Яковлевы

На окраине поселка Заречный стоял большой, но старенький дом. Осенним субботним вечером за столом в самой большой его комнате в инвалидном кресле сидел старик.

Он смотрел в окно на темнеющее мрачное небо, и по его щеке медленно скатывалась слезинка. Михаил Степанович месяц назад похоронил жену, свою Шурочку. Он остался один в этом ненавистном кресле, в пустом доме, стонущем по ночам от тоски.

Дед Миша чувствовал, что старые стены, так же, как и его душа, плачут по былым временам, когда молодая жизнерадостная Шурочка счастливо смеялась, глядя, как их сынок Павлик делает первые шаги.

Помнили эти стены и о том, как появилась в их доме маленькая Тоня. Как брат и сестра ссорились, не поделив игрушки, потом мирились и делили пополам последнюю конфету. О том, как заболела Тонечка, как плакал потом ее братик, узнав, что никогда она больше не будет с ним играть. Как долгими ночами Шурочка тихо звала во сне свою маленькую дочку, так и не смирившись с потерей.

Павлик рос на утешение родителям добрым, отзывчивым ребенком. Хорошо учился, привозил медали со спортивных соревнований. Потом выучился в институте на агронома и уехал в чужие края. Ненадолго, вскоре приехал с радостной новостью, что собирается жениться.

Обрадовались Шурочка и Михаил, что скоро внуков подарит им сын, размечтались, как будут нянчиться с ними, потом забирать их к себе на все лето. Но на следующий день после приезда, Павел поехал с другом на мотоцикле в соседний поселок и больше родители его живым не увидели.

Дед Миша вытер дрожащей рукой вторую слезинку и посмотрел на фотографию, которая лежала перед ним на столе. На ней был Павел с симпатичной девушкой, своей невестой Еленой.

Об одном сейчас больше всего жалел дед Миша, о том, что не осталось у него внука, которому можно было доверить этот дом, сад, что некому присмотреть за стариком. Поэтому и собирался он в дом инвалидов, где его ждали уже через неделю.

Старик погладил старый дубовый стол, как близкого друга, которого должен навсегда покинуть, он любил этот дом, не смотря на то горе, что пережил в нем, ведь и счастливых дней в нем было немало.

Дед Миша тяжело вздохнул, вдруг увидел мелькнувший свет фар и услышал шум подъехавшего автомобиля. Он удивленно замер, давно уж к их дому никто не подъезжал. А когда в дверь вежливо постучали, он громко крикнул, что не заперто.
В дверях показался рослый светловолосый парень лет двадцати пяти.
— Здравствуйте, Вы – Михаил Степанович Яковлев? – громко спросил гость.
— Я, — осторожно ответил старик и добавил: — Не шуми, милок, я хорошо слышу.
— Извините, — смутился молодой человек, — я не привык общаться с пожилыми, у меня нет бабушек-дедушек. Вернее, не было, — парень с улыбкой слегка поклонился и торжественно произнес: — Я Ваш внук, Павел Павлович Яковлев, сын Лены, невесты Вашего сына.

Дед Миша открыл рот и даже дышать перестал. Потом трясущейся рукой потянулся к гостю и позвал:
— Дай я потрогаю тебя, не снишься ль ты мне? А что ж мы о тебе не слыхали? Откуда ты? Правда ли это?

Паша, улыбаясь, достал свое свидетельство о рождении и подал деду. Тот долго, прищурившись, рассматривал документ, а потом по-ребячески всхлипнул:
— Вот уж не думал, что жизнь мне еще ломоть счастья подарит. Не ожидал я от нее такого подарка, — дед крепко обнял парня, наклонившего к нему, и попросил: — Расскажи, как ты на свет-то появился? Как жил? Все рассказывай. Если б ты знал, как я ждал тебя, как мечтал о внуке.

Паша присел рядом с дедом на табурет и начал рассказ. О том, как мама растила его сама, замуж она так и не вышла, а ее родителей не стало, когда Паше еще не исполнилось и трех лет. Как рассказывала ему о его отце, Павле Михайловиче Яковлеве, о том, что она очень его любила, но не успела выйти за него замуж.

Когда она родила сына, то в графе отца записала его имя и фамилию, да и мальчика назвала в честь папы. Она бы и сообщила им о ребенке, но не знала их адрес.

А недавно Юля, Пашина невеста, устроилась на работу в контору, в которой сейчас сидят руководители фермерского хозяйства, а раньше она была колхозной. Юля разбирала архив и случайно нашла листок с записями данных агронома Павла Яковлева, там было указано откуда он приехал.

Паша был так счастлив, что в первый же выходной сел в свою машину и поехал в соседнюю область искать родственников отца. Ведь у него, кроме мамы и Юли, тоже никого нет.

Дед Миша слушал Пашу затаив дыхание, он боялся спугнуть счастливый лучик, который послала ему судьба. Старик держал внука за руку и рассматривал его. Сначала ему показалось, что Паша совсем не похож на отца, Павла, потом увидел сходство в глазах, подбородке.
— Ты больше похож на маму? – наконец спросил он.
— Да, — засмеялся Паша, — говорят, что, если сын похож на мать, это к счастью! Вот я и Вас нашел, ведь это здорово, правда?
Паша опять наклонился к деду и обнял его. Старик чувствовал, как ручеек тепла побежал по его телу, ему стало так спокойно и радостно, что он, уже не стесняясь, заплакал.
— Не, дед, вот плакать уже не надо! – Паша тревожно огляделся: — А ты, что, один живешь? Как же ты справляешься?
Дед Миша вздохнул тяжко и рассказал внуку о том, как остался совсем один и что через неделю собирается уезжать в дом инвалидов.
— Хорошо, что ты сейчас приехал, мне теперь хоть не так тоскливо там будет, — улыбнулся он.
— Ты что? – ужаснулся Паша, — Как же так? Нет, я не отдам тебя туда, да я, хочешь, через неделю сюда, к тебе перееду, вместе с Юлькой? Она меня поймет, она сказала, что со мной хоть на край света! Вот такая она у меня!

Дед, я тебя теперь не брошу, только потерпи недельку, я все дела решу и приеду, — Паша нежно потрепал деда по плечу и тут увидел фотографию, лежащую перед ним на столе.

Дед Миша чувствовал, как его сердце заколотилось от волнения, конечно, он подождет! Да ради внука он и больше ждать готов! Неужели он проведет остаток жизни не в унылом доме инвалидов, а с заботливым внуком, в своем родном доме? Может, еще и зазвенят детские голоса правнуков в этих пустых комнатах? Старик улыбнулся и часто-часто закивал седой головой.
— Дед, а это кто? – спросил Паша, показывая на старый снимок.
— Ты что, мамку свою с отцом не признал? – сквозь слезы улыбнулся старик, а Паша пожал плечами в ответ и ничего не ответил.
— Мама, я нашел деда! Папиного отца! Деда Мишу! – закричал с порога Паша, врываясь в комнату матери, — Я был у него, прости, что не сказал тебе, куда уезжал, боялся спугнуть удачу. Он так мне обрадовался! Я уезжаю, мам, поеду к нему, знаешь, я ему очень нужен, он хотел ехать в дом инвалидов, но я пообещал, что не позволю ему это сделать, я буду заботиться о нем, и Юлька со мной поедет, она согласна.

Паша с горящими глазами рассказывал все это матери и не сразу понял, что она совсем этому не рада. Мама смотрела на сына виноватым взглядом и молчала.
— Мам, ты чего, не рада? Ты ж сама говорила, что хотела бы найти родителей отца, да он не успел сказать, откуда приехал. Что случилось? Кстати, дед мне фотографию показал, сказал, что на ней папа и ты, но там не ты, а девушка, похожая на тетю Лену.
Елена Петровна тяжело вздохнула и, собравшись с духом, сказала:
— Прости меня, Павлик, но ты имеешь право знать правду. Дело в том, что Павел Яковлев не настоящий твой отец.
Паша застыл, потрясенный признанием матери. Он всю жизнь прожил с этим именем, представлял отца достойным человеком, честным, справедливым, погибшим совсем молодым, а оказывается, он вовсе и не Яковлев?
А Елена Петровна начала свой тяжелый рассказ.

Они жили по соседству. Лена Дымова и Лена Лучкова были очень разными, но дружили, наверно, с самого рождения.
Дымову все звали Аленкой, чтоб отличать от подруги, она была невысокого роста, ее волосы, такие светлые, словно выгорели на солнце, всегда были заплетены в толстую косу, а по всему ее лицу, по пухленьким щечкам и маленькому курносому носу были рассыпаны веснушки. Но главное богатство Аленки была ее улыбка, веселая и немного хулиганская.
Лена Лучкова относилась к подруге снисходительно, как к младшей сестренке, милой, но глупенькой. Высокая темноволосая красавица, привыкла, что ею все восхищались. От кавалеров у нее отбоя не было, но сама она так никого и не любила.

В начале 1982 года приехал в их колхоз молодой красивый агроном Павел Яковлев. Он был такой решительный, что раз встретившись в колхозной конторе с Леной, которая работала там бухгалтером, он сразу пригласил ее в кино. Его нисколько не смутил ее гордый взгляд, он даже не спросил ее согласия, просто поставил перед фактом, что будет ждать ее у клуба перед сеансом.

Лена пришла, но не одна, а с Аленкой. Так они и гуляли по селу: Лена под руку с Павлом, а рядом Аленка, с улыбкой рассказывающая им что-нибудь смешное. Павел иногда намекал Лене на то, что хочет остаться с ней наедине, но она молча пожимала плечами и продолжала приводить подругу на свидания.

Через месяц Павел сделал Лене предложение. Только она совсем не обрадовалась. Жених он был, конечно, завидный, образованный, красивый, уважаемый в колхозе, но скучный, с таким она с тоски помереть может.

Лена все это и высказала Павлу. Он выслушал ее и, резко повернувшись, ушел. А Аленка, которая стояла в сторонке, замерла. Потом подошла к подруге и возмущенно сказала:
— Как ты могла такое ему сказать? Он же любит тебя! Ты же видишь, какой он хороший! Он самый лучший, самый красивый, он тебе жизнь свою предложил, а ты?
— Ой, да ты никак влюблена в него? Хочешь, себе забери, не жалко! – захохотала Лена, а Аленка покраснела и убежала.
Через два дня, под давлением матери, Лена пришла к Павлу и, извинившись, приняла его предложение. Они подали заявление, а через несколько дней Павел взял отгулы и уехал к себе домой, чтобы обговорить с родителями свою скорую женитьбу.

Аленка страдала, она, и правда, всем сердцем любила Павла. Только выбрал он не ее, а красавицу Лену. Аленка понимала это и никогда бы не выдала себя, если бы не беда.

Павел уехал к родителям и пропал. Прошло две недели, а он так и не вернулся. Председатель колхоза возмущался, кричал, что уволит его за прогулы. Лена вскоре стала встречаться с шофером Федей, а у Аленки душа болела, чувствовала она, что с Павлом случилось несчастье.

О гибели Павла в колхоз сообщили лишь через месяц. Оказалось, что он со своим другом разбились на мотоцикле. Лена сначала испугалась, что односельчане будут ее упрекать, но тут Аленка сообщила, что беременна от Павла.

Лена была ошеломлена, как такое могло быть? Аленка ей и рассказала, что в тот вечер, когда подруга отказала Павлу, она и была с ним. Мол, ему было очень тяжело, а она его утешила. Лена решила, что это даже к лучшему и стала с чистой совестью готовиться к свадьбе с Федей.

Все село гудело от такой новости, а Аленка ходила гордая, никого не стеснялась. Когда родился Павлик, она решительно записала в графе «отец» Яковлева Павла Михайловича…

— Мама, но если не он мой отец, то кто? – взволнованно спросил Паша у матери.
— Меня тогда любил один парень, Ваня. Я, когда Лена с Павлом подали заявление в ЗАГС, сильно переживала, вот и поддалась его уговорам. Он потом звал меня выйти за него замуж, но я всем сказала, что ты от Павла. Я так об этом мечтала, что и сама в это поверила. А Ваня потом женился на другой и уехал, не мог жить со мной рядом. Прости меня, сынок, если сможешь, — и Елена Петровна закрыла лицо руками.

Паша тяжело дышал, он не знал, как быть дальше. Мама его обманула, отец оказался не его отцом, а дед… Дед! Он же его ждет! Надеется! Как ему объяснить, что он ему теперь и не внук вовсе?! Пашу крепко сдавил руками голову и застонал…

Дед Миша считал дни. Он, как мог, прибрал в доме, да и соседка помогла. Тетя Маша очень обрадовалась, что у старика нашелся внук. А то больно уж много бед на него судьба опрокинула, надо, надо хоть перед смертью жизни порадоваться. Марья даже пообещала отдать соседу детскую кроватку, что от внучки осталась, небось, пригодится. Внук-то с невестой приедет. Дед Миша кивал и радостно вздыхал.

Прошла неделя, старик не уехал в дом инвалидов, он ждал. Внука Пашу. Третий день он не отъезжал от окна, даже дремал в своем кресле. Потом понемногу в его душу стала закрадываться тревога. Он теперь очень жалел, что не купил себе сотовый телефон, как у Марьи. Тогда он мог бы позвонить внуку, спросить, где он задерживается? И тут он испугался, а вдруг Паша тоже, как и его отец…

Старик схватился за левый бок и застонал. Он отъехал от окна, чтобы взять на столе лекарство и услышал шум автомобиля. Забыв про валидол, дед Миша развернул кресло обратно и заплакал от радости, увидев, как Паша помогает выйти из машины красивой девушке, видимо, его невесте Юле. Потом они вытащили из багажника две большие сумки и, увидев в окне старика, радостно замахали ему руками…

Дед Миша проживет счастливо еще несколько лет, дождется двоих правнуков и никогда не узнает, что Паша ему не родной внук. А, может, как раз и родной?

Автор: Ольга Морилова

Рейтинг

0 из 5 звезд. 0 голосов.

Детская память

2007 год.

В плацкартном вагоне поезда на нижней боковушке сидела совсем молоденькая девушка и молча смотрела в окно. Девушку звали Люба, неделю назад ей исполнилось восемнадцать лет, и она ехала к бабушке Кате. Только сейчас, когда все пересадки были уже позади, и теперь этот поезд через трое суток привезёт Любу прямо в город, где живёт бабушка, девушка впервые за всю дорогу испугалась. А вдруг бабушка Катя там уже не живёт? Вдруг она вообще уже не живёт? Когда Люба стремительно покидала квартиру матери, она об этом не думала.

***

1995 год. Завтра Любочке исполнится шесть лет. Но ту красивую куклу в белом пышном платьице и с блестящими бусинками в причёске, которую девочка назвала Лизой, ей, конечно же, не подарят.

— Слишком дорогая для тебя, — сказала мама, — да и вообще, тебе уже через год в школу идти, какие куклы.

Любочка тихонько плачет, а папа с мамой опять ругаются на кухне из-за денег, а точнее из-за их отсутствия. Бабушка Катя сидит на кровати, гладит Любочку по голове и тяжело вздыхает.

А когда на следующий день Любочка пришла домой из садика бабушка вручила ей большую коробку, перевязанную красным бантом. Девочка развязала бант и сняла крышку, сердце её на мгновение замерло, а затем бешено застучало, из коробки на неё смотрела Лиза своими голубыми глазами с ресничками.

В тот вечер мама поругалась сначала с бабушкой, а потом и с папой из-за этой куклы. Но Любочка всё равно была безумно счастлива!

***

Смотрящая на мелькающие за окном вагона пейзажи, Люба невольно улыбнулась своим воспоминаниям, как будто та детская радость двенадцатилетней давности, прорвавшись сквозь время, снова окутала сердце девушки теплом и покоем. Люба вдруг перестала бояться неизвестности. Конечно же, бабушка Катя жива! Конечно же, она живёт в том же городе, на той же улице в трёхэтажном доме и в той же квартире, адрес которой Люба угрозами вытрясла у матери.

***

Любочка нетерпеливо дёргает мать за руку, призывая, идти домой быстрее. Ведь там её ждёт Лиза, а бабушка обещала, что сегодня они сделают для Лизы настоящую кроватку с постелью, потому что у каждого должна быть своя кроватка, даже у куклы.

Мама сердится и больно сжимает Любочке руку. Последнее время мама постоянно сердится и часто ругает папу за то, что он не может заработать много денег. Бабушка всегда в такие минуты начинает очень громко говорить с ней (с Любочкой), но она всё равно слышит, как мама кричит:

— Настоящие мужики находят способы и обеспечивают свою семью!

Наконец они подошли к дому. Любочка вырывается и бежит в подъезд.

— Бабуля, бабуля, — стучит она кулачком в дверь (до звонка девочка не достаёт), — это я! Я пришла!

Бабушка открывает дверь и обнимает Любочку.

— Давай скорее делать Лизе кроватку, — тащит девочка в комнату.

***

«Странно…», — подумала Люба, всё так же продолжая смотреть в окно вагона, а перед глазами стояли уже не мелькающие леса и поля, а кукла в своей кроватке.

Тогда, двенадцать лет назад, бабушка сделала для куклы кроватку из коробки, в которой её принесли. Она сшила мешочек, в который потом они вместе запихивали кусочки поролона и вату. Бабушка ловко зашила мешочек, и получился настоящий матрасик, который так хорошо ложился в коробку.

Люба опять улыбнулась, а потом нахмурилась. «И всё же странно, я так хорошо помню куклу, её постель, даже все наряды, которые бабушка шила для Лизы по моей просьбе, а вот бабушкиного лица не помню. Оно расплывается в безликое светлое пятно.

Тёмные волосы, всегда собранные в узел большой коричневой заколкой, хорошо помню, а лицо – нет», — тяжело вздохнула девушка. Она напрягала свою память, чтобы вспомнить образ бабушки, но кроме её причёски и рук больше ничего вспомнить не могла.

А вот бабушкины руки, которые так ловко орудовали иголкой с ниткой, сшивая кукольные наряды, Люба вспомнила отчётливо. На левой руке, на безымянном пальце всегда было тонкое золотое колечко, обручальное. Тогда оно не привлекало внимание девочки.

А вот изящное колечко с рубином на среднем пальце правой руки очень нравилось ей в детстве. Вспомнилось, как бабушка говорила: «Когда ты вырастешь, я подарю тебе это колечко, раз оно так тебе нравится, и оно будет твоим».

Она так тогда хотела поскорее вырасти, и всё просила и просила бабушку дать ей померять кольцо. Бабушка улыбалась, снимала колечко с пальца и протягивала Любочке. Но каждый раз к большому разочарованию девочки кольцо было слишком велико для её пальчиков.

— Девушка, я уже спать собираюсь, — вырвал Любу из воспоминаний голос женщины, сидящей напротив.

Люба вздрогнула и поспешно забралась на верхнюю полку.

***

Входная дверь в их квартиру открыта настежь, много незнакомых людей. Они все пришли к папе, который лежит в большой комнате с закрытыми глазами. Мама с бабушкой плачут, плачет и Любочка, потому что её папа умер. Правда, она не совсем ясно понимает, как это умер, и скорее плачет от того, что чувствует общую боль.

После папиных похорон мама с бабушкой почти не разговаривают. Любочка не знала, почему умер её папа, и как это произошло, но в детской душе отчего-то была уверенность, что в этом виновата мама.

***

Два огромных чемодана стоят в коридоре. Любочка с мамой уезжают. Бабушка плачет. Любочка тоже плачет и обещает, что будет приезжать к бабушке часто-часто, ей совсем не хочется уезжать. Когда они с мамой выходят за порог, бабушка вдруг восклицает:

— Валя, куклу забыли!

Она бежит в комнату и выносит большой пакет, в котором в своей коробке-кроватке лежит, укрытая одеяльцем Лиза, а сверху — другой пакетик со всеми кукольными нарядами.

— В зубы я вашу куклу возьму? – зло огрызается мама.

— Я сама, сама понесу, — в отчаянии кричит Любочка.

— Ты пакет с продуктами понесёшь, — кричит мама, вырывая из рук Любочки пакет с куклой, и даёт другой с колбасой и пирожками.

Любочка громко плачет.

— Не плачь, внученька, я тебе Лизу по почте пришлю, — уговаривает бабушка, а у самой по щекам бегут слёзы. – Валя, ты адрес мне пришли, я куклу отошлю…

Входная дверь захлопывается.

— Пришли адрес, Валя… — слышит Любочка плач бабушки и кричит:

— Я скоро приеду, ба, обязательно приеду!

***

Люба проснулась, вытерла мокрое от слёз лицо.

Вагон мирно спал под равномерный стук колёс.

«Бабушка», — прошептала Люба, — «я уже еду».

Теперь Люба понимала, что бабушка Катя не прислала ей куклу вовсе не потому, что была злая и жадная, как говорила ей в детстве мать, просто она не знала куда слать. Мать так и не сообщила бабушке их новый адрес, она специально оставила эту куклу, потому что её подарила свекровь. А тогда, в детстве, Любочка каждый день спрашивала маму и другую бабу Галю, не пришла ли её кукла. А потом… потом она очень обиделась и рассердилась на бабушку Катю за то, что та её «обманула и пожалела» куклы.

Люба осторожно спустилась с полки и вышла в тамбур. Закурила. Слегка покачиваясь в такт колёс, девушка перебирала в памяти свою жизнь за последние одиннадцать лет. На душе было очень тяжело.

Маленькой Любе баба Галя не нравилась, хоть та и улыбалась, и охала, и обнимала, и подарки поначалу дарила, но почему-то Любочке казалось, что это всё не по-настоящему. К тому же баба Галя постоянно ругала маму, которую девочка очень любила.

— Ненавижу! – процедила Люба сквозь зубы и достала из пачки новую сигарету.

Баба Галя приторговывала самогоном, который регулярно гнала ночью на кухне, несмотря на антиалкогольную компанию. Сама она не пила, так разве что рюмочку для аппетита. Всё учила мать жизни, женихов ей подыскивала… В итоге мать начала постепенно спиваться (наверное, всё же была её косвенная вина в смерти мужа, вот она по совету своей матери и «поднимала» себе настроение периодически).

Когда Люба перешла в пятый класс, у бабы Гали вдруг случился инсульт, и она умерла. Вот тогда мать Любы и «слетела с катушек» окончательно. Пьяные компании, гулянки до утра, толпы мужиков. Люба стала мешать, и мать её оформила в школу-интернат.

Дальше вспоминать совсем не хотелось. Потому что не было в интернатской жизни Любы ничего хорошего, а когда мать о ней вспоминала и иногда забирала на выходные, эти дни тоже не приносили радости. Люба стала дерзкой, вела себя вызывающе, ей было на всё наплевать. Окончив школу-интернат, ей пришлось вернуться к матери, которая уже превратилась в алкоголичку.

Не известно, чем бы это всё закончилось для Любы, скорее всего, ничем хорошим. Но вдруг, две недели назад ей приснилась бабушка Катя, о которой Люба уже давным-давно позабыла. Во сне бабушка грустно говорила:

— Любочка, посмотри, сколько я новых одёжек для Лизы сшила. Что ж ты не приходишь поиграть?

— Я пришла, бабушка, — радостно отвечала Люба.

А потом они играли в дочки-матери, и Люба укладывала куклу спать, а бабушка улыбалась и шила для Лизы новое платьице.

В то утро Люба проснулась с какой-то непонятной болью, что комком подкатывала к горлу, почему-то очень хотелось плакать, но в то же время девушка испытывала какую-то тихую радость, как будто к ней вернулось что-то давно забытое, что-то светлое…

Бабушка снилась каждую ночь, и на пятый день психика Любы не выдержала: проснувшись утром, девушка долго и горько плакала, громко, навзрыд.

«Если тебе приснилась мама, значит, она думает о тебе, скучает и непременно придёт и заберёт тебя домой», — вспомнились слова девчонок из интерната.

Вот тогда Люба и решила уехать к бабушке, потому что очень хотелось верить, что бабушка её ждёт и любит.

Угрожая, что она (Люба) сейчас разнесёт к чёрту весь её аппарат и свежевыгнанный самогон, девушка «вырвала» у вечно пьяненькой матери адрес бабушки, а также узнала и причину, по которой они уехали.

— Это я, я виновата в смерти твоего отца. Я толкнула его в ту бандитскую группировку. А что было делать? Все тогда так жили. Потому и не смогла больше оставаться жить с его матерью, и адрес ей наш не прислала. Прости, доченька… — умывалась пьяными слезами мать, прикрывая собой бутли с самогоном.

— Ненавижу!!! – орала Люба.

И вот сейчас Люба ехала в этом поезде за тысячи километров и очень боялась. Боялась, что бабушки уже нет в живых. Она старалась не думать об этом, но чем меньше времени оставалось до конечной остановки, тем страшнее становилось у Любы на душе.

***

Поезд последний раз дёрнулся и остановился. Люба вышла из вагона на чужой незнакомый перрон. Конечно, проще было взять такси, но денег, которые она всеми правдами и неправдами раздобыла на дорогу, у девушки почти не осталось. Расспросив людей, Люба села в автобус, который должен привезти её на нужную улицу.

Вот и этот дом. Люба не помнила его, и сейчас он был для неё абсолютно чужим. Поднявшись по лестнице на третий этаж, девушка замерла, по телу пробежала горячая волна, во рту пересохло, она помнила эту дверь, оббитую тёмно-коричневым дерматином с металлической ручкой, на которую надо нажимать. Дрожащей рукой Люба прижала палец к звонку. Тишина. Ещё раз. Опять ни звука.

«Ну, конечно, бабушка, наверное, уже здесь не живёт, может и вообще уже не живёт», — промелькнули мысли в голове, очень захотелось заплакать.

Ни о чём не думая, скорее инстинктивно, Люба нажала на дверную ручку, и дверь открылась. Девушка нерешительно зашла в прихожую:

— Есть кто? – позвала срывающимся голосом.

— Маша, ты? – донеслось из дальней комнаты.

Люба нерешительно пошла на звук.

На кровати лежала маленькая, сухенькая старушка, рядом стоял табурет с лекарствами, тарелкой, чашкой.

— Вы кто? Новая сестричка? – спросила старушка и уставилась на девушку.

Люба растерялась, она хоть и не помнила бабушкиного лица, но детская память сохранила общий образ, который не соответствовал тому, что девушка видела сейчас. Вдруг старушка заволновалась, её лицо порозовело, руки судорожно ухватились за край кровати, из глаз потекли слёзы:

— Любочка, — прошептала старушка, — ты приехала…

— Бабушка! – упала Люба на колени возле кровати, схватила морщинистые руки, прижала к своему лицу и громко заплакала.

— А я тут заболела немножко… думала, что и не увижу уже тебя… я всё время ждала тебя, Любочка… посмотри, сколько одёжек Лизе нашила… а ты уже большая… и в куклы играть не будешь…

Люба повернула голову к противоположной стене. Она сразу узнала свою небольшую детскую кровать, застеленную знакомым покрывалом, на котором сидела и смотрела своими синими стеклянными глазами кукла Лиза.

— Буду, буду… — всхлипывала Люба.

***

Прошло десять лет.

Люба выучилась на кондитера и сейчас работает в небольшой частной пекарне. Она вышла замуж, родила девочку, которую назвала Катей, в честь бабушки.

Бабушка выздоровела и даже немножко поправилась. Она с удовольствием играет со своей трёхлетней правнучкой в дочки-матери, бесконечно переодевая и укладывая спать куклу Лизу. Правда, шить бабушка уже не может, но за одиннадцать лет она нашила столько одёжек для куклы, что той носить – не сносить.

О матери Люба не вспоминает, навсегда вычеркнув из своей памяти те ужасные одиннадцать лет своей жизни.

Автор Виктория Талимончук

Рейтинг

0 из 5 звезд. 0 голосов.

Нина позвонила в дверь. За дверью послышались медленные шаги, долго скрипел отпирающийся замок. Дверь приоткрылась на расстояние дверной цепочки и показалась бабушка за дверью. Она сурово спросила,

— Ты кто?-

-Я от Вашей подружки Елизаветы Кузьмовны, на квартиру к Вам, — робко ответила Нина.

Дверь милостиво распахнулась и впустила Нину.

— Вот какая внучка у Кузьмовны взрослая, да ладная! А я вот одна, как перст под старость лет осталась. Старика — то уже пять лет как нет. Деточек господь нам не дал. Есть племянники, только непутёвые — один в тюрьме, другой пьёт горькую.

Значит вместе жить будем. Зови меня баба Маруся. Вот твоя комната. Я хоть и скуповатая, но много с тебя не возьму. Знаю, что вы сами бедствуете. Мать одна тебя поднимает и в люди выводит. Оглядись, да приходи чай пить, — пригласила Нину словоохотливая бабушка.

Нина старалась быть тише воды, ниже травы, учитывая свои птичьи права и бабушкин возраст 74 года. Она рано уезжала на учёбу, а возвращалась поздно, то в библиотеке сидит готовится, то в кино сходит, а чуть позже нашла на вечер небольшую подработку.

Жила баба Маруся очень скромно: еду покупала самую дешёвую. Суп варила только из куриных лапок, а кроме супа ничего больше и не готовила. Она свято верила, что такой суп очень полезный для костей. Кости у бабушки сильно болели, поскольку она в молодые годы работала на стройке, таскала кирпичи и тяжёлые вёдра с цементным раствором.

Вещи баба Маруся донашивала старые-престарые, купленные ещё в советское время, у них и качество лучше, не то что у теперешних, уверяла она Нину.

В квартире действовал режим строжайшей экономии: свет включался только по необходимости на короткое время.

Воду баба Маруся собирала капельками. Капельки капали на кухне в ведёрко, и в ванной в тазик. Бабушка объяснила, что на капельки счётчик не реагирует, но иногда всё-таки водой пользовались — душ принять, да и так по мелочам, а то счётчик накрутит подозрительно мало.

Старый громоздкий телевизор «Таурус», купленный в 1979 году хоть и был со знаком качества, но показывал только один канал и то довольно мутно и неуверенно. Впрочем, включала его баба Маруся только для просмотра программы » Время», чтобы узнать, что в мире делается, и не началась ли война? Всё остальное время он молча и гордо стоял накрытый белой вышитой салфеткой.

Нина закончила первый курс, съездила на недельку домой и вернулась в город. Она нашла на лето подработку в кафе.

Бабушка постоянно учила свою квартирантку принципам экономии. И однажды между делом проговорилась, что накопила уже 650 тысяч рублей.

Нина деликатно так полюбопытствовала, для какой цели она копит деньги?

— Как для какой? На чёрный день, чтобы в последний путь достойно проводили! А зачем старикам ещё деньги нужны? — объяснила баба Маруся непонятливой квартирантке свою мотивацию.

— Господи, во всём мире старики копят на путешествия, на радость, а наши всё на чёрный день, — подумала с горечью Нина.

На следующий день она принесла бабушке прайс-лист одного престижного бюро ритуальных услуг. Бабушка изучила его и поняла, что переборщила. Можно уже не копить, денег хватит и ещё останутся.

…И бабушка пошла в разнос.

В первую очередь она купила новый телевизор, поменяла холодильник, поскольку старый «Минск» тарахтел, как трактор. Справила себе новые очки, старые были с одной дужкой и постоянно скатывались с носа.

Дальше — больше. Нина сводила бабушку в учебную парикмахерскую. У неё там подружка из их села училась. Они прихорашивали своих моделей бесплатно.

Бабу Марусю подстригли, подсинили ей седину и даже сделали маникюр. Она помолодела лет на 10 точно. Спина выпрямилась и глазки заблестели, даже шаркающая походка куда-то исчезла и стала почти лёгкой. Чудеса, да и только!

А в следующие выходные баба Маруся с Ниной целый день ходили по магазинам и бабушка набрала себе обновок.

— Гулять, так гулять, — безмятежно заявила она.

Были куплены: новое платье, велюровый халат, плащ, пуховик, берет и новые сапоги!

Питаться бабушка тоже стала лучше. Она призналась Нине, что любит и колбаску, и копчёную рыбку, и сладкое.

Ещё через год Нина съехала от бабушки. Она познакомилась с хорошим парнем и они стали вместе снимать квартиру.

Баба Маруся ворчит, — Не дело это так жить, регистрироваться надо. —

К бабе Марусе Нина часто заезжает. Они дружат.

— Вот, теперь у меня всё есть, и я снова немного коплю, а то инфляция, мало ли что. Ты мне привези в следующий раз новый прайс-лист, посмотрю, что у них там с ценами? Как бы не обмишуриться, а то вдруг не хватит? — попросила баба Маруся Нину.

И Нина пообещала держать её в курсе последних цен, от себя добавила, что по её ощущениям у бабушки с финансами всё нормально и можно себя ещё немного побаловать.

— Ага, нормально… сегодня нормально, а завтра неизвестно что может случиться, — возражает ей баба Маруся.

Она по-прежнему экономит воду, собирая её капельками, и варит суп из куриных лапок. Привыкла.

Рейтинг

0 из 5 звезд. 0 голосов.

— Как же вы могли так поступить? Он же и ваш тоже. Родной внук! Не понимаю. Неужели ненависть ко мне переросла все, высушила ваше сердце, как пустыню? Маленький ребенок. Чем он вам помешал, Маргарита Петровна? Хотите, я встану на колени? Вот, встал. Давайте, ноги вам поцелую. Хоть что сделаю. Только скажите, где он. Умоляю вас! — говорил высокий темноволосый мужчина по имени Дмитрий и рыдал.

Еще каких-то 2 часа назад он был абсолютно счастлив и спокоен. А потом принесли записку. Приехал на встречу с человеком, которого не видел 20 лет. И еще столько же бы не видеть, если честно.

Мать Марины. Женщина, которая разрушила их жизни. И делала все, чтобы разлучить. Выживи Марина — уехали бы подальше от ее мамаши. Куда угодно. Но не сложилось.

А ведь он ее любил. Так, что до сих пор ныло сердце, хотя столько лет прошло. Но гамма тех чувств, летящий вихрь черемухи, все краски того времени были с ним всегда. А главное — чувство вины. Не уедь от тогда, может, все было бы по другому? Он же даже не смог попрощаться со своим малышом, увидеть его. Хотя бы раз, чтобы сохранить в памяти дорогие черты.

— Ты погубил мою дочь. Не свяжись она с тобой, быдлом, была бы жива! Убирайся и не возвращайся больше никогда, — презрительно сказала ему тогда Маргарита Петровна.

— Да я же не знал. Ей же рожать было по срокам через 2 недели еще. Я поехал, чтобы заработать. На приданое маленькому. На жизнь нам, — шептал он.

— Заработал? Голодранец, голытьба. Где были Маринкины глаза, когда она с тобой связалась? Вон, сын Савельева за ней ухаживал. Связалась с подзаборным, иди отсюда! — и женщина вытолкала его за дверь.

Марина была ему не парой. Дочка мамы, заведующей универмагом. И папы начальника. Умница и красавица. Случайная встреча. Но любовь не спрашивает порой ни чинов, ни кошельков. Она просто приходит. И несмотря на внешнюю хрупкость, Марина боролась со всеми, кто был против. И улыбаясь, говорила, что потом они успокоятся и примут его.

А как он радовался, когда узнал, что будет малыш! На руках Маринку носил. Имя вместе придумали — Александр, Сашенька.

Теперь он знал, куда идти повидаться с Мариной. Посмотреть на фото. Посидеть в тишине. Но где лежит его малыш, не знал. Маргарита Петровна так и не сказала.

Потом приходили сны. Часто видел Марину. Она все пыталась ему-то что-то сказать. Может, упрекнуть в том, что оставил ее одну?

— Приснись мне тоже, сынок. Приснись! — просил он каждую ночь.

Но не видел его. Никогда во сне. Однажды удалось поговорить с одной медсестрой, через общих знакомых.

— Красивый был ваш малыш. Сама удивляюсь, почему все пошло не так? Ой, у него пальчик был, как у вас! Маленький, но чуть кривенький. И родинка на нем в форме звездочки! Я еще тогда обратила внимание! — говорила девушка.

— Вы не могли бы еще что-то о нем рассказать? Хотя бы немножко! — умолял он.

— Больше не знаю ничего, к сожалению. Меня перевели в другое отделение. Извините, — последовал ответ.

Дмитрий жил. Надо же жить. На автомате ел, пил, дышал. Смог заработать денег, занимался торговлей.

Через пять лет после того, как не стало Марины, женился. И все мечтал, как жена Олеся родит ему малыша. Он назовет его Сашенькой. Круг замкнется. А потом как приговор — не будет у нее детей.

Олеся со страхом смотрела на него. Молодой, успешный. Он с легкостью найдет ту, которая родит ему хоть троих. А она… Больная. Не нужна будет.

Подошел, обнял. Посадил на колени, стал укачивать, словно ребенка.

— Успокойся. Не терзай себя, все хорошо будет, — только и шептал.

А сам смотрел далеко-далеко. Будто сквозь нее. Вот и наказание. Его не было рядом, когда Сашенька родился. Не уберег его. Теперь детей не будет. Что ж делать, смириться надо. Марина, Марина. Простишь ли ты меня когда-нибудь? За то, что снова пытался любить, жить. Иметь детей. Не вышло. И не поймет никогда Олеся, что нет в нем любви больше, только тень.

А Олесе завидовали подружки. Муж красавец, с деньгами. Она детей не может иметь — и не бросает, пылинки сдувает.

Так и жил Дмитрий. Пока не та записка. И встреча. Маргариту Петровну узнал с трудом. Постарела она сильно. И жила, судя по всему, уже не так хорошо. Годы притупили боль. Он ее простил. Все же мама Марины. И с порога стал говорить, что готов помогать, если что надо. Лекарства, санатории. Она смотрела на него, не мигая. В глазах — все та же ненависть.

— Помочь хочешь? Деньги мне хочешь сунуть свои? Разбогател, голодранец! — прошипела.

— Да зачем же вы так? Я же от души. Мне не жаль. Может, хватит уже? Не чужие люди друг другу. Во имя Марины, — начал он.

Но она перебила, затряслась вся:

— Даже имени не произноси! Женился, забыл дочку-то мою. Так я и знала! Проходимец! Голытьба!

— Я не забыл. Каждый день помню. И люблю. Зря вы так. Помощь понадобится — знаете, где меня найти.

Повернулся, чтобы уйти. И услышал:

— А ведь он жив. Твой сын жив!

— Злая, мстительная. Хочет больно сделать. Просто так говорит. Надо уходить, — промелькнуло в голове.

Но душа рванулась, встрепенулась. И вот он уже возле нее. Умоляет, просит. А она смеется. Никого не пожалела. Даже родного внука. Как же так? Что делают люди? Ненависть выходит из берегов и топит все живое и любимое.

— Где он? Скажите, умоляю! Я бы только посмотрел, хотя бы издалека! Что он счастлив. Что с ним все хорошо, есть ли в вас хоть что-то человеческое? — умолял Дмитрий.

Не сказала. Только смеялась безумным смехом. Тогда он и решил, что умом повредилась. И специально все придумала.

Впервые решился на разговор с женой. Рассказал ей все. Про Марину, сына. Олеся вначале молчала. А потом выпалила:

— Надо искать мальчика, Дима. Вдруг она не врет? Надо искать!

— Мне кажется, специально это. Чтобы меня еще помучить. Ну какая нормальная бабушка избавиться от родного внука? Не верю я, — он сидел, бессильно уронив голову.

— А если правда? Только вот зачем это делать? Не понимаю, — откликнулась Олеся.

— Она отомстила. 20 лет я не знал, что сын жив, что его отдали в чужие руки. У него пальчик особенный, найду, если что. Вот подлая, — и Дмитрий решительно поднялся.

Только поиски ничего не дали.

Прошло еще 15 лет. Он платил деньги, пытался найти участников тех событий. Ездил по детдомам. Ничего. Понял, что снова обманули.

А потом раздался тревожный звонок. И он снова поехал к ней.

В беспамятстве была уже мать Марины. Его не узнавала. Несколько раз приезжал. И уже не спрашивал ничего, просто стоял рядом. Надо прощать. Даже тех, кто ненавидел тебя всю жизнь.

Открыла глаза, он протянул руку. Сжала ее. И выдохнула:

— Он здесь… Саша.

Вот и все. И можно жить дальше. Бабка заговаривалась уже. Нет Марины, нет сына, нет ее. А ему надо продолжать жить. Ради жены. Ради того, чтобы когда-нибудь, не в этом мире, так в следующем, встретить своего родного мальчика, обнять его.

— Узнать бы только тебя, сынок, — прошептал Дмитрий и вышел.

В тот день его друг на дачу пригласил. Попросил принести дров. Зашел в сарай. Темно, пока шарил в поисках выключателя — задел о гвоздь палец.

— В больницу надо, Дим! Давай, довезу!

В коридоре большая очередь. Но шустрая старушка, увидев, как он красные бинты на вытянутой руке держит, вмиг постановила — вперед пропустить! Остальные не возражали.

— Хирург очень хороший! Мы к нему загодя занимаем! Есть другие, а идем к этому! Врач от Бога! Золотые руки, — прошептала старушка.

Дмитрий не боялся. Что ему какой-то палец? Смешно. Сроду в больнице-то не был, даже с насморком. Здоровье у него на зависть всем.

Вошел в кабинет. Молодой мужчина, стоящий у окна, приветливо улыбнулся, подошел. Взял перчатки и стал надевать их. Дмитрий горько засмеялся. Нет, так не бывает. Просто не бывает в нашей земной, жестокой порой жизни. Здесь, рядом с ним? Столько лет?

— Вам плохо? Потерпите немного. Сейчас поможем! — доктор стал осматривать руку.

И вдруг тоже замер. Поднял на него глаза. У него были глаза матери. Марины.

— Здравствуй, Сашенька. Здравствуй, сынок, — только и смог сказать Дмитрий.

— Надо же! А я все думал, откуда палец такой. Необычный. Особенный. Звездочка эта. Как у вас, — произнес Саша спустя несколько часов, выслушав сбивчивый рассказ отца.

— Что ж мне этот гвоздь не встретился 15 лет назад! Сколько времени потерял. А ты всегда был рядом, тут, в нашем городе, — Дмитрий все держал сына за руку, словно боялся, что тот растает в воздухе.

Выяснилось, что воспитывали Сашу друзья Маргариты Петровны. Их дочки и внучки тоже при родах не стало. Что не родной, рассказали совсем недавно. И Маргарита Петровна частенько бывала у них в гостях. Раньше просто сидела и наблюдала за ним. А потом вдруг изменилась. Стала приносить подарки, часто брать мальчика на прогулку. Только кем приходится ему, так и не рассказала.

— Да, не смогла бабушка тебя как меня ненавидеть. Хоть и пыталась. Выходит, было в ней что-то человеческое! — усмехнулся Дмитрий.

Олеся как обычно ждала мужа у окна. И вдруг увидела, как он идет с кем-то вдвоем. Засуетилась.

— Мог бы предупредить, что гости. Я бы побольше всего приготовила. Пирог хоть на скорую руку сделать! — сказала сама себе.

Открылась дверь. Молодой мужчина рядом с мужем кого-то ей очень сильно напоминал. А Диму своего она не узнавала. Сколько живет — никогда не видела у него таких глаз. Счастливых, сияющих. Неужели прошлое отпустило? Не мучает больше? Еще раз посмотрела на его спутника. И вдруг поняла. Он улыбается также. И смотрит также. Хотя глаза другие. А вот взгляд, привычка вскидывать бровь, ямочка на щеке — это отцовское.
— Милая, познакомься. Это Саша, мой сын! — с гордостью проговорил Дмитрий.

© Copyright: Татьяна Пахоменко, 2020

Рейтинг

0 из 5 звезд. 0 голосов.