РУССКАЯ ДЖОКОНДА: история одного портрета восемнадцатилетней девушки

Третье столетие художники и искусствоведы восхищаются красотой этой женщины, называя ее русской Моной Лизой — за глубину грустных глаз, загадочность легкой улыбки, манящую недосказанность. Госпоже Струйской повезло больше, чем настоящей Джоконде, — нам известна история ее жизни.

Юная Сашенька, Александра Петровна Озерова, дочь помещика Пензенской губернии была прелестна — миниатюрная, белокожая, синеглазая. Когда к Сашеньке посватался Николай Еремеевич Струйский, то родители девушки не скрывали своего ликования: «Очень удачная партия!»

Другого такого жениха в их Пензенском захолустье не найти — военный, обеспеченный, гвардеец Преображенского полка и, говорят, любимец императрицы. Да и собой Струйский был пригож. Не красавец, конечно, зато всего на пять лет старше невесты, что было редкостью по тем временам, когда большинство браков было с большой разницей в возрасте.

Венчание Александры Петровны и Николая Еремеевича состоялось спустя несколько месяцев после знакомства. Струйский, несмотря на молодой возраст, был уже вдовцом. Его первая жена умерла при тяжелых родах около года назад. Новорожденные девочки-близнецы прожили недолго. Ему хотелось побыстрее расстаться с тяжкими воспоминаниями…

Зимой молодожены переехали из собственного имения в Москву в дом Струйского в Токмаковом переулке. Молодая жена уже ждала первенца.

Саша по молодости не знала, за какого самодура вышла замуж. Тяжелый характер ее мужа особенно проявился в имении Рузаевка. Струйский, считая себя прирожденным стихотворцем, и прозванный за глаза «сельским графоманом» потратил изрядную сумму на строительство у себя в деревне типографии, которая занималась только тем, что печатала сочинения хозяина.

В разные годы было издано более пятидесяти книг и отдельных сочинений Струйского на русском и французском языках. Струйский пользовался расположением Екатерины II и посылал ей вновь выпускавшиеся издания. Некоторые из них были настолько замечательны, что императрица хвалилась ими перед иностранцами, а Струйскому был прислан в подарок драгоценный бриллиантовый перстень. Струйский с необыкновенным упорством писал свои восторженные бездарные вирши Екатерине II, пока не утомил ее настолько, что она от них категорически отказалась от их получения.

Но это чудачество можно было бы стерпеть, если бы не жестокость Николая. Заскучав, барин начинал ради развлечения «охоту на ведьм» — затевал настоящий судебный процесс над своими крестьянами, заставляя их каяться в несовершенных убийствах и кражах, произносил речь в защиту и обвинительный приговор. Несчастные были вынуждены сознаваться, иначе их ждала плеть, а то и расплата пострашнее…

Постепенно Николай так увлекся «судебными процессами» и типографией, что все огромное хозяйство легло на хрупкие плечи вечно беременной Саши.

Молодой жене приходилось разбираться в счетах и учиться строжайшей экономии, причем такой, которая не отразилась бы на гостеприимстве хозяев. В Рузаевку то и дело наезжали важные гости, например князь Долгорукий. Ворочаясь по ночам в кровати, Саша постоянно думала: вот здесь можно сэкономить, а тут ни в коем случае. Забывалась беспокойным сном лишь под утро, когда в права вступал новый, полный забот день. Муж отдалялся от Саши, позволял себе ночевки вне дома. Приходил под утро, ложился спать до вечера.

Однажды к супругам в гости зашел приятель Николая Еремеевича — художник Федор Степанович Рокотов. Федору было слегка за тридцать, он был высок, строен, учтив, с тонкими чертами лица и светлыми глазами. Николай тепло принял гостя.

По стечению обстоятельств особняк Струйского в Токмаковом переулке находился неподалеку от дома на Старой Басманной улице, где снимал квартиру-мастерскую Федор Рокотов. Познакомившись с Александрой Петровной, Рокотов был очарован милой любезностью и красотой хозяйки дома.

Николай заказал у Рокотова два портрета: свой и Сашенькин. Струйский ожидаемо стал пить и гоняться за юбками, а его молодая жена оставалась дома со своими невеселыми думами. Федор рисовал ее через день, потом каждый день. Все это время Рокотов думал, что, сочувствуя бедной девушке, скрашивает ее замужнее одиночество, пока не понял, что влюбился.

Портреты получились очень разные… С одного, будто живой, смотрел Николай — острый нос, губы сложены в самодовольную ухмылку, густые брови… Судя по написанному Рокотовым портрету хозяина Рузаевки, у Струйского было «худощавое неприятное лицо, исступленно-горячечные глаза на мутном фоне, безвольный рот сумасброда, эгоиста и неврастеника».

С другого взирала восемнадцатилетняя красавица Саша — на ней было белое платье с золотой накидкой, в которой она позировала Рокотову, но выражение глаз совсем не детское. В них и печаль, и глубина, и обреченность, и горчинка…

Никто не догадался бы, что на сердце у молодой женщины — несчастное замужество и несостоявшуюся любовь. Впереди была тяжелая жизнь: за 23 года брака она родила Струйскому 18 детей, в их числе — четверо близнецов, оставаясь женщиной мудрой и достойной, будто бы не замечавшей глупости и измен мужа. Из восемнадцати детей десять умерло в младенчестве.

С Рокотовым Александра после написания портрета больше не встречалась. Но портрет Александры Петровны, который написал художник в Токмаковом переулке, навсегда сохранил для потомков ее печаль и красоту. Николай Еремеевич умер рано, в 47 лет. Узнав, что скончалась императрица, он был так потрясен, что с ним случился удар — такова была сила его неистовой любви к Екатерине Великой. Струйская пережила мужа на 44 года, уйдя из жизни на 87-ом году.

Обаяние, которое излучала Александра Петровна, поразило не только Рокотова, которому приписывали безнадежную любовь к ней, но спустя 180 лет после написания портрета оно поразило поэта Николая Заболоцкого.

Любите живопись, поэты!

Лишь ей, единственной, дано

Души изменчивой приметы

Переносить на полотно.

Ты помнишь, как из тьмы былого,

Едва закутана в атлас,

С портрета Рокотова снова

Смотрела Струйская на нас?

Ее глаза — как два тумана,

Полуулыбка, полуплач,

Ее глаза — как два обмана,

Покрытых мглою неудач.

Соединенье двух загадок,

Полувосторг, полуиспуг,

Безумной нежности припадок,

Предвосхищенье смертных мук.

Когда потемки наступают

И приближается гроза,

Со дна души моей мерцают

Её прекрасные глаза.

В 1903 году в московский Императорский исторический музей имени императора Александра III пришла последняя наследница рузаевского имущества Е.М. Сушкова которая предложила купить у нее два фамильных портрета, ее прадедушки и прабабушки, помещиков Пензенской губернии Струйских.

Это были два живописных шедевра, совершенных не только по живописи, но и по какому-то неимоверному проникновению в самую суть души и психологию своих героев. Художнику удалось передать нечто такое, что вызывало жгучий интерес к этим людям. Женский портрет тут же стали называть «русская Джоконда».
Из Сети

Рейтинг

5 из 5 звезд. 2 голосов.

Иван Петрович Аргунов
Портрет неизвестной в русском костюме. 1784

Ива́н Петро́вич Аргуно́в родился в семье крепостных князя А. М. Черкасского в 1729 году, но с малых лет, после смерти родителей, воспитывался в семье дяди, С. М. Аргунова. Когда мальчику исполнилось 14 лет, семья Аргуновых в составе приданого дочери князя Варвары переходит во владение к графу Петру Борисовичу Шереметеву. Вместе с ним они переезжают в Петербург.

Заметив у юноши талант к живописи, граф решает сделать из него домового художника и в 1746 году отдает его на обучение к немецкому портретисту Георгу-Христофору Грооту.

Главным в его творчестве становятся портретный жанр. Уже первые изображения княгини и князя Лобановых-Ростовских подтверждают талант художника и приносят ему широкую известность. У него множество заказов, он создает великолепные парадные портреты, подчеркивая значимость и заслуги изображаемого человека, его достаток и блестящее окружение.
В это время огромной популярностью среди дворян пользуются собрания семейных портретов. И Иван Петрович начинает работать над картинами для фамильной галереи Шереметевых в усадьбе Кусково.

Мастеру удается сочетать в них тщательную проработку деталей с величавостью поз и благородностью образа.
Удаются художнику и чудесные детские образы, полные обаяния и жизненной силы , изображения стариков, написанные с необыкновенной теплотой, и чуткостью.

В 1762 году Аргунов по памяти напишет превосходный коронационный портрет Екатерины II для Сената, очень понравившийся Императрице.
С 1770-х художник меньше занимается живописью, он поглощен хозяйственными делами, так как его назначили управляющим петербургским домом Шереметевых .

Но в 1784 году Аргунов пишет знаменитый » Портрет неизвестной крестьянки в русском костюме «, который стал настоящим шедевром русской живописи XVIII века и лебединой песней художника.
Кто же изображен на портрете? Одни исследователи считают, что Иван Аргунов запечатлел актрису крепостного театра графов Шереметевых, красавицу, певицу Анну Изумрудову-Буянову.

Но вероятнее всего, на картине мы видим простую женщину, возможно кормилицу, одетую в праздничный наряд крестьянки Московской губернии. Приятные черты лица и легкая улыбка, умиротворенная поза и отсутствие манерности — всё это говорит о том, что на портрете — не актриса в костюме, а скромная, открытая и добрая женщина из народа.

Аргунов, всю свою жизнь работал по заказу, создавая портреты знатных особ, а на этот раз он изобразил свой идеал женщины — с чистой душой и телом крестьянки. И это был с его стороны смелый поступок. Портрет неизвестной крестьянки в русском костюме открыл новую тему в русской живописи.
В 1788 году Иван Петрович переезжает в Москву управлять московским домом. Он почти перестал писать, все свободное время посвящая своим сыновьям. Они продолжат династию Аргуновых – Николай и Яков станут художниками, а Павел будет архитектором.

В 1802 году живописец умер, так и оставшись крепостным. Но его имя стоит в ряду лучших художников России, а его шедеврами гордятся многие известные музеи.

Из сети

Рейтинг

0 из 5 звезд. 0 голосов.

Константин Маковский был очень модным живописцем. Его наследие невероятно велико.Был период,когда художник увлекся обычаями древней Руси и рисовал картины на эту тему. На приведенной картине мы видим молодую девушку, одетую в традиционную русскую праздничную одежду. Женский костюм в XV — XVII столетиях был чрезвычайно красивым.

 Впечатляет особая красочность этого одеяния. Рубаха носила характерное название – красная. Это свидетельствовало не о ее цвете, а о том, что одежда красивая. Рукава при этом обязательно продевались в специальные прорези на верхней одежде. Именно поэтому данный предмет одежды был крайне значим. На рубаху надевался опашень, так называлось длинное платье со свободными рукавами. Воротники не пришивались непосредственно к одежде. Для их украшения использовались роскошные шелка и всевозможный жемчуг. Такой особый воротник носил название ожерелье.
В качестве головного убора для праздника использовался кокошник. Его твердую часть пришивали к шапочке, которая обязательно закрывала всю голову.
Для украшения кокошника применяли разноцветное стекло и жемчуг. К самой вершине обязательно прикреплялось кисейное покрывало, оно свободно ниспадало на плечи.
К. Маковский максимально точно изображает этот роскошный костюм русских женщин. Героиня одета в традиционную рубаху с мастерски расшитыми зарукавьями.
Важное значение имел головной убор. Девушки по традиции носили косу. В нее обязательно вплетались изящные нити жемчуга и разноцветные ленты. К. Маковский изображает боярышню в праздничном венце, который сзади обычно был завязан лентой.
Впечатляет такой великолепный наряд русских женщин — художник стремится передать все детали наряда с особой точностью.
Перед нами молодая девушка с правильными чертами лица. Можно почувствовать, что К. Маковский любуется ею и стремится передать это особое восприятие зрителям.

Очень любил художник рисовать боярышень. Чернобровые, с длинными опущенными ресницами, меланхоличные или задорные, в кокошниках разной формы, с бантами, серьгами, ожерельями, они составили целую галерею русских красавиц. Одни из этих головок вошли в различные «боярские» картины художника, другие существовали сами по себе.

Поцелуйный обряд показан на этой картине. Наиболее красочно его описал барон Майерберг, побывавший в Москве в 1661 году. В конце обеда, когда гости уже поели, муж вызывал жену или дочь. Она приходила в сопровождении еще нескольких женщин и приносила мед, притом первый глоток отпивала сама.

И если высоких гостей было несколько, то каждому она приносила новый кубок с напитком и только в новой одежде. После угощения всех важных гостей женщина становилась у стены и с потупленным взглядом, ждала от них ответных поцелуев.
Константин Маковский
«Чарка меду.» Около 1890 г.
Частное собрание.

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.

Прелесть изображения заключается во впечатлении от спонтанности утреннего пробуждения. На картине показан первый дом, в котором жила семья Моне в Аржантей, комфортная неформальная обстановка после завтрака в летнее время.

На переднем плане стоят скамейка, приставной столик и стол для завтрака. Трапеза закончена, но стол не убран. На ветке дерева висит шляпка, на скамейке забыты зонтик и сумка. Маленький Жан, сын Камиллы и Клода Моне, спокойно играет деревянными блоками в пятнистой тени за столом, где падающий солнечный свет кажется сверкающим. Камилла совершает прогулку по саду, следующая за ней дама может быть гостья Алиша Ошеде.

Несмотря на название «Завтрак», основной темой полотна является цветочная красота сада в доминирующих контрастах и четких тонах, преимущественно в красных и зеленых. Точками и короткими штрихами художник изображает кусты фуксии, герани и розы, которые весело чередуются с лучами солнечного света. Сквозь деревья блики света играют на платьях дам, дорожке, кувшине, скатерти и одежде Жана.

Картина передает гостеприимную внимательность, что свойственно многим произведениям импрессионистов. Моне создает самые приятные ощущения солнечного дня с помощью легких цветных мазков, создавая яркие цветы, прохладные пятна тени, легкие ткани летних платьев. Сад, окружающий картину с трех сторон, является символом безопасного мира, в котором каждый день — счастливое воскресенье.

Рейтинг

5 из 5 звезд. 30 голосов.