Двое
Шёл 1944 год. Это сейчас всем известно, что близился конец войны. А тогда никто не знал, когда она закончится и закончится ли вообще.
Иван Петрович понимал, что люди гибнут, сколько он сам смертей видел, но окончания войны боялся. Ибо некуда было возвращаться. Жена, дочь и мать погибли.
Ивану было стыдно, но когда он узнал о гибели жены, то почувствовал облегчение.
Прямо 21 июня он случайно пришёл домой пораньше с работы и увидел картину, которая до сих пор будоражила его душу. Сердце замирало при воспоминании о том дне, хотя он видел столько смертей, столько горя, крови. А то была и не смерть даже. Никто тогда не умер реально. И он не умер, но и живым больше не был. Иван очень любил свою жену Марину. А она в тот день лежала на диване. С его родным племянником.
Так получилось, что мама родила Ваню поздно, в тридцать восемь лет. А старшая сестра родила сына через пару годков.
Вот и вышло, что между дядей и племянником была разница всего в два года. У матери поздний ребёнок, а у сестры ранний. Без мужа.
-В подоле принесла, — кричал отец, когда живот стало видно.
Сестра низко опускала голову, будто подставляя для удара. Отец сжимал кулаки, но не бил.
А только орал:
-Кто он?
Но сестра не выдала своего «подельника». Впрочем выходить из дома перестала, и ни с кем более никогда не встречалась. До самой войны.
Ребята, Ванька и Андрюша, были очень дружны. Как два родных брата. Друг за друга горой стояли. Младший Андрюшка, как ни странно, защищал Ваньку. Был очень задиристый, часто домой приходил с синяками. Но никому за Ваньку спуску не давал.
А Ванька был тихоней, возился с жучками да с лягушками целыми днями. Ловил, сажал в банку, наблюдал.
Ребята очень часто смеялись над ним и даже издевались. Потому Андрюшка и защищал дядьку!
Сидя в окопе в те редкие часы затишья, Иван часто это вспоминал. И не мог понять ни тогда, ни потом, как же так могло получиться? Как мог Андрей, за которого он готов был отдать жизнь, так подло его предать? Он даже не думал об измене жены. Он все время страдал от измены Андрея. Ведь это с ним вместе ели, вместе спали, вместе купались. Все, абсолютно все было общее! В тот момент, когда он увидел два голых тела, сплетённых любовью, он почувствовал, как перестал жить.
22 июня все люди пережили огромное горе, а Иван счастье. Он сразу подумал о том, какая же удача приключилась, ибо он не знал, как дальше жить. Как все будет? Уйти было некуда. Все жили в одном доме.
Андрей был женат дважды, но оба брака не удались. Андрей уходил и возвращался домой.
И вот отношения с его женой. Как? Зачем?
Ложась спать вечером 21 июня, расстелив себе тулуп в кухне, ибо больше было негде, Иван конечно же не смог уснуть. Он все думал и думал, вспоминал и вспоминал.
Выгнать Марину он тоже не мог. Сирота она была. Да и дочку Ваня очень любил. И не представлял себя в роли приходящего повидаться папы. С пятнадцатилетней Наташей были очень тёплые и открытые отношения. Она делилась с отцом абсолютно всем, даже тем, что девочки говорят только мамам. Им было хорошо и интересно вместе.
«Какое счастье, что Наташи и мамы не было дома, — подумал тогда Иван, — может и мне пока уехать к ним в деревню?» — решил он той самой длинной ночью в своей жизни.
Но начавшаяся война все расставила на другие места.
«Как же хорошо! — подумал тогда Иван, устыдившись своих эгоистичных мыслей. — Вон все люди страдают, плачут, на матерей больно смотреть, а я радуюсь.»
В тот же час Иван отправился в военкомат. Впрочем фигура Андрея мелькала там же.
Мать с Наткой приехали из деревни. Мать постарела как-то сразу. И почернела.
Иван больше не ночевал дома. На улице теперь всегда — и днём, и ночью — было много народу. Все жили одной большой семьей. Вместе спали, вместе что-то ели, что-то обсуждали, проклинали Гитлера и верили в скорую победу. Мужчины ждали отправки на фронт, а женщины их провожали.
Больше Иван никогда не видел своих родственников.
Мама прислала только одно письмо, в котором сообщила, что Андрей убит.
А потом от соседки тети Клавы пришло известие, в котором сообщала, что мама, Ната и Марина погибли. Выжили немногие, в том числе тетя Клава. В дом попала авиационная бомба.
Все это Иван рассказал своему сослуживцу Пете. С ним воевали почти с первых дней. Он и другие ребята были семьей Ивана.
Многие погибали, на их места приходили другие. И все равно, даже малознакомые солдаты сразу становились одной семьей с Иваном.
Он хотел, чтобы война длилась вечно. Потом ему становилось жутко от своих мыслей, и он хотел, чтобы его убили. И пусть тогда война заканчивается. Он все время подставлялся под пули, ничего не боялся. За линию фронта не раз ходил, заслужив тем самым всевозможные ордена и медали. Но пули облетали его как заговоренного. Ну не стреляться же самому!? Хотя и такие мысли тоже были. И об этом он сказал своему верному Петру.
-Ты что? — покрыл его матом Петька. — Не вздумай. Ко мне поедем, я и жене уже отписал, ждут нас. Сестра у моей есть. Замуж до войны не успела выйти. А теперь и не за кого. Эх, Иван, пусть только закончится проклятая. Пахать и сеять будем, и детей делать.
И друг крепко обнял Ивана.
Но не сбылось. Убили Петю в феврале сорок пятого. Иван сам отписал его жене о гибели ее мужа. Она ответила. Хорошее письмо пришло, и писала она в нем, что ждут его, теперь уж одного.
Долго Иван добирался до села Верхнее, Гуровского района.
Встретили его Серафима, жена Петина, и сестра ее Алевтина.
Трое сыновей друга заглядывали ему в глаза, а самый старший, мальчишка лет двенадцати спросил:
-Ты с папкой нашим воевал?
Иван погладил его по голове.
-Воевал.
-Как папка погиб, ты видел?
-Видел.
Серафима заплакала, но быстро смахнула слезу:
-В дом идемте. В баньку с дороги. И вечерять, чем Бог послал.
Хорошо посидели, душевно, Петю помянули и всех павших в этой войне треклятой.
Темно уж было, поднялась Алевтина, сестра Серафимы:
-Идём, поздно уж. Пусть укладываются.
Поднялся Иван и понял, что женщину ему конечно охота. Давно не был в любви, но не Алевтину. Серафима ему приглянулась. Ох как приглянулась.
Стройная, высокая, коса чёрная как воронье крыло, тихая, скромная, слова лишнего не молвила. К спирту, который Иван привёз, едва губами прикасалась.
Алевтина — прямая противоположность сестре старшей. Маленькая, волосы светлые, жидкие, короткие, гребенкой сзади прихваченные. Спирт пила как мужик заправский, наравне с Иваном.
Не хотелось ему с ней уходить. Но делать нечего. Оставаться с Серафимой и вовсе никак нельзя. Жена погибшего друга. Святое.
Выйдя от сестры, Алевтина тут же вцепилась в Ивана мёртвой хваткой. Еле-еле до дома вытерпела, готова была тут же на траву с ним лечь.
***
С каждым днем становилось Ивану все нестерпимее жить с Алевтиной. На трезвую голову он совсем не мог с ней быть мужчиной.
А Серафима — напротив, была для него желанной. С каждым днем он все чётче понимал, что любит жену своего фронтового друга. А главное, он понимал, что и он ей люб.
Как-то играли свадьбу в деревне. Иван оказался рядом с Серафимой за столом. Алевтина, изрядно выпив, уронила голову на стол и захрапела шумно как мужик.
Серафима не удержалась и прыснула в кулачок:
-Такая она у нас, Алька, с раннего детства как пацан. С батькой вечно пропадала на полевом стане. Трактор ещё тогда водить научилась. И всю войну колхоз на ней держался, да на дядьке Егоре. Пришёл контуженный в сорок втором. Курить в десять лет начала. Еле как я ее уговорила хоть не смолить при тебе. А то как же тебе-то? Домой пришёл, а тут снова солдат в юбке спирт пьёт и самокрутки крутит.
Узнав случайно некие подробности из жизни женщины, с которой он прожил вот уже пару месяцев, Иван конечно стал ее еще больше уважать как хорошего работника и друга, как большую трудягу. Ну вот, как если бы она действительно была его товарищем. Но она-то каждый день хотела гораздо большего, а он не мог ей этого дать. Любви рассказ Симы не родил.
В деревню вернулись мужики, но их катастрофически не хватало, чтобы наладить полноценную сытую жизнь. Потому-то Алевтине и пришлось продолжать работать трактористом наравне с мужиками. Это откладывало определенный отпечаток на ее характер, привычки и внешность.
И конечно на ее фоне Сима была очень женственной, красивой.
После откровенных разговоров на свадьбе у Ивана чувства к Серафиме только усилились. А близилось 7 ноября. И колхозники готовились помпезно отметить двадцать восьмую годовщину Великого Октября. Ведь в годы войны было не до праздников.
Подготовили своими силами большой концерт, наградили передовиков производства. А после устроили танцы. Иван пригласил Серафиму на вальс. И вот во время танца он почувствовал тело любимой женщины, что оно мягкое и податливое как пластилин. Иван ощутил как она задрожала, прижавшись к нему. Он обнял ее крепче и сам не заметил, как вальс привёл их в темный уголок.
Иван обхватил Серафиму и жарко поцеловал, она с готовностью ответила на его поцелуй. Понял Иван, что ответные его чувства. И в этот самый момент вспомнил он друга своего. Боевого товарища. Как воевали вместе. Всю войну от начала до конца. Сколько прошли дорог, сколько однополчан проводили. Как грелись вместе у костра и как победное «ура» кричали.
И как винтовка одна на двоих была в первой битве.
А главное, вспомнил он, как последний раз вздохнул его друг глубоко и сказал:
-Видишь, Ванька, вон оно как. Не пахать мне и не сеять, и не дать своего имени никому больше.
Сам закрыл он глаза другу. И вскочил во весь рост и ринулся в бой. И бежал, бежал, и орал громко как раненый зверь.
Вспомнил и оттолкнул он жену своего товарища.
-Нет, Сима не могу. Он там, а я здесь. Его нет, а я живу. Живу, понимаешь, потому что его нет, здесь я. Как же могу я с женой его жизнь эту делить. Нет, прости Сима.
И Серафима отскочила от него, отряхнулась, словно снимая с себя наваждение, и убежала.
Побрел Ваня домой, собрал свой нехитрый скарб и на станцию подался. За околицей Егора встретил.
-Иван, а ты куда ж?
Иван рассказал Егору все, ничего не утаил.
-Беги, паря, беги подальше. Пять дней или даже десять ехай. А то не стерпишь и вернёшься. А мужики сейчас везде нужны. Ничего, устроишься!
Обнялись, и пошёл Иван в свою новую жизнь.
На станции сел в первый же эшелон, не узнав, куда двигается. Как в забытьи провёл трое суток. Не ел, не пил, не спал. Толко в окно смотрел да курил много.
На какой-то маленькой станции через четыре дня вышел, закурил самокрутку, и, вдруг, увидел знакомый силуэт. На тележке ехал инвалид без ног и просил милостыню. Ему подавали. Кто хлеба, кто банку тушёнки.
-Эй, — окликнул его Иван
Солдат развернулся.
-Андрей!
Кинулся Ваня к нему, упал на колени. Крепко обнялись они. Все люди, кто видел это, слезу утирали.
Вот так война для всех своё место определила.

Татьяна Алимова