Про подвиг Оскара Шиндлера, который вызволил из концлагеря 1200 человек, знает весь мир. А вот про подвиг русского врача, спасшего гораздо больше людей, знают совсем немногие.
После войны в течение 16 лет в Челябинске в медсанчасти тракторного завода работал очень хороший хирург. И все эти годы никто не знал, кем он был. Про войну распространяться он не любил, т.к. долгое время провел в плену, а один этот факт в те времена считался предательством Родины.
Только после того, как в 1961 году в «Литературной газете» вышел очерк о герое войны летчице Анне Егоровой, люди с удивлением узнали, что этот врач на самом деле не предатель, а герой из героев и тысячи людей обязаны ему своей жизнью.
Георгий Федорович Синяков был призван в армию на второй день войны. А 5 октября 1941 года в Киеве вместе со всей медсанчастью он был взят в плен прямо во время хирургической операции. Пройдя два концлагеря — Борисполь и Дарницу, — Синяков оказался в Кюстринском лагере для военнопленных, где находился до января 1945 года.

В лагере были тысячи людей, поэтому врачи были в цене. По 20 часов в день от проводил операции и перевязывал пациентов. Однажды сын охранника-эсэсовца подавился костью и чуть не умер. Синяков провел операцию и спас мальчика. Немка-мать была до того потрясена и благодарна доктору, что поцеловала ему руки, встав на колени. После этого случая вся охрана относилась к русскому доктору с уважением. Ему позволили свободно перемещаться по лагерю и дали дополнительный паек.
Едой он делился с больными, чтобы у них появились силы на выздоровление, а свободное перемещение использовал в целях налаживания контактов с подпольем, переноса сообщений между бараками и даже листовок с информацией о победах Красной Армии. Так он поднимал дух не только своих пациентов, но и заключенных всего лагеря.
Анна Егорова имела около 300 боевых вылетов и была очень известной летчицей. Она рассказала в «Литературной газете» о том, как ее самолет сбили фашисты. Получив многочисленные травмы и ожоги, она была на грани смерти, но немцы решили вылечить ее, чтобы потом прилюдно повесить «русскую летающую ведьму».

Георгий Синяков спутал им все планы. Сначала он спрятал ее партийный билет и боевые награды, а потом стал смазывать раны рыбьим жиром и специальной мазью. Запах от этой смеси стоял жуткий, и вид был ужасный. Казалось, что началась гангрена, хотя на самом деле рана заживала.

Немцам он докладывал, что пациентке становится все хуже, а когда она оправилась настолько, что появились силы бежать, объявил о ее смерти. Каждый день в лагере умирало много людей. Трупы складывали в мешки и сбрасывали ночью в траншею. Там «труп» оживал и благодаря полученным инструкциям бежал в сторону линии фронта, к своим. Таким образом не только Анна Егорова, но еще многие узники смогли бежать.

Когда к лагерю подошли русские войска, в лагере оставалось 3000 человек, всех их было решено расстрелять. Синякову обещали, что его не тронут. Но он все равно уговорил переводчика и пошел с ним к лагерной администрации. Там он долго и горячо убеждал немцев не брать дополнительного греха на душу, и, как это ни странно, его доводы возымели действие — немцы ушли из лагеря, никого не тронув. Так один врач без единого выстрела победил фашистов и спас 3000 человек.

Когда в лагерь вошла советская танковая группа, доктор развернул полевой госпиталь и прооперировал более 70 раненых танкистов. Потом в составе медсанбата он дошел до Берлина и оставил свою подпись на стене Рейхстага.

Георгий Синяков никогда не пил, но в День победы зашел в Берлине в пивную и выпил ровно одну кружку пива. У этого действа была своя история. Один из заключенных концлагеря сказал унтер-офицеру, что еще выпьет пива в Берлине в день победы русских. Офицер рассмеялся тому в лицо, а Синяков запомнил и решил исполнить это обещание в память о том заключенном.
После публикации в «Литературной газете» Георгия Синякова пригласили в Москву, куда приехали на встречу с ним сотни бывших заключенных, чтобы поблагодарить своего спасителя. Заслуженные летчики, танкисты, боевые товарищи несколько раз пытались представить своего спасителя к наградам, если не к Герою Советского Союза, то хотя бы к каким-нибудь боевым орденам. В те времена попадание в плен становилось несмываемым пятном на всю жизнь, и никаких наград Синяков не получил. После его смерти в челябинской больнице открыли стенд памяти о нем, вот и все.

Инет

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.

Я не должен был появиться на свет. Я был приговорен, еще не начав жить, родными, близкими, знакомыми и всеми медицинскими светилами города Смоленска. Чахотка, сжигавшая маму, вступила в последнюю стадию, мамины дни были сочтены, и все тихо и твердо настаивали на немедленном прекращении беременности.

А меня так ждали! Войны вырывали мужчин из женских объятий, а в краткие мгновения, когда мужчины возвращались, ожесточение, опасности и стрельба за окном мешали любви и нежности: между мужчиной и женщиной лежал меч, как между Тристаном и Изольдой. Дети рождались неохотно, потому что мужчины не оставались до утра, и женщины робко плакали, провожая их в стылую темень. А смерть меняла одежды куда чаще, чем самая модная модница, прикидываясь сегодня тифом, завтра – случайной пулей, послезавтра – оспой или расстрелом по ошибке. И на все нужны были силы, и на все их хватало. На все – кроме детей. И я забрезжил как долгожданный рассвет после девятилетней ночи.

А маму сжигала чахотка.
И меня и маму спас один совет. Он был дан тихим голосом и больше походил на просьбу:
– Рожайте, Эля. Роды – великое чудо. Может быть, самое великое из всех чудес.

Через семь лет после этих негромких слов доктор Янсен погиб. Была глухая дождливая осень, серое небо прижалось к земле, и горизонт съежился до размеров переполненного людьми кладбища. Мы с мамой стояли на коленях в холодной грязи, и моя неверующая матушка, дочь принципиального атеиста и легкомысленной язычницы, жена красного командира и большевика, истово молилась, при каждом поклоне падая лбом в мокрую могилыгую землю. И вокруг, всюду, по всему кладбищу, стояли на коленях простоволосые женщины, дети и мужчины, молясь разным богам на разных языках. А у открытого гроба стоял инвалид – краснознаменец Родион Петров и размахивал единственной рукой с зажатой в кулаке кепкой.

– Вот, прощаемся. Прощаемся. Не будет у нас больше доктора Янсена, смоляне, земляки, родные вы мои. Может, ученей будут, может, умней, а только Янсена не будет. Не будет Янсена…

…О, как я жалею, что я – не живописец! Я бы непременно написал серое небо, и мокрое кладбище, и свежевырытую могилу, и калеку-краснознаменца. И – женщин: в черном, на коленях. Православных и католичек, иудеек и мусульманок, лютеранок и староверок, истово религиозных и неистово неверующих – всех, молящихся за упокой души и вечное блаженство не отмеченного ни званиями, ни степенями, ни наградами провинциального доктора Янсена…

Я уже смутно помню этого сутулого худощавого человека, всю жизнь представлявшегося мне стариком. Опираясь о большой зонт, он неутомимо от зари до зари шагал по обширнейшему участку. Это был район бедноты, сюда не ездили извозчики, да у доктора Янсена на них и денег-то не было. А были неутомимые ноги, великое терпение и долг. Неоплатный долг интеллигента перед своим народом. И доктор бродил по доброй четверти губернского города Смоленска без выходных и без праздников, потому что болезни тоже не знали ни праздников, ни выходных, а доктор Янсен сражался за людские жизни. Зимой и летом, в слякоть и вьюгу, днём и ночью.

Врачебный и человеческий авторитет доктора Янсена был выше, чем можно себе вообразить в наше время. Он обладал редчайшим даром жить не для себя, думать не о себе, заботиться не о себе, никогда никого не обманывать и всегда говорить правду, как бы горька она ни была. Такие люди перестают быть только специалистами: людская благодарная молва приписывает им мудрость, граничащую со святостью. И доктор Янсен не избежал этого. Человек, при жизни возведенный в ранг святого, уже не волен в своей смерти, если, конечно, этот ореол святости не создан искусственным освещением. Доктор Янсен был святым города Смоленска, а потому и обреченным на особую, мученическую смерть. Нет, не он искал героическую гибель, а героическая гибель искала его.

Доктор Янсен задохнулся в канализационном колодце, спасая детей.
В те времена центр города уже имел канализацию, которая постоянно рвалась, и тогда рылись глубокие колодцы. Над колодцами устанавливался ворот с бадьей, которой откачивали просочившиеся сточные воды. Процедура была длительной, рабочие в одну смену не управлялись, все замирало до утра, и тогда бадьей и воротом завладевали мы. Нет, не в одном катании — стремительном падении, стоя на бадье, и медленном подъеме из тьмы — таилась притягательная сила этого развлечения.
Провал в преисподнюю, где нельзя дышать, где воздух перенасыщен метаном, впрямую был связан с недавним прошлым наших отцов, с их риском, их разговорами, их воспоминаниями. Наши отцы прошли не только гражданскую, но и мировую, «германскую» войну, где применялись реальные отравляющие вещества.

И мы, сдерживая дыхание, с замирающим сердцем летели в смрадные дыры, как в газовую атаку.
Обычно на бадью становился один, а двое вертели ворот. Но однажды решили прокатиться вдвоем, и веревка оборвалась. Доктор Янсен появился, когда возле колодца метались двое пацанов. Отправив их за помощью, доктор тут же спустился в колодец, нашел уже потерявших сознание мальчишек, сумел вытащить одного и, не отдохнув, полез за вторым. Спустился, понял, что еще раз ему уже не подняться, привязал мальчика к обрывку веревки и потерял сознание. Мальчики пришли в себя быстро, но доктора Янсена спасти не удалось.

Так погиб последний святой города Смоленска, ценою своей жизни оплатив жизнь двух мальчиков, и меня потрясла не только его смерть, но и его похороны. Весь Смоленск от мала до велика хоронил своего Доктора.

— А дома у него – деревянный топчан и книги, – тихо сказала мама, когда мы вернулись с кладбища. – И больше ничего. Ничего!

В голосе ее звучало благоговение: она говорила о святом, а святость не знает бедности.

(Борис Васильев, автобиография «Летят мои кони…»)

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.

Александр Вишневский: Целитель ран
Имя величайшего советского хирурга многие запомнили благодаря его известной лечебной мази, но заслуги врача не ограничивались разработкой этого препарата.
Наперекор всем устоям и взглядами, он перевернул ранее известные медицине в хирургической практике.
4 сентября 1874 года родился Александр Васильевич Вишневский — знаменитый хирург и академик.
Медик окончил в 1899 году медицинский факультет Императорского Казанского университета, около года работал в качестве сверхштатного ординатора в хирургическом отделении Александровской больницы.
Позднее он начал работать на кафедрах оперативной хирургии с топографической анатомией и нормальной анатомии, там же в 1903 года он защитил докторскую диссертацию.
Будучи в командировке заграницей, Вишневский углубился в изучение нейрохирургии в лаборатории Мечникова в Пастеровском институте.
Начиная с 1910 года, врач начинает вести курс общей хирургической патологии и терапии на медфакультете Казанского университета, а уже через 6 лет стал заведующим кафедрой госпитальной хирургии.
Во время Первой мировой войны Вишневский, продолжал читать лекции студентам, одновременно работал старшим врачом в госпитале Казанского отдела Всероссийского земского союза, а также консультировал другие лечебные учреждения.
В результате проведения научной работы о концепции воздействия нервной системы на очаги воспаления, которая зародилась в процессе наблюдений за воздействием новокаина на различные патологические процессы, Вишневский установил, что этот препарат можно использовать не только в качестве обезболивающего, но и эффективного ранозаживляющего средства.
Позже врач создал целый ряд новых методик лечения гнойных ран, травматического шока, при которых применялось сочетание новокаина и масляно-бальзамической повязки, в дальнейшем получившее название «мазь Вишневского».
Благодаря такому методу, во время Великой Отечественной войны были спасены несколько тысяч советских солдат.
Обезболивание по Вишневскому стало в то время одним из приоритетных методов лечения для наших хирургов.
Мазь Вишневского, о которой впервые узнали в 1927 году, широко используется и по сей день.
13 ноября 1948 года Александр Васильевич Вишневский скончался в Москве, где и был похоронен на Новодевичьем кладбище.
Именем выдающегося врача и ученого названы площади и улицы, институты и самолет компании Аэрофлот.
Инет

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.

За всю жизнь доктора официально известно, что он поставил лишь один неправильный диагноз. Основоположник научного подхода к изучению инфекционных болезней. Гениальный клиницист! Никакой вымышленный доктор Хаус не сравнился бы с Боткиным.

Например, одному пациенту, у которого, несмотря на все процедуры, никак не проходила простуда, Боткин велел сменить маршрут движения на работу. Тот ежедневно ходил в Кремль через Спасскую башню, а доктор велел начать ходить через Троицкую. И болезнь отступила. Фантастика? Вовсе нет. Дело в том, что у иконы Спаса Нерукотворного, висящей над Спасскими воротами, следовало в любой мороз снимать шапку, что и послужило причиной возникновения и поддержания недуга.

Как до этого додумался Сергей Петрович? Ответ очевиден: он очень любил людей и был внимателен к ним.

Сергей Петрович Боткин родился в Москве 17 сентября 1832 года .

До 9 лет в семье Сережа считался, мягко говоря, глупым, поскольку он не умел читать и с трудом складывал буквы. Позже выяснилось, что у ребенка сильнейший астигматизм, и именно плохое зрение не давало ему успешно учиться.

Интересно, что научные задатки распознали и помогли развить родные братья, которые заметили, что маленький Боткин не читает, а пересчитывает на пальцах алфавит. Затем в семью пригласили частного учителя математики, который также подметил высокий потенциал ребенка, и совсем скоро Сережа стал лучшим учеником.

Учась на медицинском факультете Московского университета, будущий врач понял, что медицина далеко не совершенна, данные из справочников не являются аксиомой, а к каждому человеку необходим индивидуальный подход.

Три основных правила терапевта от С.П. Боткина:

Во-первых, нужно настроить больного на выздоровление, притом настраивать каждого по-разному. Одного жалеть, второго обнадежить, другого подбадривать, следующего пугать, с кем-то пошутить. Форма, в которой будет высказан совет, не менее важна, чем собственно содержание этого совета.
Во-вторых, лечить нужно человека целиком.
В-третьих, главную ответственность за появление и развитие болезней несет внешняя среда, от качества отдыха до взаимоотношения с родственниками.

Благодаря Боткину появился прообраз «скорой помощи» – санитарная карета. Он четко следовал настоящим человеческим принципам: по его инициативе в столице, а затем и в других городах были открыты медицинские комплексы для беднейшего населения. Они состояли из амбулатории и больницы, и лечение в них было бесплатным. Для Боткина не было пациентов важных и неважных. Он вникал в каждого пациента, в условия жизни людей.

В последний год своей жизни он разрабатывал проблему старости, хотя самому ему не удалось до нее дожить. Сергей Петрович скончался, когда ему было всего 57 лет. Работа без отдыха подорвала его силы. У Сергея Петровича болезнь сердца начала развиваться давно, и именно тогда Боткин поставил единственный неверный диагноз – самому себе. Он упорно считал, что страдает от печеночной колики (наиболее распространенное клиническое проявление желчекаменной болезни). В 1889 году, как писали газеты, «смерть унесла из этого мира самого непримиримого своего врага»…

Один из учеников Сергея Петровича, профессор Л.В. Попов, писал о нем: «Вся обширная деятельность этого в высшей степени замечательного человека на поприще медицинского образования в России, деятельность как ученого, как учителя и профессора клинициста, как врача и общественного деятеля была так велика и многогранна, что имя его, будучи одним из наиболее блестящих медицинских имен для современников, навсегда останется и для потомства в высшей степени почетным и вечно памятным в истории развития русской медицинской науки».

Инет

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.