«ДРАГОЦЕННЫЕ НАСКОМЫЕ» ДАВИДА ШАМБОНА
***
Фотограф-любитель Давид Шамбон (David Chambon) уже более 10 лет занимается макро-съемкой, стремясь, как он сам говорит, захватить волшебные мгновения и увековечить великолепие природы.

Недавно он перешел на принципиально другой уровень, и его хобби стало приносить первые денежные доходы. Главными объектами снимков Давида Шамбона являются всевозможные птицы и, конечно же, насекомые.

В течение целого года Давид Шамбон работал над красивейшим циклом фотографий, представляющих различных насекомых, сплошь покрытых капельками утренней росы. В таком состоянии даже самая обычная несносная комнатная муха, которая в других ситуациях никогда не вызовет ни малейшей симпатии, выглядит, подобно настоящему произведению ювелирного искусства.

Самому насекомому это драгоценное, сияющее убранство, которое дарует ему природа каждым погожим летним утром, доставляет в основном одни мучения. Ведь в таком виде насекомому очень трудно дышать, оно почти ничего не видит, а намокшие крылышки не позволяют летать. Остается только сидеть, затаившись, и ждать, когда наконец спасительное солнце высушит всю росу.
Вот в этом прекрасном, но почти абсолютно беспомощном состоянии их и настигают любители насекомых всех мастей и видов, испытывающие к ним эстетический или чисто гастрономический интерес.

Инет

В начале 1900-х годов фотограф Т. Энами (T. Enami), в японской префектуре Сидзуока, подробнейшим образом задокументировал все этапы производства чая, которые требовалось совершить для создания этого ароматного зеленого напитка.

Производство зеленого чая начиналось со сбора чайных листьев в большие соломенные корзины, которые женщины носили в руках и на спине. На фото сбор и сдача собранного чая приемщику.

Т. Энами (Enami Nobukuni) – передовой японский фотограф эпохи Мэйдзи. Он оставил большое наследство черно-белых фото и цветных слайдов. В работах изображалась жизнь Японии на рубеже эпох Мэйдзи и Тайсе. 

Эпоха Мэйдзи отличилась промышленными преобразованиями и притоком иностранцев. Наступает время железной дороги, телеграфа и фотографии.

Т. Энами был единственным фотографом своего времени, который работал во всех известных тогда техниках.  Достоверно неизвестно, что означает буква «Т» в имени Энами.

По одной версии, иероглиф в слове «Нобукуни» может читаться как «Тоши». По другой – Энами стал использовать заглавную букву имени старшего сына, планируя передать ему свое дело, избежав волокиты с переименованием.

«Его можно отнести к поколению шестидесятников-романтиков, к тем людям, которые показали другое лицо страны. Все его работы были пропитаны любовью и добротой к героям, к людям. Он был прежде всего человеком, потом уже профессионалом. Очень тепло относился к тому, что он снимал.

Его фотографии никогда не были » причёсанными » — это слова друга и коллеги Сергея Карпухина «

«Володя снимал эпоху с человеческим взглядом на людей. Его фотографии отзываются в сердце. Немногим профессионалам это удается, а ему удавалось. Это ведь дар от Бога — передавать людям собственное ощущение доброты», — добавил он.

— Вы помните момент, когда впервые взяли в руки фотоаппарат?

— Примерно в 1949 году, мне было 10 лет. Я фотоаппаратом не пользовался, еще не умел снимать. Меня покоряло, что у меня в руках не игрушка — а настоящий прибор, техника. Я просто носил его с собой, открывал, закрывал — в общем, наслаждался. Понимание фотографии у меня было с самого детства, я часто слышал какие-то термины, поскольку семья была творческая: моя мама работала фоторедактором, отец в свое время окончил ВГИК, работал корреспондентом в газете «Правда», предки по линии отца были художниками.

Фотографировать я начал в последних классах школы — своих товарищей, ребят во дворе. Но это было эпизодически. Регулярно снимать я начал уже позже, когда мне было восемнадцать. Причем не жанровые сценки, не людей на улицах, а что-то для меня интересное. Например, ездил в Серебряный бор, фотографировал сугробы, главное для меня здесь были тени, освещение, пейзаж. В 1957 году был опубликован буклет «Остров Крым» — первая моя работа.

— Как началась ваша работа в Фотохронике ТАСС?

— После окончания школы мама практически за руку привела меня в Фотохронику. Она попросила спецкора агентства Василия Егорова, к которому руководство относилось с большим уважением, чтобы он переговорил о возможности взять меня на работу. И вот летом 1959 года я пришел в редакцию. Там мои фотографии посмотрели и говорят: «Здесь же нет людей. А в нашем агентстве в основном снимают людей». Я тогда понятия не имел, что такое ТАСС, сказал: «Хорошо, буду снимать людей». Мне поверили на слово — и взяли учеником.
— А ко
.гда вам дали первое задание?

— Я никого еще не знал в Фотохронике. Егоров и Кулешов, с которыми я был знаком, появлялись в редакции достаточно редко. И вот в один из дней ко мне подходит, как я потом выяснил, старший редактор иностранного отдела — Петр Семенович Клячко. И произносит такую сакраментальную фразу: «А что вы здесь сидите? Под сидячую **** вода не течет! Пошли со мной». Мы зашли в его отдел, и он говорит: «Знаете, я хочу вас попросить…» Меня, мальчишку, на «вы», мне было так необычно. «В Политехническом музее сейчас отмечают юбилейную дату Кулибина. Там выставлен какой-то станок. Поезжайте и снимите».
Я собрал все, что у меня было: несколько потрепанных камер советского производства, вспышку с огромным аккумулятором, приехал в Политехнический, нашел этот станок. Что-то я снял, вернулся в Фотохронику, лаборант проявил мне пленку, я вырезал негатив, который мне показался более-менее приемлемым, получил наряд, понес в печать. Готовые снимки отнес Клячко. Он посмотрел и произнес только протяжное: «Да-а-а…»

— А дальше вы сами выбирали сюжеты или получали задания в редакции?

— Дальше, надо сказать, процесс пошел достаточно быстро. Я уже знал, где что и к кому можно обратиться. А вот заданий мне никто не давал. И я, по-иному не скажешь, поперся снимать на электроламповый завод. Мне показалось, что там лампы, стекло, какие-то блики — все это будет интереснее снимать в отличие от жердочек. Об этом узнал фотограф Валентин Кунов, стал отчитывать меня за то, что я пошел снимать на завод, мол, это его вотчина. Так я узнал, что за корреспондентами были тематически закреплены разные объекты. За мной, понятное дело, ничего закреплено не было, и я понял, что нужно выходить на улицу и снимать там. Я приезжал на работу, чтобы отметиться, потом шел гулять по знакомому центру Москвы и старался что-то снять. Кого можно было снимать? Детей, конечно.

— Чем выставочный кадр отличается от просто хорошего репортажного снимка?

— Выставочный кадр — это кадр, который не стыдно представить на выставке. Много факторов, которые определяют, что снимок получился хороший. Динамика, композиция, свет и сама идея. Он должен привлекать внимание.

— Вы упомянули уже несколько названий фотографий. Они приходят в голову сразу, или приходится поразмыслить?

— Если название пришло в первую секунду, с одного взгляда на фото — это большое везение. Когда я начал делать альбомы, я пришел к Юре Апенченко, журналисту, с которым мы вместе ездили в командировки. И он сказал: «Ты просто говоришь о том, что на снимке. А это зритель и без тебя видит. Название должно быть какое-то отстраненное». Например, «Снежная баталия» могла называться просто «Игра в снежки». Но ведь это и так понятно. Там же не дрова пилят. Можно обратить внимание на какую-то деталь, например. А потом, все зависит от твоего настроя.

Это сложно и очень интересно. Так же, как скомпоновать альбом. От первой фотографии до последней. Я всегда придерживался принципа величайшего французского фотографа Анри Картье-Брессона. Он считал, что фотография должна быть одна на полосе. Современные дизайнеры меня порой убивают. Получается буклет, и чаще плохой.

У меня до сих пор за шкафом стоит большой лист оргалита, я его использую вместо плоскости стола и на нем выкладываю фотографии. Смотрю, что-то откидываю. И так неделю. Вроде бы все сделал сегодня, а утром встаешь, заходишь в комнату, смотришь — думаешь: «это не то». Что-то снова заменяешь.

Однажды я получил молчаливую, но очень важную оценку этой кропотливой работе от друга Картье-Брессона — Марка Рибу. Он, Брессон и еще несколько человек организовали до сих пор работающее и знаковое — я не люблю слово «престижное» — агентство Magnum. Я был в Париже и договорился с Рибу о встрече, привез в подарок свой альбом. Он его очень внимательно разглядывал, а потом спросил, кто составлял. Я ответил: «Я». Он посмотрел на меня очень добрыми глазами и кивнул. Оценка была получена. Значит, все сделал правильно.
Я нигде не учился фотографировать, но я работал с очень хорошими фотографами. Я очень внимательно, если была возможность, смотрел, когда они показывали свои работы. Обращал внимание на какие-то детали, которые «делали» эти кадры. И это была школа. Это была блистательная плеяда людей, прошедших войну. Например, Эммануил Евзерихин. Мы вместе работали в Фотохронике. До момента, пока я не взял в руки его альбом, я не мог представить, что он настолько талантлив. Через стенку от меня сидел гений фотографии, а я даже не понимал этого. В журнале «Советский Союз» тоже работали прекрасные люди. Я во многих был просто влюблен. Это были удивительные по своему интеллекту, по своим человеческим качествам люди, сейчас таких трудно найти. Они и зарабатывали-то мало, не были бизнесменами. Там была фотография, было искусство. Я считаю, что фотограф — это художник.

— Как вы считаете, современные возможности — камера в каждом телефоне, программы для обработки фото — убили фотографию как искусство? Или, может быть, наоборот, дали толчок к новому развитию?

— Неважно, на что ты снимаешь. Кадр идет от идеи. Думаешь, что-то отвергаешь, что-то, наоборот, добавляешь. И надо эту идею воплотить любым способом. Надо работать. Все идет от головы: сначала придумываешь, затем приближаешься к реалиям жизни. Лучше всего, когда жизнь сама подсказывает тебе какие-то сюжеты, которые восторгают тебя и как автора, и как зрителя. Но такое редко бывает.

— Хороший фотограф — это кто?

— Главное, как говорится, чтобы человек был хороший. Вот у такого человека получаются хорошие фотографии. Вот странно даже. А с другой стороны, ничего странного нет. Хороший человек — он должен быть во всем хороший. Мне так кажется. Ну и, конечно, культура важна. Это человек, который читает, а если смотрит что-то — то серьезные фильмы. И который любит свое дело.
Беседовала Полина Пендина