Мамы
Не верьте вы тем, кто начинает рассказывать байки про голос крови! У Андрея кровь была – и много.
Но вот голоса у неё не было. Немая она у него. Течёт себе и течёт, как крови положено – по артериям и вена, про сосуды не забывает. И – молчит.
Вот смотрит он сейчас на свою мать единокровную, которая сама его и породила. А внутри – тишина. Гробовая, что называется. Стоит перед ним женщина, по облику которой видно, что жизнь её помяла.
И изрядно помяла! Поводила по закоулкам самым тёмным, поваляла в грязи – да прямо лицом, била под дых неоднократно. А сейчас она плачет. Слезами плачет, на воду похожими. Привычное это для неё, видно, дело – плакать.
А Андрею и не жаль её совсем. Да и не помнит он ничего из детства-то!.. Хотя, нет, — помнит. Но отрывками как будто, картинками отдельными.
Помнит вот, что у отца зуб золотой справа был, и Андрюхе этот зуб нравился. Что у отца залысины были, тоже помнит. И как тот в гробу лежал, а Андрейка подходил осторожненько, на цыпочках, за край гроба двумя руками брался и внутрь заглядывал.
Но ничего так и не увидел: только кружавчики матерчатые и нос торчит. Отцов, стало быть, нос это был. А потом он с мамой был. Знал тогда, что это мама. Точно уверен, что знал. А вот лица не помнит. Она молчала всё время и плакала.
Только иногда сверху до Андрейки слова долетали: — Жри… — и миска с кашей опускалась перед самым его носом.
— Спать ложись… И он сам шёл и ложился, хоть и страшно одному было, без света.
— Иди на улицу… И он шёл. А там смотрел издалека, как другие дети играли на площадке. Он же к ним не подходил, боялся…
Или не боялся, а так просто, сам не знает, почему… Потом он спешил за гаражи, что стояли в конце их двора, к Найде и её детям.
Найда была собакой беспризорной и дом сама себе придумала: ямку под одним из гаражей выкопала. Там и жила. А так как она была женщиной, то дети у неё были. Всегда. Щенки, то есть.
И всегда – много. По несколько штук. Пёстрые все, шустрые, с хвостиками-калачиками. Когда подрастали одни и разбредались кто куда из родительской ямки, вскоре появлялись новые.
И Найда им всем всегда была хорошей матерью. Хоть девочкам, хоть мальчикам. Она их не только кормила, но и целовала нежно: облизывала каждого от носика до хвостика. И каждый из них знал, что у него есть мама.
Вот Найду и её щенков Андрюшка помнил, всех наперечёт: и Жирного, и Стёпку, и Фунтика с Лоркой… Иногда, когда уже становились большими и, наверное, свои норы где-нибудь повыкопали, они к Найде «в гости» приходили.
Но стояли вдали, потому что у той опять были маленькие, и она за их слабые ещё жизни опасалась и их берегла.
Но детей своих старших узнавала и, лёжа на боку, свернувшись калачом, чтобы младшим удобно её сосать было, чуть постукивала хвостом по земле. Это она так привет детям своим выросшим передавала.
И было видно, что она любит их и гордится ими. А те издали повиливали хвостами и на маму свою смотрели. Андрюшке даже казалось, что – нежно. А Найда будто бы улыбалась им в ответ.
Потом уже, когда мама Андрейкина привела в дом нового папу, который даже и не смотрел на своего нового сына, Андрейка даже думал, что попросится жить к Найде.
Он ей скажет, что раскопает нору поглубже, чтобы и ему тоже места хватило. Он всё-всё будет делать для Найды и её детей: еду для них и для себя воровать, подстилку, на которой все они спать будут и которую для них Андрейка уже принёс, каждый день вытряхивать.
А ещё он будет свою семью защищать. От всех. Если захотят плохое для них сделать. Даже если его мама за ним придёт…
Он тогда спрячется глубоко в норе, а Найда скажет, что Андрюшки нет дома и она не знает, когда тот вернётся…
… И однажды, когда Андрейка со своею семьёй возился, мама за ним пришла и сказала, что поведёт его в поликлинику. И чтобы он там прилично выглядел, начала его ладонью от земли отряхивать, в которой он весь перепачкался. И было больно и не понятно: отряхивала она его или просто била…
А сейчас Андрей смотрит на свою маму, которая нашла его с его новой семьёй, и никак её вспомнить не может. А семья у Андрея теперь настоящая: есть у него жена Лена и дочка Наденька, которых он любит так же сильно, как первую свою семью, наверное, любил…
Вечером, когда они все втроём сели ужинать, в двери позвонили, и Андрей пошёл открыть. На пороге стояла незнакомая женщина, которая сразу плакать начала…
… И вдруг Андрей её вспомнил! Когда мама его в поликлинику привела, то посадила на стул, а потом увидела, что у него и на лице след от земли остался. Она тогда взяла сына за подбородок, повернула к себе, палец наслюнявила и землю по щеке его размазала. Это и было самым тёплым воспоминанием о ней.
Потому что потом она сказала «Сиди здесь» и ушла. И Андрейка сидеть остался. Долго – долго сидел. Потом плакать начал, потому что по Найде соскучился.
А потом были тётеньки, дяденьки… много-много чужих людей вокруг… детский дом… школа с Клавдией Васильевной, которую все звали «Селивсехорошовсталивсетихо»… армия…
А потом – Леночка и Надюшка, которой на ночь Андрей сказки рассказывал, в каждой из которых была добрая собака и гостеприимная нора… Теперь вот у Андрея мама появилась…
Олег Букач