Никтошечка. Жизненная история

Никтошечка

«Да пойми ты! Эта старуха нам никто!» — взвизгнула Эльвира, желая убедить дочь в своей правоте. Шурочка скривилась, словно собираясь заплакать, но вдруг голову вскинула:»Тогда для меня она самая родная Никтошечка на свете и по другому не будет!»

Никтошечка.

Так случилось, что из многодетной деревенской семьи Ивана да Лукерьи всех девок замуж взяли и только младшая, Малаша — самая тихая да смирная, осталась невостребованной.

Видно ее жених так и не родился или в дальней стороне заблудился. Так говаривала Лукерья, жалея дочь.

Малаша оставалась при родителях крепкой опорой пока в семьях её, ставших городскими племянников, детки рождаться не начали.

Первым Володька, сын старшей сестры заявился с низким поклоном и большой просьбой:»Тетя Малаша, айда ко мне дочку нянчить. Садик не дают, а жёнке на работу выходить пора.»

Малаша совсем уже взрослая женщина встала на перепутье: родители состарились, как их оставить? И города она боялась.

Но уж больно Володька просил, обещая деда с бабушкой вниманием не обделять. Он и раньше приезжал посадить да выкопать картошку, крышу подправить.

Мать с отцом засидевшейся дочери ехать присоветовали. Мол, может в городе с каким мужичком познакомишься. Не старуха, хоть и за четвертый десяток переступила.

Дочь не знала, что давно уж они меж собой толковали, как будет Малаша бедовать одна, когда их на погост проводит. А в городе может приживется меж родни. Так Малаша из колхозницы стала нянькой.

Володя обо всем подумал: по трудовой тётки знакомая на подработку устроилась и Малаше стаж продолжил капать.

Старшая дочь Володи в школу пошла, вторая подоспела. Померли отец с матерью Малаши, а она нянчила уже не Володиных детей, а другого племянника.

Как знамя труда передавали ее из рук в руки в родне. Кого до детского сада довела, кого до школьного возраста. И вроде, как ненужной стала. Уже не ждать — заманивать Малашу стали племянники, а терпеть.

Ох, Володе спасибо! За пару годков до того, как тётка тяготить своим присутствием всех начала, деревенский дом (лес ягодно-грибной, река рядом) дети сестёр Малаши сообща продали за очень хорошие деньги.

Вот Володя и потребовал:» Давайте, господа хорошие, вскладчину тётке какую-никакую комнатушку купим. Ведь в доме и её доля имелась. Не под кустом же ей жить!»

Поскрипели, но сбросились племяннички, а жёны их переживали: «А помрёт — кому отойдет малосемейка купленная?»

Квартирный вопрос всегда злой был. Володя, чистая душа, рукой махнул: «Да кто стакан подавать будет, тому и достанется или, как баба Малаша распорядится.»

И будь он жив, одинокая тётка без заботы бы не осталась. Но Володька не дожил и до полтинника. Гастрит. гастрит, а от рака помер.

С уходом Володи родня про бабу Малашу «забыла.» И то: детки у всех подрощены, в няньках не нуждаются. А у нее самой седьмой десяток на пороге стоит. Пусть в своей малосемейке живёт.

Она и перешла туда. Из мебели — стол, шкаф да раскладушка. Ну и так, утварь нехитрая. Малаша, привыкшая к заботам о малышах, затосковала.

Но тут подвернулась ей привычная «вакансия.» Малаша в магазин пошла и в очереди в кассу с ней заговорила молодая женщина: «Вы случайно деток не нянчите? У меня вот дочка (бледненькая девочка рядом стояла) после операции на сердечке, не садиковая. Ищу самую добрую няню на свете. С проживанием.»

Малаша наклонилась к девчушке, а та вдруг прояснившись лицом, пролепетала:»Иди! Буду тебе сказки рассказывать.» Ну, как не пойти? Вот так Малаша обзавелась новой воспитанницей.

Шурочке шёл четвёртый год и растить ее было одно удовольствие. Старая да малая очень подружились.

Жили они в одной комнате — просторной, светлой. Родители девочки много работали и большую часть своей жизни она проводила с Кашей — Малашей.

Так Шурочка шутливо называла нянюшку, а та не возражала. Девочке следовало выполнять дыхательные упражнения, гулять подальше от загазованных улиц и соблюдать режим.

Няня, даром, что не образованная, требования выполняла неукоснительно. Шурочка подрастала и крепла здоровьем.

Когда подступал час ночного засыпанья, воспитанница просила: «Каша-Малаша, расскажи за жизнь.» И няня обсказывала серьёзной не по годам девочке личные простые истории.

И особый случай тоже доверила. Она тогда с беременной женой очередного племянника на теплоходе к ним домой возвращалась. Первенца тётка им до детсада дорастила и было в деревню вернулась, а тут (дело молодое) второй ребёнок подошёл к рождению.

Вот жена племянника и забрала Малашу заблаговременно. На теплоходе девчонка молодая крутилась с младенцем.

Малаша с ней и разговорилась. Та назвалась Олей. Студентка. Залетела. Обещать — не означает жениться, парень Олю оставил. А ребёнок родился.

Родители девушки ни о чём не знают и убьют её или из дома выгонят. И вот куда ей? Малаша заглянула в свёрток. Дитя смотрело серьёзным взглядом, словно тоже свою судьбу обдумывало.

«Ох, мне бы такого!»-не сдержалась от вздоха Малаша и посетовала девчонке на своё житьё — бытьё старой девы.

Оля в лице переменилась и говорит: «Сейчас долгая остановка будет. Мне надо кое-что для ребёнка купить. Пусть он в ваших руках побудет. Видно сам Бог вас послал.» Жена племянника, не считая Малашу интересной собеседницей, где-то в трюме обреталась. И женщина согласилась.

Оля поставила у её ног большую сумку, младенца протянула и прочь убежала, едва теплоход к пристани прибился. Двадцать минут прошло, тридцать. Дитя закряхтело. Малаша сама не рожала, но опыт есть — развернула одеяльце, пелёночки.

Девочка! И ещё записку увидела. Оля просила у дочки прощения за то, что её оставляет, называя Алёнушкой.

В сумке оказались только детские вещи, сухое молоко да большой термос с горячей водой, чтоб было чем малышку кормить. И никакого свидетельства о рождении. Возможно, Оля вне роддома рожала.

Теплоход уж отчалил от берега. Малаша перепеленала, покормила Алёнушку. Ох, горе-горькое. Вспомнилось: «Бог вас послал.»

Замельтешили мысли обманные: взять девчушку себе, вернуться в деревню. «Проживём. Это будет моя дочка,»- думала Малаша. Жена племянника подошла некстати, а как узнала в чём дело, до подобия схваток разнервничалась:

«А мы как же? И зачем тебе чужой ребёнок, когда родные по крови есть — возись сколько хочешь.»

И к капитану пошла. Поднялась шумиха. Алёнушку у Малаши забрали. И всю жизнь она себе простить не могла своей нерешительности. Послал Господь дочь, а Малаша не приняла.

Шурочка, выслушав эту грустную историю, с глазами полными слёз, обняла старушку крепко:»Зато я у тебя есть, нянюшка.» И та кивала :»Ты моя, моя девочка.»

Но статус Малаши в этой семье оказался нестабильным, хотя Эльвира взяла у неё всё, что могла. Поначалу нянька «с улицы» была полноправным членом семьи.

К ней относились уважительно, полностью доверяя Шурочку и часть хозяйственных забот. Кормили, поили и деньги платили, которые бабе Малаше было брать неудобно. Она их на книжку вместе с пенсией откладывала.

Как-то Эльвира смущенно заговорила о малосемеечке няньки: «Вот, что она пустует, Малаша. Давай сдавать будем.

Деньги получатся небольшие, но можно будет учительницу музыки для Шурочки оплачивать.» Действительно, в доме пылилось пианино. Эльвире хотелось музыкально развить дочь без специальной школы.

Малаша охотно откликнулась и жильё её стали сдавать. А лет через семь у Эльвиры образовались деньги от продажи унаследованной доли в квартире умершей родственницы.

С согласия Малаши малосемейка преобразовалась в просторную однокомнатную квартиру, оформленную на Шурочку и Малашу в равных долях.

К тому времени родня к бабе Малаше совсем интерес утратила и всё прошло спокойно. Туда-сюда годочки шмыгали. Шурочка сформировалась в привлекательную и абсолютно здоровую девушку. Школу закончила и уехала в соседний город, став студенткой.

Малаша свои накопления, довольно приличные, ей отдала: за квартиру платить, себя содержать на чужбине, а может и на свадебку что-то останется.

Она к тому времени начала слепнуть. И ходила, не отрывая шаркающих ног от пола. Неудобная, пахнущая старостью бабка. И откуда только она свалилась на голову Эльвиры?!

Её собственная мать проживала в другом городе и забот не требовала, а тут — старуха чужая. Суп ей налей, а не то расплещет, таблетки купи да каждый день в руку вкладывай — сама не разберется.

Моется не аккуратно, воздух портит, не замечая. Уж не из-за неё ли муженёк Эльвиры всё чаще после работы задерживается?

Эльвира перевела Малашу из светлой комнаты в тёмную — из кладовки устроенную. Слепой-то какая разница, где находиться.

И говорила, раздражённо: «Ради бога, идите к себе!» Принципиально на «вы» переходила, подчеркивая, что Малаша ей совершенно никто.

Все «достижения» и щедрость няньки Эльвирой были забыты. В конце-концов, она у племянников не по одному ребёнку подняла, а отдувается она — Эльвира.

Лишь наличие квартиры, приобретенной и благодаря Малаше тоже, не позволяли посадить старуху к кому -нибудь из родни на порог.

Начала мать Шурочки собирать документы для оформления Малаши в дом престарелых. Получить направление было не так просто, но она влиятельную знакомую подключила.

Шурочка, опьяненная новой, студенческой жизнью на время про няню забыла. Нет, она спрашивала у матери по телефону: «Как няня?», но даже ответ до конца не выслушивала, торопясь поделиться чем-то своим.

Домой приезжала не часто, довольствуясь тем, что навещают родители с сумками, наполненными провизией.

А на втором курсе накрыла Шуру такая любовь, что сняли с однокурсником квартиру, чтобы жить вместе. И опять Малашины сбережения выручали.

Закрыв успешно сессию за второй курс, Шурочка, как на крыльях прилетела домой с волнующим сообщением, которое обрушила на мать с порога: «Мама, Андрей сделал мне предложение! В выходные приедет с родителями с вами знакомиться. Большого торжества мы не хотим, но платье белое — обязательно…

А где няня? Вот я подарок ей привезла — особенный!»- и торопливо прошла в свою комнату, которую и нянюшка её когда-то занимала.

Эльвира, в некотором смущении следом пошла. Дочь по её мнению, всегда была чрезмерно чувствительной. «Мама?!»- не обнаружив Малашу, испугалась Шурочка.

Эльвира неохотно дала пояснения: «Да ничего с ней не случилось. Вон, лежит в темнушке. Папа твой убрал в кладовке полки и получилась комната.

Малаше ведь всё равно — слепая. Так всем спокойнее. » Шуру происходящее возмутило: дверь в кладовку была плотно закрыта, а за ней ненужным предметом находилась её няня — Каша- Малаша.

Шура распахнула кладовку и еле разглядела кровать и ветхую нянюшку. Эльвира, отказываясь быть свидетельницей «душещипательной встречи,» на кухню ушла.

Реакция дочери её раздражала. Лучше бы сели вдвоём да о предстоящей встрече с родителями жениха поговорили, о свадьбе. Вот это — жизнь, события!

А старуха свою долю уважения и благодарности получила сполна. Пора и честь знать — зажилась.

Ничего, Шурочка переключится. Замуж выйдет, уедет доучиваться и тогда няньку можно будет сдать в приют. Условия там вполне приемлемые для старого человека ничего уже не понимающего. Какая разница, где бревном лежать?!

Шурочке в нос ударил кисловатый, спертый воздух утлого помещения. Она склонилась к Малаше, обгладила морщинистые щеки ладонями, ощутив слёзную влажность.

«Нянюшка, прости меня, моя маленькая. Ягодка моя спелая, сладкий пирожок,»- не замечая, Шурочка обращалась к старушке так любимыми ею самой в детстве словами, Малашей произносимыми. Няня прошелестела:»Шуронька, детынька. Вот и свиделись.» На ощупь нашла голову воспитанницы и погладила: «Красавица ты моя.»

Два часа спустя, Малаша, выкупанная Шурочкой, накормленная (они обедали вместе) полусидела на кровати в прежней комнате — её и Шурочки. На лице присущая ей застенчивая улыбка. На коленях круглая коробочка — с зАпахами.

Шура привезла в подарок няне ароматерапию: мешочки с сухими травами, цветами благоухали каждый по своему. Конечно, не обошлось без вмешательства специальных отдушек, но к Малаше пришло ощущение, что она на цветущем лугу.

Ах, сколько впечатлений! Слепой человек ведь живет звуками, запахами и тактильными ощущениями и так давно их не было у Малашеньки.

А за закрытыми дверями кухни мать пыталась строить конструктивный диалог с сердитой дочерью.

Она говорила, как ей непросто работать, ухаживать за слепой старухой, оживлять отношения с отцом Шурочки у которого, кажется, начался возрастной кризис: «Ты, Шура, молода, а потому категорична. У тебя сейчас жизнь бабочки — порхаешь, наслаждаешься жизнью, любовью. Я у тебя этого не отнимаю, но и ты меня не суди.

Твоя родная бабушка, моя мать, живя в другом городе, заботы не требует, а этой я что должна?» Шура спросила почти шёпотом:»А если я тебя, лет через сорок в кладовке закрою — ты поймешь?!»

«Она слепая. И услышь меня, дочь! Эта старуха нам никто!» — взвизгнула Эльвира, желая убедить упрямую девчонку в своей правоте.

Шурочка скривилась, словно собираясь заплакать, но вдруг голову вскинула: «Тогда для меня она самая родная Никтошечка на свете и по другому не будет!» И разговор закончила.

Но развернула бурную деятельность, не советуясь ни с матерью, ни с отцом. Во-первых, перенесла встречу с родителями жениха на неопределённый срок.

Но попросила приехать гражданского пока мужа — Андрея. Познакомила его с Никтошечкой и что-то долго они обсуждали.

Из квартиры, образовавшейся, когда -то не без участия Малаши выселили квартирантов: Эльвира губы кусала, но жилье было оформлено на дочь и на бабку.

Организовали скромный ремонт и Шура с Малашей туда переехали. Мебель купили с рук, поддержанную, совсем недорого.

Шура поначалу не особенно на понимание Андрея рассчитывала: ради обихаживания чужой старости так перекроить свою жизнь.

Но он не случайно в «самом гуманном» — медицинском институте учился. Вник в тему и в ней остался.

Решили так: расписываются (бог с ним, с белым платьем), Андрей учится, приезжая по выходным к жене.

Шура делает медицине ручкой (заочный вариант не предусмотрен) и переводится в педагогический ВУЗ для получения специальности логопед — дефектолог.

Работать… да хоть в детский сад пойдет, воспитателем. Малаша не так беспомощна, как мать расписывала.

Вполне пол дня проведёт самостоятельно. А на все эти «мимо унитаза, крошки, запах старости и шептунов» нужно просто не обращать внимания, как с малым дитём.

Малаша, привыкшая при Эльвире жить неодушевлённым предметом, переживала, что испортит жизнь воспитанницы, обременит собою.

Шамкала: «Мамка твоя баяла, что в старушачий приют документы на меня собирает. Так я согласная, Шуронька.»

Но Шура, поцеловав исчерченную годами щёку старенькой девушки, твёрдо сказала: «Только одинокие живут в приютах, а у тебя я есть и буду.»

Вот такой поступок совершила Шура для своей Никтошечки, доказав, что и к ней судьба может быть милостива.

Андрей с Шурой институты закончили. Она -логопед, он врач офтальмолог. Раскаявшуюся (или смирившуюся) Эльвиру и мужа её, вынырнувшего из мужского кризиса, объединила родившаяся внучка Алёнушка, которую и Малаша только руками, но «увидела.»

Большая семья Шуры в родительскую квартиру переехала, а отец с матерью на однокомнатную согласились. Нянюшка тихо умерла в возрасте 92-х лет. Последний год уж и не вставала.

Жила без ропота и умерла также — простая, добрая, светлая.

инет Меньше