Чем старше становишься, тем больше потребности в тишине, в уединении, в свободе от любых суетных обстоятельств. Потому что ресурсы уже не бьют щедрой нефтью из богатой скважины и требуют бережного отношения.
И сохранить их можно, не опустошаясь нещадно там, где бываешь с трудом и с теми, к кому не лежит душа.
Мне часто хочется молчать. Просто молчать.
И я делаю это, открыв для себя наслаждение собственной негромкости, в которой давно нет азарта хоть что — то оспаривать, доказывать, или везде непременно вставлять непрошенные копейки своего мнения.
Я больше не думаю, что оно должно быть всем интересно. Больше не участвую, как когда — то, во всех обсуждениях. Ничего не комментирую, ни с кем не спорю, не отслеживаю чужих реакций на себя.
Эта роскошь уже давно со мной — позволить каждому думать обо мне всё, что ему хочется.
И оказывается, именно так в жизнь приходит лучшее общение, лучшие отношения, лучшие связи — когда отпадает истерика нравиться всем непременно.
Почему? Потому что, когда ты не играешь никаких ролей ради чьего — то одобрения, тебя находят свои, а не такие же носители масок.
Человек не нуждается в жизни на карнавале.
Он нуждается в своей жизни. А карнавал — это чужой праздник, на котором даже веселиться надо по чужим правилам: разодеться в перья и танцевать так, словно соблазняешь весь мир.
И, однажды, надо точно решить — нужен ли тебе весь мир, который придётся удовлетворять неустанно, вылезая из кожи вон, или достаточно своего — в котором только те, кого ты хочешь видеть в нём всегда, и где всё взаимно, а не односторонне…

Лиля Град

Чем больше опыт, тем тише смыслы. Но и глубже…

Ты просто понимаешь, что устал быть ни за что не отвечающим большим ребёнком, и что жизнь, местами, больнее, чем хочется, но иногда и намного счастливее, чем ты уже к тому готов.

Да, такое тоже приходит с годами: умение жить без агрессивного юного настроя сражаться за каждую пядь тебе, как кажется, полагающегося. Не потому что сил нет, а потому что видишь вдруг тонкую для понимания, но непрошибаемую, на самом деле, разницу между трофеями и дарами…
И не надо становится трофеев. Ни в каком виде не надо.

И ещё совсем по-другому смотришь на те вещи, от которых отмахивался когда-то, как от пустых нравоучений, но они вдруг стали настолько очевидными и настолько необходимыми, что ты не принуждаешь себя соблюдать их просто звучащие, но не всегда просто исполнимые правила, а испытываешь потребность делать это…

Не обманывать, не использовать, не давать пустых обещаний, не причинять осознанно боли, не захватывать не твоё, не оплачивать свои прихоти чужим страданием и не брать того, на что не имеешь равноценной отдачи.

И всё это не для того, чтобы возвыситься над кем-то.

Для себя.

В силу НЕвозврата туда, где думалось, будто бы семь бед — один ответ…один раз живём.

Но в том-то и дело, что один, друзья мои…

Лиля Град

Каждое утро, когда я вижу, как сотни невыспавшихся молодых людей отправляются на работу в корпоративный «зомбиленд», я думаю о счастье. Вернее, о большой лжи про счастье, в которую наше поколение заставило поверить своих детей. Самая ужасная медвежья услуга, которую мы им оказали, это не завышенные цены на жилье, так что теперь они не могут его купить, и не кучи вредных отходов по всей планете, которые им придется разгребать. Это ложь о том, что каждый обязан быть счастливым.

Мы внушили своим детям, буквально впечатали им в подкорку, что счастье – это естественное состояние человека, необходимое условие его жизни. Тем самым мы сделали их несчастными.

Корень зла – в путанице понятий. У нас сложилось неверное представление о том, что такое счастье и как его можно достичь. Скажу сразу: я понятия не имею, какая дорога приведет именно вас к счастью. Зато точно знаю, по каким из этих дорог ходить не стоит. Именно они ведут поколение 20-летних по фальшивому миру глянцевых фотографий фейсбука, от запоя к кушетке психотерапевта и обратно.

Мы внушили современному поколению, что счастье в потреблении. Мы решили, что если не получаем того, чего хотим, то становимся несчастными. Значит, если мы получим желаемое, то станем счастливыми! В то время как в реальности, после того как базовые потребности удовлетворены, с каждым исполненным желанием мы становимся несчастнее. Почему? Потому что желания не постоянны, удовлетворение быстро проходит, а между счастьем и удовольствием нельзя поставить знак равенства.

Какими бы ни были наши желания – новая модная сумочка, мускулистый красавчик с голливудской улыбкой или еще одна, последняя ложечка тирамису – они очень коварны. Желания возникают, когда у нас чего-то нет, а большая часть удовольствия приходится на предвкушение. Пик наступает в тот момент, когда мы получаем искомое. А что потом? Неизбежный спад. Удовольствие закончилось, оставив на память лишнее: на полке в шкафу, или в кровати, или на вашей талии.

Но и это не все. На самом деле нам не нужно почти ничего из того, чего нам вроде бы хочется. Мы желаем получить не сам предмет; нам нужно им похвастаться, вызвать восхищение окружающих. Большинство желаний носит статусный характер. Не верите? Тогда проделайте мысленный эксперимент: представьте себе что-то очень ценное. Например, платье от кутюр, обед в супер-дорогом ресторане или роскошное авто. А теперь представьте, что никто никогда не узнает, что все это у вас есть. Так стоит ли овчинка выделки?

В стародавние времена скромность считалась достоинством, а показное великолепие осуждалось, потому что оно вело к целой веренице грехов: зависти, обжорству, алчности, гордыне. Но все изменилось. Теперь, если некое событие не вызывает немедленную восторженную реакцию в социальных сетях, оно как будто и не происходило вовсе. Людей больше волнует, как сделать хорошие фотографии и получить больше лайков, чем само событие. Как можно лучше выставить себя напоказ – вот что ценится сегодня. Гордыня и тщеславие стали достоинствами, а скромность – недостатком.

Может, это не так страшно? Но статистика суицидов и эпидемия депрессии говорят нам об обратном. Наверное, стоит оглянуться назад, все рецепты уже есть. Платон и Аристотель почти во всем противоречат друг другу, кроме одного: они оба считали, что счастливым человека может сделать только добродетельная жизнь. В 1621 году Роберт Бертон в своем замечательном труде «Анатомия меланхолии» предлагал такой рецепт: «Не будь одиноким, не будь праздным». Да вы и сами это знаете. Заведи друзей и займись делом.

Мы несчастны, пока находимся в плену у самих себя, идем на поводу у собственных мелких желаний. Счастливыми нас делает выход за пределы собственной личности, присоединение к чему-то большему.

Врач и философ Рэймонд Тэллис выстраивает такую иерархию человеческих желаний: нижний ярус – еда и кров, следующий – получение удовольствия, третий – одобрение и статус. Четвертый, самый верхний – искусство, духовная жизнь и миссия. Совершенно очевидно, что чем ниже ярус, тем проще желания, тем легче их удовлетворить и тем быстрее удовольствие проходит. Устойчивое счастье получается только на верхнем этаже. Радость может принести только удовлетворение голода высшего порядка: поиск смыслов.

Именно это мы не смогли объяснить нашим детям. Счастье невозможно купить. Оно не наступает, когда вы удовлетворили свои желания, получили искомое, приобрели вещь, получили удовольствие. Счастье – это не право. Это не товар. (А быть несчастным или грустным – не преступление). Счастье это побочный продукт целенаправленных поисков смысла жизни. Если повезет, вы сделаете этот поиск своей работой, как Платон, который называл философию самым благословенным из занятий.

Удовлетворение инфантильных желаний – это не счастье. Люди, как и целые культуры, должны развиваться от простейших желаний к сложным, пока не нащупают высокую цель, а с ней придет и счастье. Будет гораздо лучше, дети, если вы перестанете думать о строительстве карьеры и попробуете соотнести свою работу со своими убеждениями. Так будет полезнее для вас. Вы же хотите быть счастливыми?

Автор: Элизабет Фаррелли – писательница, преподаватель.

НАТАЛЬЯ ГУНДАРЕВА родилась и выросла в Москве, на Таганке, в семье, как сама называет, «инженерно-технического состава»…
— Что же, и в детстве не врали?
— Мама один раз поймала. Я ходила, как это называлось, в продленный день. В субботу нас водили в кино, и мне дома давали по 50 копеек. Я их собирала, ехала в ГУМ и ела мороженое, с горочкой такое, очень вкусное. И однажды мама меня на этом засекла. Мы выходили вместе из автобуса, хотя я, по идее, должна была ехать с другой стороны. "Где ты была?" На мое несчастье, мама тоже была на этом фильме, на котором вроде бы и я была. Дома был такой скандал!
Пока я не заорала как резаная. (Она меня никогда не била, один раз стукнула по попе ладонью — я рыдала часа три — это было такое оскорбление и унижение моего человеческого достоинства! Это было страшно, я не хотела жить.) И тут я взвизгнула: что, мороженого даже поесть нельзя?! Боль моя во мне заговорила. (Смеется.)
— Баловали вас в детстве?
— Никогда со мной особенно не цацкались, Наташенькой не звали. Наташка — и все.
— Любите философствовать?
— Я прожила жизнь, и я оставляю за собой право думать. У меня есть такое время, когда я иду от своего дома на Тверской до театра пешком. 35 минут я иду до театра. Это я называю "мое время". В это время я отвечаю себе на вопросы.
Я задаю себе вопросы разного толка. Кто будет президентом. Как повысятся цены. О работе над ролью. Я стараюсь ответить себе на все эти вопросы. Когда я на них отвечаю, то в принципе встреча с журналистом тогда уже не представляет особого труда. Я как бы все уже обдумала. Это не философия. Силой мысли я заставляю себя, когда вокруг так много вертепов, не ходить туда, не транжирить себя. Я вроде как сохраняю для чего-то себя. Может быть, я так и останусь незаполненным сосудом — ну, значит, такая моя судьба. Но я все равно стремлюсь к полной жизни. Я понимаю, что время моей жизни истекает. Ну как бы больше половины жизни прожила. И мне не хочется вот так, с плеча: а-а, сейчас вот пущусь во все тяжкие — тут в этот бар приглашают, здесь подарки, здесь авторучку дадут, здесь жвачку… Ну не могу я себе этого позволить. Потому что я люблю себя очень, и я себя так прямо люблю, аж с утра до ночи. И из-за этого так много себе не позволяю!
— Вы не любите весельчаков?
— Время так разбросало людей, так раскачало их… Все как утлые суденышки по этим волнам моря житейского… Вот я включаю какую-то программу, смотрю. И вот что-то все шутят, шутят, все невесело, а все шутят. Это что вам все так смешно-то? Когда человек выходит на эстраду и начинает рассказывать анекдоты — профессиональный эстрадный исполнитель!
Да, он шутник, ну не до такой же степени, чтобы рассказывать анекдоты про заднее место. Ну, наверное, надо программу какую-то готовить. Люди смеются, но как вам сказать… Я считаю, что мы во время жизни поднимаемся, наша задача подняться, а не опуститься. Иначе зачем идти куда-то?
Я не понимаю этого: почему идет такое дикое оглупление людей, сидящих перед телевизором? Мы раньше слушали, какое ударение поставит диктор, и мы учились у них. Ну тогда давайте все говорить: "двёрки", "линоль", давайте сожжем на Красной площади словарь Даля, давайте!
«Если хочешь что-то кому-то доказать, докажи сначала себе» (Н. Гундарева)
Элина Николаева «Люди»