Рецепт счастья
Впервые за двадцать лет замужества я летела в отпуск одна. Правда, всего на два дня, туда и обратно, на встречу выпускников.
Муж отказался, мотивируя свой отказ тем, что эта часть жизни принадлежит только мне, и он не хотел бы мешать.
Меня это устраивало, поскольку главной целью моей поездки была совсем другая встреча, и это действительно никого, кроме меня, не касалось.
С одноклассниками я встретилась. Всё было хорошо. Как всегда на подобных встречах – сначала выкладываем личные достижения как свидетельство не зря прожитых лет, а после нескольких тостов, уже расслабившись, начинаем жаловаться на жизнь.
Улучив момент, я улизнула. Кому-то сказала, что скоро вернусь. Кому-то уже ничего не нужно было говорить.
Танюша, – в старших классах мы дружили, – подвезла меня прямо к воротам кладбища.
Куда идти я не знала и двинулась наугад.
Больше часа, прижимая к груди букет белых роз для моей бабушки, я перепрыгивала через чужие могилы, но найти ее имя не могла. Было душно. Хотелось пить и выть.
До самолета оставалось три часа. Как же я ее найду?! Расплакавшись от досады и отчаяния, я начала кричать и звать ее, как в детстве: «Бабуленька-Буленька! Где же ты?»
– Как ее зовут? Как фамилия? – неожиданно раздался рядом хриплый мужской голос. От испуга я выронила цветы.
– Да не бойся, я не призрак, работаю тут, – ответила мне на незаданный вопрос лохматая голова из свежевыкопанной могилы поблизости. Через пару секунд я почувствовала запах перегара, – возле меня стоял мужик с лопатой.
– Рахель…Фельдман Рахель. Моя бабушка. Я давно уехала и ни разу не была на ее могиле.
– Идем, – скомандовал мужик и зашагал в противоположную моим поискам сторону. Через минут 10-15 на блестящей мраморной плите я прочитала: «Фельдман Рахель Мойшевна».
– А как вы знаете, кто где захоронен? – не удержалась я от вопроса.
– Так вот же, – ткнул мужик пальцем в бабушкин памятник, – не у каждого на могиле такое увидишь.
Я прочитала: «Оставляю рецепт воздушных пирожков для моих внуков и для всех-всех. Наслаждайтесь! Любите друг друга. Бабушка Рахель». Сердце мое колотилось, я узнала бабушкин почерк. А ниже был тот самый рецепт, который когда-то передала мне моя мама. Я без сил опустилась на покосившуюся скамейку.
– Твоя бабуля у нас тут звезда, – затягиваясь со смаком папироской, говорил мужик, – ее все знают. Видимо, веселая была. Это ж надо такое придумать! – и он подмигнул мне опухшим глазом. – Пирожки, между прочим, вкуснейшие, особенно если на закуску.
Я достала из кошелька несколько купюр и протянула ему:
– Простите, мне бы хотелось побыть одной, – попросила я его. Мне так много нужно было сказать моей бабушке. Убедившись, что мужик ушел, я расстелила плащ и легла на горячую плиту, обхватив ее руками, даже не удивившись этому своему порыву.
«Бабуленька, – начала я почти шепотом, – я в Израиле, как ты хотела. У меня семья. Муж, две прекрасные дочери – твои правнучки. Работаю медсестрой. Работа тяжелая, но престижная. Квартира у нас хорошая. По миру поездили. Всё вроде бы нормально, а радости в душе давно нет. Муж сам по себе, я сама по себе. Не знаю, зачем живу, для чего? Для кого?»
Мягкий порыв ветра обдал меня неожиданной свежестью. Я прислушалась. И в детстве склоняющийся к вечеру летний день звучал таким же стрекотанием кузнечиков, шелестом листвы и шорохом травы. «Бабуличка-Буличка, я так скучаю за тобой! – плакала я, не вытирая слез. – Нигде и никогда мне не было так хорошо, как с тобой».
Я закрыла глаза. Бабушка, как всегда спокойно, без суеты, накрыла на стол – на случай, если кто-то зайдет: миска воздушных пирожков, гречневая каша, малосольные огурцы. Теплые бабушкины руки гладили меня по голове. «Доця, – неторопливо говорила мне бабушка, – ты не ищи, что кто-то сделает тебя счастливой. Не беги за разными цацками. В тебе есть пока только капелька любви, потому и тоскуешь. Думаешь, что если отдашь эту капельку, – себе не останется. А оно наоборот: когда отдаешь людям любовь, она в тебе прибывает».
– Ты че тут? Уснула? – я вздрогнула, возвращаясь из детства. Рядом стоял тот же мужик с лопатой. – Я тебе пирожков принес, жена как раз сегодня напекла. И квас вот – наш, домашний.
Это было кстати. Я почувствовала, что была голодна. Поблагодарив, взяла пирожки и автоматически взглянула на часы. До самолета оставалось меньше часа. Ну, всё! Не успею…
– Как можно заказать такси? Здесь такси вообще существует? – в панике я не знала, куда бежать и что делать.
– Идем, – мужик крепко взял меня за руку, и уже через десять минут я сидела в такси, которое мчалось в аэропорт.
И вдруг всё внутри меня похолодело от мысли, что сумочка с документами, билетом и деньгами осталась на той самой скамейке, возле бабушки.
– Поворачивайте обратно, умоляю! – закричала я водителю.
Он крепко выругался, развернул машину и резко затормозил. На дороге стоял тот же мужик с кладбища:
– Держи свою сумку, дуреха, – еле выговорил он, запыхавшись. Рядом на дороге валялся старенький велосипед.
Я обняла его, как родного, и достала из кошелька стодолларовую купюру.
– Не, я не из-за денег, я для бабушки. Сам часто захожу к ней. Посижу, поговорю – и на сердце теплеет, даже пить не тянет.
Когда, уже сидя в самолете, я пришла в себя, то почувствовала такую благодарность и к мужику этому, с которым свела меня бабушка. И к таксисту, который не задавал мне лишних вопросов, пока я плакала по дороге в аэропорт на заднем сиденье. И к тем незнакомым людям, которые списывают с памятника бабушкин рецепт воздушных пирогов, чтобы радовать близких. И к мужу, который, как ни старался, всё никак не мог угодить мне в последнее время. И к дочерям, которые, видите ли, не всегда прислушивались к моим советам.
Дорогие мои, любимые! Наставила меня на путь истинный моя мудрая бабушка Рахель.
Напомнила, что никто не сделает меня счастливой, если я сама не стану источником радости, уверенности, тепла и энергии для других.
Я открыла в телефоне фотографию бабушкиного рецепта и неожиданно для себя рассмеялась в голос.
Пришлось объяснять удивленной женщине в соседнем кресле причину моей радости. Она тут же попросила переслать ей на телефон рецепт пирожков и рассказала о нем подруге, с которой возвращалась из отпуска.
Так и пошла моя история гулять по самолету.
Мы смеялись вместе и знакомились, и рассказывали о своих бабушках и историях из детства. После приземления из самолета выходили уже не чужие друг другу люди.
Когда я приехала, моих не было дома: дочери в школе, муж на работе. Я приняла душ и пошла ставить тесто на пирожки.

Элеонора Гейхман

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.

Григорий Иванович шумно вздохнул, вытер подбородок рукавом и начал рассказывать:
– Я, братцы мои, не люблю баб, которые в шляпках. Ежели баба в шляпке, ежели чулочки на ней фильдекосовые, или мопсик у ней на руках, или зуб золотой, то такая аристократка мне и не баба вовсе, а гладкое место.
А в своё время я, конечно, увлекался одной аристократкой. Гулял с ней и в театр водил. В театре-то всё и вышло. В театре она и развернула свою идеологию во всём объёме.
А встретился я с ней во дворе дома. На собрании. Гляжу, стоит этакая фря. Чулочки на ней, зуб золочёный.
– Откуда,– говорю,– ты, гражданка? Из какого номера?
– Я,– говорит,– из седьмого.
– Пожалуйста,– говорю,– живите.
И сразу как-то она мне ужасно понравилась. Зачастил я к ней. В седьмой номер. Бывало, приду, как лицо официальное. Дескать, как у вас, гражданка, в смысле порчи водопровода и уборной? Действует?
– Да,– отвечает,– действует.
И сама кутается в байковый платок, и ни мур-мур больше. Только глазами стрижёт. И зуб во рте блестит. Походил я к ней месяц – привыкла. Стала подробней отвечать. Дескать, действует водопровод, спасибо вам, Григорий Иванович.
Дальше – больше, стали мы с ней по улицам гулять. Выйдем на улицу, а она велит себя под руку принять. Приму её под руку и волочусь, что щука. И чего сказать – не знаю, и перед народом совестно.
Ну, а раз она мне и говорит:
– Что вы,– говорит,– меня всё по улицам водите? Аж голова закрутилась. Вы бы,– говорит,– как кавалер и у власти, сводили бы меня, например, в театр.
– Можно,– говорю.
И как раз на другой день прислала комячейка билеты в оперу. Один билет я получил, а другой мне Васька-слесарь пожертвовал.
На билеты я не посмотрел, а они разные. Который мой – внизу сидеть, а который Васькин – аж на самой галерке.
Вот мы и пошли. Сели в театр. Она села на мой билет, я – на Васькин. Сижу на верхотурье и ни хрена не вижу. А ежели нагнуться через барьер, то её вижу. Хотя плохо. Поскучал я, поскучал, вниз сошёл. Гляжу – антракт. А она в антракте ходит.
– Здравствуйте,– говорю.
– Здравствуйте.
– Интересно,– говорю,– действует ли тут водопровод?
– Не знаю,– говорит.
И сама в буфет. Я за ней. Ходит она по буфету и на стойку смотрит. А на стойке блюдо. На блюде пирожные.
А я этаким гусем, этаким буржуем нерезаным вьюсь вокруг её и предлагаю:
– Ежели,– говорю,– вам охота скушать одно пирожное, то не стесняйтесь. Я заплачу.
– Мерси,– говорит.
И вдруг подходит развратной походкой к блюду и цоп с кремом, и жрёт.
А денег у меня – кот наплакал. Самое большое, что на три пирожных. Она кушает, а я с беспокойством по карманам шарю, смотрю рукой, сколько у меня денег. А денег – с гулькин нос.
Съела она с кремом, цоп другое. Я аж крякнул. И молчу. Взяла меня этакая буржуйская стыдливость. Дескать, кавалер, а не при деньгах.
Я хожу вокруг неё, что петух, а она хохочет и на комплименты напрашивается.
Я говорю:
– Не пора ли нам в театр сесть? Звонили, может быть.
А она говорит:
– Нет.
И берёт третье.
Я говорю:
– Натощак – не много ли? Может вытошнить.
А она:
– Нет,– говорит,– мы привыкшие.
И берёт четвёртое.
Тут ударила мне кровь в голову.
– Ложи,– говорю,– взад!
А она испужалась. Открыла рот, а во рте зуб блестит.
А мне будто попала вожжа под хвост. Всё равно, думаю, теперь с ней не гулять.
– Ложи,– говорю,– к чёртовой матери!
Положила она назад. А я говорю хозяину:
– Сколько с нас за скушанные три пирожные?
А хозяин держится индифферентно – ваньку валяет.
– С вас,– говорит,– за скушанные четыре штуки столько-то.
– Как,– говорю,– за четыре?! Когда четвёртое в блюде находится.
– Нету,– отвечает,– хотя оно и в блюде находится, но надкус на ём сделан и пальцем смято.
– Как,– говорю,– надкус, помилуйте! Это ваши смешные фантазии.
А хозяин держится индифферентно – перед рожей руками крутит.
Ну, народ, конечно, собрался. Эксперты.
Одни говорят – надкус сделан, другие – нету.
А я вывернул карманы – всякое, конечно, барахло на пол вывалилось,– народ хохочет. А мне не смешно. Я деньги считаю.
Сосчитал деньги – в обрез за четыре штуки. Зря, мать честная, спорил.
Заплатил. Обращаюсь к даме:
– Докушайте,– говорю,– гражданка. Заплачено.
А дама не двигается. И конфузится докушивать.
А тут какой-то дядя ввязался.
– Давай,– говорит,– я докушаю.
И докушал, сволочь. За мои-то деньги.
Сели мы в театр. Досмотрели оперу. И домой.
А у дома она мне и говорит своим буржуйским тоном:
– Довольно свинство с вашей стороны. Которые без денег – не ездют с дамами.
А я говорю:
– Не в деньгах, гражданка, счастье. Извините за выражение.
Так мы с ней и разошлись.
Не нравятся мне аристократки.

Михаил Зощенко «Аристократка»

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.

— Вечно у неё всё не так! — говорила Таисия Петровна, вернувшись от невестки. — Дома бардак, вещи валяются где попало, а в ванной и вовсе от кучи стирки и пройти негде. В комнате стопа неглаженного белья, ну неужели трудно вещи в машинку закинуть и погладить рубашку другую под сериальчик? Я вот, например, всегда так делаю и глажку годами не коплю!

— Ну да, ну да, — кивала головой ее подруга Ольга Сергеевна.

— В холодильник заглянешь, а там мышь повесилась. Если к ним в гости иду, так всегда покупаю с собой что-нибудь, а то и чаю попить не с чем, — продолжала возмущаться та. — Вроде и готовит, а как для птички, честное слово. Салатики там какие-то постоянно, а сын то мужик всё-таки молодой, одной травой сыт не будет. Хоть бы мясо пожарила что ли.

— А они у тебя эти? Вегетарианцы что ли? Траву одну жрут? — спросила подруга.

— Ой, слава богу нет! — перекрестилась Таисия Петровна. — Это невестка вечно на каких-то диетах новомодных сидит, то одни салатики, то другие, низкокалорийные, только без толку всё это. Как поправилась после родов, так похудеть не может никак. Но тут уж только один выход, как говорила Майя Плисецкая — не жрать и точка! А эта то пироженку, то тортик, а потом опять на салатики налегает. Где уж тут похудеть!

— Ну мы с тобой тоже не фотомодели, — улыбнулась Ольга Сергеевна.

— Таки да! Но нам то уже можно, да и сама знаешь, если худеть в нашем возрасте, то кожа вся отвиснет и будет как у старого шарпея, — парировала возмущенная свекровь. — А тут то, молодая девица! Сам бог велел за собой следить! У нее же волосы в пучке вечно, синяки под глазами и треники какие-то уляпанные. Косметику я на ней уж сто лет не видала, а платье красивое ещё дольше! И я вот, конечно не особо ей довольна, но не хотелось бы, чтоб сын на сторону пошел. Семья всё-таки, ребенок, а мужчины они глазами любят.

— А с сыном то не говорила? Он то что?

— Пыталась. Он только отмахивается, говорит, что Мариночка итак устает и чтоб не лезла я. А я разве лезу? Я ж с наилучшими намерениями!

— Мда… Зажралась ты Таська! — выдала вдруг подруга.

— Поясни! — выпучив глаза, приказала Таисия Петровна.

— Забыла как сама с Ванькой ночей не спала? Или как зубы у него резались? Ты тогда поесть то в течение дня толком не могла, не то что накраситься или платье одеть. Хорошо мать у тебя золотая была, придет, и наготовит и белья кучу нагладит и с внуком понянчится, а у Маринки то твоей матери нету!

Долго молчала и хмурилась Таисия Петровна. Вспоминала. Думала. А на следующее утро пришла к невестке.

— Марин, опять ночью не спала? Зубы у Сашки что ли?

Девушка устало кивнула.

— А есть ему когда? Только покормила? Отлично! Тогда собирай внука, погуляю с ним, а ты поспишь хоть по-человечески. А потом приду белье поглажу. Да и вообще, если надо тебе куда — на маникюр там или с подругой встретиться скажи — приду посижу с удовольствием.

Марина посмотрела на свои ногти и вздохнула. Да надо бы конечно…

— Хорошо, на маникюр завтра тогда сходи. А сейчас спать, часа три, не меньше!

Малыш тихо посапывал в коляске пока бабушка возила его по парку. «Не такая уж и никчемная она. Устала просто. Одна с ним круглые сутки. Но ничего помогу, вместе справимся!» — думала Таисия Петровна…

Инет

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.

Месть

Не понимаю, почему я дружила с Люськой. Она красивая, стройная, смуглая. А я всегда рядом с ней чувствовала себя этаким гадким утенком. С лишним весом редким волосом. А ещё я рано вытянулась, очень этого стеснялась, а потому сутулилась.

У Люськи было врожденное чувство стиля, с первого класса. Я очень ей завидовала. Она умела подбирать вещи, делать прически. Как ни старалась я подражать, а ничего не получалось. У неё была куча парней, у меня обиженные, на которых она внимание не обратила. При этом она так решала задачи, как никто в классе и могла объяснить свои решения. Перед каждой контрольной возле неё собиралась толпа. А я только завидовала.

Как лучшие подруги мы поехали вместе поступать в институт и сняли вместе квартиру. Здесь мы уже небыли не разлей вода. В институте друг к другу даже не подходили. А дома каждый занимался своим делом. И даже уборку квартиры делали по графику.

Так же как и раньше у Люськи было много поклонников, друзей, подруг. У меня тоже были, но как-то все не то, не такие умные, преданные, веселые.

А потом Люська влюбилась. Мы опять подолгу начали общаться каждый день. Она строила планы дальнейшей жизни с Игорем. А я понимала что, такого как он, у меня не будет. Я опять завидовала.

Когда Игорь сказал, что я ему нравлюсь я сначала не поверила. Не верилось и когда мы стали встречаться. Тайно, чтобы никто не знал. Я врала подруге, что у меня срочное дело и уходила к её парню. А она в это время ждала его и плакала, что у него опять нашлись какие-то дела. Мы морочили ей голову около года.

Когда все-таки они встречались, Люська была счастлива. Она тараторила, какой он внимательный и нежный, а я мучилась от ревности. Он объяснял мне, что не может ей напрямую сказать, что любит меня. И я уже начинала сочувствовать ему, в какую трудную ситуацию попал неосмотрительный парень.

Открылось все, когда я забеременела. Он сделал мне предложение, мы стали готовиться к свадьбе и скрыть своего жениха уже не удалось. Как мне показалось, Люська не расстроилась. Во всяком случае, по ней этого не было видно. Как лучшая подруга она стала нашей свидетельницей. После свадьбы мы с Игорем снимали квартиру уже вместе. Я сначала взяла «академ», а потом совсем бросила институт.

Люська вышла замуж поздно и уехала. Мы больше не встречались. А специально интересоваться её жизнью было как-то неудобно. С Игорем мы тоже об этом старались не вспоминать. Вычеркнули этот период и жили вполне счастливо. Он работал, а я сидела с детьми. У меня три сына, забот хватает. Убираю, стираю, глажу. Его родители подарили нам дачу, и теперь я еще делаю заготовки на зиму.

А недавно мы приехали к моим родителям, и как назло, я встретилась со своей подругой. Люська выходила из подъезда, а я пыталась зайти. Отвернуться и убежать, не было возможности. Она как всегда, восхитительно выглядела. А я как всегда, как гадкий утёнок. Вернее уже не утенок, а заезженная, старая и облезлая утка.

— Как дела? – Выдавила я из себя. – Прекрасно выглядишь.

— Хорошо. Вот в отпуск с мужем едем в Тунис. Заехала к родителям на пару дней.

— Ты как?

— Нормально. Вот только я сказать хотела: ты не обижайся на меня. Так получилось.

— Что ты! Конечно же, я не обижаюсь, а даже благодарна тебе. Ведь если бы не ты, я бы так и не узнала Игоря. Он клялся мне в любви, а сам спал с моей подругой. Это могло бы случиться позже, когда я вышла бы за него замуж и родила троих детей. А он бы встречался с другой. Так что ты меня спасла.

Она так и сказала: троих детей. Это был даже не намек, а откровение. Я стала подозревать, что она что-то знает. С тех пор я потеряла покой. Я жду Игоря с работы, подсматриваю за ним, подслушиваю телефонные разговоры. Когда он грустный я подозреваю, что раздражаю его. А когда весёлый, что он собирается к любовнице. Я не верю ни единому его слову.

И самое главное, я точно знаю, что говорить с ним бессмысленно. Он будет меня обманывать, как когда-то мою подругу.
Жизнь стала невыносимой.

Долгая дорога@

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.