Человек не должен быть один. Одному тяжело и плохо. Кто-то влюбляется, создает семью. У других уже есть семья, они счастливы и радуются каждому дню. А сегодня — немного о тех, кого не любовь вместе соединила, а обстоятельства. И они приняли такое осознанное и взвешенное решение — остаться вместе.

Девушке Наде было около 30 лет, когда она осталась совсем одна. Муж бросил, ушел к женщине, у которой была своя квартира, бизнес у отца. Правда, честно объяснил — с тобой, Надя, очень хорошо, конечно. Но понимаешь, там перспективы. Поэтому и ухожу.

Наде показалось, что небо на голову упало — так было тяжело. Она и просила, и на коленях умоляла. Но он все равно бросил, виновато оглядываясь.

Сама она сирота была. Родных тоже никого. Хорошенькая девушка, волосы волнистые короткие, глаза оттенка барвинка. Очень стройная. Подружки советали знакомиться в клубах, на сайтах. Надя не хотела.

Она все думала: почему надо кого-то искать? Непонятно как-то. Жила просто. Немного как в тумане, правда.

Прошел год. Шла домой с работы, решила путь срезать. Вышла — а там площадка. Гуляют люди со своими питомцами. Наде всегда хотелось собаку. Но муж был против — хронически их не переносил. И тут к ней спаниель бежит. Абрикосовый такой, веселый. За ним — молодой человек.

— Не бойтесь, он ничего не сделает. Чарлик у меня хороший, добрый, — на бегу сказал.

И глаза у хозяина тоже были, как у спаниеля. Добрые такие, немного грустные.

Надя попросила разрешения погладить. И долго трепала длинные ушки. Впервые в замерзшей душе что-то зашевелилось, оттаивать начало.

— Не привыкай. Уходи. Он — не твой! — заканючил внутренний голос.

Надя выпрямилась, вздохнула. Попрощалась и пошла.

— Девушка! Чарлик за вами несется! Мы уже погуляли. Давайте, вас проводим немного! Вам куда? Меня Руслан зовут, — послышалось сзади.

Надя объяснила.

— Нам по пути! — радостно ответил хозяин.

Ему было совсем в другую сторону, так-то.

Но шел, разговаривал. До подъезда проводили. И Надя, еще раз потрепав Чарлика за ушком, ушла. Руслан у нее телефон не спросил. Да и с чего бы? Она же неудачница. Так Надя себе сказала.

Через три дня идет к подъезду — а навстречу Чарлик несется. И Руслан за ним.

— Ой, это вы. А мы тут идем мимо, надо же, какая встреча, — улыбнулся молодой человек.

Он три дня ее ждал подолгу, специально. Надя попросилась с ними погулять. Потому что в пустой квартире было невыносимо. Да и квартира была не ее. Съемная, безликая. Надя любила вязать и шить. И все хотела круглый столик со скатертью, половички, картины. Еще что-нибудь.

Бывший супруг называл это деревенским желанием и никогда о подобном не мечтал.

В общем, Руслан и Надя стали общаться. И он вскоре предложил ей переехать к нему. Надя отказалась.

— Почему? Я совсем тебе противен? — спросил Руслан.

— Нет, ну что ты! Ты очень хороший. Только я тебя не люблю. И ты меня, думаю, тоже, — честно ответила Надя.

— Ты мне очень нравишься. Это первое. А второе — не должна девушка одна быть. Заботиться кто-то о вас должен. Это мне отец всегда говорит. Он о нас обо всех заботился. Сейчас-то я самостоятельный. Но маму и сестру он боготворит. А любовь, что, если сразу не накрыло, так до 100 лет в одиночку сидеть? Не принуждаю ни к чему. Давай просто хотя бы вместе жить. Тем более, ты говорила, тебе съезжать надо, — ответил Руслан.

Умом Надя понимала, что это глупо, конечно. Но согласилась. Родители Руслана ее приняли как свою. И она обожала бывать у них в гостях. Целых полгода жили они как соседи. Много гуляли. Особенно нравилось ходить на речку и смотреть на темную воду, стоять в тишине.

А потом Руслан с работы задержался. Надя бегала от окошка к окошку. На улицу понеслась в мороз. Телефон его молчал. И тут она поняла, как же сильно ждет его домой. И боится, как бы чего не случилось. Когда Руслан появился, девушка так к нему навстречу бросилась, что тот опешил.

С этого все и началось. Поженились. Недавно дочка родилась. Если им задают вопрос о любви с первого взгляда, то честно отвечают — не было ее. Она пришла позже. Со второго. Очень сильная.

Или Ядвига Яковлевна. Та пожилая женщина. Квартирка — крохотная. Мужа нет уже 10 лет. Сына не стало еще в юности. Здоровье замучило, еле ходить стала. Заплатит коммуналку, на лекарства — и все, крохи остаются.

Не жаловалась, никого не ругала. Тихонько доживала и молилась, чтобы Господь быстрей прибрал — сил-то нет. Костыляла из магазина, батон купила, молока пакет. Супчик еще был на костях дома. Котлет хотелось да голубцов, но не на что брать.

— Яся? Ты? — вдруг раздалось сзади.

Обернулась: Валентина Вольдемаровна, Валечка! Они с одной деревни, землячки. Но не виделись 50 лет!

— Валюша! А ты чего здесь? Как? — всплеснула руками Ядвига Яковлевна.

Она сразу и про голубцы забыла. Словно снова стоят с подружкой на речке, веночки плетут да отпускают их по воде.

— Да сын у меня сюда в свое время переехал. И меня за собой перевез. Вот и обживаюсь потихоньку. Коленьки-то моего нету теперь! Ну, ничего. Подруга! Пойдем ко мне! Возражения не принимаются! — отчеканила Валентина Вольдемаровна.

Дома у нее было очень уютно. В аквариуме кто- то сидел. Пригляделась Ядвига Яковлевна: лысенький, розовенький, с пятнышками.

— Ой, что ж за чудо? Кто это зверек-то? — подошла поближе поглядеть.

— Фекла. Свинка морская. Внук принес. Говорит, чтобы ты, баба, не скучала! Добрая девочка, ласковая. Возьми, погладь, — рассмеялась Валентина Вольдемаровна.

А потом они чай пили. Перед этим ели голубцы. Ядвиге Яковлевне стыдно стало — она почти две тарелки умяла. И с чаем почти все печенье съела. Еще подумают, что с голодного края. Засобиралась.

А Валентина Вольдемаровна суетилась, ей гостинцев с собой складывала. Спросила адрес и сказала, что придет.

Слово сдержала. Она очень деятельная была. Высокая, крепкая. Характерная. И тут разговорились. Расплакалась тогда Ядвига Яковлевна. Столько лет терпела молча, а тут не выдержала, рассказала все. Что ей очень страшно и одиноко. И плохо. И просвета нет. Подруга слушала. Молчала. Собралась и ушла вскоре, сказав, что ей к сыну срочно надо.

— К сыну. Хорошо-то как, когда сын есть. Живой. Или дочка. А уж если детки маленькие, внучата. Благодать какая! — крестилась перед сном Ядвига Яковлевна.

С утра в дверь постучали. Пошла открывать. На пороге — мужчина. Здоровый, улыбающийся, глазастый. А за ним — Валентина стоит. Подружка.

— Это Антоша мой. Знакомься. Он нам сейчас с переездом поможет, — и Валентина Вольдемаровна поправила шапку.

— С каким? Куда это? — прошептала Ядвига Яковлевна.

— Куда-куда. Ко мне! Я в трехкомнатной квартире одна живу, страдаю. Скукота. Вместе станем куковать. Чего? Неудобно? Неудобно, Яся, на потолке спать! Вдвоем легче выживать! Твое жилье сдавать будем. Пенсий нам за глаза хватит. Антоша вон путевки нам обещал взять, в санатории поедем, — распорядилась Валентина Вольдемаровна.

Ядвига Яковлевна только кивала. И сама не понимала, как вот так раз — и к лучшему поменялась жизнь. Вдвоем они теперь, две подружки-землячки. С утра завтракают, зарядку делают. Потом гуляют. Ходят в магазины, готовят.

Записались в бассейн. Сын Валентины Вольдемаровна регулярно завозит продукты. Сад купил, мол, летом на свежем воздухе будут. Внуки приходят. Вначале стеснялись, а теперь зовут «баба Яся». И гордо ходит за вкусняшками Ядвига Яковлевна, приговаривая: «Мне для внучаток моих, получше которые!».

Пусть и не кровные, все равно своими стали. Как же здорово просто произнести «Для внучат!». Как же это важно…

Антон серьезно так сказал:

— Будет у меня две матери. Живите, сколько хотите. Я и о вас заботиться стану! И не думайте, что у меня планы на вашу квартиру, если что. Сдавайте, деньги копите. Можете отписать, хоть кому. Я, тетя Яся, просто хочу помочь.

Он ремонтами занимается, шабашит. Прошлое Ядвига Яковлевна вспоминает с содроганием. Привыкла к уюту, заботе. С Валюшей они как сестры. В этом году хотят на Родину ехать, в деревню. Там хоть и два дома жилых, да все ж хочется посмотреть. Антон пообещал — отвезет.

Вдвоем легче. Всегда. И пусть у каждого появится свой второй человек!

Автор: Татьяна Пахоменко

Рейтинг

0 из 5 звезд. 0 голосов.

ЗЕМНОЙ ПУТЬ ДЛЯ ДВОИХ
Кузя сидел у дверей магазина в ожидании своей хозяйки бабы Шуры. День привоза, который случался два раза в неделю, пропустить было никак нельзя. В эти дни все жители села шли в магазин, чтобы не только закупиться, но и поболтать о том о сём.
Татьяна, хозяйка магазина, старалась привезти что-то интересное, чтобы порадовать жителей этого маленького села. Ещё в детстве маленькая Таня твёрдо решила стать владельцем магазина. Мечту свою она исполнила и жители были очень ею довольны.
Вот и сегодня, баба Шура взяла свою сумку на колёсиках и в сопровождении кота Кузи пошла к магазину.
— Чего за мной увязался? Сидел бы дома. На улице сыро, грязи нанесёшь в дом своими лапами, — ворчала она, обращаясь к коту.
— Мур! — возмутился кот Кузя.
Он-то свои розовые подушечки всегда моет, прежде чем в дом зайти.
— Не обижайся, знаю что ты у меня умница. Куплю сейчас рыбки и отварю тебе. Надеюсь, Танюша не забыла выполнить мою просьбу и привезла твой любимый минтай. В прошлый раз их на базе не было, — сказала баба Шура.
— Мяу!
— Привезёт, раз обещала. Танечка у нас — молодец, заботится о нас, стариках.
Кот сидел у дверей магазина уже давно и немного замёрз. Хозяйка задерживалась, и кот решил, что хозяйка забыла, что он её ждёт, да и зачем она вообще пошла в магазин. Одна надежда была на Татьяну, которая напомнит ей про минтай. С памятью у бабы Шуры всё чаще случались провалы. Поэтому Кузя провожал свою хозяйку и в магазин, и на почту, куда старушка иногда захаживала.
Дверь магазина открылась, и кот с радостью побежал навстречу своей хозяйке. Кузя потёрся о её ноги и заглянул в сумку. Увиденным кот остался довольным, да и запах рыбки он ни с чем не перепутает. Кузя побежал по направлению к дому и обернулся лишь тогда, когда перестал слышать скрип колёс сумки своей хозяйки. Сумка была, а вот бабы Шуры не было. Хозяйка как сквозь землю провалилась.
— Мяу! — крикнул обеспокоенный кот.
Однажды, хозяйка оступилась и рухнула в одну из канав, и если бы не кот, который побежал к ближайшему дому за помощью, неизвестно сколько времени она бы там пролежала. Кота и его хозяйку в селе все знали, и если Кузя появлялся на пороге один, то, значит, нужна была помощь его хозяйке. Вот и сегодня Кузя рванул к ближайшему дому.
Клавдия увидела бегущего кота соседки, вышла на крыльцо.
— Чего, Кузенька, случилось? Сейчас, только обувь уличную надену.
Соседка и полосатый кот обошли всю улицу, но бабы Шуры нигде не было. К поискам присоединились ещё несколько соседей и такой компанией они дошли до дверей магазина, из которых вышла… баба Шура. Увидев почти всё село и Кузю, стоявшего впереди, она удивлённо воскликнула:
— А вы чего на меня так смотрите? Я кошелёк оставила в магазине, вот и вернулась. А ты, Кузя, панику навёл.
Соседи посмеялись и разошлись, а кот с хозяйкой медленно направились к дому. Кузя так проголодался, что не спускал глаз с рыбьего хвоста, торчащего из сумки.
— Сейчас наварю твоего минтая и накормлю тебя, мой спаситель, — сказала баба Шура коту и засмеялась.
По дороге шли старушка и старенький полосатый кот… И какой отрезок земного пути им осталось пройти — они не знали.
Они пройдут его вместе…
До самого конца…
Автор: ИринаСтолярова

Рейтинг

0 из 5 звезд. 0 голосов.

Старое зеркало
*
Четыре года минуло, как Васильевна попала в больницу с инсультом. Ещѐ тогда врачи обнадѐжили, да и сама верила, что со временем полегче станет, чтобы хотя бы до умывальника самой добираться. Но месяц шѐл за месяцем, а улучшения не намечалось. Уж сколько надежд растаяло, сколько было дум передумано, но как сразу не смогла встать на ноги, так и по сей день приходилось мириться с болезнью.

А ведь как хотелось бы в церковь сходить, или к родственникам в деревню съездить, или хотя бы до лавочки у подъезда добраться. Пять минут побыть на вольном воздухе. Больше и не надо — чего зря людям глаза мозолить. Но и минутки она не была на улице за четыре года. Только и знала, что творится там, через своѐ зеркало.
Улочка у них тихая, без магазинов, и за все эти годы Васильевна изучила всех прохожих, потому что все они жили в одном с нею доме. Когда-то она знала всех жильцов по именам, потому что вместе с ними работала в одном вагонном депо, но потом ровесники подобрались, а молодых разве упомнишь…

Зато знала, кто пойдѐт, когда, с кем – весь тротуар как на ладони. И не беда, что всѐ виделось отрывочно, не до конца, но и это занятие отвлекало от тяжѐлых мыслей, от сознания своей беспомощности и, чего скрывать, ненужности.

Как она устала от этого! И дочь, конечно, устала. Хотя ничего не говорит, но по ней видно, что страдает. Даже исхудала в последнее время, особенно когда поменяла работу, чтобы побольше с матерью находиться, потому что на мужа надежда плохая, а о сыне и говорить нечего. Двенадцать лет. Только и помощи от него – принести
бабушке попить, когда никого нет.
Поэтому, что ни говори, пользы теперь от Васильевны никакой – сплошная морока. Это только здоровая да сильная всем была нужна, даже старшим сыновьям до последнего дня помогала. А сейчас редко когда придут: и один, и второй. Хотя бы забрали к себе на месячишко – дали сестре отдохнуть, но нет – не заикнутся – жѐн берегут. Те, когда в гости приедут, внимательные, конечно, – чего зря говорить, – но ведь нетрудно побыть внимательной час, другой. Вот попробуй-ка день за днѐм!

Может, поэтому дочь и ремонт затеяла, чтобы хоть как-то сменить обстановку. Правда, Васильевну это всѐ равно обижало. «Ремонт, значит, им дороже. Спешат куда-то`? Вот померла бы –тогда и делали, что хотели», – думала она, поневоле обижаясь на всех.

Дочь и прежде заводила разговор о ремонте, но всѐ равно известие о нѐм застало Васильевну врасплох.
– Всѐ, на следующей неделе начинаем! – однажды сказала Лена, протирая
от пыли зеркало, и укорила: – Сколько будем держать эту рухлядь?! Ты бы
посмотрела, как сейчас люди живут!
– Куда уж мне…
– Жалко, что не можешь… Даже наши соседи-пенсионеры жалюзи на окнах
повесили! А подруга евроремонт сделала!
– Это Настя, что ли? Она ведь в банке работает. Разве за ней угонишься. Ты,
может, такой же хочешь?
– Были бы деньги – сделала, – вздохнула дочь, – а пока обойдусь чем-
нибудь поскромнее… Ведь для тебя стараюсь – пятый год лежишь! Самой-то не
надоело на одно и то же смотреть?!
– Привыкла, – вздохнула Васильевна и не стала более говорить на эту тему.
По опыту знала, что в такие минуты лучше промолчать, притвориться спящей – тогда дочь сразу оставляла. Васильевна закрыла глаза и действительно захотела, чтобы Лена ушла, потому что подступали слѐзы, а показывать их не хотелось, и удержать не хватало сил, которых и без того почти не осталось даже в еѐ крупном теле. За дородность Васильевну редко называли по имени – всегда по отчеству. И пошло это от еѐ покойного мужа, не удавшегося ростом, и поэтому, наверное, всегда называвшего еѐ вроде бы уважительно, но с оттенком едва заметной насмешливости.
Это передалось и детям, статью уродившимся в отца и во многом сохранившим его привычки. Даже невысокий зять словно специально подыскался под их семью…

Выплакавшись, Васильевна немного успокоилась, привычно заглянула в зеркало, словно за короткое время на улице могло что-то измениться. Ничего там, конечно, не изменилось: всѐ тот же распускающийся куст черемухи, полоска асфальта и угол здания, за который убегал тротуар… Меняются лишь времена года да одежда на людях, в зависимости от сезона.

Ремонт начали с кухни. Зять два дня настилал какой-то особенный пол, а старый линолеум отвѐз в гараж. Хотя дочь и объяснила, как будет выглядеть кухня после ремонта, но Васильевне всѐ равно трудно было представить. Прежде-то, когда сама хозяйничала, каждый уголок знала, каждую занавесочку, а теперь вместо занавесок собрались жалюзи цеплять. Ей хотя и объяснили, что жалюзи –это полоски из лѐгкого металла, но как она ни пыталась представить – всѐ-таки в глазах стояли рогожи; и было ей не понять, как это можно на окна рогожи вешать?!
Но слушать еѐ никто не захотел, а если она и высказывала свои замечания, то, соглашаясь, всѐ-таки делали по-своему. Как, например, просила буфет не выбрасывать, а всѐ равно выбросили – мол, места много занимает! А ведь какой был удобный: что ни убери – под руками не мешается. Нет, сделали по-своему: вместо буфета полок итальянских навешали.
Дочь с кем по телефону ни поговорит – всем об этих полках рассказывает. Будто ничего на свете важнее нет. И ещѐ об решѐтках на окна: мол, надо бы поставить, а то – первый этаж, от греха подальше…

А Васильевна как услышала о решѐтках, то вздрогнула: «Как в тюрьме теперь буду сидеть!»
После кухни начали ремонт в маленькой комнате. И там не обошлось без ревизии. Диван им не понравился! Мол, старомодный. Зато крепкий. Служил двадцать лет и ещѐ столько бы прослужил! Да разве они понимают. Им подавай современный, с американской обивкой, да раскладной – будто в комнате танцы устраивать собираются. А на вторую ночь их раскладной диван начал скрипеть на всю квартиру. А они и не замечают ничего. Будто так и надо. Или просто стыдно признаться, что ошиблись.
После ремонта в большой комнате, из которой, на счастье, ничего не выбросили, принялись за спальню, где обитала Васильевна.
– Вы хоть зеркало-то пожалейте, – попросила она дочь, когда зять начал выдергивать из стены крючки, на которых зеркало висело.
А Лена словно и не слышала, и ничего определѐнного не сказала, а словами «Всѐ нормально будет» показала нежелание прямо говорить о своих планах. «Бог с вами, – подумала Васильевна, – если уж мать родную слушать не хотите, тогда и говорить не о чем!»

Теперь Васильевна более переживала не за дочь, а за зеркало, словно оно было живым существом. Досталось оно от старшей сестры, а той – в приданое было подарено матерью. Так что, считай, зеркалу лет семьдесят будет.
А последние лет десять, как умерла сестра, оно висит у Васильевны – попросила у племянников на память. И не беда, что зеркало местами, особенно по краям, потускнело и завитка одного в резной раме не хватает. Главное – память сохранилась!

Как подумает Васильевна, что к зеркалу руки матушки прикасались, то невольно слѐзы на глазах проступают, хотя к старости она и без того не в меру слезливая стала. Иногда даже при дочери не сдержится, а та, как увидит слѐзы, то сразу строго посмотрит и стукнет кулачком по тумбочке: «Перестань сейчас же!»

Через силу, со вздохом, Васильевна послушается, да и как не слушаться, когда вся жизнь теперь зависит от неѐ. Иной раз рада бы каприз показать, а приходится молчать, слезьми умываться.
Хотела Васильевна повторить просьбу, но сразу не решилась, стала дожидаться лучшего момента.

А он не подходил, даже вслед за зеркалом и еѐ «турнули» из спальни. Зять кое-как перевѐз на одеяле в большую комнату, уложил на новое место и сказал, что это только на время ремонта. Так что, пока они делали в спальне ремонт, пришлось глазеть в пустой потолок.

Иногда, забывшись, она привычно поворачивалась к стенке, чтобы посмотреть в зеркало, но зеркала здесь не было, а без него – самое обидное – она не знала, что происходит на улице.

Пока лежит здесь, и черѐмуха отцветѐт, не увидишь как. Черѐмуховый куст каждый год нещадно обламывали, но весной он всегда зацветал вновь и вновь. Ещѐ до ремонта на черѐмухе обозначились зелѐные кисточки будущих цветов, которые через неделю должны превратиться в белую кипень.

Васильевна всю зиму ждала момента, чтобы полюбоваться этой благодатью, но теперь разве что увидишь. «Эх, к окну бы подойти, своими глазами посмотреть на мир божий!..» – вздыхала она. –
Илюша, сынок, – попросила Васильевна внука, когда тот пришѐл из школы.
– Посмотри – не зацвела ли черѐмушка?
– Нет, бабушка… Я только что мимо проходил.
– А кисточки-то, наверное, набухли?!
– Нет, бабушка, пока рано.
На какое-то время она успокоилась, а когда внук пообедал, попросила
повторно:
– Принѐс бы веточку – уж так хочется понюхать!
– Вот когда зацветѐт – тогда большой букет принесу!
– Я бы пока и веточке порадовалась…
Еѐ настойчивость внуку явно не понравилась, но просьбу всѐ-таки исполнил: прежде чем пойти гулять, вернулся в квартиру и отдал бабушке пахучую веточку, которую она потом держала в здоровой руке до самого вечера.
На следующий день внук сам предложил:
– Бабушка, ещѐ веточку хочешь?
– Спасибо, дорогой мой, вот когда черѐмушка зацветѐт, тогда и принесѐшь, а сейчас посмотри, куда убрали моѐ зеркало! Может, в ванную поставили?
– Здесь нет! – посмотрев, крикнул внук.
– Тогда в маленькой комнате!
– Здесь тоже не видно…
– А за дверью?
– Я везде посмотрел – нигде нет… – развѐл он руками.
Внук видел, что бабушка расстроилась, хотел успокоить еѐ, но она попросила пить, словно не о чем было попросить.
– Поставь чашку на тумбочку и иди уроки делать, – сказала она, когда он принѐс воды, – а то мама жаловалась, что ты плоховато стал учиться.
– Выдумывает! У меня только одна троечка в четверти, а она трагедию из этого делает! – фыркнул внук, неожиданно покраснел от обиды и всѐ-таки отправился делать уроки.

Васильевне в этот момент было самой до себя. Она, как могла, крепилась, но слѐз всѐ-таки от подступившей обиды не сдержала, потому что дочь не выполнила обещания – выбросила зеркало! Что ей стоило послушаться, ведь недолго осталось терпеть`! От этой мысли с Васильевной что-то произошло…

Она не поняла сразу, что именно, но когда тоска совсем одолела, догадалась, что не хочется жить… Впервые в жизни! От этого сделалось и вовсе плохо, не хотелось ничего ни видеть, ни слышать. Она словно окаменела.
Утро не принесло никакого облегчения. Ей надо бы самой поговорить с дочерью и зятем- развеяться, но тем не до неѐ.

Они спешили в выходной закончить ремонт, а Васильевна постоянно мешала им, когда они что-нибудь передвигали или перетаскивали с места на место. Она это очень хорошо чувствовала.

На следующий день еѐ перевезли на старое место. Спальня, конечно, покультурнее стала, обои весѐлые, а настроения они всѐ равно не прибавили. Нет-нет да смотрела она на то место, где прежде висело зеркало, а его будто и не было никогда.
«Вот дождусь, когда черѐмушка зацветѐт, и помру`!» – решила Васильевна. Она теперь не хотела говорить с дочерью и ни о чѐм просить еѐ. Только по два-три раза на дню спрашивала у внука, не зацвела ли черѐмуха, но тот всякий раз отнекивался, и Васильевна устала ждать. На третий или четвѐртый день, когда ей всѐ окончательно надоело, внук неожиданно вернулся с букетом. Хотя черѐмуха не полностью расцвела, но запах сразу наполнил квартиру.
– Вот и дождалась! – радостно сказал внук и поставил вазу с букетом у Васильевны в изголовье.

Васильевна вздрогнула от его слов, подумала, что пришла пора помирать, и ей захотелось побыть одной, чтобы вспомнить всю свою жизнь. Вспомнить, как, ещѐ до войны, сперва попав из деревни под Шатуру на торфоразработки, приютилась в Москве, вспомнить, как наравне с мужиками горбатилась на железной дороге, как заработала ревматизм в моечном цехе…

Это лишь перед пенсией выучилась на оператора газовой котельной, а так всегда на самых тяжѐлых и грязных работах, и всегда не доедала, не досыпала – лишь бы были сыты и ухожены дети и муж…

И вот не заметила, как жизнь пролетела: дети выросли, муж давно помер, и никому теперь, больная, стала не нужна.
Внук всѐ не уходил и не уходил, словно кто-то заставлял его торчать рядом.
– Как букет завянет – новый принесу`! – пообещал он и добавил: – Скоро
папа зеркало установит, тогда тебе опять станет хорошо!
– Какое ещѐ зеркало?! – переспросила она, будто ослышалась.
– Твоѐ… Оно сейчас у папы в гараже. В следующий выходной он новую
завитушку сделает и свежим лаком раму покроет…
– Откуда ты знаешь-то?! – от неожиданности она вся задрожала и
прослезилась.
– Он маме говорил…
Васильевна слабо потянула к себе внука, хотела сказать что-нибудь ласковое, но лишь сильнее заплакала, а тот не знал, что делать, и растерянно смотрел на бабушку, ничего не понимая.
~~~~~~~~~~~~~~
Владимир` Пронский

Рейтинг

0 из 5 звезд. 0 голосов.