ПРИТЧА Жила-была красавица Ольга. Высокая, голубоглазая, крупная, статная. Чем-то похожая на Нонну Мордюкову, но ещё красивее. Работала в школе учителем биологии. Вдохновенно работала. Любили её ученики и сотрудники. К 30 годам она уже была директором самой большой в городе школе на 2000 учеников.
Учителей с молодости называют по отчеству, потому и мы будем называть так — Ольга Николаевна. Встретила наша Ольга Николаевна на своём пути, лихого казака по имени Георгий. Мужчина под стать имени — победитель: жизнь бурлила вокруг него.
У него было много замечательных друзей, с которыми он и работал и проводил свободное время. Георгий всегда был на коне, в центре событий: ни дня без идей, без затей. Металлург по профессии, а это особая порода людей, покоривший множество вершин в карьере. Короче говоря, жених, что надо, на зависть другим.
Вместе они прожили яркую, полноценную жизнь: родили сына, построили в деревне, на берегу реки, дом, посадили сад, помогли друзьям построиться рядом. И ушли на пенсию.
Начались их самые лучшие годы, которые они посвятили друг другу. Яркий, в полном соку мужчина, красивая работящая жена, сын рядом, внуков полный двор. Занялись домом, садом, внуками и собой.
Всё, что ни делали, радовало глаз: то ли выращивание винограда, помидоров, картошки, то ли содержания целого зоопарка домашних животных: корова, козы, гуси, индюки, куры, собака — всё у них получалось лучше всех. А какие она выращивала гладиолусы!
Внуки души не чаяли в бабушке и дедушке. Дом, что называется полной чашей: друзья, компании сменяли одна другую. Смотреть на них было одно заглядение.
Но, как это всегда бывает в жизни, хорошему тоже срок. Георгий серьёзно заболел. Семья потратила немалые деньги, чтобы спасти его, но увы, через три года Георгий умирает. Он мужественно боролся с недугом, не позволял родным и близким жалеть его. А в болезни жил, как и прежде — на полную катушку.
Горе было безмерным. Всё полетело кувырком. Ольга Николаевна потеряла смысл в жизни, опустила руки, забросила всё, чем они жили вместе, и отдалась во власть наступившей беде. Перестала выходить из дома, следить за собой, поблекла, резко постарела. Выплакала до серого свои небесного цвета глаза, потеряла былую статность, душевную задорность.
Тут ещё и сын разошёлся с женой, а та с детьми, внуками Ольги Николаевны, укатила в другой город. Сад поник, любимый огород превратился в каторгу, гладиолусы выцвели и помельчали.
Как ни старались соседи утешить её, ничего не получалось: вяла наша Ольга Николаевна на глазах. И вот однажды, поздно вечером, к ней пришла соседка, которая не стала её утешать, а пристыдила и даже позавидовала ей.
Сказала, что она должна благодарить судьбу, что ей одной досталось быть много лет с таким человеком, что только она познала в полной мере счастье любви с таким мужчиной, что только она жила в мире, созданном для неё незаурядной личностью.
Что надо радоваться, что Бог не обошёл её стороной, а дал возможность насладиться в течении многих лет настоящей семейной жизнью. Что хватит рыдать и гневить Бога, за то что он забрал Георгия от неё, а поклониться в ноги за то, что увидел их в месте.
И что лучшая память о нём — благодарная радость. Бог дал ей возможность осмыслить величину потери одновременно с величиной везения. И в заключение соседка подытожила, что знал бы Георгий, как она убивается, не одобрил бы её стенания… И ушла. Наступила тишина, замерло всё вокруг, притихло. Ветер не шевелил листья в саду, корова в стойле перестала жевать свою жвачку, пёс застыл в стойке и навострил уши.
друг, над ночной деревней, холодный плотный воздух разорвался от стона несчастной женщины… А на утро бодрый стремительный белый дымок повалил из трубы дома, шторы на окнах раскрылись и она вышла из дома. И из избы в избу полетела весть — Ольга Николаевна вернулась! Та, прежняя, Ольга Николаевна… Вскоре в дверь постучали — молодая семья с детьми попросилась на постой. И теперь снова из открытых форточек слышен детский смех, а на дворе зацвели её любимые гладиолусы… Илья Алекминский.
МГНОВЕНИЯ СУДЬБЫ Два часа ночи. Свет от уличного фонаря нагло пробирается через легкий тюль в комнату, создавая на окне ажурные узоры из теней и рассеивая комнатный мрак. Завтра, нет, уже сегодня рано вставать. Не спится.
Катюша закрывает глаза, пытаясь сосредоточиться, но мысли бегут, цепляясь одна за другую, путаясь и тягуче перекатываясь в голове. На душе неспокойно. Молодая женщина приподнимается на локтях, всматриваясь в темноту. Предметы вокруг расплываются в неясных очертаниях. Липкая тишина обволакивает. Слышны даже толчки крови, которые отдаются в ушах неясным, глухим гулом. Сон окончательно покидает. С некоторых пор
Катюша стала бояться ночей, которые тянулись нескончаемо долго. Одиночество накрывало. Только под утро удавалось забыться тревожным сном. Она мучилась от неизвестности. Ее муж должен был вернуться из служебной поездки уже как с неделю. Был уговор, если что с ним случится, то с Катюшей свяжется его друг. Женщина со страхом ждала этого звонка и боялась его услышать. Дни сменялись, а звонок так и не прозвучал.
В конторе мужа никто не мог дать вразумительного ответа, отмахивались от нее, как от назойливой мухи. А один управленец-правая рука Кости даже позволил себе зло пошутить, мол загулял мужик, дело житейское.
Катюша вначале плакала, но верить в такое не хотелось. Она слишком доверяла своему Косте. Они любили друг друга по-прежнему нежно даже после десяти лет супружества. Прошло полгода. О муже по-прежнему не было никаких вестей. После неудачных поисков его об'явили пропавшим без вести.
Ходили слухи, что Костя якобы стал перебежчиком. На Катюшу сослуживцы мужа смотрели с неким упреком. Все это было как страшный сон, тем более она слишком хорошо знала мужа и истово верила, что он не способен на измену как ей, так и Родине.
За неимением фактов дело не стали возбуждать, а через год об'явили Константина как официально умершим. Вот так, был человек и нет. Списали с ним и всю жизнь Катюши, будто и не было этих счастливых совместно прожитых лет, их планов на долгую и счастливую жизнь.
Костину фирму продали с молотка за образовавшиеся долги. Катюша продала квартиру и переехала из столицы в родной провинциальный городок, в частный домик к родителям.
Годы одиночества полетели галопом. Первое время в Катином сердце еще теплилась надежда на возвращение Кости. Но время шло, и надежда потухла, а с ней и погас огонь жизни в некогда прекрасных глазах женщины.
Родители Катюши, обладающие совсем не богатырским здоровьем, вскоре умерли, их подкосила эта скорбная весть о Косте. Катя в качестве компаньонов меняла котов, которых хоронила тут же, во дворе их домика под раскидистой липой. Холмики некогда ее мурчащих любимцев возвышались рядком. Катюша с отсутствующим взглядом часто просиживала тут же на скамеечке, устроенной рядышком.
…Сегодня особенно тяжелое было утро. Не хотелось вставать. Ныла спина, сосало под ложечкой. Старая женщина, кряхтя, с трудом поднялась с кровати просто потому, что так было надо. Она давно уже не жила, а доживала свой век.
Только басистый Марсик, такой же старый, придавал еще силы подниматься каждое утро. Огромный рыжий кот лениво развалился в ногах.
«Это, наверное, последний в моей жизни»,- подумалось Катюше. Теперь эта почтенная женщина была Катериной Михаловной. Она давно уже была на пенсии. Ее с помпезными торжествами коллеги проводили на заслуженный отдых с должности директора школы.
Своих детей завести так и не довелось, всю жизнь-с чужими. Вдова при живом муже, ибо в смерть Кости Катюша так и не поверила. Она делала запрос в соответствующие инстанции, но там ограничились сухой отпиской «Такого не значится». Так и прокуковала свои молодые годы, а сегодня…
Старуха смотрела на себя в зеркало. Катюша беспристрастно, с долей горечи осматривала свое семидесятилетнее морщинистое обрюзгшее тело, потухшие глаза, в которых затаилась печаль и где-то глубоко, в тайниках души, была запрятана надежда, что она все-таки встретится со своим Костей.
Катюша иногда посещала церковь, где всегда ставила свечу о здравии своего мужа. Батюшка ее увещевал неоднократно, призывал смириться, на что женщина только молчала, скорбно поджав рот. Да и могилки, где поплакать, у нее не было. Нет, она не роптала на жизнь, что та отняла у нее счастье, ведь она этим счастьем какие-то мгновения упивалась всласть, на зависть недругам.
Катерина Михаловна повязалась по-старушечьи платочком и вышла за калитку. Рыжий кот тряс башкой, недовольный тем, что его невежливо согнали с теплого местечка. Он было увязался за хозяйкой, но та остановила его властным окриком.
Сегодня у старой женщины было много дел в центре города, предстояла долгая поездка на автобусе. Ей совсем не хотелось, чтобы Марсик преждевременно погиб под колесами машины. Она теперь молила Бога, чтобы умереть им в один день и час, ибо боялась за тяжелую судьбу своего пушистого друга после своей неминуемой кончины.
Кот послушно вернулся во двор и улегся в тенечке от утреннего солнца, которое жарило уже нестерпимо с утра и назойливо пыталось отодвинуть тень.
Катерина Михаловна, выйдя из автобуса, прямиком направилась в собес. Переходя улицу, женщина неудачно подвернула ногу и грохнулась бы на землю, если б не молодцеватый старикан, который подхватил ее галантно под ручку. Мужчина подвел ее к скамейке и услужливо усадил, поинтересовавшись все ли в порядке. На что старушка нехотя промямлила, что все в порядке. Вдруг у Катерины Михаловны поплыло все перед глазами, опять засосало под ложечкой, ноги и руки предательски тряслись, а сердце бешенно стучало, перегоняя кровь толчками.
Женщина зарделась, а в глазах заполыхали искорки, совсем, как в девичестве. Ей почудился Костик в этом незнакомце. В глазах мужчины промелькнуло некое подобие удивления. Он представился «Клаус». А сердце женщины выстукивало «Костя». По легкому акценту можно было понять-это иностранец щеголеватого вида, одетый в дорогой костюм. Такие мало кто носит в их городишке.
Они разговорились и говорили долго и увлеченно, будто старые знакомые. Оказалось, Клаус действительно проживает за границей. Здесь случайно, по делам фирмы, словно какой-то фатальный рок тянул его сюда.
Несмотря на свои семьдесят с лишком, он не отошел от дел и все еще продолжает руководить фирмой, причем в свое удовольствие. Он счастлив в браке, имеет двоих взрослых сыновей и пятеро внуков, которыми очень гордится. Это было заметно по его взгляду. Но что-то в этом взгляде не давало покоя Катерине Михаловне. Сердце ее екало от странного предчувствия.
Отрапортовав о своей жизни, Клаус предложил шутливо женщине: «Ну вот, а теперь вы исповедуйтесь, Катюша. Можно я вас так буду называть?» Почему вдруг ему так захотелось назвать незнакомку, Клаус не мог об'яснить себе. Женщина вздрогнула, так называл ее только Костик. В глазах Клауса промелькнула легкая тень. А сердце бедной женщины шептало: «Он, он…»
С какой-то пронзительной тоской в голосе женщина поведала печальную повесть своей жизни. Впервые был собеседник и слушатель, которому она без утайки смогла излить всю боль истерзанной души. Будто тяжелая ноша свалилась, стало легко и покойно.
Клаус внимательно слушал, чуть подавшись вперед, будто впитывая всем своим существом боль этой женщины, которая казалась ему родной. Глаза мужчины затуманились, словно перед его взглядом проплывали события давно минувших лет.
Костя так и не доехал до места назначения, попав в авиакатастрофу, о которой было много шума в прессе там, за бугром, но ничего не известно на его родине. Лайнер потерпел крушение уже при посадке. Самолет развалился пополам, хвост отделился, вспыхнул пожар в хвостовой части, а потом прогремел страшный взрыв.
Костя был один из немногочисленных счастливчиков, которым чудом удалось выжить. С черепно-мозговой травмой и многочисленными переломами и ожогами он был доставлен в ближайший госпиталь. Несколько дней пролежал в коме.
Врачи про него говорили «не жилец». Документов при нем не обнаружилось, информации о нем никакой. После сложнейшей операции вопреки прогнозам медиков Костя пришел в себя, но из-за тяжелой травмы у него была амнезия.
Память так и не вернулась к нему, такое бывает после шока. Естественно, Костя так и не успел связаться с другом, на родине его потеряли, а потом и вычеркнули из списка живых. В реабилитационном центре, где Костя проходил курс восстановительной терапии, он познакомился с местной женщиной, работавшей там психотерапевтом. Немка прониклась к нему симпатией, а вскоре, после выписки, они поженились.
Костя хорошо владел немецким языком и охотно откликался на Клауса. По невероятному стечению обстоятельств на борту злосчастного рейса среди списков пассажиров находился немец по имени Клаус, на беду совершенно одинокий. С ним и идентифицировали Костю. Ему выдали новые документы на гражданина Германии.
Многие пассажиры этого самолета пропали без вести, сгорев в пожаре. Среди них был записан и русский пассажир Костя, останки которого не нашли. Настоящий Клаус также исчез бесследно в этом горниле. Что это, злой рок или простая халатность расследования? О себе нынешний Клаус ничего не знал, но выжив, принялся с удвоенной силой жить, любить, работать.
Только уже со временем Костя-Клаус понял, что может говорить по-русски, однако этому никто не придал особого значения. В дальнейшем при создании своей фирмы это знание ему пригодилось для налаживания контактов с партнерами за рубежом.
Себя он мнил долгие годы как истинный законопослушный немец, лояльный ко всему инородному. Думал, что счастлив в браке и жизнь удалась.
Слушая рассказ Катюши, Костя вспомнил всю свою жизнь, прошлую жизнь. Странное дело, память, так долго сопротивлявшаяся, вдруг выдала по цепочке всю их счастливую жизнь с Катюшей, его Катюшей.
По щекам мужчины текли слезы. Он вдруг понял, что прожил чужую жизнь, с чужой, нелюбимой женщиной под чужой личиной. Он оплакивал потерянные годы своего не мнимого, настоящего счастья, свою нелепую судьбу.
Только теперь перед Катериной Михаловной открылась тайная печаль во взгляде этого мужчины, которая исподволь сквозила в его глазах .
Они бросились навстречу друг другу, обливаясь слезами, целуясь и обнимаясь, вложив в эти об'ятия всю нерастраченную любовь. Всю жизнь Катюша ждала этого мгновения, когда прижмется к плечу любимого, родного человека.
Как жестоко надсмеялась над ними жизнь, одна потратила свои годы на печаль о потерянном счастье, а другой на чужбине был не тем, кем являлся. Вечерело. Уставшее солнце клонилось на покой. На скамейке сидели двое потерянных старых человека, застыв, словно истуканы, и не смея разжать об'ятия. Они будто молили вечность соединить их навсегда… иностранный гражданин и бывшая соотечественница. Лана Праздник
Мне было шесть, когда я сделала скукоживающее душу открытие: мой дедушка — ужасный человек. Обманщик, предатель, и совсем не любит бабушку.
Если вдуматься, мало кто из детей размышляет о чувствах старшего поколения. Ну, живут люди вместе — дети у них, внуки, собака, попугай Каркуша. И возраст "за шестьдесят", и понятие "любовь" — шестилетки от этого так далеки. Деда, расскажи лучше, как одуванчики закрываются жёлтыми, а открываются пушисто белыми?…
Они жили как-то… как все, наверное? Дедушка, покряхтывая, ворошил лопатой землю — бабушка, напевая, закапывала семена. Дедушка приносил с рынка (а он его терпеть не мог!) пакет, из которого топорщились застывшими мурашками куриные ноги. Бабушка превращала их в суп — вокруг морковочных солнц кружили масляные жёлтые звездочки. Зимой, нагулявшись, мы с дедушкой заваливались домой — в снежных колтунах, мокрых носках, с деревянными от холода пальцами, и он кричал: "Каааатяяя, чаааююю!".
Бабушка заваривала нам чай, листья смородины и мелиссу, и мы хлебали обжигающее лето — со скошенной травой, раздавленными ягодами и радугой, пролившейся дождем на смородиновый куст. Бабушка ругалась, что дед опять не надел варежки, а ведь она ему уже три пары связала с осени! А дед громко бряцал кружкой об стол и таращил глаза из-под густых чёрных бровей: "А я просил варежки? Сорок лет с тобой живу — нельзя что ли запомнить, что я не ношу варежки? Я просил носки! Носки, Каааатя!"
На 8 марта дедушка дарил ей дежурные солнечно-пупырчатые мимозы. На день рождения розы — по-взрослому скучно-красные. И всегда неуклюже, смущаясь, целовал её в щеку. А на новый год всегда приносил домой живую ёлку, и бабушка причитала, мол — да зачем ты опять, есть же красивая искусственная! Ёлку он и правда выбирал ужасную — лысую, дешёвую, и я всегда боялась, что дед мороз под такую не принесёт подарки. А дедушка недовольно твердил, что он, знаете ли, тоже просил носки ему связать, а воз и ныне там.
Всё стало другим в сентябре. В тот вечер папа поговорил с дедушкой по телефону, положил трубку и тихо сказал маме: — Пришли анализы, всё плохо. У неё … … И сказал непонятное слово. Мне увиделось, что оно было хищным, оскалило клыки и попасть в его когти было очень страшно. Я не успела спросить у папы, что это за слово такое — он ушёл в ванную и почему-то мылся так долго, что я уснула под шум воды.
Бабушку положили в больницу. Родители часто ездили к ней, возили еду, какие-то свёртки, книжки и клубки колючих ниток. А дедушка — нет. Он вдруг выгнал из гаража свой старый «Жигуль» и принялся кататься на нём по городу. Особенно по магазинам — строительным и хозяйственным. Один раз «Жигуль» заглох и мы с папой тащили его на тросе. Из багажника машины торчали доски и деревяшки, приветливо помахивая встречным водителям красной ленточкой. А окна распирали тюки в плёнке с некрасивыми скучными буквами. «У-те-пли-тель». Казалось, что этих тюков так много, что они выдавят стекло и поскачут мягкими кубиками по улице.
— Папа, а деда ездит в больницу? — спросила я, разглядывая пятно ржавчины на капоте «Жигулей». Смахивает на карту, кажется, на Африку… — Ой, нет, Анют. Ему на даче хватает… развлечений.
Папины слова вдруг отдернули меня от ржавой Африки и пронзили мыслью: «Как же это так! Бабушка в больнице, а он — развлекается! Видимо, он совсем по ней не скучает…»
Скоро бабушку выписали. Как раз выпал первый снег. Его размазало по дорогам и тротуарам больничной овсяной кашей — чавкающей, серой, с комками. Бабушкино лицо было такого же серого цвета. Через несколько дней папа сказал, что дедушка перевёз бабушку на дачу и теперь они будут жить там. Я похолодела от страшной догадки: дед решил избавиться от неё! Начинается зима, бабушка замёрзнет! Но папа сказал, что дедушка всё это время утеплял дачу и теперь там можно жить круглый год. Мы стали приезжать к ним по выходным. Бабушка была всё такая же худая и грустная.
Однажды, ночуя у них в гостях, я проснулась рано утром, разбуженная шумом за окном. Я выглянула на улицу и чуть не закричала: бабушка босиком шла по снегу — охая, кривя лицо, а дед вёл её за руку, приговаривая «Кааатя, не упирайся! Мы из тебя всёооо выбьем! Выгоним заразу!» Теперь я точно знала — он хочет бабушку выбить. Точнее — добить, раз болезнь не справилась.
Через неделю я услышала, как папа говорит по телефону: — … на лыжах? Ну, молодцы какие! Только одевайтесь тепло!
Всю ночь я не спала. Я думала, что вот с таких людей, как мой дед, и писали сказку «Морозко». И что дедушка наверняка на этих лыжах дурацких заведёт бабушку под ёлку в лесу и бросит. Я представляла, как мимо неё, посвистывая вьюгой, будет проходить Морозко, и спросит: «Тепло ли тебе, девица?» а там не девица, а бабушка! Я зажмуривала глаза и шептала: «Морозко, миленький, найди мою бабушку в лесу и не дай ей замёрзнуть! Она свяжет тебе варежки!». Сон тянул в своё царство и мне виделось, как Морозко удивлённо поднимает белые брови и трескуче гудит: «Варежки? Но мне нужны носки, Кааатяя. Носкиии….»
Отмечать Новый Год, как обычно, решили вместе, на даче. Мы с родителями ехали в машине, празднично загруженной яркими пакетами. И настроение было таким, как снег за окном, как гирлянды в окнах, как шарики на ёлках — мерцающим, переливающимся. Мне доверили держать ананас с колючим кустиком на макушке, а в багажнике на кочках хрустально пересмеивались стеклянные бутылки.
Из дома, встречая нас, выскочил дедушка. Он хлопнул себя по карманам дублёнки: — А я думал, вы позже приедете! Ещё и не готово ничего! — Так вместе и приготовим, пап! — приветственно обняла его мама. — Анютка, тащи свою колючку домой, а то заморозишь тропического жителя! — подгонял меня папа, занося пакеты в дом. — Мам! Принимай провизию! — прокричал он с порога.
Мы толкались в прихожей, скидывая шапки и стягивая сапоги, но бабушка не шла. — А бабушки нету, сынок. Она сегодня на лыжах попросилась одной пошастать. — И ты пустил? — голос папы дрогнул. — А чего не пустить? Уж не первый раз она сама! Окрепла! Да и лес вон за забором, лыжня вся кругом тут вьётся. Далеко не убежит!
Пумс! Это сочно упал ананас. Выскользнул из моих размякших рук и остался лежать, колючим кустиком набок. Из живота в горло выкатился комок ужаса. Отвёл! Все-таки отвёл! Бедную мою бабулечку! Под ёлку!..
— Аня! Ну что ты там застряла! Иди на кухню! Я, всхлипывая, взяла ананас, прямо за эту несчастную колючку, и поплелась туда, где шумели и смеялись. В кухне села в самый уголок, между батареей и холодильником. Я смотрела на дедушку, насыпающего в маленький термос какую-то траву, шевелящего губами, и вспоминала тот наш чай со смородиной и мелиссой. Его всегда делала бабушка, потому что дедушка не умел готовить, даже чай заварить толком не мог…
Хлопнула входная дверь. Лыжи в коридоре весело стукнули. Дедушка вскинулся, всплеснул руками, рассыпал траву. Подскочил к батарее, аккуратно отодвинув меня, схватил с неё махровые носки и выбежал в коридор. — Аня! Что с твоим лицом! Ты что, об ананас укололась? Иди умойся, а то бабушку напугаешь! — шикнула на меня мама.
Я вышла в коридор и увидела бабушку, присевшую на стульчик. Перед ней, опустившись на колени, сидел дедушка. Он надевал ей носки — те самые, махровые, подогретые на батарее. «Носки, Каааатяяя!» — тихо пронеслось по коридору. И он неуклюже поцеловал её в щёку. А бабушка, наконец-то, была совсем не серая, а розово — румяная, как шарики на куцей живой ёлке в гостиной. И так бабушка улыбалась, и держала его за руку… И была точно, совершенно — здорова.
Тут-то я всё и поняла.
Мне было шесть, когда я сделала такое важное, греющее душу открытие: какой прекрасный, настоящий человек мой дедушка. И каким огромным бывает то, что совсем незаметно…
— Лен, ты извини, но я не могу тебя пригласить к нам на Новый год. Свекры приезжают и тетка Витькина с детьми. Даже через трубку Лена чувствовала – Виктория врет. Неумело так врет. Нет у Вики умения выкручиваться красиво. И про свекров придумала. Чтобы Витькины родители бросили свое хозяйство и на Новый год приехали? Да никогда!
А если и так? Чем Лена то могла помешать в их большом загородном доме? Да они и по 25 человек собирались раньше, плюс мелюзга несчитанная под ногами. Наверняка, выбирая между мной и моим бывшим, выбрали его в свою новогоднюю компанию, — подумала она и бросила трубку.
Разговор стал последней каплей для понимания – привычного мира больше нет.
Раньше… . Все было раньше – дружная компания из семейных пар. Любящий муж и дочь Светочка — умница, почти вундеркинд . Дом полная чаша. А сейчас… Скромная евродвушка, редкие звонки от дочери и ушедший к новорожденному сыну и какой-то серенькой медсестричке бывший муж. Вот и друзей, оказывается, нет. Предали.
Максим, который обещал весь мир к ее ногам положить, дышать ради нее, Ленки, сейчас дышит ради новорожденного сына и той, что окрутила его, не отходя от рабочего места.
Елена расслабилась за почти двадцать лет брака. Поверила окончательно, что ее счастье незыблемо. Однако полная чаша оказалась разбитой на мелкие осколки и счастье сквозь пальцы утекло.
Муж предатель и изменщик, дочь эгоистка. Друзья растворились вместе с мужем, коллеги в их женском серпентарии злорадствовали уже полгода. Вот и Елена спустилась со своих высот на грешную землю.
Развод был безобразный! Нормальные мужики уходят с чемоданом, а этот на раздел подал. Спасибо, что дочь не обделил, да учебу ей полностью оплатил. Только дочь теперь раз в месяц звонит, а Лене после дележа скромная квартирка досталась и счет небольшой. Но он скудеет. А зарплата … , она сама-то ее всерьез не воспринимала.
***
Вике было неловко отказывать Елене Прекрасной, но ей нисколечко не было стыдно, лишь чувство облегчения испытала она, положив трубку. Много лет ради Максима вся их компания терпела Елену Прекрасную.
Сколько лет традиции Новый год встречать всей компанией у Ботовых? С тех пор, когда совместили новоселье в их новом доме с Новогодней ночью? Точно. Это был первый «дом на земле» в их компании. Шумный праздник среди наполовину разобранных коробок и с голой лампочкой на шнуре тогда удался!
Да и потом, когда в гостиной уже висела шикарная люстра, традиция не исчезла. Им было хорошо всем вместе, но ничего идеального не бывает. Для женской половины Лена оставалась словно заноза на отполированной годами лавочке. Для мужчин просто красивая картинка, на которую приятно любоваться, но желательно издалека.
Упивающаяся своей красотой, купающаяся в любви Макса, она сумела так поставить себя, что все считали нормой ее отсутствие в неизбежных хлопотах большой компании за большим столом.
Елена приезжала уже к готовому столу, входила королевой, принимала комплименты, милостиво разрешала Максу и другим мужчинам ухаживать за ней. Никому и в голову не приходило предложить ей надувной матрас, когда приходило время сна. Королеве нужны были отдельные апартаменты!
Королеву свергли. И кто – простая медсестричка! Только вот она не только вернула их Макса к жизни, что признали все врачи отделения, но и сделала его счастливым.
И ни у кого из компании не стоял вопрос – чью сторону принимать, кого звать в гостеприимный дом Ботовых. Хотя звонок Елены все равно поставил Вику в неловкую ситуацию, и она так неуклюже попыталась из нее выйти. Духу не хватило правду сказать. Но, положив трубку, выдохнула с облегчением.
***
Когда королева прозевала опасный поворот своей судьбы, когда под ней зашатался ее трон?
Когда наотрез отказалась рожать? Макс хоть и признал, даже удочерил Светочку, но раз за разом поднимал разговор о совместном ребенке. Она была против. Ну, не готова была еще раз испытывать свой организм, свою фигуру на прочность. Так и затихли разговоры о сыне. Какой сын, когда скоро Свету замуж выдавать! Макс отдалялся. Но тогда еще была возможность исправить ситуацию.
Но вот после истории с аварией… Ну да — она не прервала свой отдых, получив известие о том, что Макс попал в автоаварию. Но ведь тур им с дочерью он сам купил, все оплачено, смысла возвращаться она не увидела. Все равно в реанимацию не пустят. И от Светы скрывала до самого возвращения. Зачем девочке отдых портить? Только вот дочь не поняла и не простила.
И Макса она потеряла именно тогда. Ведь в больнице его «подсадила на крючок» эта медсестра. А Лена еще и благодарила ее, духи ей свои подарила! Врач же сказал, что медсестра с дежурства не уходила порой. Жалко было одинокого пациента. Доухаживалась, увела Макса, а теперь еще и сына ему родила.
Эта нахалка даже домой им звонила, уговаривала Макса продолжать реабилитацию. Центр какой-то подобрала, друзей настропалила. Правда, Макс действительно после пары курсов на ноги встал. Но они бы и без этой помощи справились со временем, когда Лена бы вновь завоевала внимание мужа.
После больницы тот залег лицом к стене и не хотел с ней общаться. Не силой же было ей его поднимать? Отлежался бы и без их вмешательства, а потом бы и пошли по врачам.
Положив трубку, Елена заплакала. Сначала просто пробилась слезинка и сползла по щеке. Потом захотелось поплакать навзрыд, как в детстве. Не то чтобы она сильно хотела к Вике и Виктору, но было обидно.
Она-то рассчитывала перевести нужную сумму, а затем уже распланировать дальнейшую подготовку. СПА, прическа и прочее. Это важно – не допустить жалостливых взглядов, да и привыкла блистать, быть королевой новогодней ночи на фоне остальных женщин.
А теперь ее ждет лишь телевизор. Даже без елки и без домашнего оливье, которое позволяла себе лишь раз в году, будет ее праздник. Хотя салатиков можно прикупить, как и бутылочку вина. Ей и одной хорошо. Что поделаешь, если мир так жесток и вокруг одни эгоисты и предатели.
