У девятилетней Катюши была обязанность ходить в магазин. В большой супермаркет, который находился во дворе их многоэтажки. Когда она делала покупки, то самым весёлым и ответственным было правильно умножить, разделить и прибавить все эти килограммы, граммы и деньги.
Чтобы тётенька кассир сказала ту сумму, которая уже была посчитана в её голове. И чтобы эта цифра совпадала с тем количеством денег, что дал папа.
А главное, чтобы сумма денег была чуть-чуть меньше, чтобы девочка могла купить себе малюсенький подарок. Жевательную резинку, например, шоколадку и даже две разные шоколадки, когда были акции, а папа про это не знал.
Несмотря на такие интересности и приятности, Катюша терпеть не могла эту свою семейную обязанность. Потому что для их большой семьи всегда нужно было покупать очень много. И покупки делались в выходные.
Ей приходилось бегать в супермаркет несколько раз, выстаивать две, а то и три очереди на кассе, ведь большие тяжёлые пакеты никак не помещались в маленькие детские руки.
Вот и приходилось носить по чуть-чуть. И она всегда опаздывала на суперинтересные игры с подружками во дворе. Катюша искала решение проблемы.
Охранник супермаркета с удивлением наблюдал, как маленькая девочка пытается поднять со столика огромный пакет. А потом заметил, что за ним стоит ещё один, поменьше. Девочка посмотрела на охранника, вздохнула и расплакалась.
Она оказалась очень общительной. В течение следующих десяти минут охранник узнал, что у девочки ещё есть два братика. Они младшие. И папа есть, замечательный, но он работает.
А ещё — у неё есть обязанность покупать продукты. И её дом — вот он — прямо во дворе. И, если он, такой добрый мужчина, подошёл к ней поговорить, то может быть он донесёт её пакеты до подъезда, вернее до лифта.
А там встретят её братики, которые ждут дома, и они вместе всё вынесут из лифта домой? Папа работает, а ключи им на выходные не даёт, потому что они уже два раза их теряли.
И у неё огромная радость — папа разрешил взять котёнка. И теперь она думает, где этого котёнка взять…..
Охранник за минуту донёс тяжёлые кульки до лифта, за ним вприпрыжку бежала радостная Катюша. Она даже поцеловала его на прощание, назвала магазинным дедушкой Валерой, потому что прочитала на бейджике его имя и отчество — Валерий Леонидович.
А потом очень быстро спросила, когда он работает следующий раз, когда его смена? Теперь девочка появлялась в супермаркете в дни его дежурств.
Это была самая счастливая покупательница. Нагрузив полную тележку, она, сияя от радости, подвозила её к Валерию Леонидовичу. Затем они ещё пару минут мило болтали о жизни, а потом он очень быстро нёс её пакеты в подъезд. К лифту.
Он чувствовал, что девчонка фантазёрка, понимал, что, возможно, она его использует, но настолько радовался её общению и детскому щебетанию, что всегда вспоминал о своих двух внучках, которые не сказали деду и десятой части тех ласковых и приятных слов, которые говорила эта хитрая выдумщица.
Через полгода Валерий Леонидович нашёл другое место работы. И заскочил по знакомому адресу поговорить с консьержкой и передать три шоколадки для Кати и её братиков.
Он подозревал, что девчонка от начала и до конца сочинила эту жалостливую историю, но ему была по душе и её смекалка, и доброжелательность в сочетании с живым умом. И ещё это трогательное… Магазинный дедушка Валера.
Консьержка встретила его, как родного, напоила чаем и огорошила. Всё оказалось правдой, даже более страшной. Их действительно было трое малышей. Катя и братики на полтора года младше. И у них, действительно, не было мамы. Вернее, мама была…
Мама их просто бросила. Да, он не ослышался. Мама жива и здорова. Просто уехала, сразу после рождения младших, в другую страну в поисках лучшей и достойной жизни.
Катюша её смутно помнила, а вот мальчишки уже нет. Папа постоянно работает. И в выходные тоже. А дети, на удивление, добрые и самостоятельные. Эх! Чего только в жизни не бывает…
Валерию Леонидовичу стало тяжело дышать. Он вышел на воздух, несколько раз вдохнул полной грудью, затем вернулся и попросил у консьержки ручку и листок бумаги…
«Катюша. Ты самая лучшая девочка в мире! Тебя ждёт большое будущее! Ты обязательно будешь счастлива, потому что ты умная, добрая и красивая!
Нового охранника зовут Евгений Петрович. Он дежурит в мою смену. Я его обо всём предупредил. Твой магазинный дедушка Валера….» А потом ещё немного подумал и добавил — «С уважением….».
Елена Петровна шла по знакомой с детства деревенской улочке, наслаждаясь теплым летним днем. Солнце сегодня не обжигало, как обычно, всё чаще уходило за тучки. Идти было приятно, подставляя лицо и руки легкому ветерку.
Стайка деревенских мальчишек, мчащихся на велосипедах по своим делам, обогнала ее, немного притормозив.
— Здрасьте, ЕленПетровна — одновременно послышалось с двух сторон.
— Здравствуйте, ребята, — улыбнулась Елена Петровна хорошо знакомым пятиклашкам, она была у них классным руководителем.
Димка, самый хулиганистый, с которым ей порой трудно было справиться, остановился и предложил довезти ее сумку до дома.
-Спасибо, Дима, я сегодня налегке, донесу сама — улыбнулась Елена Петровна.
— Ну, вот, видишь, -обратившись к себе самой, чуть ли не вслух подумала она, семена моего воспитания проросли, — недаром столько с ним возилась.
— Эх, Димка, Димка — задумчиво произнесла Елена Петровна, а память в этот момент перебросила от одного человека к другому с таким же именем.
Под грузом воспоминаний стало трудно идти…одышка…возраст. Уже на пенсии. Но еще работает. Тяжело дома одной. И скучно, и нечем заняться. Дочка выросла, уехала в большой город. Больше сорока лет отдала любимой работе. Ею и тогда, и сейчас заполняла пустоту внутри себя.
Задумавшись, Елена Петровна не заметила, как свернула в проулок, и вышла к речке. На берегу росла одинокая березка, и они с Димой здесь иногда встречались. Это было их место.
Вырвавшись в короткий отпуск, Димка спешил к ней, горячо сжимал в объятиях, легко подхватывал на руки и кружил ее вокруг березки.
— Лена, Леночка, моя Ленушка — он любил повторять ее имя, целуя глаза, губы, обнимая ее плечи своими крепкими руками. Она немного пугалась его горячности, была более спокойна, бурных эмоций не проявляла. Но любила его.
А Димка смеялся, радовался… — Лена, Лена, какое счастье жить, любить. Я так рад, что у меня есть ты. Одна… единственная…на всю жизнь… Лена тихо улыбалась своей мягкой улыбкой.
— Дима, ты совсем мальчишка!
— Нет, Лен, я не мальчишка, я почти старик, вдруг серьезно произнес он. Там, где я служу, смерть идет по пятам, она и дает возможность сравнивать.
Через месяц после их последней встречи Дима погиб. Лена до сих пор помнит все в мельчайших деталях. А, ведь, сколько лет прошло.
Они поссорились. Какой-то пустяковый повод. Она пытается себя убедить, что уже забыла причину ссоры. Но с каждым годом четко понимала, что виновата была она. Ее каприз. То ей нравится это, то нравится то…а, ведь, как приятно, когда выполняют твои прихоти.
Баловал ее Дима. Но в тот вечер она перегнула палку. Дима привез ей подарок, маленькое колечко с синим камушком. Но не угадал с размером, было оно велико, расстроилась, тут еще на работе выдался нелегкий день, в общем, не сдержалась она тогда, высказала свое недовольство Димке…мало того, вернула кольцо назад.
Дима, всегда такой покладистый, вдруг разозлился, забросил кольцо в ближайший куст, повернулся и ушел. И она не остановила, не вернула его назад. Гордячка. Если бы она знала наперед, что так всё закончится…если бы знала…
Дальше, всё, как в тумане. Похороны. Закрытый гроб. Сослуживцы. Один подошел, рассказал, что Дима был сам не свой в последнее время. И в том бою медлил до последнего, прикрыл собою всех, а сам не спешил отойти.
Выла ночами. Не хотела жить. Не знала, что делать, куда себя деть, чем занять. Отпуск длинный, еле дождалась, когда начались занятия в школе.
Днем на работе отвлекалась, а каждый вечер молила Бога о встрече с Димкой. Однажды приснился сон…она, Дима, и маленькая девочка, взявшись за руки, бегут по сельской дороге к речке.
Димка подхватывает ребенка на руки и кружит вокруг себя.
— Лена, Лена — кричит он ей, смотри какая у нас дочка красавица, вся в тебя. А потом остановился и серьезно так произнес
— Лена, нам нужна дочка, она спасет тебя…Ленушка, подумай об этом…Я серьезно.
Лена проснулась в слезах. Она всегда радовалась во сне, когда к ней приходил Дима. А, когда просыпалась, рыдала. Не хотела возвращаться в реальность.
Но этим утром было всё по-другому. Было ощущение, что появился просвет впереди. Оно преследовало ее целый день. Дочка. Наша с Димой дочка. Но как? Мать есть, но отец? Его же нет. И не будет уже никогда.
У Лены опять заныло сердце, навернулись слезы на глаза. Во сне нельзя же забеременеть. Это даже вслух озвучить нельзя, сочтут за сумасшедшую. Но Дима не мог сказать глупость. Он всегда был ее мудрее и опытнее.
Так…, думать… думать…О чем думать? Уж не сходит ли она с ума? В тот раз она ничего так и не придумала. Решила, что в очередном сне спросит Диму, что ей нужно сделать. Но Дима ей не снился долгое время.
Она звала его и днем, и ночью, разговаривала с ним вслух. Приходила к березке и рассказывала о своей жизни. Ей казалось, что он рядом, слышит и чувствует ее.
Похоронен он был в другом селе, может, так и лучше было, а то не вылезала бы с кладбища. Встречалась там иногда с его матерью, которая зыркала на нее исподлобья. Боль утраты не утихала, Дима был постоянно в ее сердце.
Прошло несколько лет. Унылая жизнь разбавилась радостью от рождения племянника. Ходила к сестре, помогала с малышом, возилась с ним с удовольствием. Целовала в попку, не брезговала, стирала подгузники, тогда еще не было памперсов. Отдавала сестре ползарплаты. Про себя не думала. Ничего не хотелось. Ни нового платья, ни сумочки…так, только всё необходимое.
Некогда ранее красивое лицо обесцветилось, в глазах пропал блеск, редко стала улыбаться. Маленький человечек не догадывался о перепитиях судьбы своей тети, радостно агукал, пускал пузыри, плевался кашей, тянул к ней ручонки, когда она приходила в гости.
Мечта о своей дочурке разгорелась в сердце Лены с новой силой. Она решилась усыновить ребенка из детского дома.
Во время сбора справок к ней как-то подошла пожилая учительница и попросила уделить ей время. -Леночка Петровна, я слышала, что ты собираешься сделать, не сочти за навязчивость, но хочу тебя предостеречь.
Ты же знаешь моего Вовку? Лена утвердительно кивнула, еще бы не знать, все нервы вытрепал педагогам, пока выпустили его из школы.
-Так, вот, он у нас приемный,- тихо произнесла коллега.
-Да, да…не удивляйся, ради тебя решила открыть эту тайну. Или я не справилась, или наследственный фактор свою роль сыграл, но нет никакой гарантии, что у тебя всё получится.
Я не могла родить, а ты здорова, рожай сама, не думай, что люди скажут. Думай о своем ребенке. Слова коллеги заставили Лену задуматься и на время отложить своё решение.
Однажды поехала на курсы переподготовки. Жили в общежитии при институте усовершенствования. Там познакомилась с педагогом мужчиной с другого района.
Не сказать, что понравился. Обходителен. Одинок. А, может, и не одинок. Мужчины часто становятся одинокими, отъезжая в командировки.
Да и Лене не было это интересно. Сам сказал, не выспрашивала. Интересно рассказывал о работе, шутил. Как-то получилось, что сидели на занятиях вместе. За два дня до отъезда пригласил к себе в комнату, до этого обещал показать свои наработки, хотел посоветоваться о чем-то. Сидели рядом, беседовали, он заварил чай, поставил на столик печенье.
-Лен, а ты одна в жизни? — вдруг внезапно спросил ее.
-Да. Одна — тихо ответила Лена.
*****
Лена вернулась домой. В ту же ночь приснился Дима. Стоял, улыбался.
— Дима, прости меня, родной. Что я натворила! — Лена бросилась к нему.
— Ленушка, ты всё сделала правильно. Я с тобой. Ничего не бойся. — Сказал и растворился в призрачной дымке.
*****
Был уже шестой месяц беременности. Лена шла на работу, навстречу неторопливым шагом двигалась знакомая, жадно разглядывала Лену удивленными глазами. Лена смутилась от такого внимания, невольно опустила голову вниз.
— Доброго денечка, Елена Петровна! Хотела про своего племянника узнать — знакомой явно хотелось поговорить.
— Здравствуйте, Надежда Ивановна! Извините, спешу. А о вашем племяннике побеседую с его мамой. Быстренько проскочила мимо и, вдруг, задумалась.
Это что ж получается? Она будет ходить и стыдиться своего положения? Её ребенок, который ни в чем не виноват, уже сейчас будет получать комплекс неполноценности? А что будет, когда он родится? Она будет с ним прятаться?
Ну, уж, нет. Так не пойдет. Кто эти люди, которые её будут осуждать? У них своих грехов полно. Вот про свои пусть и думают. А она за свои будет перед Богом отвечать, а не перед ними. Вскинула гордо голову и пошла дальше, улыбаясь от переполнявшего ее счастья.
*****
Малышка родилась в положенный срок. Что будет дочка, Лена не сомневалась. Не было тогда еще УЗИ, пол ребенка определяли по походке, форме живота, другим приметам. Лена знала точно: девочка.
Так и случилось. Лена записала ее на свою фамилию, а отчество дала по имени своего брата. Сначала хотела Петровной записать, потом решила, что две Петровны на одну маленькую семью и многовато будет.
А брат ей всегда помогал, они с ним были даже более близки, чем с сестрой. Племянницу свою обожал. Дарил хорошие подарки, возил на море.
*****
Дочка росла, начинала всё понимать. И как ожидалось, однажды прозвучал вопрос: — Мама, а где мой папа? В воскресенье Лена с дочкой собралась и поехала на кладбище. С замиранием сердца подошла к Диминой могилке.
— Дима, родной, любимый…познакомься, это наша с тобой дочка. — Доченька, это твой папа…
— Он должен быть твоим отцом, только он — уже произнесла совсем тихо.
Ветер качал полевые ромашки рядом с памятником…они наклонялись, будто соглашались с ней. А с памятника на них смотрел улыбчивый молодой мужчина в военной форме…
— Ленушка, люблю вас, вы мои единственные — Лене показалось , что Дима именно это прошептал ей в ту минуту. Лена с любовью провела рукой по портрету Димы смахнуть пыль припасенной салфеткой…сверкнул на солнце синий камень на тоненьком колечке на безымянном пальце правой руки.
После похорон Лена три дня искала в кустах кольцо, ободрав все коленки до крови. Нашла, принесла домой и рыдая, поклялась, что это кольцо станет для нее обручальным. Никогда не выйдет она замуж. Никогда. Слово сдержала.
****
День клонился к закату. От реки поднимался туман, поверхность воды подернулась легкой рябью. Березка набросила тоненькие веточки на плечи женщины. Всё хорошо…я рядом…я с тобой…
Елена Петровна очнулась от воспоминаний. Кто это сказал? Или ей почудилось? Было тихо и грустно. Пора домой. Завтра дочка приедет с внуком. Поедем на могилку к деду… знакомиться…
— Понимаешь, зайка, брак – ответственный шаг, давай проверим наши чувства, встряхнём наши потускневшие отношения.
Судя по духам, встряхивание уже началось. Иванова считала, у них любовь, выяснилось – отношения.
Каждая женщина переболевает хворью под названием «дура дурой». Кто скажет, только не я! – у тех склероз.
У Ивановой болезнь затянулась. Сидоров возвращался, уходил, снова возвращался, говорил:
— Зайка, ты лучше всех, знаю, в конце концов, мы обязательно будем вместе! И снова удалялся, дабы проверить чувства путём их сравнения с другими чувствами.
Примерно по таким же эллиптическим орбитам движутся кометы – то и не разглядишь за Плутоном, то тут как тут, хвост на полнеба, разве что у Сидорова период обращения исчислялся не годами-столетиями, а неделями и месяцами.
Духи постепенно мигрировали от лёгких и холодных тонов к сладким и тягучим (см. «Социология. Репрезентативность выборки»).
Иванова ждала. В конце концов, они обязательно будут вместе. Обещано же. В мае позвонил, спросил:
— Ну, как ты? Нормально? Скучаю, зайка, слушай, мы в выходные на природу собрались, на антресолях моя старая куртка, красная, там карман прохудился, зашьёшь, лады? В пятницу подскочу, заберу, люблю-целую, зайка!
Иванова вытащила шкатулку с иголками-нитками и нечаянно уколола палец до крови. Очень больно. И пока дула на палец, количество, наконец-то, собралось с духом и скачкообразно перешло в качество.
— Как – всё выбросила? — Ахнул на следующий день Сидоров.
— Ты в своём уме? И серый костюм? Ты помнишь, сколько он стоил?! Точно рехнулась, сейчас приеду, мы серьёзно поговорим, задержишься на работе?
Я дождусь, что значит – замок сменила? Дура неблагодарная! Дура дурой! Ну, и так далее. Иванова и не догадывалась, какие мрачные глубины давным-давно рассмотрел в ней Сидоров. Не озвучивал исключительно из жалости.
Поздним вечером по дороге домой пригляделась – оставленный у мусорки мешок с сидоровским барахлом распотрошен. Наверно, бомжи. А может, и Сидоров.
Дома посидела, подумала и решила – с чистого листа, так с чистого листа. Сидоров пророс корнями по всей квартире.
От зубных щёток, стоптанных тапок и кружки с надписью «I love you cutie!» до стопки зачитанных детективов на полу у дивана (Сидоров любил, чтоб в шаговой доступности), увечного кактуса на подоконнике и старого пальто во второй антресоли, что над кухней. Как и серый костюм, пальто было Сидорову впору пятнадцать килограммов назад.
А в самом дальнем углу антресоли Иванова обнаружила дерматиновый футляр с балалайкой. Когда-то ивановская бабушка мечтала вырастить из внучки Анне-Софи Муттер, но в музыкальной школе на скрипку было не пробиться, пришлось впихнуть Иванову в народные инструменты.
А что – тоже струны. Иванова балалайку ненавидела, но куда деваться, училась. Между прочим, когда на выпускном концерте сыграла серенаду Шуберта, гений и красавец Петров из класса виолончели сказал, один раз мимо нот проехала, а так ничего.
Час ночи. Но не оставлять же на утро. Иванова вздохнула и потащила к мусорным бакам два мешка хлама. Во дворе, в запахе черёмухи тихо стояла ночь, светила далёкими звёздами, обещая невозможное.
И вдруг нахлынуло. Раздвинулся тяжёлый, пахнущий пылью занавес, явив миру двенадцатилетнюю Иванову, сфальшивившую всего лишь раз, уверенную, что впереди её ждёт долгая-предолгая жизнь, в которой обязательно найдётся место радости и какому-нибудь петрову, гению и красавцу, неважно, какая у него будет фамилия.
В двенадцать лет все верят. А в результате – ни одной верной ноты, ни одной. Иванова вздохнула, придвинула ногой валяющийся у мусорки ящик, села и раскрыла футляр. Пальцы вспомнили.
Увлеклась, в конце даже подпела себе: – И на тайное свиданье ты приди скорей! За спиной протяжно завыло.
В ужасе Иванова уронила балалайку, медленно-медленно повернулась и чуть не поцеловалась с плотоядно глядящим на неё чудищем.
Темнота сказала: — Как удачно выбраны место и время! Музицируете для собственного удовольствия или зарабатываете?
Иванова гневно сказала: — Чем глупо острить, вы бы лучше своего монстра на поводке держали! И в наморднике! Ходите тут, людей пугаете!
Темнота сказала: — Цезарь не смог удержаться, у него тонкий музыкальный вкус, кстати, вы в одном месте лихо мимо нот просвистели. И после паузы темнота добавила:
Живёт семья: муж, жена, ребёнок шести лет. У ребенка сложности со здоровьем. Требуется реабилитация – и этим занимается жена: бассейн, логопед, массаж, гимнастика и прочее.
Муж – упырь. Качественный, со знаком отличия. «Я вас всех содержу, дармоеды», «родила мне сына с браком» и тому подобное.
Жена отчитывается за потраченные средства. Деньги выдаются только на то, что он считает нужным. Сразу предупредил: решишь развестись – ни копейки из меня не вытянешь.
Две просторные московские квартиры, купленные в браке, оформил на свою маму. Машины зарегистрированы на фирму, загородный дом оформлен на его дальнего родственника, работающего у него же в фирме, — в общем, концов не найдёшь.
Сама жена из провинции. Поселок городского типа, Мордовия. Можно легко представить, каково там с реабилитацией сложного ребенка.
Из родственников – хромоногая тётка, которая в свое время выпихнула девчонку поступать в столичный институт. Та готовилась, поступила, закончила педагогический и вышла замуж.
Мама мужа – старушка из воцерковленных. Вся из себя кроткая и смиренная. Смотрит голубоглазо, говорит сладко, в разговоре через слово ссылается на праведников и цитирует жития святых.
Семью сына принимает у себя трижды в год, по праздникам, и всякий раз объясняет жене: «Для женщины главное – свою деточку любить!»
Крохотную квартирку превратила в келью: белые стены, белые занавесочки, аскетизм и питание ржаной корочкой. В общем, яблочко от яблони недалеко упало.
И вот через шесть лет такой жизни жена, доведённая до предела, забирает ребёнка и уходит со словами «лучше мы под забором сдохнем, чем с тобой, вурдалаком, ещё хоть день проживём».
На пару недель их пускает пожить к себе ее подруга. Жена бегает по собеседованиям, пытаясь найти работу, которую можно совмещать с уходом за ребёнком, параллельно берётся мыть подъезды, чтобы хоть что-то заработать, и ищет угол, где можно жить вдвоём.
И тут на сцену выходит старушка. Тихая бабушка в платочке. Одним лёгким движением руки эта кроткая женщина переписывает первую квартиру – на жену, вторую квартиру – на ребёнка.
А когда ошеломленный и взбешенный сын является к ней, она кротко отвечает на его ор: «Но ведь я всегда говорила: главное – это деточку любить.
Наша деточка маленькая и больная. Ну ничего, сейчас они одну квартирку продадут, денег им хватит надолго, даст Бог, всё наладится».
Сын орет: «Я – твоя деточка!»
«Какая же ты деточка, – удивляется старушка.
– Ты – взрослая детина. Ничего, себе ещё заработаешь». И смотрит голубоглазо. И ржаную корочку жуёт.
