Двенадцать лет Зина была рыбкой, зайкой и кисулей, а тут вдруг, как-то совершенно неожиданно для себя она узнала, что похожа на клушу, не следит за модой, а ещё пресная, деревенская и немолодая (а Зине всего лишь 32!).

Всё это ей Аркадий сказал, доставая из шкафа свои рубашки.

— Нет в тебе, Зинка, изюминки, — сказал он на прощание и уехал к молодой, модной и начиненной так необходимым ему изюмом любовнице, прихватив два чемодана вещей.

Три дня Зина лежала и не хотела жить. Мысленно перебирала симптомы измен, на которые не обращала внимания.

Задавалась вопросами: — Как дальше жить? И стоит ли? На четвертый день поднялась, подошла к зеркалу. Из зеркала на Зину смотрела лохматая, опухшая от слёз тётка.

— Надо что-то делать, — сказала себе Зина. Отпуска осталось 2 недели. И раз уж поднялась с кровати, то нужно идти дальше. С чашкой горячего чая Зина устроилась в кресле и стала думать, с кем разделить своё горе?

Подруги и коллеги отметались сразу, не хотелось давать повод для пересудов и неискренних сочувствий. Сидеть в одиночестве в четырёх стенах — не выход.

Оставалась бабушка Варя, Варвара Тихоновна, единственный родной человек. Несколько раз в год Зина навещала бабулю, возила ей кучу гостинцев из города, приглашала к себе, но Варвара Тихоновна, в свои 79, вполне себе жила самостоятельно и в посторонней помощи пока не нуждалась.

На этот раз Зина приехала без гостинцев — себя бы дотащить, растоптанную и униженную. Бабуля, увидев это воплощение несчастья на пороге, всплеснула руками, а потом, этими же руками прижимала Зину к своему плечу, которое та, рыдая и рассказывая про клушу и изюм, обильно орошала солеными слезами.

Выплакав часть своего горя в любимое бабушкино платье в розочках, Зина вскоре уснула на высокой старинной кровати, уткнувшись носом в мягкую большую подушку и вдыхая лёгкий запах лаванды.

Бабуля обожала этот аромат, и подкладывала любимую травку в сундук, где хранила постельное белье. Проснулась Зина вечером. В доме было тепло, тихо и пахло пирогами.

— А у меня банька готова, Зин. Вот тебе полотенчико, беги мойся. Я тебе там и веничек запарила и ромашку. Через два часа Зина распаренная и благоухающая травами, вернулась в дом.

На столе стояло большое блюдо с пирогами, кастрюлька с горячей рассыпчатой картошкой с укропом, миска соленых груздей и бутылка с фирменной бабулиной настойкой.

— За новую жизнь! — предложила Варвара Тихоновна, стукнув своим стаканчиком с рубиновым вишневым вином в Зинин стакан. — За счастливую новую жизнь! — добавила она…

Через какое-то время, благодаря открытым настежь в теплую августовскую ночь окнам в домике бабушки Вари, соседи могли наслаждаться песнями «Ромашки спрятались», «Ой мороз, мороз», «Напилася я пьяна» и ещё многими другими в исполнении слаженного женского дуэта…

А рано-рано утром в лёгком халатике, босиком Зина бежала по сверкающей от росы траве к местному озеру, где долго потом купалась и любовалась поднимающимся над деревней солнцем.

Вернувшуюся после купания внучку Варвара Тихоновна встретила словами: — Яблоки поспели, будем варить варенье. С этого дня вспоминать Зине о том, что она несчастна, лежать сутки напролет и безучастно смотреть на окружающий мир, как это положено при депрессии, было уже некогда.

За две недели они с Варварой Тихоновной сварили двадцать баночек яблочного варенья, десять — вишневого и пятнадцать — сливового. Это не считая банки с малиновым, смородиновым и крыжовенным.

В каждое варенье добавлялось что-то особенное, то что придавало готовому продукту неповторимый вкус и аромат. В ход шли ваниль, корица, листочки вишни, цедра апельсина и лимона, дробленые орехи, кардамон, имбирь, изюм и ещё многое другое.

Со всей округи на умопомрачительные запахи к бабулиному домику слетались пчелы и осы, а вечером, когда солнце начинало прятаться за темным еловым лесом, с большой неохотой разлетались по домам, натыкаясь по дороге на деревья и заборы, потому что аромат бабулиного варенья пьянил, одурманивал и лишал бедных насекомых ориентации.

Помимо варенья, Зина и Варвара Тихоновна сделали своими руками ремонт: поклеили красивыми обоями комнатки, всё, что моется — отмыли, обновили занавески на окнах, выстирали дорожки. С каждым днём Зина становилась веселее, душевная боль отступала, а желание жить росло. Вечера по-прежнему, как по заказу, были тихими и теплыми.

Уставшие после трудового дня и разомлевшие после жаркой бани, Зина и Варвара Тихоновна подолгу сидели на кухне и гоняли чаи с ватрушками, а потом они выходили на крылечко, где сидели тесно прижавшись друг к другу, укрывшись одной большой шалью и тихонько напевали любимую бабушкину «Белоснежную вишню».

Ночное небо из тёмно-синего бархата было усеяно звездами, которые время от времени отрывались от него и падали в лес. Наверное, бабушка Луна пришила их непрочными, очень тонкими нитками и когда очередная звезда летела вниз, можно было увидеть тянущийся за ней маленький белый хвостик…

А ещё Варвара Тихоновна терпеливо учила Зину вязать. Первой, самостоятельно связанной вещью стал шарфик. Ярко-оранжевый, как апельсин, мягкий и пушистый.

Перед отъездом Зины Варвара Тихоновна стала аккуратненько складывать в сумки баночки с вареньем: — В этой сумке — малиновое и яблочное, а в той — вишневое. Осторожно, не разбей.

— Бабуль, ну как я это повезу? Мне же не поднять эти сумки!

— Ничего, вон к соседке сын приехал на машине из города, вот с ним и уедешь. Я уже договорилась. Он тебе сумки до квартиры доставит. Сын соседки, Сергей, внёс тяжёлые сумки в прихожую Зининой квартиры, с удовольствием взял предложенные в знак благодарности две баночки варенья и оставил на тумбочке у зеркала визитку с адресом спортклуба «Турист», где работал инструктором.

…Где-то в конце зимы Аркадий возжелал вернуться к Зине (видно в молодой любовнице оказалась недостаточно изюминок?), даже приготовил текст на тему «был глуп, прости, ты лучше всех», но телефон Зины вот уже две недели был «вне доступа».

Сама же Зина с большим рюкзаком за спиной в это время взбиралась по крутому холму вместе с другими веселыми туристами. Возглавлял группу инструктор Сергей в ярко-оранжевом пушистом шарфе, бережно замотанным вокруг его шеи заботливыми руками любимой женщины.

Через четыре дня они вернутся в свой город, чтобы накупить кучу подарков, загрузить всё в машину и уехать в деревню к Варваре Тихоновне. Как-никак, юбилей у старушки, 80 лет!

А теперь рецепт очень вкусного и ароматного сливового варенья с корицей, которое своими восточными нотками порадует вас зимними вечерами:

* слива — 1 кг. Берем самые плотные, мясистые плоды, без порчи! Промыть, просушить, разрезать на половинки, удалить косточки. Засыпать 0,9 — 1 кг сахара в ёмкости, в которой слива будет вариться, оставить на 6 часов в холодном месте, чтобы появился сок. Затем кастрюлю ставим на маленький огонь и варим 15 минут после закипания. Не мешать.

Можно иногда встряхивать. Варенье остудить и поставить в холод на 6 ч. Каждый кусочек сливы насытится сахарным сиропом.

Добавляем в кастрюлю молотую корицу — 10 гр, ставим на маленький огонь и варим ещё 20 минут при закрытой крышке, чтобы аромат корицы не улетучился.

Готовое варенье горячим разливаем в банки, закрываем крышками и укрываем одеялом до полного остывания. Приятного аппетита!

Автор: Gansefedern

Из сети

Рейтинг

5 из 5 звезд. 2 голосов.

Брат

Семья? Была у них семья. Нормальная такая, хорошая семья. Обыкновенная. Папа? Был, конечно, и папа. И мама была.

Но главным для Ленки был Илья. Это её старшего брата так звали. Он был взрослый, большой и ужжасно красивый.

Это потому, что волосы у него были длинные, свисавшие куда попало – на лицо, на шею, на уши. И он – толстый. А ещё у него были кроссовки красные, за что один учитель в школе звал его «Красная Тапочка» — это Ленке сам Илья рассказывал, и Ленка им очень гордилась за это.

Учился Ленкин брат аж в восьмом классе, до которого ей самой было ещё жить да жить. Это потому, что ходила Ленка в детский сад, в среднюю группу.

Сама, конечно, не ходила, её туда каждый день, утро каждое, то есть, Илья отводил, а сам потом шёл к себе в школу, в свой восьмой «О» класс. А «О» он назывался потому, что значило это «обычный».

А Ленка стояла у забора и смотрела, как её старший брат от неё уходит. На весь день, между прочим, уходит. И Ленка начинала скучать, ожидая, когда ровно в пять Илья за нею вернётся и заберёт её к себе, к ним, то есть, домой.

И по дороге всё-всё ей расскажет, что в школе за день с ним приключилось. Про то, например, что на русском ему немножко не повезло сегодня, и оценка получилась … какая-то… не очень хорошая – уточнять, какая он не стал.

Что на физре он сегодня опять на канат залез только до половины. А на географии им такоооое рассказали! Вот придут сейчас домой, и Илья Ленке расскажет. А потом говорил: «Ну, а у тебя как дела? Чё делала тут без меня?..»

И рассказывала Ленка своему старшему брату всю правду. Про то, что кушала, что Светка сегодня придумала, что на сонном часу они долго-предолго с нею не спали, а шёпотом разговаривали до тех пор, пока Антонина Васильевна на них не прикрикнула, и обе от страху зажмурили глаза. И долго их не открывали. А открыли только тогда, когда сончас уже закончился и все начали вставать.

А Илья слушал и советы сестре своей младшей, неразумной давал. И вообще всячески соучаствовал в её бурной девчачьей жизни.

Когда приходили домой, то Илья руки Ленке мыл (с мылом! два раза намыливал!!.) и вёл на кухню, чтобы кормить, пока мама с папой не пришли. Они же после работы, усталые совсем, а потому «хоть поужинать имеют право в тишине» (папа так говорил).

Потом вёл её к себе в комнату, где доделывал уроки, а Ленка пока тихо сидела и ждала, когда же брат её старший наберётся вдоволь школьных знаний, наполнится ими до краёв, чтобы потом, постепенно, делиться ими и с Ленкой тоже.

Когда Ленка уже спать ложилась, то он садился с нею рядом на кровать, где она лежала на правом боку, положив руки под щёку, как учили в детском саду, и рассказывал ей что-нибудь обязательно.

И в этом «чтонибуде» сначала были и его школа, и Ленкин детский сад… а потом появлялись андроиды, которые приходили прямо через окна и забирали Илью и Ленку туда, где всегда лето и море, и дельфины блестящими бубликами показывают спины из воды.

А потом синие киты выстреливают к самому небу фонтанами воды, которая разлетается алмазными брызгами, превращающимися в звёзды. Иногда Илья останавливался и спрашивал у сестры: «Красиво тебе? Видишь это, ну, то, что я вижу…» И Ленка послушно видела. А потом, очарованная, и вправду видела… во сне уже, наверное.

В выходные Илья Ленку с собою в магазин брал. Там они покупали всё, что мама в списке написывала, а когда возвращались, то садились на лавочке в сквере и смотрели вокруг себя, и Илья снова что-то хорошее рассказывал.

Когда приходили из магазина, то Илья в их с Ленкой комнате пол мыл. Ленка же на корточках сидела возле ведра и помогала Илье тряпку отжимать, прям двумя руками. И кряхтела при этом.

Когда уборка заканчивалась, Илья обязательно говорил: «Вот спасибо тебе, Леночкина! Если бы не ты, я бы ещё два часа возился…» И Ленка очень гордилась этой похвалой старшего брата и старалась ему ещё больше понравиться, чтобы он её опять похвалил.

… Когда мама с папой умерли, потому что разбились вдвоём на своей машине, когда в воскресенье вечером возвращались с дачи своих друзей, Илья с Ленкой их до самой ночи ждали. А потом спать легли.

Утром же в понедельник встали как всегда, Илья себя и Ленку собрал и пошли он в детский сад – школу. Вечером уже к ним пришли две тётеньки и один дяденька и стали говорить, что им нужно переехать в другой дом, который называется «детским», потому что мамы и папы у них нет больше, и стали они одинокими сиротами до самого конца жизни своей. А в детском доме живут такие же одинокие дети, у которых мамы с папами тоже умерли.

Илья Ленку посадил к себе на колени, обнял её двумя руками и сказал, что они не сироты, потому что у него Ленка есть, а у Ленки – он. И знала Ленка, что её старший брат правду говорит. И не страшно ей поэтому было.

Автор: Олег Букач

Из сети

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.

Одна обычная история

Мужчина зашел в автобус. Огромные линзы, сидящие на его носу, были такими толстыми, что за ними не было видно глаз. В правой руке он держал жесткий поводок собаки-поводыря.

Сенбернар. Большой пёс. Самой приятной наружности. С переднего сидения вскочили сразу двое и уступили место. Мужчина, постукивая палочкой, пытался разглядеть, куда ему присесть.

Одна из женщин встала и, взяв его под левый локоть, помогла. Рядом с ним устроилась и собака. Автобус отъехал. Это был междугородний рейс и люди приготовились подремать.

Но тут с заднего сидения у одной из пассажирок из рук вырвался малюсенький котёнок. Он промчался, а вернее, прокатился кубарем по проходу и остановился возле огромного пса.

Люди, сидящие в автобусе, привстали и замерли. Маленький котик был настолько мал, что цвет его сложно было определить. То ли рыжий, то ли серо-рыжий.

Он широко расставил лапки, поднял трубой хвостик, и каждая его шерстинка стала дыбом. Он пытался шипеть и рычать на противную собаку.

Но получалось плохо. Вместо страшных и угрожающих звуков из его горла вырывалось жалобное мяуканье. Автобус наполнился смехом.

Хозяйка подбежала и, подняв малыша, отправилась с ним на заднее сидение, уговаривая того по дороге успокоиться, но…

Но тот опять вырвался и бросился к сенбернару, чтобы выяснить, кто тут главный. Котёнок, разбежавшись, со всей силы ударился о мощную лапу и, отлетев назад, жалобно мяукнул.

Пёс опустил голову и лизнул малыша. Тот аж подскочил от возмущения. Он не мог позволить какой-то там собаке вести себя так неуважительно.

Махнув рукой, женщина из последнего ряда пересела к слабовидящему мужчине и разговорилась с ним, время от времени повторяя попытки подобрать с пола не на шутку разошедшегося малыша, которого пёс облизывал.

Из автобуса они вышли вместе. Женщина вела мужчину с собакой под руку, а тот извинялся и отказывался. Но всё, как-то нерешительно. Судя по всему, ему было очень приятно внимание, которым он был не избалован.

Погода стояла изумительная. Солнышко ласково светило, и птицы пели особенно красиво. Они шли по улице, и лицо мужчины светилось от удовольствия. Ведь рядом с ним шла такая женщина. Такая…

Они стали встречаться. Вернее, она стала ходить к нему в гости под предлогом того, что котёнок требовал. Она боялась сама себе признаться, что этот стеснительный и практически слепой человек ей интересен, а уж он…

Он тем более не смел ей ничего сказать. Только иногда просил позволения приблизиться и попытаться рассмотреть её лицо. Она очень смущалась и долго отказывалась, но потом соглашалась.

Она не считала себя красивой, скорее наоборот. Работая терапевтом на приёме в поликлинике, времени накраситься у неё не хватало. Да и своим отражением в зеркале она не была довольна.

Через полгода она договорилась с одним знакомым профессором-офтальмологом о встрече. Выслушав её, он согласился принять мужчину и посмотреть, чем можно помочь.

Она летела домой, как на крыльях, чтобы сообщить такую новость. А он лежал у входа в подъезд с поломанной правой ногой, и ползал по асфальту, пытаясь собрать рассыпавшиеся розы. Она бросилась к нему и, опустившись на корточки, подтащила к себе, приподняв его голову. Она крепко прижала его к себе.

— Что же ты наделал? Зачем, зачем ты пошел за этими цветами? Морщась от боли, он, глядя на неё невидящими глазами, сказал:

— Прости, пожалуйста. Очень уж хотелось тебе букет роз подарить. И до дома-то совсем немного оставалось. Чуть-чуть не дошел.

— Зачем? Зачем мне эти розы? — плакала она, вызывая по телефону «скорую».

— Хотел тебе подарить, — ответил он. — И сказать, что ты самая красивая и хорошая. А ещё хотел сказать, что если бы я был нормальным, то предложил тебе ко мне переехать. Она обняла его и поцеловала.

— Я к тебе перееду. И ты нормальный. Самый нормальный из всех мужчин, которых я встречала. Скорая приехала, в конце концов, и увезла их в больницу.

А через полгода, когда он смог ходить, она повезла его в клинику профессора-офтальмолога. Всё-таки, хорошо, дамы и господа, когда есть знакомые. После операции его отвезли в отдельную палату. По знакомству.

Она сидела возле него и боялась. Ей казалось, что когда он её увидит, то разочаруется. Поэтому, когда с него сняли повязки, она отвернулась. Но на его радостный крик подбежала к нему. Он видел. Не идеально. Но видел.

Она подошла к нему и сказала: — Ну, вот. Видишь. Я совсем не такая красавица, как тебе казалось. Он взял её за правую руку и притянул к себе. Потом обнял и поцеловал.

— Ты самая красивая на свете, — сказал он. — Нет красивее тебя. А через неделю, когда глаза привыкли к свету, глазной нерв стал нормально реагировать, и зрительные центры в голове работали четко, его выписали.

А если точнее, то их. И они поехали к нему домой. Что я сказал, к нему? Нет, нет. Конечно, к ней. У неё была очень хорошая квартира. Большая и светлая. В самом центре города. От родителей осталась.

Они были счастливы. Она устроила его в поликлинику, где работала на приёме, техником по ремонту чего-то там. Неважно. Важно быть вместе.

О чем это я вам тут рассказывал, дамы и господа? Сейчас, сейчас. Потому как, отвлёкся. Ах, да. Конечно.

Рыжий кот вырос. Теперь они с сенбернаром были неразлучны. Вернее, пес считал вредного и противного пушистика своим ребёнком.

А ребёнкам, как известно, всё разрешается. Поэтому, кот отбирал у своего большого папочки самые вкусные кусочки, и вообще, первым подходил к тарелке с едой. Что пёс охотно ему разрешал. По улице тоже гуляли вместе.

Рыжему паршивцу купили самый красивый ошейник и длинный плетёный поводок. Кот шел впереди огромной собаки с высоко поднятым хвостом.

Он был важен. Он был горд. Потому что, шел впереди этого пса. А сенбернар. Облизывал своего сыночка. И разрешал ему абсолютно, ну, абсолютно всё!

И если какие-то собаки смели гавкнуть издалека на его ребёнка, то бас и рык большого папочки быстро глушили любые возражения. Короче говоря, все были счастливы. Все. А что ещё надо в жизни? Ничего больше и не надо. Им хорошо вместе. Чего и вам желаю. От всей души.

Автор: ОЛЕГ БОНДАРЕНКО

Из сети

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.

О том, что ничего не даётся даром

У Елены Борисовны работа и карьера для ума, квартира с видом на озеро и новенькая хонда для тела, племянник Ванька и кот Феофан для сердца.

Племянник достался от упорхнувшей за новозеландским счастьем старшей сестры. Непостижимым образом из прыщавого задохлика вылупился невозможный красавец.

Рост, плечи, волосы пшеничные, брови соболиные, глаза зелёные и т. д. плюс полу-улыбочка уголком рта не оставляли девицам ни единого шанса на спасение.

Поступать в институт отказался наотрез, отслужил, устроился водителем в торговую фирму, сдал на крутую категорию и ушёл в дальнобойщики.

За пять лет дальнобойной жизни бойко заговорил на немецком, французском и итальянском, так что ныне и Европа усыпана осколками разбитых Ванькой сердец.

Кота подобрали у подъезда. Мрачный мизантроп Феофан никакой благодарности за спасение, холение и лелеяние проявлять не собирался. Анатомически он относился к семейству Felidae, но ежели понаблюдать за Феофаном и припомнить повадки гребнистых крокодилов, то становится очевидной его принадлежность к роду Crocodylus. Но не выгонять же.

Ванька мечтает выдать замуж тётушку и не жениться самому. Ма танте, говорит Ванька, я в разъездах, от полосатой скотины любви не дождёшься, жить одной неправильно, тебя пора пристроить.

Отстань, говорит тётушка, я уже пристраивалась, не впечатлило, и не надо больше главных механиков, милицейских полковников и бельгийских галантерейщиков, что за странное желание сбагрить меня первому встречному, сам пристраивайся. 

Ма танте, говорит Ванька, если рукастые механики, мужественные полковники и богатые галантерейщики — первые встречные, то не знаю, что и думать, а мне в кабалу рановато, Лизонька, Паола, Эрика, Дана, Мадлен, Светик, Габи ещё, надо же, чуть Габи не забыл — я на распутье, ма танте. На распутстве ты, бабник хренов! говорит Елена Борисовна.

Елена Борисовна мечтает, чтоб Ванька женился на приличной девушке из хорошей семьи, чтоб Феофан поласковел, а больше ничего и не надо, у неё всё есть, кто обжёгся на молоке, тот и от воды откажется, спасибо, пробовали, обойдёмся.

Феофан тоже мечтает. Чтоб эти двуногие не приставали со своими глупостями, хочется им пузо почесать — пусть своё чешут, когти и зубы, знаете ли, не казённые, на всех не напасёшься.

Ванька возвращается из рейса, сутки отсыпается, приходит на обед к тётушке и застаёт её в слезах. Всё, говорит Елена Борисовна, так жить нельзя, мне сорок один год, у меня в подчинении полсотни сотрудников, а я в рабстве у этого мерзавца, мало того, что углы метит, так вот, глянь, до кости прокусил, всё, завтра в ветклинику, кастрируем, может, подобреет. Ванька внутренне содрогается и говорит, ну, не знаю, я бы точно не подобрел.

Но с тётушкой не поспоришь. Осетриной горячего копчения удаётся заманить Феофана в переноску, подозрительно легко и без крови. Однако чувствуется — что-то назревает.

В холле Ванька неосторожно открывает дверцу переноски, и следующие пять минут объясняют несведущим принцип движения электрона вокруг атомного ядра: в каждый момент времени электрон не в какой-то определённой точке, а везде, он как бы размазан по всей сфере. Феофан может дать фору любому, даже самому шустрому электрону.

Короче говоря, через пять минут имеем получившего по морде лапой обалдевшего добермана, сброшенный со стола монитор, поцарапанного владельца морской свинки, опрокинутый горшок с фикусом Бенджамина, орущего нечеловеческим голосом серого попугая, а также Феофана, взлетевшего на узкий оконный карниз и оттуда шипящего рассерженной коброй.

Из кабинета выскакивает бородатый доктор, видит учинённый разгром и строго спрашивает, чьё животное. Совесть не позволяет Елене Борисовне откреститься от паразита.

Доктор хмыкает и говорит Феофану, испугался, котик? не бойся, иди сюда, давай, ко мне. И эта сволочь спрыгивает к доктору и обиженно мявкает, жалуясь на непонимание и несправедливость.

Хороший котик, хороший, умница, говорит доктор, у вас на двенадцать назначено? Катюша, подержите красавчика, и отдаёт подлюку светленькой медсестре. Феофан кротко сидит на руках у сестрички и благостно мурчит

. Ваня, нас можно поздравить, мы взрастили иудушку, говорит потрясённая Елена Борисовна. Потом Феофана возвращают, в урезанном варианте, доктор смотрит на Елену Борисовну и говорит, Катюша расскажет вам о дальнейших действиях, а я, с вашего позволения, позвоню вечером, убедиться, что всё в порядке, да, прошу прощения, забыл представиться — Олег Павлович. И действительно звонит.

Проходит год. Елена Борисовна с Олегом Павловичем готовят субботний ужин. Ждут Ваньку с Катюшей.

Феофан сидит на подоконнике, наблюдает за происходящим и размышляет о том, почему счастье одних непременно оплачивается невосполнимыми потерями других.

Замечает вынимаемую из холодильника осетрину горячего копчения, думает, ну ладно, пусть сегодня погладят, так и быть, по одному разу.

Поворачивается к окну, рассматривает своё отражение в тёмном стекле, вздыхает и приступает к умыванию своей невыразимой красоты.

Автор: Наталья Волнистая

Из сети

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.