Автобус остановился, тяжело заваливаясь боками, на усыпанной рыхлым снегом небольшой пригородной автостанции. Александра очнулась от поверхностного сна, что обычно охватывал ее в долгой дороге, проверила спящего Костика, — в стареньком автобусе хоть и топили, но было холодно и ужасно сквозило со всех щелей.
Саша поправила на сыне шарф, набросила полушубок на плечи и спустилась по ступеням в зимнюю ночь. Ее поразила пустота станции и тишина. Кроме их автобуса машин рядом не было, а из пассажиров с Сашей ехали лишь пара пожилых сестер да одинокий мужчина, который всю дорогу пытался читать газету при скудном верхнем освещении…
Саша остановилась и вдохнула зимний воздух полной грудью. Он был влажный, немного пах бензином и… снегом.
«Странно, я никогда не задумывалась, чем пахнет снег. Но это точно именно его запах…» — подумала про себя Саша. Она посмотрела на небо, — там, в черном бархате светились бриллианты удивительно крупных звезд. И сверху, кружась, падали редкие и мягкие хлопья снега.
Саше было хорошо и спокойно, она давно уже не испытывала чувство покоя. Ее жизнь была похожа на бесконечный бег с препятствиями. Вот и сейчас в дорогу их с сыном позвала печальная необходимость. Тридцать первого декабря, все люди дома за праздничным столом… А их ведет в другой город скорбный звонок и тревога за отца.
Когда-то молодая и счастливая Саша вместе с мужем переехала в соседний город. Большие мечты, большие планы. И сначала все было так, как хотелось: дом, ребенок и неплохая работа… А потом, как-то незаметно, они с сыном стали лишними в жизни их отца и мужа. Он ушел от них.
А точнее, это им пришлось уйти, оставив мужу и его новой женщине совместно купленную и заботливо обставленную квартиру. Началась кочевая жизнь по съемным жилищам. Но первое время спасала достаточно денежная работа…
Пока не случилась новая беда, — не стало мамы. Это было настоящее горе, Саша вспоминала похороны как в тумане. Затем слег отец. Часть зарплаты теперь женщина отдавала соседке, тете Маше, которая жила рядом с отцом и имела медицинское образование.
А еще няня для Костика, мальчик часто болел и пропускал сад. Но Саше часто брать больничные просто не позволяла должность и необходимость в одиночку тянуть семью…
— Девушка, заходите в салон, мы отправляемся! — раздался за ее спиной приятный мужской баритон.
Саша обернулась. На нее смотрел мужчина средних лет, совершенно непримечательной внешности, но с удивительными светло-серыми глазами и… бородой.
Да, именно бородой, достаточно длинной, как у Санта-Клауса из рекламы. Саша на минуту зависла, уставившись на эту странную и совершенно несовременную деталь на лице водителя. Странно, а когда садились в автобус она этого совершенно не заметила….
— Девушка, вы идете? — настойчиво повторил свой вопрос бородатый водитель.
— У вас борода… — не спросила, а невпопад подтвердила этот факт Саша, для верности почти что ткнув пальцем в лохматую бороду «Санта-Клауса».
— Ну, да… Борода! — отчего-то очень сильно смутился водитель.
— А вам не нравится?
— Ну, почему же? Да и не мое это дело. Вам нравится и ладно, — она прошла в салон мимо водителя и направилась к своему месту.
Принялась поправлять на спящем сыне свой широкий, но не очень теплый шарф, даже решила было снять полушубок и укрыть им ребенка, но тут…
— Возьмите. Оно теплое и чистое, — водитель стоял рядом и протягивал одеяло в клеточку, такое совсем советское, из детства. Саша благодарно приняла его и стала укутывать сына, когда мужчина печально добавил. — А мне не нравится…
— Что не нравится? — удивленно подняла на него глаза Александра.
— Борода не нравится. Но я поспорил с товарищами и вот… Проспорил, — мужчина расстроенно вздохнул.
— Теперь смогу побриться только первого января. Так-то.
Саша неопределенно пожала плечами, пытаясь отделаться от собеседника побыстрее. Тот все понял и ушел на водительское место, скоро автобус заурчал и стал, загребая снег колесами, выбираться на трассу.
Саша прислонилась лбом к обледеневшему стеклу окна и задумалась. Что бы мог значить этот непонятный звонок? Отец заболел? Ему плохо? Или случилось самое страшное?.. Она вынула из кармана сотовый и в который раз по очереди набрала номера отца и тети Маши. Оба были не в сети.
Буквально вчера она последний раз говорила с соседкой. Раздался звонок уже к вечеру, слабо слышимый через помехи и непонятный треск голос сообщил, что ей срочно надо ехать к отцу…
И все… Тишина, на звонки никто уже не ответил. Саша взяла в охапку сына, собрала немного вещей и уехала в ночь в другой город.
Она совершенно забыла за круговертью дел, что уже подошло время новогодних праздников. Елка дома стояла не наряженная, праздника не ощущалось совершенно.
Да и не хотелось украшать это временное съемное жилье, не вызывало они ни привязанности, ни ощущения дома. Продолжая периодически набирать знакомые номера, прямо с телефоном в руках, Саша задремала.
Когда она открыла глаза, то поняла, что ее соседи-пассажиры уже вышли где-то по дороге. Сейчас они были в салоне одни с сыном. Точнее, она была одна, а сына рядом не было. Испуганно заозиравшись, женщина нашла его рядом с водителем.
Мальчик сидел на переднем сиденье и увлеченно смотрел на ночную дорогу, выскакивающую в свете фар и быстро исчезающую под колесами автобуса. Они уже въехали в их город и продвигались по улицам в сторону автостанции.
Тут вовсю уже было видно, что город полностью готов к празднику. Украшенные гирляндами деревья, фонари. Практически в каждом окне мигали разноцветными огоньками наряженные елки. Все это невольно вызывало ощущение праздника и радости.
Саша прислушалась к своему сердцу, странно, но отчего-то страхи немного отступили. И, глядя на то, как ее сын увлеченно оборачивается на очередное деревце в огнях вдоль дороги, она невольно тоже улыбнулась немного грустной улыбкой.
— Саша, а давайте я вас до дома довезу? — спросил вдруг через плечо водитель-Санта.
— Других пассажиров нет все равно. Костя сказал, что вы тут как раз через две улицы живете!
— Вот болтун! Не выйдет из тебя партизана! Разве можно всем подряд такие вещи рассказывать? — с укором посмотрела Саша на сына.
— Мама, да ты что? Он же совсем не все подряд! Ты не видишь? Он же Дед Мороз! — возмущенно распахнув глаза ответил ее разумный семилетний сын.
— Аааа… ну, если Дед Мороз, тогда пусть довезет. Нам и правда по пути, — не стала возражать Саша и принялась завязывать Костику шапку.
— Куртку застегни и держи свой рюкзак. Я за сумкой и вернусь.
Водитель действительно довез их почти до подъезда, дальше крупному автобусу было не проехать, и мужчина донес тяжелую сумку до самого четвертого этажа.
Там женщина поблагодарила водителя и настойчиво распрощалась. Она сильно волновалась и хотела войти в квартиру без посторонних. Саша слышала, как шаги мужчины стихают где-то внизу и думала о том, что даже имени его так и не спросила….
* * * Поколебавшись еще пару минут, Саша нажала наконец-то кнопку звонка. Соловьиная трель прокатилась по квартире, но открывать им никто не спешил.
Тогда Костик толкнул дверь, и та неожиданно открылась на всю ширину. Александру обдало знакомым с детства запахом дома, елки и мандаринов. Аппетитно пахло жаренным мясом и еще чем то вкусным, от чего голодный Сашин желудок предательски заурчал. В кухне горел свет, Саша и Костиком вошли в коридор и захлопнули за собой дверь.
К ним, вытирая руки о цветастый передник, вышла нарядная тетя Маша.
— Папа… С ним все в порядке? — еле слышно выдавила из себя Саша, встревоженно глядя на соседку и, казалось, не замечая общего ощущения праздника, царившего в квартире.
— Бог с тобой, Сашенька, конечно же все в порядке! — женщина всплеснула руками и прокричала куда-то в комнаты позади.
— Гриша, иди быстрее! Они приехали!
Из комнаты, роняя тапки быстрым шагом вышел отец, всплеснул руками и подхватил Костю на руки, обнимая его и расцеловывая. Саша медленно обессиленно сползла по стенке и села на табурет.
— А что же тогда это было? Вы почему меня так напугали? Я же подумала… да я черте-что подумала! — на глаза Александры навернулись слезы.
— Саша, Сашенька, ты о чем? Успокойся, прошу, — взволнованно захлопотала вокруг нее тетя Маша.
— Да просто у отца телефон перестал работать, еле успела тебе позвонить, позвать на праздник вас с Костей. Мы вас так ждали!
— Но, я и вам тоже звонила! Весь вечер звонила! — обиженно продолжала злиться Саша.
— Ой, матушки, да я телефон-то дома забыла! А сама весь вечер тут, готовила, убирала. Праздник же, новый год, — всплеснула женщина руками.
— Прости уж меня, дуру старую…
— Ну, что вы, теть Маш, — смутилась Саша.
— Я очень рада, что все в порядке, что все здоровы.
— Не только здоровы! — заговорщически сказал отец и приобнял соседку за плечи.
— Мы с Марусей решили жить вместе!
— Ого! — Александра удивленно застыла с сапогом в руках.
— Когда же вы успели только… Старики-разбойники…
— А…ты против? — нерешительно заглянула женщине в глаза тетя Маша.
— Да нет, что вы. Я только рада, что отец снова счастлив. Вон как глаза блестят. И осанка-то как у молодого, — улыбнулась Саша, помогая сыну разуться.
— А пойдемте-ка за стол? Мы только вас и ждали! — отец обнял Сашу и свою Марусю за плечи и повлек их к праздничному столу…
***
До боя курантов оставалось буквально пять минут, когда в дверь раздался настойчивый звонок. Отец пошел открывать дверь и вернулся в комнату очень удивленным.
За ним следом вошел… настоящий Дед Мороз! В красном костюме, с мешком подарков. Саша пригляделась, — над бородой сверкали светло-серые знакомые веселые глаза…
— Охо-хо! Это кто тут новый год без подарков встречает? — громогласно завопил он и полез в мешок, откуда стал доставать сладости и игрушки. Костя, схватив в руки коробку с машинкой, убежал под елку, чтобы немедленно достать свой подарок. Тетя Маруся с улыбкой раскладывала в вазочку конфеты, полученные в подарок от Деда Мороза.
— Это вы? Как вы нас нашли я поняла, —вы нас провожали… — зашептала Саша тихо мужчине.
— Но, позвольте спросить, зачем? Мы же вам никто. Вы нас совсем не знаете! Мы даже не знакомы!
— Здравствуйте, меня Миша зовут! Вот видите? Мы уже знакомы! — смутился мужчина. И я вас всех прекрасно знаю. Мне Костик все по дороге про вас рассказал…
— А игрушки я принес для Костика. Он очень хотел чуда на новый год, и ему ужасно не хватает папы… Вот, смотрите, он забыл в автобусе, — и мужчина вынул из кармана красного кафтана мятый листок, вырванный из тетради, протянул Саше.
Та взяла его и развернула. Там, корявым Костиным почерком было написано самое настоящее письмо Деду Морозу. В нем ее сын четко прописал все свои незатейливые мечты и желания…
Иметь свой дом, радиоуправляемую машинку и…папу нового, чтобы добрым был. А еще ее компанейский сын приглашал Деда Мороза в гости, вместе отпраздновать Новый Год. Саша удивленно посмотрела на мужчину, а потом перевела взгляд на совершенно счастливого сына.
— Надо же! Вам удалось исполнить почти все его мечты! — Саша благодарно улыбнулась мужчине.
— Спасибо вам огромное!
— Ну, почему почти? Я очень рад был с вами познакомиться. И, если что, то бороду я уже завтра сбрею, вдруг я вам тоже понравлюсь? — и Михаил с надеждой взглянул на Сашу своими удивительными светлыми глазами. — Ну, вот когда сбреешь, тогда и поговорим… Дед Мороз! — а про себя Саша подумала, что бородатый водитель ей нравится и таким, какой он есть сейчас. И борода ему очень даже идет…
Их подъезд был особенным. Каждое утро в лифте появлялось маленькое объявление. Чаще содержание было таким: «Улыбнись, сегодня особенный день». Иногда это было напоминание «Обними близких», «Вспомни про тех, о ком забыл». Люди уже привыкли к этим необъяснимым запискам и каждый раз ждали утро, чтобы узнать напоминание сегодняшнего дня. Перед Новым годом в подъезде появлялся большой ящик для писем. Он был не только для детей, но и для взрослых. Последние стеснялись участвовать в этом представлении, но всё же, поддаваясь соблазну, тоже чирикали пару строк и опускали в ящик. Они сохраняли анонимность, и это успокаивало их. Но при этом каждый из этих взрослых людей становился на шаг ближе к тому радостному трепету, который был только в детстве. Раз в месяц кто-то приносил конфеты. Ставил на табуретку и писал: «Угощайтесь, сегодня ТОТ САМЫЙ день». Дети спрашивали разрешения у родителей, а те не решались попробовать лакомство. Но постепенно люди привыкли и перестали во всём видеть обман. Их тревоги улеглись, а чьё-то доброе сердце начало мастерить мостик доверия. Конечно, им хотелось знать, кто это. Но ни разу не удавалось им поймать доброжелателя. Потом люди перестали замечать все эти вещи, воспринимали их, как нечто само собой разумеющееся. Но однажды в лифте не появились заветные строчки. Как раз прошёл слух, что не стало одного мужчины, над которым многие потешались. Он зимой и летом ходил в тренировочных штанах, а ещё от него постоянно исходил аромат чеснока. Дети избегали его, а взрослые что-то недовольно бурчали. В тот день один мальчик пришёл очень расстроенный и сказал отцу: «Папа, я хочу продолжить дело дяди Игоря. Я уже помогал ему развешивать объявления, но теперь… Можно я буду писать их сам»? Папа предупредил его: «Если люди узнают, то, вероятно, будут смеяться над тобой. Ты же помнишь Чудика»? На что мальчик серьёзно сказал: «Пусть смеются. Я хочу, чтобы всем было хорошо. А ты говорил, что смех — это здорово. Разве нет»? Отец взъерошил волосы сына и сказал: «Я помогу тебе. Только скажи, что нужно делать». Каждый вечер мальчик готовил маленькую записку, которую вешал в лифте с напоминанием о чём-то важном. Раз в месяц, как раз в тот день, когда ушёл дядя Игорь, он покупал на свои карманные деньги много-много конфет и укладывал их в привычном месте. Как делал это мужчина в день своей пенсии. На Новый год он мастерил почтовый ящик и давал людям возможность написать письмо, которому суждено остаться без ответа… Папа всегда помогал ему, как и обещал. Мальчик знал, что сейчас дядя Игорь где-то смотрит на него и улыбается. Он радуется, что кто-то продолжает его доброе дело. Это был особенный подъезд, Нить добра там не могла прерваться. Пусть смеётся кто-то. Но ведь смех- лучшее для наших душ лекарство.
Знаете, что самое страшное? Когда бросают за три дня до Нового года. Без средств к существованию и с разбитым сердцем.
Вокруг сверкающие елки, счастливые люди. Смех и ожидание волшебства. И даже трудно представить, что может быть кто-то чужой на этом празднике жизни. Человек с разбитым вдребезги сердцем и состоянием панического ужаса.
Так произошло с Алисой. Она – хорошенькая зеленоглазая, с густыми непокорными рыженькими волосами, россыпью веснушек на носу. И никто не даст ей 35 лет. Как девочка, выглядит на 10 лет меньше. Счастливая жена.
Чем Алиса всегда гордилась, так это мужем Сергеем. Он – сильный, здоровый, спортсмен и брутальный красавец. Голубые глаза с поволокой, волосы цвета вороного крыла. Пальто, шарф. «Мужчинка с картинки», — так называли его подружки Алисы, завистливо вздыхая. Что еще? Хорошая должность у него, Сергея этого была.
Жене ни в чем не отказывал, она как сырок в масле каталась. Однако заботилась о муже с блеском: держала дом в чистоте, готовила на ужин по пять блюд и гладила по три рубашки на утро. Неизвестно, какую он выберет под настроение. Да, еще и работала – в библиотеке.
Муж снисходительно относился – зарплата невелика. Но Алисе нравилось. Она с удовольствием помогала читателям в выборе книг и сама глотала их запоем. Верила с параллельные миры, эльфов и гномов. Правда, вот встретила бы гнома на площадке – нисколько не удивилась, поздоровалась бы и пошла дальше.
Иногда представляла себя принцессой. Даже туфли себе заказала к Новому году – золотистые, сверкающие. В таких и по городу-то не походишь. «Зачем они тебе? Лучше бы лабутены купила!» — подружки крутили пальцем у виска. Алиса, прижимая к себе коробку, была безмерно счастлива. Захотелось! Пусть у нее будут свои туфли принцессы!
Еще она всем помогала. Тащила в дом животных с улицы, а потом пристраивала, всегда подавала тем, кто просит, переводила бабушек через дорогу, могла купить им тортик. Муж недовольно хмурился, но сдерживался. Не нравилось ему такое поведение жены. Впрочем, в целом они жили счастливо. Или так казалось Алисе?
А накануне праздника, когда супруг беззаботно плескался в ванной, она нашла в его телефоне то, что привело к катастрофе. Их семейный «Титаник» с этого момента пошел ко дну. Нет, Алиса не ставила себе цель уличить мужа в измене, она вообще ни о чем таком даже не думала. Просто ей хотелось заказать пиццу, делал это всегда муж, а тут она решила проявить инициативу.
Ну и нашла, только не номер пиццерии, а фотографии на редкость свободного нрава блондинки, беззаботно хохочущей почти в чем мать родила, с дивана. Алиса по наивности своей могла бы решить, что это картинка с Интернета. Но фотографий было несколько. Причем на некоторых там же, на диванчике, рядом с наглой девицей располагался Алисин Сережа. — Ты какого черта в мой телефон лезешь, а? Я твой не трогаю! – неслышно подошедший супруг резко выдернул свой айфон из рук Алисы, пребольно задев ее палец. — Я… я… пиццу хотела. Я… а что там? Ты почему так… Я к тебе сколько ни подходила, а ты все… то занят, то голова болит. Мы же… Елки еще нет. И сходить хотели… В магазин… А ты… , — Алиса заплакала. Она не ругалась, не устраивала истерику, а просто молча ревела, глядя на мужа глазами побитой собаки.
Наверное, любой мужчина, пусть совершивший ошибку, но ценящий дом, уют, жену, с которой вместе прожил десять лет, встал бы на колени, покаялся и что говорить, простили бы его! Потому что каждый, в принципе, может ошибиться и раскаяться.
Но Сергей поступил иначе. Пока Алиса, съежившись, раскачивалась в кресле, он, покидав вещи в сумки и чемодан, резво отнес их во двор в машину. Собирал час. Взял все, включая летнюю одежду. Долго оглядывался – не забыл ли чего. И равнодушно пошел к двери. На жену даже не взглянул. Алиса, словно очнувшись от оцепенения, побежала следом. — Ты куда? Я тебя обидела, да? Прости, Сереженька. Ну, будем считать, что я телефона не видела. С кем не бывает. Раздевайся, чайку попьем. Я с мятой заварила с утра, вкусненький. А потом за елкой, да? – прошептала Алиса, вцепившись в локоть мужа.
Он стоял в проходе. Такой красивый, уверенный в себе. И с презрением, брезгливо смотрел на нее. Нос красный, глаза опухли от слез, волосы растрепанные, футболка с Микки Маусом, тапочки в форме свинок. — Жалкая. Он считает меня жалкой, — пронеслось в голове у Алисы. Отодвинув ее, супруг пробовал идти к двери, а она висела на нем, плакала, умоляла. Он снова толкал ее, и молча шел. Наконец ему это надоело. Отшвырнув жену, как попавшийся на дороге кусок грязи, Сергей закричал: — Да отцепись ты от меня, дура! Я ухожу! Потому что жить с тобой невозможно! Ты мне надоела! Все сюсюкаешься, как дебильная. «Чаечек попей», «Рубашечки». Женщина должна стервой быть! Заводной! Чтобы с ней кровь кипела, на авантюры подбивать, на риски! А ты? Я с тобой задыхаюсь, мне свободы не хватает. В клуб или бар ты не хочешь, публика не нравится. То пьяные, то вдруг обидят. Дома лучше!
В отпуск не едешь, потому что тебе надо на даче своей ковыряться, цветочки да капусту выращивать, салаты дурацкие из зелени есть в беседке да эти мерзкие фигурки гномов и лягушек расставлять в цветнике. Полог соорудила, как в деревне на кровати старой, такие лет пятьдесят назад еще были, железные, с панцирной сеткой и железяками. Половички эти тряпичные.
Ох, какая же ты дура! У людей вон тяга к мягкой шикарной мебели, коврам, в отпуск они на Бали хотят. А ты? Еще и вечно всем все сует! Старухам на улице шоколадки, попрошайкам деньги. Да они пропьют их, бомжи эти! Кошек блохастых домой тащит, жалко, видите ли. Жалко у пчелки, дура! Пошла ты со своим садом и домом!
И детей у нас нет. Мне все мужики говорят: «Что, Серега, о наследниках не думаешь?» А это все из-за тебя! — Почему? Будут детки еще, может, Сереженька. Это же наш мир. Вспомни, как мы шашлыки жарили, а вечером так здорово, на скамейке посидеть, сверчков послушать, звезды так светят, я читала, это будто ангелы открывают окошечки и нам, людям их видно. Травой пахнет.
Сережа, ты прости меня. Хочешь, я пойду в клуб с тобой. И в отпуск в жаркие края, я не очень люблю жару и поездки, но поеду. Раз ты так хочешь. Только не уходи. Я же не могу без тебя. Я… одна не смогу. Ты же такой сильный, хороший мой, всегда гордилась, радовалась, что у меня такой муж, — снова заплакав, Алиса присела на пол.
Сергей побежал к двери, она вцепилась ему в ногу, но получив тычок в бок, упала. Хлопнула дверь. Прекрасная благополучная жизнь, разлетевшись на тысячу осколков, накрыла ими, словно волной. Алиса потеряла сознание. Потом она некоторое время находилась в полуобморочном состоянии. Организм, погрузившись в состояние шока, ни на что не реагировал.
Прошла по комнатам. Пустые шкафы. Из ванной исчезли все мужские принадлежности. Шатаясь, открыла шкаф с документами. Паспорт мужа, права, диплом, всевозможные карточки, ничего не было. Застонав, она кое-как дошла до дивана, прижала к себе старого мишку и провалилась в беспамятство.
Проснулась от звонка мобильного, подскочила и с надеждой схватила телефон. — Алле, Сережа? – просипела Алиса. — Дочь! Привет! Ты как там, малыш? – раздался в трубке чеканный голос отца.
Петр Петрович, папа Алисы, вместе с мамой Анной Александровной, отдыхали в санатории. Копили на путевку и пару дней назад уехали. На весь январь. Алиса за родителей радовалась. Море поглядят, подлечатся. — Алиса! Ты что молчишь? С Сергеем что? – обеспокоенно спросил отец. — Нет. Он… Он это, его на работу вызвали, а мы хотели в магазин. Ну, я немного и расстроилась. Новый год же скоро. Вот, — выдавила Алиса.
Она не любила врать. Но знала, если скажет правду: родители сядут на первый же поезд или самолет. Не будет билетов – поедут назад автостопом. Они, люди старой закалки, обожали дочь, и семья всегда у них была на первом месте. Значит, испортится отдых, пропадут путевки. Уж лучше она сама как-нибудь разберется. — Ну, ты паникерша. Приедет Серега, да и купите все. Вы ж молодые, успеете. Это мы старики, долго раскачиваемся. Мама тут на процедурах. Представляешь, вчера танцы были. А море, Алиска, чудное. На него можно смотреть вечно! – с воодушевлением начал делиться впечатлениями папа.
Алиса постаралась быстрее закончить разговор. Она боялась расплакаться. Потом долго бродила по квартире и пыталась понять, что сделала не так. Свободы мало? Но муж мог возвращаться домой в девять-десять вечера, если нужно. И она не спрашивала, где он был.
Скучно с ней? Но что делать, если многолюдному веселью в клубах она предпочитала посидеть у костра или повозиться на грядках, глядя, как из крохотного семечка вырастет растение. И вечная боль, дети. О них Алиса мечтала.
Представляя себе красивую девочку с голубыми глазами и волосами мужа. Только не получалось почему-то. Она ходила по врачам. Вердикт: здорова. В чем причина, не знала. Самокопанием прозанималась еще два часа. Пробовала позвонить мужу, попросить вернуться. Попробовать начать все сначала. Они же смогут, она же его так любит! Даже дышать без него не может. Вначале шли гудки, потом раздалось металлическое: «Абонент временно недоступен». — Так. Я сейчас схожу в магазин. Куплю все к столу. Завтра накрою. И Сереженька придет, он добрый, не бросит же меня, одумается. Отпразднуем все, а дальше будем жить-поживать, все будет хорошо! – Алиса ковыляла по квартире, натыкаясь на мебель.
Ее уставший мозг пытался успокоиться, настроиться на лучшее, не осознавая всей глубины горя. Алиса представляла, как купит ароматный ананас, сеточку мандаринов, теста. Напечет фирменных пирогов. Подойдя к шкафу, где хранилась шкатулка с деньгами, Алиса открыла крышку и минуту смотрела в пустоту. Средства у них были общими: она вполне могла сходить в магазин с карточкой мужа, но часто они снимали деньги и клали их в заначку. Мало ли. Вдруг срочно потребуется наличка? Денег там было порядка двухсот тысяч, Алиса и сама пополняла коробочку, пусть не в таких пропорциях, как супруг, но старалась. Еще вчера деньги были на месте, а сегодня… Муж ушел. Забрал свои карточки. Получается, что все деньги тоже забрал?
Алиса вспомнила, как еще три дня назад он хвастался, что им дали огромную премию к празднику. Сама она зарплату не получила. И теперь оказалось, что денег не осталось вообще! В кошельке лежали 50 рублей.
На кухне, в холодильнике: три яйца, пакет молока и две сосиски. Ужинать в последнее время муж предпочитал в ресторане, а за продуктами они не успели съездить. Попросить денег у родителей? Они дадут, без вопросов. Но тогда придется объяснить, что Сергей ее бросил. И тогда отдых мамы и папы будет испорчен. Ничего, она выкрутится.
Алиса решила идти в гараж отца за картошкой. Картошку можно запечь в духовке, вроде бы в холодильнике был кусочек сыра. Шампанского не на что брать, но она возьмет банку компота и огурцы. Если есть варенье, тогда можно испечь пирог, мука вроде осталась.
Идти решила пешком, если истратить деньги на проезд взад-вперед, то потом будет не на что купить хлеба. Невыносимо было передвигаться во всеобщей атмосфере праздника. Как раненый зверек, девушка смотрела на прохожих. Они улыбались. Мужчины несли большие пакеты и обнимали, целовали идущих мимо женщин. Радостно бежали рядом розовощекие детишки.
Все сверкало, искрилось, и было похоже на настоящую сказку. Только Алисе в ней место не было. А она так обожала этот праздник! Алиса без сил присела на лавочку.
Ей было тяжело тащить назад сумку, полную картошки. Где еще лежала три банки: с огурцами и парочка с вареньем. Снег кружился вокруг, Алиса щурилась. Ей показалось вдруг, что из снежного водоворота появилась королева и сказала: — Алиса! Ты зачем здесь сидишь? Замерзнешь! — Замерзнешь! – раздалось сбоку. Рядом стоял молодой человек. В синем пуховике с мехом, в спортивных штанах. — Муж никогда бы так не оделся, — невесть, зачем подумала Алиса. — Не сиди тут! Замерзнешь! Ноги замерзнут! Это вначале кажется, что тепло. А потом бац – и обморожение. Руки смотри, ледяные! – незнакомец без спроса стянул с Алисы варежку и принялся растирать ей ладошку. — Да вы что делаете? – Алиса отобрала варежку назад, словно очнувшись.
Схватила сумку и потащила ее почти по снегу к дому. В этот момент почувствовала, как тяжесть у нее из рук вырвали. Обернулась. Незнакомец шел рядом. И нес сумку. — Не возмущайся только. Тяжелая она у тебя. Кирпичи, что ли тащишь? Красивая девушка не должна носить такие сумки. Муж совсем бессердечный, что ли? – шмыгнув носом, молодой человек посмотрел на Алису. — Муж меня бросил. Вчера. Ушел совсем. Некому мне теперь сумки носить, — посмотрев ему в глаза, прямо ответила Алиса. Незнакомец смутился. Сбился с шага. Покраснел, это было видно даже под фонарями. Глаза у него оказались совсем детскими: наивно распахнутыми, серыми, в обрамлении длинных пушистых ресниц. — Меня Глеб зовут, если что, — и пошел дальше. — Алиса. Потом вниз, мой дом там самый последний. Дошли. — Дальше я сама. Спасибо, что помог, — Алиса вцепилась в сумку. Тряпочка, прикрывавшая поклажу, сдвинулась. — Ух ты, огурцы! Соленые, да? Свои? Вот здорово. Вкусные, поди. И варенье, надо же! – Глеб широко улыбнулся, с восторгом глядя на Алису.
Улыбка у него оказалась хорошая, белозубая и солнечная. — Что тут удивительного? Огурцы и огурцы. Обычное варенье, малиновое. Не ел, что ли никогда? – усмехнулась Алиса. — Я детдомовский. Ел, конечно, магазинские. Однажды своими угощали. Помню тот вкус. Он особенный. Я все смотрел и думал, надо же, вот летом вырастили урожай, а он и зимой радует.
Мечтаю когда-нибудь сад завести. Две теплицы бы сделал! Изучал тут, как заготовки делать. Ребята с работы смеются, мол, ты ж мужик. А что мужик не может консервировать что ли? – рассмеялся Глеб. Капюшон упал с его головы и на макушке торчал смешной беленький хохолок. — Держи. Да бери ты, у меня еще есть. И огурцы, и малину. С наступающим! – не оглядываясь, Алиса скрылась в подъезде.
Утром 31 декабря она кое-как прибрала квартиру. Ощущение ужаса никак не хотело уходить. Девушка давно простила мужа и все плакала, плакала без остановки. Пробовала снова звонить, но телефон Сергея молчал. Она дальше набирала. Так утопающий пробует кричать, надрываясь, с последней надеждой, хотя понимает, что помощи не будет, он совсем один в бушующем море. Алиса попробовала позвонить своим подружкам. Они же у нее были. И слушала в ответ: — Привет, дорогая. Нет, к нам нельзя! Ты же знаешь, мы уже все распланировали, на базу отдыха едем! — Алиска, привет! С нами встретить? Нет, ты что! У нас все парами придут. Если ты говоришь, что твой ушел, нельзя к нам! Еще кавалеров отобьешь! Вдруг вернется, тогда приходите, а одна даже не думай! — Не, подруга. Давай сама. Понимаю, что плохо. Только у нас свекровь придет, родня мужа. Что я им скажу, что подругу привела? Они у меня люди такие, не поймут!
Алиса смотрела в окно. Там по-прежнему кружился снег. Интересно, все друзья так поступают? Или иногда так принято – сделать вид, что не видишь чужую беду и начать общаться с человеком, только когда у него все хорошо. А дальше друг за другом прозвенели три звонка. От подруг. Только не Алисиных. Позвонили поздравить ее две подруги мамы и одна – отца. Поздравляли с наступающим. Алиса их обожала с детства. Хотя все они были разными.
Первая подруга мамы, преподаватель музыки Изабелла Львовна – утонченная, воздушная. Волосы заколоты крабиком, юбки-карандаши, плащи с поясом, шляпки. Дома у нее стояло фортепиано. А по столу с кружевными салфетками всегда важно вышагивал попугай какаду по кличке Порфирий. Птица была умная. Могла крикнуть неожиданно: «Где все?» или «Идите кушать!».
С мужем Изабелла Львовна разошлась давно, дочка Галочка, уехала за границу. Но женщина не страдала. Летом с упоением собирала иван-чай и заваривала его, постоянно ходила в походы, много читала, изучала историю России и культуру славян. Вечно посещала какие-то кружки и секции. К ним в гости всегда приходила с мармеладом, мороженым, пастилками и дарила Алисе красивые заколочки для волос.
Вторая подруга – Валентина Семеновна. Хотя ее по отчеству никто не называл. Просто Валентина. Высокая, полная, громкоголосая. С седыми волосами, которые периодические подкрашивала в фиолетовый цвет. Их Валентина обычно заплетала в косу. Ходила тяжелой поступью.
Всегда была в курсе всех событий в стране и мире. Получив квиток за квартиру, и увидев там повышение, грозно шла в управляющую компанию. Потом – дальше. Обожала рубить правду-матку в разных кабинетах, выяснять отношения с чиновниками и добиваться справедливости везде, где только можно.
Стоит отметить, что там, где обычные люди скромно стояли в очереди час, Валентина управлялась за 5 минут. Поговаривали, что в конторах даже была своя «фишка». Если ее видели в коридоре, то с ужасом шептали: «Валентина идет» и старались закрыться на технологический перерыв на 10 минут или сделаться как можно незаметнее.
Детей у Валентины и ее мужа, Валерия не было. Но они не унывали. В детстве брали к себе Алису. А сейчас воспитывали двух бульдогов: английского и французского, Гарика да Марика и были счастливы. Кстати, Валентина оказалась единственной, кто был против брака Алисы. Она ее долго отговаривала, но потом махнула рукой. А вот почему отговаривала, так и не объяснила…
Третья подруга была папины. Людмила. Ее отчества Алиса даже не помнила. Потому что звали сию даму, несмотря на почтенный 60-летний возраст просто Люся. Или вообще, Люська. По профессии – завхоз. Она с папой в одной классе вместе училась.
Потом много лет не виделись, а уж когда встретились – общение продолжили. Хотя более непохожих людей было трудно себе представить. Алисин папа, бывший военный, у которого все четко и по полочкам, дисциплина и разбитная Люська.
Она могла устроить вечер с шампанским. Накупить пива и креветок. Вместе с мужем Николаем они могли носиться по дачному участку, громко хохотать и поливать друг друга из шланга. Жарить колбасу. Однажды косили траву и уснули. Проснулись оттого, что дождик пошел.
Еще как-то поехали на отдых, на станции вышли купить еды и пока спорили, какой сок лучше: апельсиновый или томатный, поезд ушел. Они потом его на чьей-то машине в тапочках и халатах догоняли. Могли громко ругаться, а потом обнимать друг друга и клясться в любви. Правда, все всегда делали вместе. И даже речь их начиналась одинаково. Люся обычно говорила: «Вот мы с Коляшей…», а Николай, в свою очередь, вторил: Люсенька и я…». Их сын, Костик, кстати, был летчиком. И Люська и Николай им гордились, на стене висел большой портрет Костика в парадной форме. Он вырос сильным и очень храбрым парнем, белокурым и голубоглазым, как мать.
Вот такие были они, подруги Алисиных родителей и их мужья. Папа Алисы сказал про них однажды фразу: «Они хорошие люди. С такими и в горы, и в разведку. Не подведут. Настоящие!». А у нее, Алисы, значит, ненастоящие подружки оказались. — Курицы гламурные! – прошептала Алиса.
И поплелась на кухню чистить картошку. Кап-кап. Слезы лились в кастрюльку с водой. Ей было очень жаль, что в доме нет главного — елки. Но путевки не было, искусственную не купили раньше, а теперь не на что.
Алиса планировала нарвать хотя бы веточек, чтобы был запах хвои в доме, но сил идти в лес тоже не осталось. Она посмотрела на часы. Пока плакала да прибиралась, уже пробило 19.00.
Скоро, совсем скоро Новый год… Алиса сжала кулачки, а потом обхватила себя за плечи. В этот момент раздался стук в дверь и собачий лай на площадке. Не спрашивая, девушка открыла.
На пороге стола подруга мамы Валентина, воинственно поправляя седую косу. Рядом, с трудом удерживая пять пакетов, переминался с ноги на ногу ее муж, худосочный Валерий. Два бульдога в новогодних колпаках торжественно махали маленькими хвостиками-обрубками. — Здрав… здравствуйте еще раз, — Алиса отступила вглубь квартиры. — Валерка! Осторожней ты. Там у меня хворост в тазике, помнешь еще. Да не в этом пакете, тут рулька! И прекрати трясти тем мешком, там вроде холодец, выронишь его еще! Да не стой ты столбом, давай, тащи в кухню. Алиса, у собак лапки чистые, на улице снег! Они нам не помешают, они воспитанные! С собой взяли, не оставлять же в новогоднюю ночь животин! Валерка! Да куда ты помидоры понес! – Валентина, наскоро сняв сапоги, устремилась за мужем на кухню. — Тетя Валя… А вы откуда? – Алиса взяла женщину за руку, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. — Из дома, откуда еще! Ты что думала, девка, Валентину обмануть? Все хорошо у нее, ишь ты! Где этот гаденыш? Ох, говорила я тебе, да чего там. Гнилая душа у него, я сразу знала.
Это ж надо, перед Новым годом человека бросить. Молчи, знаю. Откуда? Догадалась! Тетя Валя не зря лучшим следователем области была! Я ж как рентген, я же, как психоаналитик! Да самый отпетый преступник такого бы не сделал!
Волшебный праздник испоганить, ох, и сволочь он! И не плачь, и перестань! Валерка, дай полотенце, да выложи ты, наконец, продукты. И «Оливье» делать надо. Я ж тут рябчика достала да каперсов. Сделаем его, как раньше в дореволюционной России готовили! – Валентина поправила синее платье с огромными розами, повязала фартук и принялась за дело, оккупировав кухню. Ее муж суетился рядом.
Алиса тихонько выскользнула в зал. Там в креслах расположились Гарик и Марик. Бульдоги обожали поспать. — Давайте, ребята, я вам телевизор включу! Да вы мои хорошие! – Алиса поцеловала собак в мокрые носики, чувствуя, как внутри, по оцепеневшему телу и сознанию начинает разливаться что-то теплое. Впрочем, поспать собакам не удалось — раздался громкий звонок в дверь. — Алиска! Открывай, у меня руки в муке, а Валерка индюка разделывает! – прокричала с кухни Валентина.
Алиса распахнула дверь. Первое, что она увидела, была елка. Настоящая зеленая красавица, пахнущая лесом и счастьем. Потом из-за елки выглянуло Люськино лицо. Сзади нее, размахивая полупустой бутылкой от шампанского, заливался песней «Новый год, новый год…» ее муж Николаша. — Ой, насилу дошли! Такси все заняты, а мы ж снизу поднимались, в снегу увязли. Мой еле тащился. Все причитал, что упадет да замерзнет. Шутил, конечно, страдалец.
А вон как шампанского опрокинул, так как горная серна побежал, я еле следом успевала. Алиса, там Костик прислал какие-то деликатесы, мы их даже распаковывать не стали, выкладывай на стол. И ананас! Коляша, ты ананас купил? Или забыл? Сейчас тогда в магазин пойдешь!
Ой, отдышаться бы. Я тут кудри еще навила на тряпочки, надо расчесаться. Коляша, сними с меня сапог, молнию опять заело! Валентина! И ты тут? Привет! – разулыбалась Люся.
Ее муж Николай, увидел позади Валерия с индюком в руках, оживился и даже предложил тут же выпить за встречу. — Вот накроем все, и будет вам встреча! – решительно произнесла Валентина, забирая пакеты из прихожей. — Алиса, игрушки доставай с антресолей! Я пока прическу навожу, Коляша тебе елку поможет нарядить! — роясь в косметичке в поисках помады, пробурчала Люся. — А вы… с тетей Валей не договаривались разве? – спросила удивленно Алиса. — Не! А чего нам договариваться-то? Я думала, они дома будут. Просто по телефону ты хоть и пищала, что все у вас круто, я ж поняла! Вон мы с Коляшей хоть и ругаемся, а видно, что все хорошо.
А у тебя голос так дрожал, того гляди зарыдаешь. Коляша сказал: «Пошли, Люська, что-то там не то!». Как чувствовал, голубь мой! Эх, мамка с папкой твои в санатории. Родных тут нет. Подружки твои эти фифы, бесхребетные.
Уж не обессудь, что приперлись. С нами, со старперами будешь встречать! – подмигнула Люська. — Какие вы старперы! Скажешь тоже! – со слезами на глазах улыбнулась Алиса. — Тихо! Кто-то вроде говорит что-то! Подойди к двери, послушай! – вдруг прошептала Люся.
Алиса сделала шаг ко входу. — Открррывай! Открррывай! Алиса! Открррывай! – донеслось оттуда. Она повернула замок. В пушистой шубке и с клеткой в руках (стряхивая снег с пухового платка, которым она была прикрыта), протирая очки, запотевшие на морозе, стояла на пороге третья подруга – Изабелла Львовна. А в клетке заливался потоком слов ее какаду Порфирий…
Алиса обернулась. В глубине квартиры радостно прыгали бульдожки Гарик и Марик. Махала рукой от зеркала расчесывающаяся Люся. Зычно крикнула, чтобы в дверях не задерживались да шли салаты помогать резать, хозяйственная Валентина. И пользуясь общей суматохой, кажется, успели выпить за встречу (судя по счастливым красным лицам) Коляша и Валерий. И снова прозвучали в голове слова отца «Они просто очень хорошие люди». Алиса закрыла дверь.
Да, ее бросил муж. И она думала, что праздник погиб. Но… он чудесный, потому что по квартире летает разноцветный какаду и ходят два бульдога. А еще рядом находятся самые классные люди в мире! Они не родственники и даже не друзья. Они… — Подруги по наследству. От родителей, — прошептала девушка. Стол ломился от закусок. Люся и Коляша пели песни. Валентина зорко следила, чтобы все тарелки были полными и, не слушая возражений, накладывала добавки. Валерий мечтательно смотрел в окно, потягивая компот. — Изабелла Львовна, а вы как узнали? Что я одна… И мне плохо, — Алиса погладила подругу матери по плечу. Будто на приеме у английской королевы, неторопливо пользуясь столовыми приборами и красиво разрезая мясо, держа прямо спину, Изабелла Львовна ответила: — Лисенок, милая. Я же педагог. И всегда знаю, когда дети говорят неправду. И вижу это не только по глазам, но и слышу по интонациям в голосе. Ты не плачь, солнышко. Черная полоса сменяется белой. Господу виднее. Ты поглощена болью, но знай, так надо. Все пройдет и будет хорошо, – Изабелла Львовна поцеловала Алису в щечку.
А потом они вышли на улицу пускать фейерверки. Дома остались только попугай и собаки. Пока Люся, Валентина, Изабелла Львовна восхищенно прыгали, наблюдая, как виртуозно Коляша и Валерий справляются с пиротехникой, кто-то тронул Алису за плечо. — Привет. С Новым годом.
Позади стоял Глеб. Тот самый, что помог вчера дотащить картошку. Глеб, который воспитывался в детдоме и любит огурцы и малиновое варенье. — Ты как здесь? – улыбнулась Алиса. — Да вот. Ты такая грустная была. Новый год же. Думаю, подойду к дому, поспрашиваю, где живешь, узнаю, все ли хорошо. Человек не должен быть один в новогоднюю ночь. Это неправильно. Вот, принес тебе дружка, — смущенно произнес молодой человек.
Только тут Алиса увидела огромного, почти в человеческий рост игрушечного медведя. Он почти слился со снегом. Глеб протянул ей руку и разжал. На ладони лежал бутон розы, на который оседали пушистые снежинки. — Пока нес, сломался цветок-то. Медвежонок больно неповоротливый, задел лапой, — принялся он объяснять. — Как задел? Он же игрушечный! – рассмеялась Алиса. — А, в Новый год и не такое бывает! – поднимая игрушку, добавил Глеб. — Вот я так и знала! Что такая красавица одна у нас не останется! Так, знакомимся! Ух ты, вот это мишка! Коляша, иди, погляди! Валерка! Валюшка! Изабелла! Сюда! – закричала подбежавшая Люся. — Это все мои! Мой друзья! – гордо повернулась к Глебу Алиса. — Здорово! Приятно познакомиться, Глеб! – расцвел молодой человек, радостно обнимая всех подруг и их мужей.
Что было потом, спросите вы? Алиса продолжает еще более тесно дружить с подругами своих родителей. А вот со своими перестала. И не слушает их причитания и в гости не зовет больше. Она поняла, что те, кто ее окружали, как поет Высоцкий: «И не друг, и не враг, а так…».
Да, блудный супруг появился через три месяца. Их уже развели тогда. Картинно встал на колени в своем шикарном пальто. — Алисонька, прости, милая. Я сделал страшную ошибку. Никто кроме тебя мне рубашки не погладит, не сготовит ничего. Как у нас дома было уютно. Ты так меня ждала и поддерживала, любила. Ты мой очаг, причал.
Хочешь, в сад поедем? Я тебе фигурки для цветника куплю. Ты знаешь, мне даже на Бали не охота. И можешь взять котеночка или щеночка. А что детей нет, так ерунда! Может, будут, а нет, я тебя и так люблю.
А еще… Деньги я тогда все забрал, некрасиво поступил, конечно. Хочешь, я тебе сейчас денег дам? Алиса, не молчи. Я вернуться хочу! – закричал бывший муж. — Ты выбор свой сделал. Тогда. Если бы не подруги по наследству, я погибла бы от горя в ту ночь, наверное. Прощай, Сережа. И… знаешь, я даже благодарна тебе. За то, что теперь так счастлива, — Алиса вырвала руку и побежала домой.
Она и Глеб поженились через два месяца. Завели сенбернара, все лето проводят на даче. Алиса ушла с работы. Глеб работает в двух местах, чтобы любимая жена ни в чем не нуждалась. Он очень хороший, этот простой парень. Не упрекает, не обижает, а очень любит и заботится.
P. S Никогда, слышите, никогда и никого не оставляйте перед Новым годом! Даже если вы повстречали неожиданно новую любовь, и ту самую крышу снесло напрочь! Даже если вы устали! Дайте людям возможность встретить сказку, не обрекайте их в пучину мрака! Это подло.
Ну а всем покинутым и брошенным: дорогие, счастье уже мчится к вам в своих хрустальных одежках! И поддержка свыше будет.
Ангелы уже послали тех, кто по — земному утешит. Хороших людей. И все закончится хэппи-эндом, как у Алисы. Это же реальная история! Героиня рассказала ее мне, когда мы ехали вместе на дачу…
На Новый год пришли волонтёры с коробками, которые собирали для нас – совру, если скажу, целый год. Нет, ведь перед этим большое мероприятие с их участием было первого сентября, и тогда тоже были подарки. Полезные. Для учёбы. Сдалась она, эта учёба. Кирилл всегда знал, что ему суждено вырасти человеком второго сорта, так нечего было и стараться.
Но то, что приехала Настя, не могло не радовать. Настя была свой пацан. С ней можно было поговорить обо всём. Удивительно, что своих детей у Насти не было. Точнее, уже не было. Кирилл знал, что после дурацкой ёлки Настя лично вручит ему подарок. Смешно… ему уже одиннадцать лет. Ну, почти. Зачем ему конфеты? Хотя… конфеты от Насти – это другое.
Кирилл знал, что судьба у Насти непростая. Перед тем, как прийти работать в фонд, она прожила нелёгкую жизнь. Похоронила маленькую дочку, развелась с мужем, точнее, сбежала от него в Москву. А тут первое время бралась за любую работу и ночевала чуть ли не на улице.
Потом познакомилась со Светой, координатором фонда, и та пригласила её работать к ним. Образование-то у Насти было, да не какое-нибудь, а психолог. Много лет прошло, прежде чем Настя снова доверилась мужчине. Сейчас она была замужем, работала, иногда вот появлялась у них, в детском доме. И как-то они с Кириллом волей случая сблизились.
Тогда он в очередной раз подрался, а точнее, получил в воспитательных целях от противного Лёшки Самойлова – скорее бы он уже уехал во взрослую жизнь, никакого житья от него.
Кирилл стоял на улице, за углом, усиленно стирая кровь с лица рукавом. Ну не идти же с кровавой мордой в корпус? Внезапно он услышал над ухом голос, деловой и без нотки сочувствия.
— Да что ж ты делаешь? Всю куртку уже испачкал. Погоди.
Кирилл оторвал рукав от лица. Рядом стояла женщина и вытаскивала из своей сумки влажные салфетки. Она не причитала: «Ой, кто это тебя так?!», не спрашивала тупо: больно-не больно. Что это за вопрос вообще? Если вам съездить со всей силы по лицу, как вам будет, больно, или не больно?
Женщина аккуратно и быстро вытерла кровь, а потом вычистила салфетками рукав. Мимоходом ощупала нос Кирилла, пробормотала что-то вроде «вот и отлично», а потом сдула волосы со своего лба и протянула ему руку для приветствия:
— Я Настя.
— Кирилл. – он ответил на рукопожатие.
— Ты не торопишься, Кирилл? Просто приехала к вашему директору, а она куда-то смылась. Не хочу ждать в одиночестве. Составишь компанию?
Они сидели на лавочке, грызли орехи, которые волшебным образом нашлись у Насти в сумке, и говорили, говорили, говорили. Как давние знакомые. Как люди, которые просто давно не виделись. А Кирилл косился на сумку Насти – вдруг там ещё какие сюрпризы есть. Она поймала его взгляд.
— Не, больше ничего нет. Что ты любишь? В следующий раз принесу.
Так они подружились, и дружили уже два года. Сегодня Настя отдала Кириллу подарок, обняла по-братски, и сказала:
— У меня тут дела кое-какие. Я тебя найду.
Кирилл жутко расстроился. Он думал рассказать Насте, какая д у р а у них математичка. Новенькая. Как они над ней ржут, но не открыто, а деликатно, чтобы не обидеть. А старшаки – открыто и нагло.
И о том, что Лилька Веселова предлагала ему списать уже три раза, а Кирилл и сам может всё сделать, просто не хочет. Нафига? Слушая учителей вполуха, Кирилл усваивал ровно столько информации, сколько ему могло пригодится в жизни. Какого-нибудь плотника или слесаря. А зачем больше-то? Понятно же всё. Второй сорт.
До комнаты оставалось метра три, когда из-за угла вырулил мерзкий Самойлов. И улыбочка на всю морду. Чёрт!
— Че несем? Давай сюда.
«Да когда ж ты уже свалишь отсюда!» — подумал про себя Кирилл, а вслух сказал:
— Не дам. Мне Настя подарила.
— Ты думаешь, нужен ей, что ли? Было б тебе два года, или три – я бы ещё поверил. А ты лоб здоровый, никто тебя уже не заберёт. А мне на свиданку вечером с Викой идти, не с пустыми ж руками. Давай конфеты, щегол.
— Не заберёт и ладно. А конфеты не дам.
Что за разговоры: заберёт-не заберёт? Они с Настей друганы. Такого друга у него никогда не было. И Кирилл твёрдо решил, что новогодний подарок не отдаст. Он убрал пакет за спину и упрямо покачал головой. Лёха подошёл ближе. Он очень любил доматываться именно до Кирилла, понять бы, почему.
— За плохое поведение надо наказывать. – он больно выкрутил Кириллу руку.
– А ты курил вчера.
— Ай. Да ты сам мне и дал попробовать! – и Кирилл изо всех сил пнул Самойлова по ноге.
Не надо было, конечно. Но он и так долго терпел. Когда его отыскали Настя с директрисой, он стирал с лица кровь, текущую из носа. По традиции, рукавом.
— Мда. Дежавю. – сказала Настя, и велела.
– Марш в туалет умываться.
Чего это она командует? Чего всем от него надо.
— Дежа… чо? – спросил Кирилл, продолжая вытирать нос рукавом.
Он умылся. Они ждали Кирилла за дверью. Главное, чтобы Настя не начала спрашивать, где подарок. Хотя… она вроде не такая.
— Идём в комнату к тебе. Там никого, все в столовой.
В комнате они присели, усадили Кирилла напротив. Чего у директрисы такое лицо торжественное?
— Кир, ты не против новогодние праздники пожить у меня? У нас. – спросила Настя, волнуясь.
«Ты ей не нужен» — зазвучал в голове издевательский голос Самойлова.
— Зачем? – с вызовом спросил Кирилл.
Женщины переглянулись, озадаченные.
— Нет, если ты совсем не хочешь… — лицо у Насти даже вытянулось от огорчения.
Что это ещё такое? Он вовсе не хотел её огорчать. Что он, в самом деле, развалится, если поживёт праздники в её квартире? Они смогут болтать с Настей. Сколько влезет. И еды домашней поест. Интересно, Настя умеет готовить? Хотя, какая разница. Всё равно будет вкуснее, чем тут.
— Ладно. – важно сказал Кирилл.
– Поживу, чо уж там.
— Ура! – просияла Настя.
– Собирайся.
В машине она сказала, что лучше всё-таки ему сесть назад.
— Я-то не против. Но штрафы платить неохота.
Он сидел на заднем сидении и то и дело ловил взгляд Насти в зеркале заднего вида.
— А до какого числа?
— Что? – не поняла Настя.
— До какого числа я к вам? И муж твой, он ничего не скажет?
Настя припарковалась у какого-то здания и пересела к Кириллу назад. Что-то она темнит. Она что, заболела, как её дочка, и тоже умрет? А его взяла, чтобы побыть напоследок? Кириллу стало жутко. Он даже вспотел от страха.
— Блин… я просто не знаю, как тебе сказать об этом. В общем, мы собрали документы. Я подумала… если тебе понравится, то насовсем. – Настя вытерла слёзы в уголках глаз.
– Психолог, ё-моё, да? Сапожник без сапог.
— Насовсем? – Кирилл не мог врубиться, никак.
– Мне придётся звать тебя мамой?
— Только если сам захочешь. – уверенно сказала Настя.
– Только так, и никак иначе.
Ничего подобного он не ожидал. Сейчас ведь разревётся, как девчонка. Кирилл сдерживался из последних сил.
— Нет, ну а чего такого-то? Поплачь, если хочется. – и Настя приобняла его за плечи.
– И я с тобой за компанию.
Кирилл уткнулся в неё и заревел. Как девчонка. И ему почему-то даже не было стыдно.
