Зайку бросила хозяйка
У Серёжи с мамой была одна и та же фамилия – мамина…
Почему, мамина, спросите вы? Да потому, что папы рядом не было, да и сама мама не очень была уверена в том, что сведения, которыми она о нём располагала, были верны…
Но мы же не о почти неизвестном папе, а о Серёже с мамой и их фамилии. И были они – Зай-це-вы! Красиво, правда? И главное – встречается редко…
А отчество, знаете, какое у Серёжи было? Такое же, как у мамы – Николаевич. Опять – редкая удача, почти эксклюзив. Так звали маминого папу, который жил не с Серёжей и его мамой, а далеко от них, в деревне, куда нужно было долго-предолго ехать на автобусе. Серёжа когда маму спросил, сколько это километров, то она сказала, что «пятьсот миллионов тыщ». Серёжа аж зажмурился.
Вот поэтому, ну, потому что далеко очень, Серёжа с мамой к её папе никогда не ездили. И мальчика любила только его мама. Почему любила? Да потому, хотя бы, что мамам положено любить своих детей, даже если те появились у них «случайно и вопреки здравому смыслу». И что мама его любит, Серёжа чувствовал, потому что она называла его «Зайка» и всё время стихотворение ему читала: «Зайку бросила хозяйка, под кустом остался Зайка. Весь до ниточки промок с головы до самых ног…»
А вообще-то маме любить сына некогда было. Она, когда вечером, после работы, забирала его из детского садика, то дома давала бутерброды, два: один с колбасой, другой с сыром, — и чай. Разрешала еду забирать с собой на диван. И Серёжа начинал смотреть телевизор. Всё подряд, что там шло. А мама быстро рисовала себе брови и губы («создавала пленительный и неповторимый образ достаточно молодой и привлекательной женщины»,- как она сама говорила) и уходила «по делам».
После этих «дел» возвращалась она поздно, иногда даже так поздно, что Серёжа уже чистил зубы, мыл ноги (а то мама побьёт!) или даже спал.
Назавтра утром мама, как всегда, просыпала. Серёжа её будил. Они пили чай и шли в сторону маминой работы. По дороге она «забрасывала» сына в детский сад.
В детском саду толстая воспитательница Алла Семёновна всегда спала, иногда просыпалась, открывала один глаза, говорила: «Дети, не шумим», — и продолжала спать дальше.
Как у Серёжи складывался вечер, вы уже знаете…
Настала весна. Хорошо было не только на улице, но и в комнате, хоть «давно бы надо было сделать ремонт» — мама так говорила. И настал какой-то праздник. Серёжа помогла маме готовить и накрывать на стол : ходил в фартуке, чистил лук и натирал тарелки.
У Серёжи с мамой в гостях должна была быть тётя Света. По этому поводу были на столе жареное мясо и торт. А ещё – сок «Наш сад» для Серёжи и вино для взрослых. Но всего больше Серёже салат «Оливье» нравился, потому что колбасу для него он сам крошил, как мама показала.
Когда Серёжа наелся, то пошёл смотреть телевизор, а мама с тётей Светой остались за столом на кухне допивать вино и громко разговаривать. Иногда даже телевизор перекрикивали. И Серёжа слышал отдельные слова:
— … если бы не сын, я бы могла…
— … да подлецы все мужики, подруга…
— … ну и пусть, я бы нашла себе… спонсора…
— … избавься… к отцу в деревню отправь…
Праздники в этот раз тянулись несколько дней, а потому на следующее же утро мам сказала, что они едут в «далёкое далёко» — в гости к маминому отцу.
И они поехали. Сначала ехали на трамвае почти через весь город, и Серёжа смотрел, как за немытыми трамвайными стёклами люди просыпаются, чтобы продолжить праздновать. Потом ехали на автобусе, да так долго, что Серёжа успел поспать и проснуться, а дорога всё не кончалась. И тогда он понял, что мама его обманула, когда сказала, что до деревни «пятьсот миллионов тыщ» километров! Была та деревня значительно дальше…
Когда приехали, то ещё долго шли по улице, аж мама устала нести пакет с Серёжиными вещами, и он ей сказал: «Давай понесу…»
Когда остановились возле синенького, почти игрушечного домика за таким же синеньким невысоким забором, то Серёжа сразу увидел, что у самого входа, на лавочке сидит старенький пушистый дяденька и смотрит на них с мамой. А пушистым он был не только потому, что вся его голова и лицо покрыты были белыми волосами, но и глаза какими-то «пушистыми» были. Серёжа никогда у взрослых таких глаз не видел, только у ребят в детском саду, потому что они всех любили и хотели, чтобы их тоже. Ну, хоть кто-нибудь! Пусть даже только один!! Но чтобы – взрослый!!!
— Здравствуй, папа, — сказала мама и застеснялась прямо вся, и глаза опустила.
— Здравствуйте, … мамин папа, — послушно сказал Серёжа, но глаз при этом не опустил, а смотрел вовсю на «пушистого» человека.
А человек ка-а-а-к распахнул широко-прешироко свои невозможно синие глаза, да как улыбнулся! В белизне бороды засияли жёлтые зубы. Маме кивнул только, а Серёже говорит:
— Ты мне давай не «выч», потому что ты мой унучок долгожданный, а я твой дедушка. Наконец-то ты приехал, Николаич мой дорогой…
А потом как обнял Серёжу, как прижал к себе. И в макушку поцеловал. А потом гладить по голове стал почему-то. И не говорит ничего, а гладит просто, да и гладит…
И Серёжа, почему-то, взял, да и заплакал… Стоит, прижимается к пушистому человеку и плачет. Ничего, главное, не говорит, а просто прижимается и плачет, плачет и прижимается…
Олег Букач
Автор публикации
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.