ЗАКОН ДЖУНГЛЕЙ

Ну все! Хватит! — Лорка резко рванула все проводки и трубки.

Рванула она их в своем воображении, на самом то деле она очень бережно и аккуратненько села их отключать и отклеивать. Затем она решительно подхватила на руки прозрачную Ирочку и твердыми шагами направилась к выходу. Ей вслед что-то кричали и угрожали даже, требовали подписать и заполнить… Восьмой круг ада.

Ад на самом деле был не в преисподней. Лорка осознала это постепенно, в течении двух лет, наполняясь тягучим пудовым горем, пропитываясь больничным запахом, становясь частью этого самого ада.

Он начался в тот момент, когда по почте пришел ответ Ирочкиной биопсии. Иногда ад вежливо улыбался и посверкивал дорогими очками ученых профессоров, иногда он шуршал половой тряпкой и бормотал себе под нос на африканском наречии. А иногда он просто переводил в следующий круг мертвенным блеском ламп и бездушным всплеском очередных стеклянных дверей — «вход только для персонала».

Лорка перечитала сотни статей, научилась мастерски ставить капельницы, окончила курсы медицинских клоунов, перезнакомилась со всеми чадами и мамашами их отделения. Она заранее чувствовала приступы и почти всегда успевала подставить тазик, сделать укол, перестелить постель. Она стала донором крови и костного мозга, вегетарианкой, ведьмой, монахиней, чертом и дьяволом.

Она по миганию лампы в сумеречной дреме безошибочно определяла время суток. По мелким вкрадчивым шагам могла определить приближение к палате стервятников, душевных и внимательных дяденек и тетенек, рекомендующих подписать разрешение на использование органов. Посмертно. Их Лора ненавидела остро, до боли расцарапывая руки, и скрипя крупными, жемчужно — белыми зубами. В эти моменты она превращалась в Ракшу-сатану, готовая загрызть любого, кто посмеет подойти к ее детенышу.

Ирочка — человеческий детеныш, была самым лучшим существом на свете. Она мужественно и стойко переносила все испытания, не жаловалась и не ныла, иногда только «отлетала», долго и внимательно разглядывала что-то в бескрайнем небе. В такие минуты у Лорки замирало сердце. Она истинно видела, как Ирочкина прозрачная душа рвется ввысь.

Девочка обожала «Маугли» и все время, как заклятие, любила повторять: «Мы с тобой одной крови, ты и я.» Она надеялась победить и хваталась за любую поддержку. Она мужественно переносила боль, вымученно улыбалась — боялась расстроить маму. Она читала запоем, рисовала без устали, смотрела кино и мультики, даже с большим удовольствием делала уроки. Ей надо было торопиться.

Лора боролась. Она была волчицей, львицей, коршуном, выслеживая докторов и научных светил, акулой, да кем угодно. Она готова была на все, она вышла на тропу войны и сожгла за собой все на свете мосты.

Два года дикого напряжения и непрерывной борьбы со смертью.

А потом вдруг… Лора услышала разговор двух медсестер, обычный рабочий треп уставших тружениц.

И все.

Небо взорвалось миллиардом холодных осколков. И не было от них спасения, и не было Герды, которая прибежит спасать на край земли своего Кая. Никто не отогреет и не заберет домой. И не было уже слез, они давным — давно закончились, и сил оставалось совсем уже мало. Самая распоследняя капелька.

Старенький доктор увидел ее сидящей во дворе на бордюре, он отлично знал эти опущенные руки и остановившийся взгляд. Он работал очень много лет. Кряхтя и смущаясь, он присел рядом. Эта женщина была ему очень симпатична, она столько времени проводила в отделении, что стала совсем своей. Они проговорили почти до утра. Лорка вспоминала все Ирочкины «хочу», все ее мечты, заветные и так себе, ее детские капризы и прихоти.

Доктор внимательно слушал, подбадривал, а потом как-то очень просто спросил: «Ну и почему же вам всего этого не сделать? Пока еще можно…?» Пожал старенькими плечами, улыбнулся и пошел. Ему-то уже не с кем было исполнять мечты. Да и мечтать уже было не с кем и не о чем.

Лора забрала Иришку домой.

Все. Было. Уже. Бесполезно.

Она продала квартиру. Без раздумий и переживаний. Квартира оказалась дорогой и даже очень.

Лорка скакала по пустым комнатам и кружилась, как маленькая. Они поедут кутить! В разные страны, за моря и океаны!

Она подменила разрешение врача.

Ирочка, бледная и прозрачная, без волос, бровей и ресниц, выглядела не самым лучшим образом.

Турагентство запросило разрешение врача. Лорка его подделала.

Она носилась со скоростью ракеты «тамагавк», оформляла документы, договариваясь и убеждая.

В один из предотъездных вечеров Ирочка ее удивила ужасно.

— Мам, я никуда не поеду, пока мы не купим новую квартиру. Не обижайся, мамуль. Но кто-то из нас должен же поступать, как взрослый.

Десятилетний призрак заботилась о маме. Она слишком хорошо ее знала, чтобы понимать, что материнские силы и весь боевой запал, все это только пока она жива. Дальше уже ничего не будет. Ирочке это положение вещей не подходило.

Они купили первую попавшуюся маленькую квартиру в соседнем доме, в более — менее приличном состоянии.

Лорке было все равно. Но уезжать из их двора она отказалась категорически. А потом, пока неугомонная мать носилась по городам и весям, ребенок в интернете посмотрел сразу два фильма. «P.S. Я люблю тебя» и «Книга Генри».

Какой уж она написала запрос в поисковике, трудно даже себе представить. Но сберегательную программу от имени Лорки, через интернет, она открыть сумела.
И писем маме «на потом» написала целую кучу. Отправлять или приносить маме письма она упросила старенькую соседку тетю Машу, знакомую бабульку из русского магазина. В этих письмах была целая жизнь. В них Ирочка расспрашивала про все на свете, рассказывала, как она живет, как ей весело, совсем-совсем, ни капельки не больно, и как она видит Лорку и считает все ее сигареты и чашки кофе.

Лорка и Ирочка отправились в путешествие!

«Дисней ленд» в Париже, Лондон, Венеция, голландские мельницы и белоснежный Санторини.

Никогда еще они не были так счастливы, никогда так не радовались, никогда еще на свете не было такой влюбленной пары путешественниц.

Ирочке было безумно интересно посещать картинные галереи и музеи, она очень мало ела, но стремилась попробовать все, ну или хотя бы лизнуть. А потом счастливый ребенок захотел домой, Лорка — зоркая орлица Чиа, все поняла и они вернулись.

Через полтора месяца Ирочка тихонечко уснула. Она пожелала мамочке спокойной ночи, прижалась к ней хрупкими тонюсенькими косточками и задремала. Она улыбалась во сне, а Лорка ловила каждое ее дыхание, каждый взмах отросших ресничек. На рассвете, легкий бриз взмахнул прозрачными шторами, в нежном вальсе подхватил свободную уже душу и взмыл в яркое предрассветное небо.
Лорка долго курила у окна и смотрела ей вслед. Старалась отпустить.

В мансарде, под старинной крышей, на широком подоконнике, стояла женщина-мать, раздумывая, а не улететь ли ей вслед… Один маленький шаг и бесконечный полет к свободе, к освобождению, к единению с любимым и самым главным в мире человечком. Помятое заспанное небо влекло, убаюкивало, обещало неомраченное счастье…

Лорка уже занесла ногу над бездной…

Ее отвлек тихий звериный вой. Так воет раненый волчонок, застрявший в капкане, надрывно, горестно, чудовищно безнадежно. Оставив окно открытым, Лорка пошла на вой.

Двумя этажами ниже, в вонючей и изгаженной двушке, тихо завывал мальчик. Он сидел на полу, грязный и раздетый, посреди полного разгрома и гор немытых тарелок, объедок с торчащими окурками и грязными тряпками. Судя по всему, сидел он так давно.

Лорка тихо выругалась. Ее ждала — манила привлекательная заоконная бездна, она уже все решила! А на полу сидел брошенный, никому не нужный, человеческий детеныш. Чужой. И смотрел на нее Ирочкиными небесно-голубыми глазами.

Тысяча чертей, как она могла его бросить?!

Лорка протянула к грязнулькину руки и улыбнулась, ни на что не надеясь. Маленький лягушонок, сквозь слезы, недоверчиво и легонечко улыбнулся ей в ответ. Шмыгнул носом и чуть подался ей навстречу.

Закон джунглей гласит: » Каждый сам за себя!» Лорка ненавидела джунгли.
Бездна подождет….

Автор: Алена Баскин

Рейтинг

0 из 5 звезд. 0 голосов.

Цветы по всей форме

Неправда, что девочки больше любят маму, чем папу. Как же не любить такого сильного человека, который может носить маму на руках! А еще если он военный, в красивой форме с блестящими пуговицами, на которые больно смотреть! Но случилась беда.

У девочки Маши папы вдруг не стало. Еще несколько недель назад он сидел на своем любимом месте на кухне, и, поужинав, говорил маме «Зачот!» А теперь его нет, не вернулся из боевой командировки. И сейчас на его месте целыми днями неподвижно сидит мама, и смотрит в окно, как будто все еще ждет. А слезы так и текут по щекам. Но папа Гена уже не придет. И его телефон спрятан в серванте, а на сервант садится пыль, и в квартире вянут цветы. У них дома много цветов, потому что Машкина мама — учитель биологии.

У нее в кабинете биологии тоже много цветов. Было. Машка думает, что они там тоже завяли. Хотя скоро Первое сентября и надо, чтобы в кабинете все было в порядке. У мамы очень трудная работа. Ученики больше учат физику и английский, а ботаниками быть не хотят. Не учат ничего. А хулиган и двоечник Семенов вообще цветы в кабинете обрывает.

Домашние цветы Машка кое-как поливает, но они все равно вянут. Да и разве может восьмилетняя девочка хорошо полить растения? Она до некоторых вообще не достает. Сегодня потянулась полить традесканцию, носиком лейки зацепилась, горшок так и полетел с подставки. Промашка вышла.

У Машки слезы градом! Папы нет и везде беспорядок. Ей даже Первого сентября в школу идти не с кем. Учителя гораздо раньше в этот день в школу уходят, чтоб учеников встречать. Поэтому и в первый и во второй класс ее папа отводил. Они маме, которая рядом со своим классом стояла, только издали рукой махали. И папа такой красивый был в парадной форме…

Машка не выдержала, открыла сервант, схватила папин телефон и изо всех сил прижала к груди. А телефончик в ответ засветил экранчиком, и там высветилось слово «Батя».

Машка испугалась, что мама заругает, почему папин телефон взяла без спросу. Ткнула на кнопку, чтобы выключить аппарат. Но телефон выключаться не захотел, а загудел длинными гудками. Пошел исходящий вызов. На другом конце провода хриплый голос удивленно воскликнул: — Гена!?

— Нет, это не Гена! – вхлипнула Машка, — это я, Маруся, его дочка…. Я ненарочно на папином телефоне кнопочку нажала, я больше не буду…
— Не бросай трубку, Маруся! Это папин командир говорит. Как вы там с мамой?

И Машка все рассказала – и про маму у окна, и про пыль, и про цветы, и про Первое сентября.

— Не реви! Ты же папина дочка! Я сейчас не в городе. Вернусь из командировки, обещаю тебе, все будет хорошо… — ответил папин командир. Машка осторожно убрала телефон на старое место. И маме ничего не сказала.

А утром первого сентября, когда Машка наряжалась в школу, в дверь позвонили. Мама уже давно ушла, а чужим дверь Машке строго-настрого открывать не разрешали. Но тут вместе со звонком в дверь снова зазвонил папин телефон. Машка взяла трубку:
— Маруся, ты дома? Открой, это папины друзья.

Папины сослуживцы заполонили всю лестничную площадку. Здоровенные мужики в парадной форме с медалями втащили в квартиру горшки с новыми цветами, подарили Машке большую куклу и коробку конфет и спросили:
— А где мама?
— Она уже в школе, на линейке, — пролепетал Машка.
— Так пошли!

И удивленные прохожие наблюдали, как по улицам города Первого сентября марширует взвод в парадной форме. А на плече у правофлангового едет маленькая девочка с большим бантом. Хотя, если присмотреться, не очень уж маленькая, просто детина больно здоровый, под два метра, а может и выше. Когда колонна вошла на школьный двор, праздничный галдеж стих, как будто выключатель повернули.

Только папины друзья печатали шаги, да тихонько позванивали их медали. В полной тишине Машку донесли до ее класса и поставили рядом с педагогом. Потом военные подошли к маминому классу, замерли, отдавая честь учительнице.

Командир сказал:
— Дорогой подруге нашего боевого товарища … — и подарил маме огромный букет. И еще передал маме папину медаль на красной подушечке.

А потом Машке звонила в школьный звонок, сидя на плечах у правофлангового. Хотя обычно Первый звонок Первого сентября дают первоклассники, а Машка уже в третий пошла. Но так уж директор школы решила, а с директором спорить нельзя!

Утром второго сентября хулиган Семенов притащил в кабинет биологии из дома цветок в горшке. Обещал, что будет помогать его поливать. И другие цветы тоже.

© Irina

Рейтинг

0 из 5 звезд. 0 голосов.

Жизнь у Васька была мужская. Суровая такая жизнь. Без излишеств и финтифлюшек всяких. Обычная такая жизнь.
Они с отцом были холостяками.

Это потому, что три года назад их общая женщина, мать Васька и жена, значит, его отца умерла. Потому что не смогла родить Ваську сестру, а отцу дочку.
Во-о-о-т… стало быть…

Остались они с отцом одни. То есть, – вдвоём. Оба – немолодые уже: Ваську десять, отцу тридцать семь. Если уж до конца честно, то Васёк отца считал почти стариком, но вслух этого никогда не говорил – обидеть боялся. И всячески поддерживал.
Ну, это в каком смысле…

Учился старательно, чтобы не огорчать. Вечером картошку чистил, чтобы поужинать. А недавно баушка научила его даже макароны варить, чтобы не слипались. Яичницу же он и так умел уже давно…
Иногда, конечно, Ваську было грустно. Маму свою он помнил и хорошо помнил. Она ласковая такая была. И любила их с отцом. И это он помнил.
Часто обнимала их сзади, когда они с отцом за столом сидели, и говорила:

– Ах, мальчишки мои дорогие! Да и как же я вас люблю!..
А они оба с папой затылками об неё терлись, как котята. И Васёк помнил, что так хорошо тогда было. И радостно – без причины.

А потом… вот… получилось так, что, кроме баушки, любить их стало некому. Но они, Васёк так думал, и не очень нуждались: справлялись, как могли.

Отец много работал и хорошо зарабатывал. Васёк взял на себя дом. А чё там брать-то?..

Стиральная машина. Пылесос. Швабра. Кухня? – это совсем просто. Васёк даже салаты какие-то делал. А утром – кефир и пряники. Если что рвалось, – выбрасывали.

А тут позавчера вечером Васёк, главно, сидит на кухне и в окно смотрит – отца с работы ждёт. Проглядел, потому что ещё и «Природоведение» читал. Звонок в двери. Ну, Васька этим не испугаешь: у него всё на мази. Картошка – на плите, ещё тёплая. А когда из школы шёл, то ещё и котлеты купил, куриные, с зеленью.

Открывает. А на пороге женщина стоит. Настоящая. От неё ещё и духами пахнет. А из-за плеча отец выглядывает. И говорит (это – отец!) нежным таким голосом:

– Васенька, здравствуй… Принимай гостей. Это Елизавета Андреевна. Мы работаем вместе…

Васька, конечно, не растерялся. Повернулся и сразу на кухню пошёл. Потом остановился. «здрысьте» сказал и снова пошёл. Куда-куда? На кухню, говорю же. И стал картошку разогревать.
А эти, ну, отец с гостьей, в коридоре шепчутся, как маленькие прямо, и не проходят…
Потом вошли. Пришли. Сели. Женщина посидела, подумала, наверное, потом говорит:
– Пойду я, руки помою и Васе помогу…

А чё помогать-то, когда всё готово? Васёк только ещё одну тарелку достал и на стол поставил. Оглядел своё хозяйство, потом вспомнил, в шкафчик полез и салфетки бумажные зелёненькие достал и каждому положил… по две штучки…

Отец, главно, как маленький – лопочет чего-то там:
– Мы, Вась, выпьем давай…

В пакет белый, из супермаркета, лезет, бутылку с вином достаёт и пакет с соком, который Васька любит очень.
– Поставь, Василий, стаканы, – говорит.
Васёк из шкафа в комнате бокалы принёс. Два. И стакан. Один. Для сока. Поставил…
Отец спрашивает:
– А где, сынок, у нас штопор? Это такая открывашка для…
Васёк дослушивать не стал. Достал и на стол положил.

Он ведь всё сразу понял: отец собрался жениться. Вот и кривляется, жену свою будущую очаровывает.
Налили. Выпили. Васёк – молчит. А чё говорить-то, когда и так всё ясно? Эти, ну, молодожёны, тоже молчат…
Помолчали, значит, для приличия. Васька чувствует, что спасать надо ситуацию, и спрашивает:
– Ну, и как же вы жить собираетесь?
Женщина сразу как-то встрепенулась и начала говорить то, что заранее придумала:
– Ты, Васенька, меня не бойся. Я тебя усыновлю и хорошей матерью для тебя буду…
Васёк, чтобы сразу всё стало ясно, говорит:

– Не надо меня усынАвливать. Я сам справлюсь. Вы, главно, за отцом следите. Он ведь такой несамостоятельный, ничего – сам: ухаживать за ним надо. А я мешать вам не стану. К баушке пойду. Она меня давно зовёт, старая уже – тоже помощь требуется. Утром – кефир ему, только чтоб не холодный: с вечера из холодильника выньте и на стол поставьте – у папы горло слабое, враз простыть может. Да! Одну ложку сахара добавьте, а то он кислое не любит. И размешайте, чтоб на зубах не хрустело. Булку к кефиру, только чтоб без ничего. Это в магазине у нас продают. Я вам покажу потом. Если вечером, ну, когда с работы придёт, в коридоре долго возится, то значит – голова болит. Таблетки вот тут, в шкафчике лежат: красные – когда сильно болит, белые – если не очень. Вы сразу поймёте, как только он в кухню войдёт… по лицу догадаетесь…

В воскресенье его рано не будите. Пусть выспится. Потом кофе попросит. Сварите вот из этого пакета. Он растворимый не любит. Трусы, майки и носки?.. Пойдёмте в комнату, я покажу, где лежат…

Потом посмотрел на «молодожёнов». Сидят, как в кино, руки на колени положили. И молчат, главно! Тут Васёк понял, что для первого раза для женщины слишком много информации, может и забыть что-нибудь. Решил не торопить события…

А Женщина? Что ж… Нормальная такая. Отцу главное нравится, а ему, Ваську, то есть, нравится или нет, он ещё не понял. Да и какая разница-то? Не он же на ней женится, а отец…

… А май за окном так щедро бесчинствовал, что аж прямо неприлично почти!

И яблони цвели, и вишни меленькие свои цветочки солнцу навстречу протянули, и сирень даже, раньше времени в этом году, пирамидки свои стройные по кустам щедро раскинула. А каштаны! Они прямо вот разлопушились и вот-вот бело–розовые свои свечки запалят. Ах, как же хорошо жить, когда за окном весна бушует и пенится!..

Автор: #Олег_Букач

Рейтинг

0 из 5 звезд. 0 голосов.

ГЕРКА

Герка терпеть не мог собственное имя. Не, ну Герка-то ещё куда ни шло, но зачем в светлую голову деда пришла замечательная мысль назвать внука Герасимом?! В двадцать первом же веке живём, не в восемнадцатом… Мама, правда, говорила, что сначала дед советовал мальчика Гераклом назвать, да родился парень тщедушным, какой уж там Геракл!

Перечить отцу мама Герки не стала: как-никак, глава семьи, единственный мужчина в доме, да и имя необычное, а то развелось всяких Даниилов да Елисеев, а Герасим — точно один во дворе будет…

Когда Герка подрос и поинтересовался, а почему у других детей в садике есть папы и где же в таком случае его, Геркин, папа, мама не стала придумывать отговорки про то, что отец погиб, спасая вселенную от инопланетного вторжения, а серьёзно, как взрослому, сказала:

— А папа твой, как только узнал, что у нас совсем скоро появишься ты, сразу вспомнил, что у него в другом городе есть семья и двое, как он выразился, родных детей. Больше я его не видела.

— Это что же, я, получается, не родной? — испугался Герка.

—Ну что ты такое говоришь, сын! — мама взъерошила непослушные рыжие кудри мальчишки — Ты у меня самый родной и любимый. И у дедушки — тоже.

Когда в школе проходили «Муму», Герка, не стесняясь, ревел, хоть и мальчик. Ревел от горькой, колючей злости за своего тёзку, который вот так взял и смог избавиться от самого верного друга.

Сам Герка вот никогда так бы не поступил: он очень хотел собаку, очень-очень…Мама вот только противилась: она с утра до ночи на работе, сам Герка — в школе, потом — на борьбе, а после борьбы до ночи гуляет с ребятами, а дедушка старенький стал совсем…Кто за щенком приглядывать будет? Тем более. что Герка хотел овчарку, ну, на худой конец, ротвейлера. Собаки крупные, серьёзные, с ними заниматься надо. Герка вздыхал и мечтал поскорее повзрослеть и завести пса, не спрашивая разрешения ни у кого.

В тот день Герка вернулся домой злой и с очередным фингалом: после тургеневского произведения одноклассники задразнили мальчишку, и тот кулаками отстаивал свои убеждения.

— На борьбу не пойду сегодня —буркнул он деду — в школе потренировался. Деда, я на пруды, покатаюсь…

Закадычный друг Серёга согласился составить Герке компанию, и оба мальчика, прихватив снегокаты, отправились на пруд, проверять, хорошо ли промёрз лёд.

— Не, тонкий ещё, видать, — скептически сказал Серёга, глядя с холма, —вон, глянь, мусор какой-то ветром носит в полынье, съезжать с горки не будем, провалимся…
— Да пошли, к берегу подойдём, — заметил Герка —Надо ногой топнуть и посмотреть, треснет лёд или нет. Я буду топать, ты страхуй.

Когда мальчишки спустились, то поняли, что пакет с мусором перед ними —вовсе не пакет, а какое-то животное, из последних сил пытающееся вырваться из смертельного ледяного плена… Голова зверя то пропадала под водой. то вновь показывалась на поверхности.

Герка не раздумывал.

— Сторожи снегокат, — бросил Серёге, и на животе, по-пластунски, пополз к полынье. Пару раз парень проваливался в ледяное крошево, но успевал откатиться. Вот и полынья. Животное оказалось небольшой чёрно-бело собачкой, на шее которой болталась какая-то веревка.

Ух… Собачка оказалась неожиданно тяжёлой. Рывок, ещё один… Теперь откатиться в сторону… Так вот оно что: к верёвке была привязана пластиковая бутылка, доверху наполненная замерзшей уже водой.

— Чтоб точно не выплыла… —догадался Герка —Сволочи… Глаза снова защипало: подкрадывались злые слёзы. Убил бы гадов!

До берега добрались без приключений, если не считать того, что Герка набрал полные сапоги и штаны ледяного крошева.

Собачка совсем обессилела, и теперь безвольно лежала на руках Герки, только дыханием выдавая, что жива.

Дома находку отогрели грелками и накормили. Она действительной оказалась некрупной, чуть выше таксы, с совершенно коровьими влажными глазами и таким же коровьим окрасом. Геркина мама, увидев это чудо, не удержалась и прыснула со смеху.

— Не, мам, только не Муму! — угадав её мысли, возразил Герка — мы тут недавно «Простоквашино» смотрели…

— Шарик? — удивилась мама —Но это же девочка!

— Не-е-т — лукаво улыбнулся мальчишка — Муркой назову…

Теперь на пруду можно было часто увидеть Герасима нашего времени вместе с маленькой, похожей на коровку, собачкой Муркой…

Автор: #МарияБутырская

Рейтинг

0 из 5 звезд. 0 голосов.