Квава
— Ой, Клавка! Клавка!
Бабуля сдергивает с веревки пересохшее белье: застиранные пожелтевшие простыни, ситцевые наволочки в мелкий вылинявший цветочек, Санькины трусики и маечки. Она набрасывает их себе на плечо. На плече растет гора из белья. А бабуля все дергает сердито веревку, и Санька с интересом ждет, когда же веревка не выдержит и оборвется. Он сидит в зарослях золотых шаров, благоразумно считая, что лучше не высовываться, пока мама с бабулей ругаются.
Мать стоит на крылечке в нарядном платье, красивая, как принцесса из сказки. Платье из какой-то шуршащей голубой ткани. Все в алых вишенках. А на каждой вишенке — зеленый листочек. Саньке очень хочется потрогать вишенки, и он терпеливо ждет, когда бабуля перестанет ругаться. Мать, запрокинув руки за голову, смотрит на небо и улыбается. И видно совсем не боится бабулиного ворчания.
— Ты, Клавка, хоть и дочь мне родная, а я тебе всю правду скажу. Стерва ты, Клавка! Чужого мужика из семьи увела, детей посиротила. Как я теперь людям в глаза смотреть буду? Это ж со стыда сгореть. Своего пацана бросила! Он уж и забыл, как ты, лярва, выглядишь. Накатила из города и помелась подолом по селу. Разворошкала чужую семью. Ну, Генка он с детства пыльным мешком пришибленный. Как только Соньку угораздило за него замуж выйти! Куда ее глаза смотрели! Но ты-то! Ты как могла! Вот подожди! Расцарапает Сонька глаза твои бесстыжие! А я слова не скажу. Как Зинка-немтырька молчать буду. Пусть хоть всю рожу твою бесстыжую разрисует, я и не ворохнусь.
Санька не очень понимает, за что бабуля ругает мать, но попадать под горячую бабулину руку не собирается. Осторожно елозя тощим задочком по палой листве, он отползает в глубь цветника. Мать лениво потягивается, оглаживает платье на крутых бедрах, спускается с крылечка и садится на лавочку у сарая. В цветочных зарослях маячит замурзанная Санькина мордаха. Мать улыбается и подмигивает Саньке. Санька расплывается в счастливой беззубой улыбке. Он уже готов выскочить из своего убежища, броситься к матери, взобраться на коленки и наконец-то потрогать вишенки, так похожие на настоящие. Но мать, все так же улыбаясь Саньке, говорит:
— А если это любовь, мама!
— Какая-такая любовь! — возмущается бабуля.
Она сдергивает с веревки последнее полотенце, сваливает все белье на обеденный стол в тени старой груши и начинает аккуратно складывать простыни и наволочки, разглаживая все складочки.
— Постыдилась бы! Ты не девка, чтоб в любовь играть. У тебя сын! Ты о нем подумала?
Бабулин крик заставляет Саньку съежиться и замереть. Он боится крика. Подтянув коленки, обхватив их ручками-прутиками, Санька размышляет над словами бабули. Как это можно играть в любовь? Играть в прятки, в пятнашки, в войнушку — это понятно. А как же играют в любовь? Санька представил маму с игрушечным автоматом, в старой дедовой фуражке с поломанным козырьком. В этой фуражке Санька всегда играл в войнушку с мальчишками. Мама в нарядном платье ползет в лопухи. Санька хихикнул, представив себе эту картину. Ох, и досталось бы маме от бабули за платье! А мама, словно не замечает, что бабуля сердится.
— Мама! Маааа-ма! — произносит она певуче, улыбка не сходит с ее красивого лица.
— Перестань ругаться, мама! Я не хочу куковать одна. Понимаешь? Я хочу семью. Мужа хочу! Я еще молодая. Я жить хочу. Вот устроимся с Геночкой и заберем Саньку. Ну пусть он еще у тебя немножко поживет.
Бабуля ахнула и, развернувшись к дочери, качает головой.
— Опять уезжаешь? Так ты сдай его в детский дом! Раз он тебе не нужен! Какая ты мать? Появишься на день, как ясно солнце, и опять уметаешься. Но на этот раз не выйдет, Клавка! Устала я. Ты хоть понимаешь или нет? Давление совсем замучило. Помру вот так, напугаю пацана до смерти.
Мать легко поднимается, подходит к бабуле, обнимает ее за худые плечи.
— Ну, мам! Ну кто ж мне поможет, если не ты?
— Ты б хоть денег оставила! Моя-то пенсия сама знаешь какая. Копейки!
-Ну, откуда у меня деньги, мам! Я ж одеться должна, обуться. За красотой следить надо. Опять же мы с Геночкой квартиру хотим снять. Отдельную. Ну не в общаге же нам жить! А Саньку я заберу. Обязательно. Но позже. Ну, мамочка!
Мать с бабулей забирают белье и уходят в дом. А Санька, выбравшись из своего убежища, несется на улицу, где в этот ранний час никого нет. Саньке не терпится похвастаться, что мама его забирает с собой. И он теперь будет жить в городе. Санька бежит от двора к двору, вздымая босыми ногами облачка пыли. Как назло никого. Только дед Андрюха, водитель председателевой кобылы, дремлет у правления. Даже похрапывает. Кобыла по кличке Ложка, понуро свесив голову, дремлет, привязанная к забору. Санька остановился , постоял рядом с дедом. Спит! Очень хотелось погладить Ложку, но поделиться радостью хотелось еще больше. Санька помчался дальше, к магазину. Там точно кто-нибудь есть. И впрямь у входа в магазин что-то оживленно обсуждают тетка Настя и тетка Дарья.
Санька побаивается скандальной тетки Дарьи. Но очень уж хочется поделиться новостью. Санька, как учила его бабуля, перестал скакать, смирно подошел к женщинам и поздоровался. И все же, не удержав распиравшей его радости, подпрыгнул и закричал: » А меня мама в город забирает!»
— Чтоб твою маму черти замотали! Чтоб ее трамвай перехал! — в сердцах бросает тетка Дарья. Тетка Настя с жадным интересом наблюдает развитие конфликта.
Большие испуганные слезы наворачиваются на глаза, Санька растирает их пыльным кулачком, но желание защитить маму пересиливает страх, и он кричит тоненьким от волнения голоском:
— Моя мама самая лучшая! А ты… А ты, тетка Дарья, злая! Пусть тебя Вошка задавит!
Конечно, Санька имел в виду председателеву кобылу Ложку. Но в свои четыре года он еще не научился толком выговаривать букву «л». Особенно если волновался. Но тетки Дарья и Настя этой особенности Санькиной дикции не знали, поэтому сердито закудахтали, запричитали.
— Ты посмотри! Такой сморчок, а уже ругается. Чтоб, говорит, тебя вши заели! Сразу видно, чье отродье!
Санька разворачивается и бредет домой, загребая пыль. Пыльное облако совершенно скрывает его. Бабуля, конечно, отругает Саньку, и может, даже отшлепает. Но зато Санька заступился за маму. Не побоялся. Санька чувствует, как его распирает горделивое чувство. И он упрямо пылит до самого дома.
На крыльцо выходит бабуля, и Санька сразу понимает по выражению ее лица, быть ему битым.
— Ты где ж так выгваздался! — ахает бабуля, всплеснув руками. — Да на тебя ж, паразита, не настираешься!
Но Санька не слышит ее. На крыльцо с чемоданом выходит мать. С чемоданом! Уезжает? А как же он, Санька! Одна уезжает? Без него?
— Сыночек, ты деда Андрюху не видел? Пора ехать, а то на поезд опоздаю.
— А я? — тихо спрашивает Санька.
Мать спускается с крыльца, несет чемодан к калитке. Санька хвостиком бежит за ней. Он хватает мать за подол нарядного платья и шепчет, все еще не веря своим глазам:
— А я? Возьми меня с собой!
Слезы, крупные, как горошины, катятся по его замурзаным щекам, промывая неровные дорожки.
Мать с досадой бросает чемодан, выдергивает подол платья из Санькиных рук, отряхивает.
— Ну вот! Платье испачкал! Перестань реветь! Ты же мужчина. Слушай меня внимательно!
Санька замер и даже рот раскрыл, чтобы не упустить ни слова.
— Нельзя тебе в город ехать. Ты же букву «л» не умеешь говорить. Кто ж тебя в город пустит? Там все правильно разговаривают. Ну-ка скажи: «Клава! Повтори!»
Санька таращится на мать еще не просохшими глазами, с готовностью кивает, улыбается. Это его маленький секрет. Его тайна. Он представляет, как сейчас удивится и обрадуется мать. Он уже умеет говорить правильно. Вчера целых два раза получилось. А то, что сегодня кобылу Вошкой назвал, так это не считается. Он забоялся тетку Дарью. Вот и ошибся. Но он умеет говорить правильно! Уже умеет! И Санька, улыбаясь во весь щербатый рот, громко кричит: «Квава!»
Санька ужасается. Он знает, когда он один и совершенно спокоен, и ничего не боится, он уже умеет говорить правильно. Но сейчас он волнуется. Нет, у него должно получиться! Должно! Сейчас он скажет правильно! Санька стискивает кулачки и снова повторяет:
— Квава…
— Вот видишь! — укоризненно произносит мама. — А если ты в городе заблудишься, тебя спросят, как маму зовут, а ты скажешь: «Квава!» И никто тебя никогда не найдет. Ты понял? Вот научишься говорить мое имя, тогда и поедешь со мной в город. Договорились?
Санька молчит. Он еще не осознал в полной мере размер обрушившегося на него несчастья. Он все еще надеется.
К калитке подъехал заспанный дед Андрюха на Ложке. Мама закидывает чемодан в телегу, подгребает побольше сена, укрывает его стареньким рядном.
— Ну, слушайся бабушку, сынок! — говорит мама и садится в телегу. Алые вишенки на праздничном платье горят огоньками.
Дед Андрюха чмокает, трогает поводья, Ложка лениво перебирает ногами, колеса телеги покатились мимо Саньки. Вот и все. Бабушка ушла во двор, а Санька все так и стоит у калитки, опустив голову.
Стук колес все тише и тише, вот уже и не слышен. Облачко пыли медленно оседает на дорогу. Бабуля выглядывает за калитку и сердито бросает:
— Ну чего встал столбом? Пошли завтракать! Горе мое!
Санька вдруг срывается с места и, сломя голову, бежит по дороге.
— Квава! — кричит он. — Квава! Возьми меня с собой! Квава! Я научусь! Возьми меня! Квава! Я… люблю тебя!
… Давно уже нет в живых бабули. Да и Клавдия больше в деревню не приезжала, так и затерялась, сгинула где-то в поисках своего женского счастья. А Санька что ж… Санька вырос. Первый мастер на деревне. Плотничает, руки у него золотые оказались. Перестроил бабулин дом, женился. Когда и выпьет. А куда ж без этого!
Только вот букву «л» так и не научился выговаривать…
© Copyright: Нина Роженко Верба
Автор публикации
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.