосковье, присаживалась на лавочку у могильной плиты братской могилы и долго сидела, прикрыв глаза. И чудилось ей пшеничное поле и бегут они с мужем навстречу друг к другу, только ни разу так и не добежали, не обнялись…

Поодаль стоял Григорий Петрович, а вокруг него дети и внуки. А потом все вместе ехали в Белоруссию.

А старую церковь со временем отремонтировали. Восстановили колокольню. И вновь зазвонили колокола нежным переливчатым звоном над маленьким селом на Брянщине.

Автор

#Zаrinka

Рейтинг
5 из 5 звезд. 2 голосов.
Поделиться с друзьями: