НАТУРЩИЦА
Анастасию Забудину, как студентку художественного колледжа, не волновали вещи, не имеющие прямого отношения к искусству. Она скромно питалась, еще скромнее одевалась и жила в самой скромной комнате в общежитии. Но на жизнь всё равно не хватало.
Съев на завтрак запасенные для концептуальной картины макароны, Забудина поняла, что так дальше продолжаться не может. Ей нужна подработка.
— Есть один вариант, — кивнула соседка Тамара, когда Анстасия рассказала ей о своей проблеме, — Но весьма сомнительный.
— Я согласно на всё. За сосиску убить готова.
— Убивать не надо. А раздеться придется. Погоди возмущаться! Это не то, о чём ты подумала. Надо поработать натурщицей. Два часика посидишь с виноградной лозой в руках и сможешь сосисками целую неделю питаться.
Забудина задумалась. С одной стороны она сгорала от стыда даже на медицинском осмотре молочных желез, с другой стороны, еще пару дней без еды, и осматривать будет нечего.
— Я сама три раза позировала. Но сейчас им нужна худышка, как ты.
— Им?
— Да. Там сразу несколько художников. Восемь или девять. Не переживай, они все женщины.
— Тогда согласна.
***
В хорошо освещенной студии за мольбертами сидело семь женщин. Забудина сидела на красных подушках посредине, одетая в легкий халатик.
— Милочка, все собрались. Вы можете уже раздеваться, — низким голосом сказала полная дама в очках.
— Х-х-хорошо, — дрожащим голосом согласилась Анастасия и скинула халатик.
Женщины начали рисовать с деловым видом, лишь дама в очках поцокала языком:
— Да не красней ты так, девочка. С подушками сливаешься.
Забудина глубоко вздохнула, как на приёме у маммолога. И усилием воли вернула своей коже естественную бледность.
— Уф. Чуть не опоздал на Афродиту,- в комнату с мольбертом под мышкой ворвался нескладный тип в очках и с красным шарфом.
— Ой! — воскликнула Анастасия и через мгновение снова была в халатике.
— Так, в чём дело? — Возмутилась дама, — Почему вы опять оделись?
— О-о-он, — обвиняющий палец показал на парня.
— Что? Ну, опоздал Альбертик, ну и что?
— Мне сказали, что тут не будет мужчин.
— Это — не мужчина. Это — художник. Давай-ка тряпку долой.
— Позвольте, — возмущенно вмешался парень, — Я полноценный мужчина.
— Я так не согласна. Пусть он отвернется.
— Как же ему рисовать?
— Да! Как же мне рисовать прикажете? На ощупь?
— Так, дорогуша, — толстая дама уперла кулаки в бока, — Ты деньги получила? Получила. Теперь должна отработать.
Сжав губу, Забудина опять обнажилась.
«Думай о еде. Думай о еде» — твердила она себе. Но вскоре не выдержала и сказала:
— Я так не могу.
— Что ж за Афродита нам сегодня попалась болтливая. Всё вдохновение сбиваешь.
— Он на меня смотрит. Так не честно.
— Чего ж ты хочешь?
— Пусть он тоже разденется! — приняла неожиданное решение Анастасия.
— Что? Вот ещё. Не буду я раздеваться.
— А что так? На голую девушку пялиться — это ты герой. А самому раздеться страшно? — почуяв слабину, Забудина начала наступать.
— Ничего мне не страшно. Я пришёл сюда рисовать, а не позировать — мне за это не платили.
— Как будто, если б заплатили, то согласился бы… Половину своего гонорара отдам, если тоже разденешься, — пошла ва-банк Забудина.
— Нет.
— Я так и знала. Трус.
— Из принципа не буду, — надулся парень.
— Альбертик, не строй из себя девочку. Разденься — и мы продолжим рисовать в тишине, — вмешалась толстая дама.
— Так вы на её стороне?
— Альбертик, если разденешься — купим тебе пиццу.
Парень со злостью снял с себя шарф и швырнул на пол. Затем проделал такую же операцию с остальными вещами. Пока не остася в одних трусах.
— Трусы тоже.
— Трусы — только за большую пиццу.
— Ладно.
— С пепперони.
— Уговорил.
Под хлопки художниц Альбертик снял с себя трусы и красный, то ли со злости, то ли со стыда, стал рисовать. Через некоторое время до него дошло, что большинство женщин смотрят не на Афродиту.
— Чего уставились!?
— Что не нравится? — злорадно спросила Забудина, — Будешь знать.
— Зато я получу пол твоего гонорара и пиццу в придачу.
— Сволочь! Ненавижу.
— Ребятки замолчите! Не мешайте рисовать Апполо… в смысле Афродиту.
Через два часа всё закончилось. Картины были нарисованы, женщины разошлись по домам, а Альберт и Анастасия не глядя друг на друга одевались.
— Что б ты подавился своей пиццей! — прервала молчание Забудина.
— И тебе не хворать.
— Что б тебя пронесло!
— Ты мне, кстати, деньги так и не вернула.
В дверь, не постучавшись, вошел курьер:
— Пиццу заказывали?
— Пошёл вон! — рявкнули Ансатасия и Альберт в унисон, прикрывая оголённые участки.
После чего переглянулись и засмеялись.
***
Через полчаса от пиццы осталась одна коробка. Забудина возвращалась в свою очень скромную комнату. Её провожал Альберт. На улице было холодно — и они кутались в один шарф. В студии высыхало восемь картин. На семерых была изображены Афродита, плавно переходящая в Апполона. На восьмой была просто Афродита.
Спустя годы последняя картина была признана шедевром.
Многие отмечали оригинальное решение последней картины. Глядя на неё буквально чувствовалось, что сначала Афродита была так себе, но с каждым мазком становилась всё выразительнее и красивее. Критики считали, что таким образом художник хотел подчеркнуть процесс рождения греческой богини.
А вот почему, глядя на картину, хотелось есть, так никто и не понял…
Автор: #Kriver
