Анна Васильевна и Ричик. Рассказ из сети

размещено в: На закате дней | 0
Хорошо на даче! А ведь Анна Васильевна сначала ехать сюда не хотела. Далеко слишком от города. А ну как сердце прихватит. Да и магазинов вблизи нет. Вдруг что-то понадобится, а сын разве поедет в такую даль лишний раз.
 
Но обстановка в доме становилась всё более невыносимой, и теперь Анна Васильевна даже была рада, что когда-то сын купил этот заброшенный дачный участок. Немного привел в порядок, раскопал место под грядки, поправил забор. А дом изначально был, хоть и маленький, но прочный и теплый.
 
Первые годы, летом, сын с невесткой оставляли на даче вместе с Анной Васильевной внука, своего сына Витю. Мальчику нравилось играть целыми днями на улице, строить шалаши из веток, собирать землянику на солнечных полянках.
 
Да и у соседей, живших в поселке целое лето, была машина. В случае необходимости сосед не отказывался подбросить в город или привезти необходимые продукты и вещи. Но прошлым летом соседи дачу отчего-то забросили, а внучок подрос, шалаши да земляника больше его не привлекали, а интернета, до которого он сделался очень охоч, на даче отродясь не было.
 
Домик находился почти на самом краю дачных участков, которые из-за отдалённого расположения многие владельцы побросали. Поэтому других соседей рядом не было. Или приезжали очень и очень редко.
 
Анна Васильевна, может, и сама бы не поехала в этом году, но скандалы в доме участились. А после того, как она продала свою квартиру, чтобы сын мог расширить жилплощадь, и переехала к нему, жизни и вовсе не стало.
 
Невестка вечно была всем недовольна. Анна Васильевна это понимала, но переменить уже ничего не могла. Поэтому с наступлением теплых деньков сын Алексей отвозил её на дачу, оставлял запас продуктов и периодически его пополнял.
 
Анна Васильевна сажала огурчики, помидоры, перчики и тыкву, которую очень любила. На деревьях поспевали яблоки и груши. А из красных ягод шиповника заваривала витаминный чай. Иногда, конечно, ей хотелось свежего черного хлеба, но сын привозил его редко.
 
А потому она приспособилась печь небольшие булочки прямо на старой чугунной сковороде с тяжёлой крышкой, и проблема с хлебом была решена. Впрочем, ела она немного, и еды хватало.
 
Не хватало другого — общения. Не того, с упрёками и скандалами, а просто поговорить по душам. Близкая подруга Анны Васильевны, Люся, умерла два года назад.
 
С соседями по дому, среди которых в основном были молодые люди, она знакомств завести не смогла. А сын и невестка обсуждать что-либо с Анной Васильевной не считали нужным.
 
Раньше внук Витюша прибегал к бабушке с вопросами и рассказами о своей детской жизни. Но и он, взрослея, перенимал манеру родителей и относился к Анне Васильевне скорее пренебрежительно, чем снисходительно.
 
Поэтому дача в каком-то смысле была спасением для Анны Васильевны от всего этого. Она и не роптала. Алексей только давно не приезжал. Продукты заканчивались.
 
Да и в домике с наступлением ранней осени ночами становилось холодновато. Сил колоть дрова у пожилой женщины не было, сильно болели руки. И ложку-то держать порой было тяжело, не то что топор.
 
Поэтому она иногда подтапливала домик сухими ветками. Но этого тепла хватало не надолго. Ночами Ана Васильевна забиралась под два одеяла и было вполне сносно.
 
Вчера она опять позвонила сыну, но телефон у того был выключен, а невестка трубку не брала. Анна Васильевна сидела на крыльце, погрузившись в свои невесёлые размышления, и поэтому не сразу различила копошение в углу участка у забора.
 
«Ёжик, наверное.» — Подумала она. -«А у меня и молочка нет, ему налить.» Молоко закончилось давно, и Анна Васильевна любимую тыквенную кашу варила теперь на воде, стараясь добавлять побольше тыквы и поменьше крупы.
 
Соскучившись по живому общению, она пошла в угол участка, желая поближе посмотреть на колючего гостя. Но к ее удивлению около забора копошился маленький мохнатый щенок. Он запутался лапкой в длинной стелющейся траве и пытался выбраться из неожиданной ловушки. При этом малыш не скулил, а только сосредоточенно сопел маленьким черным носиком.
 
Анна Васильевна, забыв про больные руки и колени, кинулась на выручку. Выпутав собачку из травы, она поняла, что это вовсе не щенок, а взрослая уже собачка, просто очень маленького размера.
 
Таких собачек, только ухоженных и причесанных, женщина уже видела и в городе и по телевизору. Их наряжали в одежду и носили на руках богатые дамы. Даже название вспомнила. Йорк называется эта порода. Стоили такие собачки, должно быть, очень дорого.
 
Пёсик оказался мальчиком. Грязным, но не особо худеньким. Его мягкая шерстка спуталась и была вся в репьях. Он не кусался, а доверчиво смотрел на свою спасительницу умными тёмными глазками, словно говоря: «Знаю, что ты меня не обидишь.»
 
Анна Васильевна захлопотала. Налила в тазик теплой отстоянной воды из бочки, нагревшейся под осенним солнышком, выкупала найденыша.
 
Аккуратно вырезала жёсткие репьи из шерсти. Особенно досталось крошечным лапкам и животику. Как могла подравняла пушистую шерстку. Пёсик не сопротивлялся, и избавившись от тянущих тонкую кожицу репейников, облегчённо вздохнул.
 
Женщина подогрела и положила в тарелочку тыквенной каши. Пёсик обнюхал угощение, посмотрел грустными глазками и отвернулся.
 
«Ишь ты, не ест. Видно, к другой еде приучен. И потерялся тоже, видать, недавно, коль такой разборчивый.
 
 
Анна Васильевна полезла в дальний уголок, где лежали остатки сыра, который она берегла и отрезала в день по маленькому кусочку. Учуяв запах сыра, собачонок отчаянно закрутил хвостиком и взвизгнул.
 
— Вот ты что любишь! — Женщина порезала заветный кусочек в мелкую крошку и посыпала кашу. Пёсик кинулся было выбирать вкусно пахнущие крошки и незаметно слизал и тыкву с крупой.
 
 
— Так-то лучше будет. — Засмеялась Анна Васильевна.
 
— Как же тебя зовут? Чем больше смотрела она на маленького гостя, тем больше вспоминала веселого и умного пёсика Тотошку из сказки про Изумрудный город, которого вместе с хозяйкой забросила нелёгкая аж в другую страну.
 
— Прямо как мы с тобой. Одни на краю света. Правда, Тотошка? Сидящий у нее на коленях пёсик принялся вылизывать узловатые пальцы горячим маленьким язычком.
 
И так хорошо и тепло стало у Анны Васильевны на душе, как давно уже не бывало. Спать найдёныш тоже улёгся с ней. Видно было, что привык спать с хозяевами.
 
Прижался горяченьким тельцем под бочок, и такое тепло и умиротворение разлилось под крышей маленького домика, что женщина не заметила, как заснула.
 
Так и зажили в одиноком дачном домике пожилая женщина и Тотошка. Одно только волновало Анну Васильевну, что сын и невестка не отвечали на звонки, а продукты заканчивались неумолимо.
 
Как не берегла она кусочек сыра для Тотошки, но закончился и он. Больше всего женщина боялась, что нечем будет накормить малыша.
 
Но тот словно понял. Ел всё, не капризничал. Благо еды ему надо было совсем чуть-чуть. Но молчание родных беспокоило не на шутку. Тогда Анна Васильевна нашла в телефоне номер дальней родственницы и позвонила. Не вдаваясь в подробности, не приученная выносить сор из избы, она лишь попросила узнать, всё ли в порядке у детей.
И узнала, что сын с семьёй улетел отдыхать в Тайланд на 14 дней. Осталась им неделя до возвращения. Прикинула, что это время, как-то они с Тотошкой продержатся.
 
 
Потому что был у Анны Васильевны неприкосновенный запас — маленькая баночка мясных консервов, которую она оставила на самый крайний случай, словно зная, что тот наступит. Она открыла баночку, сварила себе и Тотошке супа и стала ждать приезда сына.
 
 
Спустя неделю Алексей всё же перезвонил. Отругал мать, что она трезвонит дело без дела, а за границей связь дорогая. Спросил неохотно, когда приезжать забирать её с дачи. Услышав про собаку, заорал, что и она-то им с женой как кость поперек горла, а ещё и шавку какую-то в дом тащит.
 
Анна Васильевна опешила, и никак не могла понять, когда ее хороший и добрый Алёша успел стать таким. Она отключила телефон и разрыдалась.
 
Крохотный Тотошка скулил и слизывал слезы горячим маленьким язычком. Семенил лапками, смешно подпрыгивал и пытался носиком подлезть под сухую окаменевшую а один миг от боли и горя ладонь.
 
Анна Васильевна наплакалась, прижала к себе пёсика и легла спать, решив завтра пойти к дальним дачным домам, посмотреть, нет ли кого, кто бы мог помочь им с Тотошкой добраться до города.
 
Правда, куда деваться им в городе, она тоже пока не знала. Утром, услышав за окном звук мотора, Анна Васильевна, оставив Тотошку в доме, чтоб под колеса случайно не попал, вышла на крыльцо.
 
Наверное, Алёша понял, что зря мать обидел, и приехал. Но машина была незнакомая: большая, черная и очень красивая. Остановилась напротив калитки. Дверца открылась, и высокий молодой человек, улыбнувшись, поприветствовал Анну Васильевну.
 
— Здравствуйте! Скажите пожалуйста, а Вы давно здесь находитесь?
 
— Здравствуйте! Да вот, с начала лета живу.
 
— Тогда у меня к Вам вопрос, Вы случайно не видели…
 
Договорить он не успел. Тотошка, до этого смирно сидящий в доме, неожиданно завизжал, захлебнулся тоненьким лаем, зацарапал лапками дверь.
 
Удивлённая женщина потянула за ручку. Крохотный лохматый комочек скатился с крыльца навстречу незнакомцу, задыхаясь и повизгивая. Казалось, что его маленький хвостик просто оторвётся.
 
Тотошка припадал к земле, подпрыгивал, переворачивался вокруг своей оси, снова подпрыгивал и непрерывно восторженно тявкал.
 
— Ричик! Ричи! Хороший ты мой! Мужчина упал на колени, не обращая внимания на то, что пачкает дорогие светлые джинсы, и пёсик тут же запрыгнул к нему на руки. Он визжал, лизал лицо молодому человеку, а Анна Васильевна, без сил опустившись на крыльцо, даже не замечала, как катятся из ее глаз крупные слезы.
 
Наконец приезжий опомнился. Не выпуская из рук собаку, он бросился к Анне Васильевне: — Простите, пожалуйста! Я просто…
 
Можем мы пройти в дом? Отхлебнув горячего шиповникового отвара, молодой человек, которого, как уже знала Анна Васильевна, звали Сергеем, рассказал ей, что Ричи пропал полмесяца назад.
 
Дом у них находится довольно далеко отсюда. Соседи видели, как собачку увезли на машине, но кто и куда, не знали. Номер, как водится, никто не запомнил. Ричи молодой пёсик и очень доверчивый, охотно играет с детьми, любит людей.
 
— Понимаете, когда жена умерла, я купил Ричика для дочери, для Маришки. Она очень к нему привязана. Ричик даже спит у нее под боком.
 
— Я заметила. — Анна Васильевна, немного было успокоившись, снова заплакала.
 
— Мы искали его как только могли. Я давал объявления о вознаграждении, и если честно, думал, что уже никогда не найду. Но Мариша каждый день плачет и я решил объехать всё в округе ещё раз. И вот не зря. Как он мог оказаться здесь? Убежал наверное из той машины?
 
— Наверное… Сергей внимательно посмотрел в потухшие глаза собеседницы.
 
— А теперь, Анна Васильевна, расскажите-ка Вы о себе. Вижу, у Вас тоже не все ладно. Сергей смотрел так участливо и Тотошка, нет, Ричи, так доверчиво прижимался к нему, что она не заметила, как слово за слово рассказала молодому человеку о своих горестях.
 
— Вы, Серёженька, не обращайте внимания. Это хорошо, что у Тотошки хозяин нашёлся. Мне и самой там места нет, а его, бедненького, и вовсе бы затюкали. Сергей задумался. Вышел на крыльцо, кому-то звонил.
 
— Вот что, Анна Васильевна, много у Вас вещей?
 
— Да какое много. Я сейчас быстренько соберу, если вы, Серёжа, меня до города довезёте.
 
— Довезу. Только не до города. У меня к вам другое предложение. Не согласитесь ли, Анна Васильевна, у меня пожить? Маришке забота нужна не только папина, а бабушек, увы, у нас нет. Я Вам очень буду признателен, если вы дочке бабушкой стать попробуете.
И Ричик Вас полюбил уже. Если согласитесь, оформим Вас няней. И зарплату буду платить, всё как положено. Ну как? Вы нам Ричика сберечь помогли. Может и с остальным выручите?
 
Анна Васильевна вспомнила жестокие слова сына, недовольное лицо невестки, равнодушное Вити и нерешительно кивнула…
 
А дальше. Дальше был жёсткий разговор Сергея с Алёшей, который что-то бубнил и мялся, пока мать собирала документы и нехитрые пожитки, захлопнувшаяся им вслед дверь, большой светлый дом и маленькая, рыженькая, как солнышко девчушка, звонко кричащая с крыльца: — О! Папа! Ричик! А это теперь наша бабуля? Бабушка, привет!
Из сети
 
Рейтинг
0 из 5 звезд. 0 голосов.
Поделиться с друзьями:

В магазине. Рассказ Зои Арефьевой

размещено в: На закате дней | 0

Умиляюсь, когда вижу как по магазину передвигается паровозик: впереди всегда бабулечка с тележкой, за ней вторым составом дедушка. Главный вагончик решительный и молчаливый чешет вдоль полок, выбирая продукты.

Первый с другой стороны буксируется за главным, послушно делает остановки и непрерывно бубнит: — Зачем ты это взяла гречку? Три дня назад ели, не могу я ее больше есть. Зачем ты этот мед берешь? Это плохой мед про него передача была, вся семья померла из-за этого меда. Я всегда знал, что ты хочешь от меня избавиться.

Куда нам три пачки печенья? Они стухнут, тараканы заведутся и будут на твоем котике кататься. Котик тебе в тапки ссыт, а ты его в морду целуешь, потом пьешь из моей кружки. Нам надо анализы на глисты сдать, мы на этой неделе еще не сдавали.

Бабулечка привычно воспринимает это все как белый шум и не реагирует. Неожиданно на горизонте возникает скидка на мармелад, бабулечка делает крутой поворот и исчезает между рядов.

Дедулечка еще пару минут по инерции движется в прежнем направлении, наконец замечает что чего-то не хватает: — Катя! Ты где? Катя, ты прекрасно знаешь, что меня нельзя оставлять одного, у меня кардиостимулятор и харизма. На меня уже смотрят чужие бабы. Молодой человек, вы здесь охранник? Я сюда один пришёл или с кем-то?

— Вы были с женщиной. Давайте ее по громкой связи позовём.

— Это бесполезно. Она глухая.

— Здесь я. Сам ты глухой. — раздается сбоку.

— Да я знаю, что ты там! Порадоваться не дашь минуточку. Паровозик воссоединяется и уезжает в сторону кассы…

Автор: Зоя Арефьева

Рейтинг
5 из 5 звезд. 1 голосов.
Поделиться с друзьями:

Всё в порядке, дочка. Рассказ из сети Меньше

размещено в: На закате дней | 0

ВСЁ В ПОРЯДКЕ, ДОЧКА

Окна квартиры выходят во двор. Солнце попадает в неё после обеда, окрашивая всё в мягкий оранжевый цвет. Через открытую фрамугу ветерок раздувает пузырём легкий тюль, узорчатые тени дрожат на полу.

Тамара Игнатьевна сидела на диване и наблюдала за колыханием занавески. На коленях лежал клубок голубой шерсти с начатым вязанием. Оно помогало отвлекаться, не свихнуться от дум. От напряжения болели глаза, непослушные пальцы делали ошибки, спускали петли. Тамара распускала ряд, исправляла ошибки, упорно продолжала вязать.

Они остались жить в городе последнего места службы мужа. Дочь уехала в Москву учиться, вышла там замуж, уже родила двоих детей. Пока здоровье не подводило, виделись, хоть и редко.

Год назад у мужа случился инсульт. Восстановление шло медленно и тяжело. Дочь уговаривала переехать к ней. Мать обещала, как только отец окрепнет. Но с каждым днём Тамара всё отчётливее понимала, что это не случится никогда.

Теперь звонили друг другу, иногда общались по скайпу. Тысячи километров разделяли их с дочерью. Двое детей, денег впритык. Чего срывать её с места, тратить последние деньги на дорогу.

Вспомнила внуков и в груди заныло. Отложила вязание и прижала ладонь к боку под левой грудью. Отпустило. Чтобы развеять нахлынувшую грусть, взяла мобильник и набрала номер дочери.

Пока шли гудки, сделала усилие и улыбнулась. Губы не слушались. Попробовала ещё раз, и улыбка получилась более естественной. Дочь по интонациям голоса может понять её состояние. Пусть услышит улыбку в голосе.

Главное, показать, что все в порядке, не волновать, ей забот хватает с детьми. И не переиграть. Фальшь по телефону тоже хорошо слышно. Младшему сыну дочери всего полтора года. Нечего таскать по поездам и самолётам. Вот Фёдор поправится…

— Мама? Что случилось? – Послышался напряжённый, настороженный голос дочери в трубке.

— Всё хорошо. Не беспокойся, Сашенька, – ответила торопливо Тамара.

— Соскучилась просто, вот и решила позвонить. Как вы там? У вас всё хорошо?

— Да, мама. Всё хорошо. А папа как?

— Тоже хорошо, гуляет. Вчера сам в магазин ходил, – Тамара говорила и теребила моток шерсти, спицы постукивали друг о друга.

— А ты всё вяжешь? Что теперь? – В голосе дочери послышалась улыбка, напряжение спало. Тамара и сама улыбнулась, на этот раз искренне и легко.

— Пытаюсь папе джемпер связать. Только не слушаются меня спицы. Сашенька, я чего сказать хотела. Жизнь там у вас дорогая, а у нас есть деньги. Много ли нам с отцом надо. Давай я тебе вышлю, порадуешь детей, купишь что-нибудь.

— Нет, мама. Вам самим деньги нужны. Справляюсь. Тамара отметила, что дочь сказала слишком поспешно и резко. Она начала говорить о разных пустяках, погоде и ценах, лишь бы обойти скользкую тему здоровья. Обе старались избегать неверных слов или интонаций.

— Я сейчас буду котлеты жарить для папы. Нагуляется, есть захочет, — весело щебетала Тамара.

– Мама, у вас, правда, всё в порядке? – Снова в голосе дочери послышалось беспокойство.

— Да. Если что, я бы сказала. Ну ладно, доченька, не буду отрывать тебя от дел. Папа возвращается. Береги себя и детей. – И прежде, чем дочь попросила позвать к телефону отца, Тамара отключилась.

Короткие гудки тревожно звучали в унисон ударам её сердца. Фёдор задыхался, даже когда просто говорил. Она боялась, что дочь догадается о реальном состоянии здоровья отца, сорвётся к ним.

Тамара отложила сотовый телефон, выдохнула. Плечи опустились, спина сгорбилась, словно от навалившейся усталости. Шаркающими шагами к ней из прихожей медленно брёл Фёдор. Он тяжело опустился на диван рядом, откинул голову на спинку и прикрыл глаза. Дышал с одышкой. Тамара ладонью вытерла пот с его лба.

— Саша звонила? Как она? – Фёдор при каждом слове со свистом втягивал воздух.

— Говорит, хорошо. От денег снова отказалась. Устал?

— Немного. А сама, как думаешь, правду сказала, всё хорошо у неё? – Фёдор приоткрыл один глаз.

— Сердце матери не обманешь. Думаю, тоже скрывает что-то. Щадит нас, как мы её. Фёдор на ощупь нашёл руку жены, слабо сжал.

Тамара смотрела на резко постаревшего мужа сухими до рези глазами. Слёзы давно все выплаканы. Когда-то крупный видный офицер приковывал взгляды женщин, завидовавших Тамаре. Теперь он сгорбленный и исхудавший ходил мелкими шажками, приволакивая левую ногу.

Да и сама Тамара раньше была статной и красивой женщиной, преподавала в музыкальной школе в военном городке, устраивала праздничные концерты, руководила детским хором. Теперь в зеркале отражалась её поплывшая фигура, поредевшие седые волосы. Они кудрявым венчиком обрамляли ещё миловидное лицо в морщинках.

— Пойду, пожарю котлет и будем ужинать. А потом посмотрим телевизор. – Тамара поднялась с дивана, и клубок ниток скатился на пол, звякнули спицы. Она неловко наклонилась, подняла. Разогнулась и встретилась взглядом с глазами мужа.

— Тамара, если что, сразу уезжай к Саше. Вам вдвоём легче будет.

— Не говори глупостей. Тебе ещё шестьдесят два. Чего раньше времени себя хоронишь?! – Вспылила она.

— Главное, чтобы у Саши всё было хорошо и у детей. – Фёдор снова прикрыл глаза.

— Ты справишься. Только попробуй оставить меня одну. — Улыбаться, отшучиваться не было сил, они все ушли на разговор с дочерью.

— Слово офицера, – Фёдор улыбнулся одной половиной рта. А в Москве Саша положила телефон и задумалась. Что мама скрывает истинное состояние отца, она понимала, но ничем не могла помочь.

Когда год назад мама позвонила и сказала, что отец в больнице, расплакалась. Хотела ехать к ним, но младшему Антошке всего полгода, и мама отговорила.

Недалеко от дома стоял небольшой храм. Саша часто проходила мимо него, гуляя с коляской. А тут решительно зашла, поставила свечки за здравие, заказала молебен. По щекам текли слёзы, капали на спящего на руках Антошку.

Какая-то женщина убирала с подсвечника огарки свечей, сказала, что молитва к Богу помогает крепче людей.

— Мы не в состоянии помочь, уберечь своих близких от болезней, бед, испытаний. Можем только молиться за них. А Господь сам всё управит, — с сочувствием сказала она. Саша не особо верила, но молилась коротко про себя. И сейчас губы беззвучно шевелились, повторяя несколько раз: — Господи, помоги и помилуй. Спаси, Господи!

А потом узнала, что муж изменяет ей. Собрала его вещи и выставила из квартиры. Старший сын осенью пойдёт в школу, младшего скоро можно отдать в ясли. Тогда она выйдет на работу.

А пока набрала учеников, работала репетитором английского языка. Едва сводила концы с концами. Проще выплеснуть свои проблемы на родителей, получить поддержку, успокоить душу.

Только Саша понимала, как тяжело маме сейчас, не говоря уж про отца. Всегда активный, сейчас он еле передвигал ноги. Говорит, слава Богу. Потому молчала, не рассказывала про мужа. Спрятала свою боль под панцирем внешнего спокойствия.

Повторяла про себя коротенькую молитву Богу, надеясь на Его помощь и защиту. Понимала, что и мама щадит её, оберегает от лишних забот. Ну, скажет мама всё про состояние отца. И будет Саша рваться к ним, влезет в долги, чтобы поехать.

А чем поможет? Ничем. Или поделится Саша с мамой, что осталась одна с двумя детьми. Мама будет переживать, отец это заметит, а ему нельзя волноваться…

Вот и хранят они обе свои тайны, не договаривают всю правду, оберегают друг друга от лишних волнений.

Кто-то скажет, что неправильно это, нехорошо. Может быть. Каждый проявляет заботу и любовь по-своему.

©Инет Меньше

Рейтинг
0 из 5 звезд. 0 голосов.
Поделиться с друзьями:

Невеста из дома престарелых или «Скажите, что я умерла.» История из сети

размещено в: На закате дней | 0
 
Невеста из дома престарелых или «Скажите, что я умерла.»
 
Как можно испытывать сердечные эмоции в возрасте за 60? Нет, если есть муж или привычный партнер — без вопросов. Прикипели старички друг к другу. Но начинать новые отношения?
 
Татьяна Николаевна заселившись в дом престарелых, словно в далекое прошлое попала. Это когда она замуж вышла да с мужем Иваном в семейном общежитии комнатку получила. За стенами — справа, слева кипели отношения, страсти других молодоженов. Иногда стонали по ночам в унисон, а потом смущенно хихикали на общей кухне. Дефицитом было многое, кроме молодости и любви.
 
Родилась дочь Маша и им дали отдельную двухкомнатную квартиру. В общежитии было весело, но каким великим оказалось счастье «семейного одиночества»! Покупка скромных табуреток, кухонных полотенчиков в тон занавесок — все было праздником.
 
Дочь Маша росла замкнутой девочкой. Трудно находила подружек. Еще сложнее выходило с кавалерами, когда наступило девичество. Умница-красавица, как виделось родителям, а желающих проводить, в кино пригласить не было.
 
Маша говорила, что ей до лампочки, на самом деле страдала еще больше уходя в комплексы. Паша, которого привела познакомиться, родителям не глянулся: он производил впечатление какой-то непромытости, гораздо более неприятной, чем холостяцкая неухоженность.
 
Но взглянув на приятно взволнованную 30-летнюю дочь, отец с матерью промолчали. Потом меж собой перетерли: парень из деревни, живет в рабочем общежитии — вот и выглядит так, без женской руки.
 
Да, Маша библиотекарь, он токарь и, возможно, ни одной книги не прочел, но сколько примеров, когда люди с разным уровнем образования счастливы!
 
Паша переехал к ним, но о женитьбе не заговаривал. Иван крепился, хотя чувствовал оскорбленность за дочь. Конечно, можно было поставить удалого молодца перед выбором: или женись или вон пошел! Ну, уйдет, и будут они опять слушать, как дочь тихонько плачет у себя в комнате.
 
«Помогла» беременность Маши. Пашка, на удивление, сразу сказал: «Ну тогда че… Пошли запишемся.» Татьяна с Иваном его тогда чуть не расцеловали.
 
Он так и жил гостем-потребителем, отсылая часть зарплаты в деревню (семья Паши была многодетной и слегка пьющей), громко чавкал, не умел выражать мысли и создавал вокруг себя беспорядок, но к нему привыкли. Он был отцом их внука, а это уже требовало уважения.
 
Страшно было другое. Не имея причин для авторитета, Павел создавал его искусственно. Он поселил в душе Маши чувство долга перед ним — мужем, укрепил ее чувство собственной неполноценности и развил ощущение вины.
 
Чуть что, притворялся обиженным — не тот суп, не так посмотрела, не тот канал по ТВ включила (молодые имели телевизор в своей комнате). Он только ключ в скважину вставлял, а Маша уже летела навстречу с угождающей улыбкой: тапки подать, спросить, когда подавать ужин.
 
Сыном не интересовался. Когда тесть попросил помочь разобрать гараж, демонстративно уехал на выходные в деревню. А Машка нервничала: вернется-не вернется. «Да куда он денется от теплого толчка?!»- вспылил Иван. Именно тогда у него случился первый сердечный приступ.
 
Перелистывая прошлое, Татьяна Николаевна, понимала, что Машу с мужем следовало отселить. Переживали, что он ее совсем к ногтю прижмет. Внук Леша, был уменьшенной копией отца. Такой же с низким лбом и упрямым взглядом.
 
Не любил слушать сказки. Из настольных игр признавал только хоккей. Подрос, купили игровую приставку — вот это оказалось его. Так, не жили, а перемогались они — старшее поколение.
 
Отец умер внезапно, в 60 лет. Сидел, читал газету. Таня подумала- уснул, а Ваня навсегда ушел. Последующие 10 лет Татьяна Николаевна не жила, а существовала потому, что у зятя прорезался голос, а дочь не уставала ей шептать: «Мама, он же мужчина!»
 
Старушку «подселили» к взрослеющему внуку — никакого покоя. Если все были дома, Татьяна Николаевна уходила сидеть возле подъезда на скамейке. Даже в непогоду, одевшись потеплее.
 
Когда дочь, пряча глаза, заговорила с ней о доме престарелых, не сразу поняла: «Разве такое возможно, если ты не одинока и не инвалидка?» Дочь заторопилась словами, что будет ее навещать, а тут мальчишка растет, скоро девчонок водить начнет.
 
А Татьяна Николаевна не приюта испугалась. Она не поверила своему счастью, что есть возможность уйти куда-нибудь подальше от этой антисемейной жизни. Оказалось, если есть «знакомство» — можно.
 
Так 70-летняя Татьяна оказалась, словно в общежитии, как когда-то. С той разницей, что теперь дефицита не было, но и любовь с молодостью давно стали не для нее.
 
Дом старости был не самым страшным местом на свете. Чистота, приветливый медперсонал. Проснулся, умылся, а за тебя уже подумали, что на завтрак подать. И весь день расписан. В просторном холле огромный телевизор, есть молельня, комната досуга. Старикам измеряли давление, раздавали лекарства по потребностям.
 
Тяжелая доля, конечно, у тех, кто не мог сам себя обслуживать. Татьяна Николаевна, как и две ее соседки по комнате, была из «мобильных.» Калякали о том, о сем. Устраивали постирушки, читали, слушали вместе со всеми какую-то лекцию.
 
Сначала раз в неделю, потом реже, приезжала ненадолго дочь. Татьяна Николаевна с грустью видела, что девочка ее постарела и духом угнетена, а как помочь — сама долю выбрала.
 
Себя она не понимала. Жилось ей здесь гораздо вольготнее и разнообразнее, а душа тосковала. Наверное, по жизни с мужем, по тем годам, когда в своем доме хозяйкой была…
 
Оказалось, можно выходить гулять в сквер, что рядом с учреждением. Она стала «убегать» тайно от своих соседок — уставала постоянно быть в обществе обязательных людей.
 
Весна радовала разгаром. Чистое небушко, ласковое солнышко. Она часами сидела на скамье, читая. Однажды испугалась — ей в колени ткнулся мордой здоровый пес. Но тут же послышалось:»Гриня, не шали!» Гриня? Татьяна Николаевна заулыбалась.
 
Хозяином Грини оказался крепкий такой старичок, приятно простиранный и отутюженный. «У вас заботливая жена,»- не смолчала Татьяна Николаевна. Оказалось, была жена, но ушла туда же, где ее муж Иван был.
 
Старики разговорились. Вернее, Антон Петрович: о сыне и внуках, живущих в другом городе, о своем увлечении оригами и чтением. О том, как ведет хозяйство в свои 72 года.
 
Татьяна промолчала, что «приютская.» Он вызвался ее проводить, куда скажет, но она отговорилась. И тогда Антон Петрович назначил ей самое настоящее свидание: » завтра, на этом же месте, в этот же час.»
 
Остаток дня Татьяна Николаевна провела в молчаливой задумчивости, а утро встретила в возбуждении. Исполнив все обязательное по плану учреждения, она перебрала свой гардероб под удивленными взглядами соседок. Рассердилась на себя и просто причесалась потщательнее.
 
Встречи двух одиночеств стали правилом. Он всякий раз приносил ей шоколадку или апельсин. Они бродили по скверику с Гриней или без него. Она ему многое пересказала, кроме одного — откуда приходит на их приятные свидания.
 
Однажды, слово за слово, Антон Петрович признался, что очень соскучился по пирогам. Не из кулинарии, а из домашней духовки. Спросил, не мастерица ли она и хватает ли силенок у плиты стоять? А Татьяна вдруг заплакала.
 
И мастерица, и ноги держат, а только… сирота она, приютская, хлам ненужный. Решительно поднялась, чтоб уйти и навсегда прервать такое дорогое ей знакомство.
 
Гриня раньше Антона Петровича ее задержал, ухватив за платье. К концу лета Татьяна Николаевна покидала дом престарелых. До радостного дня она не раз успела побывать в доме Петровича и пирогами его побаловать.
Он увлек ее оригами, и она признала, что это настоящее искусство.
 
Персонал настоял, чтобы все было торжественно: не каждый день выдают «воспитанниц» замуж. Не важно, что без ЗАГСа.
 
«Молодым» подарили два уютных клетчатых пледа, посидели за столом к которому Петрович притащил тортики. Пожилые «девушки», из тех, кто пободрее, наверняка завидовали, но счастья желали от души.
 
А еще удивлялись: почему нет дочки? Татьяна Николаевна сослалась на ее занятость. На самом деле она отказалась сообщать главврачу адрес своего нового места жительства и попросила не информировать дочь о переменах в своей жизни.
 
Поскольку женщина абсолютно дееспособна, ее право уважили. На прощание Татьяна Николаевна, руководствуясь отнюдь не обидой или потребностью мести, сказала: «А дочке скажите, что я умерла. Так всем спокойнее и удобнее будет.»
 
(из инета)
 
Рейтинг
0 из 5 звезд. 0 голосов.
Поделиться с друзьями: