Когда знаменитый писатель Вениамин Александрович Каверин только приступил к наброскам плана «Двух капитанов», его старший брат Лев Александрович Зильбер выл от боли, получая удары коваными сапогами под ребра и корчась на каменном полу Бутырки. Из него выбивали признание в намерении заразить Москву энцефалитом через водопровод. Это был второй его арест. Первый раз вирусолога Зильбера арестовали в 1930-м «за распространение чумы в Советской Армении», сразу после того, как он победил страшную эпидемию этой болезни в Нагорном Карабахе. Он не оговорил себя тогда и не собирался делать это сейчас — никакие пытки не могли заставить его подписать признание в шпионаже в пользу иностранного государства.

Человек огpoмной воли и мужества, он напишет позже в своем дневнике: «Следователя нужно оставлять раздраженным, доведенным до бешенства, проигравшим в дуэли между безоружным человеком и махиной палачества, подлости и садизма».

Всего пару месяцев назад — весной 1937 года — он совершил прорывное открытие Выделил из мозга человека, умершего от клещевого энцефалита, первый в истории медицины штамм этого смертельного вируса. Вакцину он разработать не успел — вместо лаборатории его ждали донос, тюремная камера,сломанные ребра, отбитые почки, пытки бессонницей и голодом.

Его отпpaвили отбывать срок в Печорские лагеря, где он почти уже умер от голода и переохлаждения, когда жена начлага начала раньше времени рожать. Зильбер удачно принял ребенка и в благодарность был назначен главным врачом в лазарет. Заключенные в то время массово умирали от пеллагры — тяжелой разновидности авитаминоза. Зильбер провел серию опытов и разработал лекарство от пеллагры на основе мха и дрожжей. Тысячи жизней были спасены.

Лагерного доктора срочно забрали в Москву. В 1939 году он был освобожден и стал заведующим отделом вирусологии в Центральном институте эпидемиологии и микробиологии Наркомздрава СССР, однако в 1940-м был арестован в третий раз. Его снова пытали, и он снова ничего не подписал. В результате он оказался в «химической шарашке», где разрабатывали дешевые методы производства спирта.

Taм, покупая у зэков живых крыс за махорку, он провел серию экспериментов, в ходе которых подтвердил вирусный механизм возникновения рака. Свое революционное открытие он записал микроскопическим шрифтом на двух листках папиросной бумаги, которые смог незаметно передать на волю во время свидания с первой женой. Она — сама известный микробиолог — сумела собрать подписи авторитетных медицинских светил СССР под просьбой освободить гениального коллегу.

Открытие Зильбера было настолько ценным, что за вирусолога вступился даже главный хирург Красной Армии Николай Бурденко. Его письмо с подписями более чем десятка академиков легло на стол Сталину в марте 1944 года. В тот же день Зильбера освободили.

Летом 1945-го он нашел и вывез в СССР семью — жену, сестру жены и двоих сыновей, уцелевших в немецких рабочих лагерях, где они провели три с половиной года. В том же году произошло из ряда вон выходящее событие: Сталин лично извинился перед ученым и вручил ему премию своего имени.
Другого такого случая, когда всесильный генералиссимус попросил прощения у «стертого в лагерную пыль», битого, ломаного, но не сломленного интеллигента, история не помнит.
Льва Зильбера избрали действительным членом Академии медицинских наук, назначили научным руководителем Института вирусологии АМН СССР и главой отдела вирусологии и иммунологии опухолей Института эпидемиологии, микробиологии и инфекционных болезней АМН СССР.

Одержать победу над раком Льву Зильберу так и не удалось. Но всей своей жизнью он смог доказать, что страшная опухоль произвола, поразившая нашу родину, отступает перед твердостью человеческого духа и чистотой сердца.
Лев Александрович Зильбер навсегда останется в нашей памяти не только великим ученым, но и безоружным человеком, выигравшим дуэль с «махиной палачества, подлости и садизма».

Автор: Сергей Протасов

Сто лет назад девушки не могли учиться в медицинском, но Зинаида Ермольева добилась, чтобы её взяли. В 20 лет она боролась с эпидемией холеры в СССР, испытывала на себе лекарства, а ещё через несколько лет изобрела советскую версию пенициллина и спасла тысячи людей от смерти.

Зинаида Ермольева была казачкой: она родилась в 1898 году на Дону, на хуторе Фролов, в семье казачьего старшины. Школы на хуторе не было, и мать отвезла дочерей, Зинаиду и Елену, в Новочеркасск — учиться в женской гимназии. Ермольева окончила школу с золотой медалью и решила поступать в медицинский университет. Говорят, она очень любила музыку Чайковского, и её поразило то, что он умер от холеры. Это отчасти определило выбор профессии: Ермольева действительно стала одним из главных специалистов по борьбе с холерой в нашей стране.

У семьи не было возможности отправить её в столицу, но, к счастью, в 1915 году, как раз в год окончания гимназии, в Ростов-на-Дону эвакуировали из Варшавы Императорский университет и женский мединститут. На медицинский факультет университета брали только юношей, но в женском мединституте преподавали те же профессора. Зинаиде, которая вместе с матерью писала прошения ректору и атаману Донского войска, удалось туда поступить. Вскоре учебные заведения объединили.

До этого в городе не было ни одного вуза, а тут появился целый коллектив учёных, стало зарождаться научное сообщество. Ермольева горела учёбой: до начала занятий пролезала через окно в лабораторию, чтобы несколько лишних часов посвятить опытам, просила коллег поплакать в пробирку и совала им под нос банку с хреном, а потом несла слёзы в лабораторию для исследований. Примерно в это же время британский бактериолог Александр Флеминг обнаружил, что слёзы содержат антибактериальный фермент лизоцим.

Ещё через несколько лет Ермольева первой сделала из него пригодный для лечения препарат. Она работала на кафедре микробиологии ассистентом, потом доцентом и параллельно ставила опыты в Северно-Кавказском бактериологическом институте.

▼ ПРОВОДИЛА ЭКСПЕРИМЕНТЫ НА СЕБЕ И ОСТАНАВЛИВАЛА ХОЛЕРУ

В 1922 году на Дону разразилась эпидемия холеры. Ермольева сумела выделить из водопроводной воды холероподобные вибрионы: чтобы понять, способны ли они вызвать холеру, привила их себе — выпила воду с растворенными в ней миллионами микробных тел. Через 18 часов она заболела и едва не умерла. Таким образом установила, что некоторые холероподобные вибрионы в кишечнике человека могут превращаться в истинные вибрионы и вызывать болезнь. Это было открытием. На основе её опытов были созданы рекомендации по хлорированию питьевой воды, которые используются до сих пор.

Вскоре университетский профессор Владимир Барыкин пригласил свою любимую ученицу в Москву — руководить отделом биохимии микробов и иммунитета в институте биохимии им. А. Н. Баха. Ермольевой было 25 лет. Она взяла с собой в столицу один чемодан: в нём была коллекция из 500 холерных культур. К 1939 году, когда Ермольеву отправили бороться со вспышкой холеры в Афганистане, она успела изобрести методы экспресс-диагностики болезни и создать мощный препарат.

Через три года её срочно вызвали в Сталинград: эпидемия холеры началась в немецких войсках, и её надо было предотвратить у нас.

Эшелон, в котором везли лекарство, разбомбили. Ермольевой пришлось налаживать его производство в осаждённом городе — лабораторию оборудовали в подвале.

Ермольева учила сотрудников и вместе с ними хлорировала колодцы, делала уколы больным, а здоровым людям выдавала хлеб с содержанием холерного фага, проводила разъяснительные беседы с солдатами и жителями города.

От холеры умерли 78 тысяч человек, в советских войсках эпидемию удалось предотвратить. За эту работу она получила Сталинскую премию и всю её пожертвовала на строительство истребителя, который назвали — «Зинаида Ермольева». Она действительно была истребителем — бактерий.

▼ ЛЮБОВЬ ВСЕЙ ЖИЗНИ И ОСВОБОЖДЕНИЕ ИЗ ТЮРЬМЫ

В Москве, в институте биохимии, Ермольева познакомилась со своим будущим мужем — блестящим вирусологом Львом Зильбером. В 1928 году они вместе поехали в Европу и стажировались в лучших научных центрах того времени — Институте Пастера в Париже и Институте Коха в Берлине. Они много танцевали, спорили, изучали последние достижения медицины. И вернулись из командировки уже парой.

Младший брат Зильбера, писатель Вениамин Каверин, вспоминал, что для Льва женитьба на Ермольевой была не первым и не последним браком. Для неё же это была любовь всей жизни. Через несколько лет, когда Зильбер бросил Ермольеву, она заболела и с большим трудом пережила этот разрыв.

Прошло много лет, прежде чем она опять смогла выйти замуж — за другого талантливого учёного, микробиолога Алексея Захарова (друга Льва Зильбера), который всё это время любил её и ждал.

В 1937 году и Зильбера, и Захарова арестовали. Зинаида пыталась вызволить обоих — писала письма, собирала справки, доказывая невиновность, стояла в тюремных очередях. Алексея Захарова расстреляли. Зильбера, которого обвиняли в попытке заразить Москву эценфалитом по водопроводу, выпустили. Но ненадолго — в 1940 году его снова арестовали.

В 1944 году его выпустили. Считается, что помогло письмо Сталину, отправленное по инициативе Ермольевой и подписанное, в том числе, главным хирургом Красной армии Николаем Бурденко.

Есть и более романтичная версия: Ермольева своим лекарством спасла жизнь дочери одного высокопоставленного военного. Когда он захотел её отблагодарить, попросила освободить Зильбера.

▼ ОХОТА ЗА ПЛЕСЕНЬЮ, ИЛИ ГОСПОЖА ПЕНИЦИЛЛИН

Когда в 1943 году Сталин вручал Ермольевой премию, он спросил, чем она планирует заниматься дальше. «Продолжить работу над живой водой», — ответила Ермольева. Во время войны солдаты гибли не только на поле боя, но и из-за заражения крови. Остановить инфекцию мог только пенициллин, но союзники СССР ни за какие деньги не хотели продавать технологию его производства. Ермольевой поручили создать пенициллин самостоятельно.

Александр Флеминг открыл действие плесневого грибка ещё в 1928 году, причём совершенно случайно. Он выращивал колонии бактерий, но плохо следил за своими образцами, и в одном из них завелась плесень. Флеминг хотел уже вымыть чашку, но заинтересовался тем, что грибок уничтожил все бактерии и не дал поселиться новым. Выделенное грибком вещество он назвал пенициллин.

Флеминг подробно описал свое открытие в научном журнале, но долгое время им не интересовались. Только в 1939 году британцы Эрнест Чей и Говард Флори смогли извлечь и очистить пенициллин, который затем испытали на 15-летнем подростке с заражением крови, а к 1943 году — наладили промышленное производство.

Вполне возможно, что Зинаида Ермольева, которая как раз стажировалась в Европе во время открытия Флеминга, читала его статью в научном журнале. Но какой именно грибок необходим — было неизвестно. Ермольева с коллегами приносила в лабораторию плесень с деревьев и газонов, выращивала её на продуктах, но всё безуспешно. Только 93-й по счёту образец показал необходимую пенициллиновую активность. Это была плесень со стены бомбоубежища.

Так появился советский «пенициллин-крустозин». После первых испытаний в Москве Ермольева отправилась тестировать крустозин в полевых условиях.

Результат был поразительным: безнадёжные больные выживали и «ни одной ампутированной ноги!», как вспоминала сама Ермольева.

В феврале 1944 года в СССР приехала делегация западных учёных во главе с Говардом Флори. Они привезли штамм своего пенициллина и было решено сравнить западное лекарство с отечественным. Ермольева очень волновалась, но советский крустозин оказался не хуже западного пенициллина и даже эффективнее — как ни парадоксально, потому, что был слабее очищен. Флори назвал Ермольеву «Госпожой Пенициллин», и с его лёгкой руки это прозвище закрепилось за ней в научных кругах.

Через год Флори, Чей и Флеминг получили за открытие пенициллина Нобелевскую премию. А Ермольева? Продолжила работать над созданием других лекарств. Среди них — стрептомицин, тетрациклин, интерферон.

Ермольева – автор более 500 научных работ, ее вклад в отечественную науку неоценим. Несмотря на это, имя выдающегося микробиолога остается в наши дни незаслуженно забытым. И когда вспоминают героев войны, об ученых говорят редко, хотя они этого заслуживают в неменьшей степени, чем военные.

Она умерла 2 декабря 1974 года, и даже в этот день успела провести научную конференцию. Писатель Каверин посвятил ей роман «Открытая книга».

Алина Терехова

Его называли рыцарем и хранителем русского слова
22 сентября 1900 года родился составитель знаменитого «Толкового словаря русского языка» Сергей Иванович Óжегов.
Корней Чуковский писал о нем: «Его подвиг никогда не забудется нами, и я верю, что созданный им чудесный словарь сослужит великую службу многим поколениям русских людей». А я добавлю: и не только русским.
По сию пору словарь Óжегова считается эталоном. Но составить его в годы жесткой советской цензуры было совсем не просто. Как известно, словарь — это словесный портрет эпохи.
Однажды цензор Главлита придрался к слову «любовница»: мол, у него неприличный смысл и негоже его вставлять в словарь. Ссылки на русских классиков не помогали! Главлит в то время находился в Ленинграде, и цензор, приезжая в Москву, останавливался у одной женщины. Óжегов, узнав про это, с улыбкой спросил его: «А эта дама-то кем вам приходится?». Цензор покраснел, вздохнул и махнул рукой: оставляйте слово, шут с вами!
В 1952 году в словаре Óжегова неожиданно появилось слово «ленинградец», хотя названий жителей других городов в словаре не было и быть не могло. Просто Сергею Ивановичу велели вставить какую-нибудь словарную статью, чтобы отделить друг от друга слова «ленивый» и «ленинец». Пришлось поломать голову, чтобы выбрать нужное слово.
Óжегова резко критиковали за то, что он включил в свой словарь церковную лексику и дал некоторым словам нейтральную оценку вместо негативной. Например, знаменитый лингвист Федот Петрович Филин писал в письме Óжегову, что «апокалипсис», «аналой», «иконостас» – это «словарные трупы», которым не место в советском лексиконе. По мнению Филина, нельзя было давать определение «аристократии» — «высший, родовитый слой господствующего класса, дворянства». Надо было «подчеркнуть эксплуататорский, паразитический характер аристократии». Но Óжегов стоял на своем и выстоял!
А вы давно заглядывали в словарь Ожегова? (Татьяна Яцюк)

22 сентября (по старому стилю 9 сентября) 1900 года родился Сергей Иванович ОЖЕГОВ — советский лингвист, лексикограф, доктор филологических наук, профессор. Автор однотомного «Толкового словаря русского языка» — самого популярного справочного издания по русскому языку.

С. И. Ожегов родился в посёлке Каменное Новоторжского уезда Тверской губернии.
Фамилия «Ожегов» образована от слова «ожег» — так на Урале называли палку, которую опускали в расплавленный металл, чтобы определить степень готовности массы.
Ожеговы происходили из демидовских крепостных, работавших на уральских заводах. Дед будущего лексикографа был лаборантом на Екатеринбургском заводе. Отец стал инженером и получил место на Каменской бумажно-картонной фабрике в пос. Каменное (ныне город Кувшиново) Тверской губернии. После переезда семьи в Петербург в 1909 году он работал в Экспедиции заготовления государственных бумаг (будущем Гознаке).
Один из предков Сергея Ивановича Ожегова — известный филолог, профессор Санкт-Петербургского университета Геннадий Петрович Павский (1787-1863), автор книги «Филологические наблюдения над составом русского языка», протоиерей. Мать С. И Ожегова была внучатой племянницей Г. П. Павского.

Родители С. Ожегова переехали в Петербург накануне Первой мировой войны — там будущий лингвист и лексикограф окончил гимназию. Поступил на филологический факультет Петроградского университета, но был призван на фронт, и занятия пришлось прервать. В 1922 году окончил военную службу. Учился на факультете языкознания и материальной культуры Петроградского университета (с 1924 года — Ленинградский университет), окончил его в 1926 году. В 1929-м окончил аспирантуру Института сравнительной истории литератур и языков Запада и Востока.

В 1936 году Сергей Ожегов переехал в Москву. С 1937 года преподавал в московских вузах (МИФЛИ, МГПИ). С 1939 года был научным сотрудником Института языка и письменности, затем Института языкознания АН СССР.

История создания словаря С. И. Ожегова началась задолго до выхода в свет первого издания. Ей предшествовала работа С. Ожегова в составе редакционной коллегии знаменитого четырёхтомного «Толкового словаря русского языка» под редакцией профессора Дмитрия Николаевича Ушакова. «Ушаковский словарь» появился в 1935-1940 годах и, воплотив в себе лучшие традиции русской лексикографической науки, явился первым толковым словарем советской эпохи. В его составлении приняли участие такие корифеи отечественной науки, как В. В. Виноградов, Г. О. Винокур, Б. А. Ларин, Б. В. Томашевский. Сергей Иванович Ожегов был одним из самых активных сподвижников Д. Н. Ушакова: из общего объёма словаря в 435 печатных листов он подготовил более 150.

В процессе работы над «Ушаковским словарем» у С. И. Ожегова возникла идея создания краткого толкового словаря для самого широкого использования. В конце 1930-х годов возникла инициативная группа по созданию «Малого толкового словаря русского языка», а в июне 1940 года была образована редакция, в которую вошли Д. Н. Ушаков (главный редактор), С. И. Ожегов (зам. главного редактора), Г. О. Винокур и Н. Л. Мещеряков. Составление плана издания, определение объёма и структуры словаря были поручены Сергею Ивановичу Ожегову.

Время активной работы над «Словарём русского языка» пришлось на тяжёлый период Великой Отечественной войны. В 1942 году в эвакуации в Ташкенте умер Д. Н. Ушаков, в том же году скончался Н. Л. Мещеряков. Сергей Иванович Ожегов, оставшись в Москве, работал над словарём. «В комнате чисто и холодно. Курева нет, отвыкаю. В половине декабря испортилась канализация. Потом последовательно водопровод вышел из строя, затем стало гаснуть электричество и лопнули трубы отопления…» Однако все эти тяготы быта отходили на второй план, главным была работа, «погружение в словарь».

Свой собственный однотомный словарь Сергей Иванович Ожегов выпустил в 1949 году. Он определил его как «строго нормативный, краткий словарь», призванный «содействовать повышению культуры речи, изучению и пониманию современного русского литературного языка». Словарь С. И Ожегова имел конкретную просветительскую миссию, он был «мощным средством распространения углублённых знаний о русском языке, о его богатстве и выразительности, средством, облегчающим непосредственное общение между братскими народами Советского Союза, мощным средством для повышения культуры речи».

При жизни автора вышло шесть изданий однотомного словаря: 2-е (1952 г.) и 4-е (1960 г.) были исправленными и дополненными, 3-е (1953), 5-е (1963), 6-е (1964) были стереотипными. Стереотипными были также 7-е (1968) и 8-е (1970) издания, вышедшие уже после смерти автора.
В течение всех этих лет словарь пополнялся и совершенствовался.

В свой словарь С. И. Ожегов включил лексику, описывающую явления церковной культуры, например, «аналой» и «иконостас» — и с его стороны это было очень смелым и рискованным решением, если учитывать, что в советскую эпоху существовали воинствующий атеизм и богоборчество. За столь смелый шаг С. И Ожегов, конечно же, подвергался нападкам и критике — так же, как и за то, что некоторым словам в словаре он давал нейтральную оценку вместо негативной (как того требовала идеология).

В числе других филологических интересов С. И. Ожегова были орфография и орфоэпия. Он стал одним из редакторов первого академического «Орфографического словаря русского языка» (1956), словарей-справочников «Русское литературное произношение и ударение» (1955), «Правильность русской речи» (1962), основателем и главным редактором сборников «Вопросы культуры речи» (1955-1965).

По инициативе С. И. Ожегова в 1958 году в Институте русского языка в просветительских целях была создана справочная служба, специалисты которой отвечали на запросы организаций и частных лиц, касающиеся правильности русской речи.

С. И. Ожегов был членом Комиссии Моссовета по наименованию учреждений и улиц Москвы, Предметной комиссии по русскому языку Министерства просвещения РСФСР, заместителем председателя Комиссии Академии наук по упорядочению написания и произношения иноязычных собственных и географических наименований, научным консультантом Всероссийского театрального общества, Гостелерадио СССР; членом Орфографической комиссии АН, готовившей «Правила русской орфографии и пунктуации».

Над совершенствованием своего словаря С. И. Ожегов трудился до последних дней жизни. В марте 1964 года, уже будучи тяжело больным, он подготовил официальное обращение в издательство «Советская энциклопедия», в котором писал: «В 1964 году вышло новое, стереотипное издание моего однотомного «Словаря русского языка»… Я нахожу нецелесообразным дальнейшее издание Словаря стереотипным способом. Я считаю необходимым подготовить новое, переработанное издание. Предполагаю внести ряд усовершенствований в Словарь, включить новую лексику, вошедшую за последние годы в русский язык, расширить фразеологию, пересмотреть определения слов, получивших новые оттенки значения, усилить нормативную сторону Словаря».
Осуществить этот замысел С. И. Ожегов не успел. Выдающийся ученый скончался 15 декабря 1964 года.

Перед смертью С. И. Ожегов выразил желание, чтобы его похоронили по православному обряду. При жизни он ежегодно посещал пасхальную службу в Новодевичьем монастыре.
Но его желание исполнить не решились.

После смерти С. И. Ожегова, выполняя его волю, работу над словарем продолжила член-корреспондент Российской академии наук Наталья Шведова (ранее она была редактором-лексикологом 2-го издания). Под её редакцией и с её участием в качестве соавтора в 1972 году вышло 9-е — исправленное и дополненное — издание. С этого времени началась новая жизнь словаря. С 1972 по 1991 гг. вышло в свет 14 его изданий. Вырос объём словаря, расширилось описание семантической структуры многозначных слов.

После выхода в свет 21-го издания (переработанного и дополненного, 1989) работа над словарём продолжалась. Книга стала выходить в свет под именами двух её авторов — Сергея Ожегова и Натальи Шведовой.

В 1990 году Академия наук СССР присудила «Словарю русского языка» С. И. Ожегова премию имени А.С. Пушкина.

«Словарь русского языка», созданный Сергеем Ивановичем Ожеговым, надолго пережил своего автора, ведь прошло уже более 70 лет со дня выхода первого издания.