Нападают, мешают, хотят отобрать что-то; все время приходится хлопотать, защищаться, что-то чинить и строить, проявлять бдительность, платить… И уставший человек задает одни и те же вопросы.
Когда это кончится?
Никогда.
Сколько это будет продолжаться?
Всю жизнь.
И кончится только после смерти. Хотя у многих народов есть представление о загробном мире, где все продолжается. Только иначе. Но по-прежнему зло нападает, а добро защищается.
В этом разница между Добром и Злом: Зло всегда нападает. А Добро, чтобы сохранить себя, должно защищаться. Иначе какой смысл и толк в слабом и трусливом добре?
Борьба за себя, за свои границы, за свою жизнь и свои убеждения длится вечно. Ни минуты не спят клетки организма, которые его защищают. И границы государства нельзя оставить без защиты даже на минуту. Часовые не спят.
Вот когда вы это поймёте, вам станет легче жить. Токсичные люди всегда будут нападать. Воры — ждать, когда вы утратите бдительность. А опасные микробы будут ждать, когда вы забудете вымыть руки. Мы запираем двери, включаем сигнализацию, делаем пароли в сети, моем фрукты перед едой… И это надо делать всю жизнь.
Всю жизнь надо защищать себя, быть внимательным, бороться со злом и с болезнями. Заканчивается одна борьба, решается одна проблема, — наступают другие. Это нормально. Больше всего сил отнимает риторический вопрос: «Когда все это кончится?». Кончится это, начнётся другое, так устроена жизнь.
И пока вы отбиваетесь от нападок, боретесь за ресурс, укрепляете границы и боретесь — вы живете.
Просто надо при этом любить кого-то.
Радоваться хорошему, не откладывая его до «когда все кончится», получать удовольствие от жизни здесь и сейчас.
Жизнь — это борьба за жизнь. И борьба Добра со Злом, в которой все поголовно принимают участие. На той или другой стороне. Поэтому прожить жизнь без борьбы невозможно. И чем дольше она будет продолжаться — тем лучше.
Если у вас есть что-то прекрасное, вас всю жизнь будут поливать грязью. Одни будут восхищаться вашим даром, другие — клеветать и преследовать.
Если есть дар красоты, ума, таланта — всюду за вами будет бежать чёрная тень клеветы. Гнусные выдумки и низкие измышления будут преследовать вас, как чёрная тень. Чем ярче сияет ваш дар, тем чернее и уродливее тень.
Клео де Мерод была идеалом красоты, звездой балета, прекраснейшей из прекрасных. Ее совершенной красотой и грацией вдохновлялись Дега, Тулуз-Лотрек, Больдини… Это была талантливая и исключительно красивая женщина, лучшая из красавиц своей эпохи, «Прекрасного века» Франции.
Думаете, ей легко жилось? Успехами в балете она обязана только своей внешности, — так говорили. Всем известно, чем промышляют балерины и танцовщицы, не так ли? Они торгуют собой. Вот это все про неё говорили.
А потом старенький король Леопольд II пришёл в восторг от ее неземной красоты и великолепного танца. И передал букет алых роз в знак своего восхищения.
Что тут началось! Леопольда прозвали «Клеопольдом», — дескать, юная любовница управляет теперь королем. И вообще, он решил отречься от престола и жениться на этой Клео. Это совершенно точно! А Клео-то с ним ради денег. Зачем ей этот старый осел, если у неё целый гарем из поклонников?
На короля рисовали отвратительные карикатуры, газеты изливали тонны клеветы и мерзких домыслов, завистники передавали разные грязные сплетни про Клеопольда и его куртизанку-балерину…
А король всего лишь передал Клео де Мерод букет алых роз. А потом они за этот букет расплачивались годами, король и танцовщица, между которыми ничего не было!
Зависть ведь всюду видит то, что сама и придумала. И все высокое и прекрасное старается превратить в низкое и грязное; такое же, как она сама.
Клео де Мерод терпела-терпела. Прощала-прощала. А потом взяла и подала в суд на Сару Бернар, которая в своих мемуарах назвала ее «дамой полусвета». Намекнула на «куртизанство» прекрасной Клео.
И, знаете, Клео выиграла суд. Получила, правда, всего один франк. Но дело не в деньгах, просто ее терпению пришёл конец и она начала защищаться. И защищать свой дар, полученный свыше. Красоту и талант. Когда вы защищаетесь от клеветы, вы не только себя защищаете. Но и свой Дар; то, что подарено вам свыше. Дано от Бога.
Клео де Мерод прожила 91 год. Пережила клеветников и завистников. И даже в глубокой старости сохранила свою красоту…
Так что защищайтесь, если можете и способны. И защищайте свой дар. Даже если получите всего один франк, дело не в этом. Получите душевный покой и долгую жизнь. Это как минимум. И букеты от королей, аплодисменты публики, богатство и счастье, — это как максимум. А чёрная тень пусть бежит, пока может.
Это потому, что вас освещают сверху, с Небес. Оттуда льётся свет. И надо его беречь и защищать изо всех сил…
ИСТОРИЯ О ГЛУПОЙ МАШЕ, КОТОРАЯ ШЕСТЬ РАЗ ЛЮБИЛА, НО НИ РАЗУ НЕ ВЫШЛА ЗАМУЖ.
-Только не будьте такими глупыми, как Маша! – эту фразу постоянно повторяла нам, девочкам, Наташкина бабушка,
— Сначала учёба, работа, и только потом семья и дети. Узнав, что я жду ребёнка и выхожу замуж сразу после выпускного, она только головой покачала:
— Куда торопишься? Вся жизнь впереди, а ты уже себя связала обязательствами! Ладно, хоть замуж выходишь, не то, что глупая Маша! Может, тебе больше повезет.
Эту самую Машу я никогда в глаза не видела, но наслышана была изрядно. Мою лучшую подругу Наташку в нашей семье любили, как и меня в её. Я могла запросто к ним заявиться в любое время дня и ночи в полной уверенности, что меня, как говорится, «встретят, напоят, накормят и спать уложат».
Естественно, почти всех её родственников я хорошо знала, единственным исключением была как раз та тётка, которую бабушка и величала «глупой Машей». Маша была младшей сестрой Наташкиной матери, жила в Иркутской области и в гости к своим родственникам тогда не приезжала.
— У неё дети, мал мала меньше, — делилась со мной подруга, — Куда она поедет? И совсем она не глупая, а очень хорошая!
Наташка несколько лет подряд ездила с бабушкой к ней на родину, где жила Маша, поэтому знала, о чём говорит.
Я редко пишу о людях, которые не являются моими родственниками, но тут не удержалась, честно.
История изложена со слов моей лучшей подруги. В 16 лет Маша влюбилась в своего одноклассника Лёвку. Роман был просто головокружительный, какой только может быть в шестнадцать лет, всю весну и лето они были неразлучны, а осенью обнаружилось, что Маша беременна. Лёва, узнав, что будет отцом, испугался, пошёл с повинной к своим родителям, заявил, что «не хочет никакого ребёнка, да и Машка уже порядком надоела». Те услали сыночка к родственникам в другой город, а растерянной Маше сказали, чтобы та сделала аборт и не портила никому жизнь.
— Какие дети? Вам по 16 лет, сами дети ещё. Аборт, и даже не обсуждается. Но Маша, которую все вокруг считали легкомысленной и немножко дурочкой, неожиданно проявила твёрдость: — Я буду рожать, убивать ребёнка не собираюсь! Машины родители, конечно, были в шоке.
Они сами поженились довольно поздно, им было уже немногим за 30. Один за другим родилось трое детей, два сына и дочка.
А в сорок четыре, когда уже и не думали, в семье родилась самая младшая, которую назвали Машей. Девочка росла очень тихая, послушная, никаких проблем с ней не было и таких поворотов от неё никто не ожидал. И тут на тебе!
Мать всё время ругала себя, что за хлопотами и помощью старшей дочери, которая не так давно вышла замуж и родила Наташку, упустила младшую.
Отец постоянно пропадал на работе, уверенный, что жена за всем присматривает, всё у неё на контроле и дома порядок.
Но возражать не стали, раз уж случилось, пусть рожает. Хотя тогда, в середине 1970-х, родить без мужа, да ещё и в 17 лет это было что-то из ряда вон выходящее.
Мать малолетнего папаши только скривилась, мол, вся семейка на голову больная, вздумали рожать. Как-то раз она даже пришла с требованием написать расписку, что к её сыну Лёвочке никто претензий предъявлять не будет, но Машин отец, услышав такое, буквально спустил несостоявшуюся сватью с лестницы.
Маша родила мальчика, весьма крепкого и здорового. Из школы ей пришлось уйти, а когда сынишке исполнилось два, родители заставили пойти в вечернюю школу: — Ну что ты неучем будешь, профессию нужно получать, с внуком мы тебе поможем.
Если бы они только знали, что в той самой вечерней школе Маша познакомится с новой «любовью всей жизни»!
По какому-то дурацкому стечению обстоятельств эту новую любовь звали Тиграном. Вернее, Тиграном Валерьевичем, он в той школе преподавал историю и обществоведение. Как там у них всё закрутилось, никто не знал.
Братья по очереди провожали Машу в школу и встречали из неё, всех кавалеров, а таких было достаточно, отваживали.
И вдруг обнаруживается, что Маша беременна! Когда всё вскрылось, мать даже засмеялась: — Один Лев, второй Тигр, что ж тебя, дочка, на животных каких-то тянет?
Тигран Валерьевич согласен был жениться, но тут в дело вмешалась его законная жена: — Развод не дам! А если будешь настаивать, то в партком заявление напишу!
Маша опять упёрлась: — Буду рожать! Вот тогда-то родители и решили: — Мы думали, дочка тихая и послушная, а она просто глупая! Срок был ещё небольшой, когда пришло сообщение, что у бабушки инсульт, нужно или перевозить её к себе в Якутск, или лететь и ухаживать за ней там.
— Я поеду, — Маша предложила, как всем казалось, отличный выход, — Я бабушку люблю, мне не сложно. Да и слухов меньше будет. На том и решили.
Маша с сынишкой и матерью уехали в Иркутскую область, где мать устроила дочь с внуком, дождалась рождения второго и, убедившись, что всё нормально, вернулась домой.
Бабушка встала на ноги, правда, на улицу не ходила, но по квартире передвигалась довольно бойко.
Так они и жили, мальчики росли, Маша устроилась на работу на телефонную станцию. К родителям Маша не ездила, не могла оставить бабушку без присмотра, они сами прилетали к ним в гости вместе с внучкой Наташей, полагая, что девочка должна знать своих двоюродных братцев.
Старшему было 8, младшему 5, когда в очередной приезд родители обнаружили, что Маша опять беременна. Они даже не удивились, отец вздохнул, а мать обречённо спросила: — Что, замуж не зовёт?
Но оказалось, что зовёт и даже очень. Вовчик был немного младше, всего на полтора года, работал на той же телефонной станции мастером.
Родителям жених понравился, они даже обрадовались, неужели у младшей дочери всё налаживается? Свадьбу решили сыграть, когда Маша родит: — Мам, ну куда мне свадебное платье с животом? А хочется ведь, сама понимаешь, первый раз всё-таки.
Мать только головой покачала: — Машка, просто распишитесь, а свадьбу, если хотите, можно и позже сыграть. Мало ли что? Как в воду глядела.
У бабушки случился второй инсульт, да ещё и отягощённый инфарктом, еле выкарабкалась, но без шансов на реабилитацию: — Сколько будет лежать, неизвестно. При должном уходе такие долго живут.
Маше предложили оформить бабушку в интернат, время было советское, тогда с этим было проще. Но молодая женщина воспротивилась: — Не отдам. Буду ухаживать, сколько нужно.
Родился третий сын, в отличие от старших довольно крикливый. Плюс лежачая бабушка. Вовчик не выдержал уже через несколько месяцев: — Дурдом какой-то. Извини, но дальше без меня.
Хорошо хоть ребёнка на себя оформил, договорились, что на алименты Маша подавать не будет, а папаша сам будет платить, добровольно. Надо отдать должное, платил и весьма аккуратно, тут ничего не скажешь.
Через два года бабушка умерла. На похоронах Машина мать подумала, что она с ума сходит: ей показалось, что дочь беременна! Следующим утром присмотрелась, точно! — Машка, ты совсем с ума сошла!
И так трое на руках, куда четвертого? Опять безотцовщину плодить? Совсем глупая, и в кого только пошла? Маша виновато опустила голову: — Мама, я его люблю.
— Кого? – женщина устало посмотрела на дочь, — Кто на этот раз?
— Ребёнка, — Маша погладила свой еле заметный живот, — Ребёнка, понимаешь? Я всех своих мужчин любила, но их детей я люблю гораздо больше. И этого уже люблю, может, девочка родится, наконец.
— А с отцом что? О свадьбе, как я понимаю, речи нет?
— Нет, мам, он женат. И у меня никаких претензий к нему, я сама…
— Детей делают двое, что ж ты у меня такая глупая? Ничему жизнь не учит.
— Мама, я люблю детей, хочу детей и буду рожать. И не смотри на меня такими глазами. Я ведь своих детей обеспечиваю, пусть и с помощью государства. Раздетыми-разутыми и голодными они не ходят, живём не хуже других.
— Эх ты, глупая Маша, — мать притянула дочку к себе, — Может, вернёшься к нам? Мы с папой поможем, да и сестра с братьями.
— Мамуль, ну ты что? Мы тут привыкли, квартира есть, у детей школа, сад, друзья. А там что, на головах друг у друга сидеть? Ничего, мам, справимся. И неплохо, надо сказать, справлялась.
В 33 года Маша встретила Виталия. Мужчина работал таксистом, неплохо зарабатывал, женат не был. К Машиным пацанам, а старшему к тому времени исполнилось 16, относился хорошо. Через полгода мужчина предложил жить вместе, еще через три месяца сделал официальное предложение.
Мальчики выбор матери одобрили, а родители, которым сообщили о скорых изменениях в семейном статусе, и вовсе обрадовались. Виталий заговаривал о том, чтобы купить большой частный дом, средства у него были. А когда узнал, что Маша ждёт ребёнка, так расчувствовался, что предложил усыновить всех мальчиков.
Маша в те дни просто летала от счастья и только суеверно скрещивала пальцы, как бы не сглазить! На свадьбу приехали родители, старшие сестра и братья.
А буквально за три дня до свадьбы Виталия убили. Тогда по всей области начались убийства таксистов, и именно он попался на пути этой банды отморозков.
Машин пятый сынишка родился через шесть месяцев после гибели его отца, уже во время суда над убийцами. По суду сделали установление отцовства, так что на малыша Маша стала получать пенсию по потере кормильца да и сын унаследовал какое-никакое, но имущество отца.
Были уже 90-е, денег стало отчаянно не хватать, и Маша, уйдя с телефонной станции, пошла в челноки. Вместе со старшим сыном, которому было уже 19, они стали ездить в Китай за товаром и продавать его на местном рынке.
Маша тогда больше всего боялась, как бы сына не забрали в армию, но тому дали отсрочку, так как признали единственным кормильцем матери и четверых несовершеннолетних братьев.
Машины родители переживали, что старший внук не учится в институте, но сделать ничего не могли, внук упрямо твердил, что на первом месте помощь матери и братьям, а учиться никогда не поздно.
Забегая вперед, скажу, что так и вышло, и институт закончил, и второй, и вообще сейчас он глава администрации одного из небольших российских городов. Да и остальных сыновей Маша поставила на ноги, ни один не сбился с пути.
В 2005м мы с дочкой приехали к моим родителям в Якутск. Придя в гости к Наташке, я застала у неё приятную женщину, нашу ровесницу. Наташка представила мне её как Машу, я и думать не могла, что это та самая «глупая Маша»!
Оказалось, что ей вовсе не 34, как я подумала, а уже под 50! Но главное было не это, а то, какой она была обаятельной. Я сразу поверила, что в такую женщину можно влюбиться вот так, с ходу.
Она рассказывала: — Мы тут встретили одну старушку. Она, как увидела моего старшего сына, на весь рынок заголосила «Сыночек!».
Оказалось, его бабушка, мама Лёвки, моего первого. Сказала, что Лёва погиб, семьёй так и не обзавёлся. И вдруг мальчик, на которого она расписку требовала, что претензий не имеем, оказался единственным её родным человеком.
— И что? – Наташка была настроена воинственно, — Ты её отправила подальше?
— Зачем? Что нам с ней делить сейчас? Тем более, мальчик её внук. Пусть общаются, я не против.
— Всех прощаешь, ни на кого зла не держишь. Маша только улыбнулась на выпад племянницы: — Глупая так глупая. Глупым жить легче.
Маше сейчас 63. Не знаю, как она выглядит, но Наташка уверяет, что на все 100%, и даже младше нас с ней.
Последние десять лет она живёт с Кириллом, который каждый год делает ей предложение. Но Маша отказывается: — Зачем народ смешить? Жила всю жизнь без штампов, и дальше проживу. У нас же нормально все, зачем что-то менять?
У Машиных сыновей всё хорошо, у всех семьи, дети, у старшего и вовсе недавно первый внук родился. Бабушка по отцу оставила в свое время ему по завещанию всё свое имущество, причем, как оказалось, не такое уж и маленькое.
Он, как я уже написала, мэр одного из небольших городов, не буду уточнять какого именно. Второму сыну 43, работает в S7, летает. Третьему 37, он ангиохирург. Четвёртому 34, программист, живёт в Таиланде. Самому младшему 29, он на удивление всем стал музыкантом, играет на скрипке в оркестре при театре.
Я слушала подругу, которая рассказывала мне, как сложилась судьба у её двоюродных братьев, и думала: а глупая ли Маша? Может, Наташкина бабушка была не права?
Сосед Иван Иваныч называл их «девчонками». «Девчонкам» было хорошо за семьдесят, они жили в соседних подъездах и дружили – не так давно, но крепко.
Обеих звали Натальями, поэтому привыкли откликаться на отчества – Семеновна и Петровна.
Внешне были совсем разными. Семеновна – высокая, сухая, с круглой от прожитых лет спиной – в прошлом врач-невролог. Долгие годы в белом халате приучили ее искать свои маленькие женские радости, и она обожала шейные платочки и береты.
Петровна была крепкой, квадратной старушкой, на плотных ногах-бочонках и в неизменном платке на голове. Классическая бабушка из детской сказки. Полжизни она простояла в химчистке приемщицей, а потом нянчила чужих малышей.
Петровна отличалась едкостью и часто вводила саркастическими замечаниями в замешательство свою интеллигентную и более наивную приятельницу.
Старость стерла все социальные и культурные различия и примерно уравняла их интересы. Ежедневно со страстью обсуждалось, что куры в ближнем магазине – несвежие, а пучок петрушки – тощий.
Одна тема для них была под запретом – дети. Поэтому и общались, что строго соблюдали этот негласный запрет.
У Семеновны был сын-красавец, тоже доктор, постоянно занятый своей не очень удачной личной жизнью и две внучки.
У Петровны – дочь, в постоянном поиске женского счастья перебирающая временных мужей, и внучка – всегда сопливая и всегда в хорошем настроении, несмотря на часто меняющихся отцов.
Дочь иногда подкидывала внучку матери, но, в основном, увозила ее в деревню к сестре Петровны – оттуда можно было долго не забирать.
Петровна сама в августе уезжала к сестре недели на три – делать заготовки на долгую зиму и потом приезжала с сестриным соседом Митричем на стареньких жигулях, просевших под тяжестью мешков с картошкой и кабачками, и банок в багажнике. Всю зиму она откладывала с пенсии, а потом этими деньгами расплачивалась с Митричем за огород и за доставку.
Петровна считала подружку женщиной неудавшейся – ни огурцы посолить, ни тесто поставить, ни селедину выбрать – как жизнь прожила?
А Семеновна считала Петровну «простоватой» и столько смысла вкладывала в это слово, что можно было ничего не добавлять.
Семеновна покупала продукты в ближайшем магазине, цену никогда не помнила и любила иногда побаловать себя чем-то вкусным. Пенсии обеим хватало.
Вот так раньше и общались — вскользь, по-соседски, а подружились после болезни Петровны.
Дочка Петровны как раз была в очередной попытке замужества и уехала на юг, даже взяв с собой внучку. Два дня Петровна справлялась сама, едва ползая по квартире, а на третий утром – встать не смогла. Грипп.
Семеновна долго звала ее под балконом, а через час так настойчиво барабанила в дверь, что пришлось из последних сил дотащиться и открыть. Семеновна ворвалась в квартиру в медицинской маске и с авоськой наперевес.
Она принесла банку куриного бульона, развела в чае какой-то порошок, от которого сразу стало легче и нашла варенье из малины в серванте.
Потом проветрила комнату, протерла пол влажной тряпкой, дала свежий платок на смену мокрому от пота и сбившемуся и велела спать. Взяла в прихожей ключ Петровны и ушла — до вечера.
Всю неделю она каждый день приносила свежий хлеб и варила овсянку. А к концу второй бледная, но уже окрепшая Петровна, неожиданно утром пришла к ней, принеся банку огурцов, соленые грибы и пакет сушеных яблок.
— Бери! Ешь одну гадость магазинную. У меня всё своё, руками делала. И, это – я теперь рядом, ежели что. И, стесняясь своих слов, сразу развернулась и поковыляла вниз по лестнице.
Семеновна, даже не успевшая, ответить, тут же в коридоре и всплакнула – она не ожидала такого тепла от суровой Петровны, а помогала ей, потому что вдруг ясно поняла, что привыкла душой к своей «простоватой» соседке и жизнь без нее сильно бы потускнела.
С тех пор они и стали дружить, помогая друг другу, советуясь. Раз в неделю вместе ездили на рынок на троллейбусе – это был такой выход в свет.
Обсуждали все дворовые новости и пили чай друг у друга по очереди. Дети появлялись у них редко – у обоих намечались важные жизненные перемены.
Сын Семеновны планомерно шел к разводу, который обещал быть тяжелым – с истериками и шантажом жены, с алкоголем по вечерам для временного забытья.
Мать была единственным близким человеком в этой ситуации и он делился с ней происходящим, не думая в своих проблемах о ее здоровье. И она не спала ночами и вдвойне переживала за своего взрослого ребенка.
А дочь Петровны нашла себе заграничного жениха в интернете и решительно собиралась к нему переезжать вместе с внучкой, не слушая вопросов и опасений матери.
Петровна тоже не спала ночами, расстраиваясь за свою ветреную и бездумную дочку и переживая за внучку на таком расстоянии.
Обе пили корвалол и с собой в кармане носили сердечные таблетки. Теперь во дворе сидели почти молча, в невеселых думах. Бытовые разговоры отошли на второй план, а семейные дела не обсуждались.
Дочка Петровны появилась во дворе, когда они в своих мыслях сидели на лавочке, перед ужином. Она выпорхнула из такси, забыв одернуть тесное платье, по длине скорее похожее на кофту и вихляющей походкой направилась к «девчонкам». Петровна недовольно отметила сразу и ярко раскрашенное лицо дочери, и вульгарный вид.
— Мам, дай ключ – я у тебя коробки с кое-какими вещами оставлю. Скорее, такси ждёт! Быстро забрала, обдав волной душных духов, быстро отнесла, вернула ключ – и уехала.
Петровна сидела, погруженная в невеселые мысли, а потом случайно повернулась к забытой подружке. Семеновна смотрела вслед машине с таким презрением, что Петровну этот взгляд как кипятком обдал.
Она сразу бросилась на защиту: — Дочка у меня – красавица. Вот жениха нашла иностранца. Любит ее страшно! Жить будет там в своем доме, с бассейном. Всё для неё! И замолчала, придавленная только что придуманным и своей тревогой.
А Семеновна всё это время думала о невестке, издевающейся над ее сыном и. неожиданно для себя самой, с горечью выдала: — Вот из-за таких, в поиске, жизни и рушатся. И сама – неудачница, и других несчастными делает.
Петровна даже задохнулась. Сквозь зубы, едва сдерживая себя, прошипела: — Сама ты неудачница. Надоела ты мне хуже горькой редьки. Из жалости вожусь с тобой….
Наступила такая пауза – обе как будто оглохли от произошедшего. Потом Семеновна молча встала, распрямила насколько смогла спину и молча ушла, стараясь ступать твердо и ровно.
И, глядя в эту спину, Петровна осознала, что произошло непоправимое. Что самые близкие люди в секунду стали чужими.
Больше на лавочке они не сидели. Зная расписание друг друга, старались выходить на улицу так, чтобы не встретиться. Обе страдали страшно, но виду не показывали. Так прошла вся долгая зима.
Весной случайно столкнулись на улице. От неожиданности одновременно поздоровались. И прошли мимо. Но обе остро ощутили, как соскучились, как без подружки пропало в жизни самое главное – ощущение плеча, на которое всегда можно опереться.
И обе долго думали об этом. Потом столкнулись опять — во дворе. Потом опять и стало понятно, что обе ищут эти короткие встречи.
Потом наступил такой день, когда, встретившись, они не разошлись, а остановились рядом и стали осторожно разговаривать – как соседи, из вежливости.
А потом однажды вечером в дверь Семеновны раздался робкий звонок и, не зная еще кто там, сердце Семеновны радостно трепыхнулось.
За дверью стояла Петровна: -Дочка прислала этот, компьютер, чтобы общаться. Никак сама не разберусь.
Семеновна даже пальто забыла – так и пошла за подружкой в халате. Почти до утра они разбирались с компьютером. Смеялись, ругались, вырывали друг у друга мышку – как девчонки.
Чай пили три раза. Не хотели спать совсем и не хотели расставаться – так соскучились.
С компьютером так и не разобрались, убрали его в шкаф. Про ссору обе не вспоминали. Они давно попросили друг у друга прощения – мысленно. И давно друг друга простили.
А зачем лишние слова? Если с человеком поделился своим сердцем – оно всегда откликнется…
