«Пять пальцев – это пять континентов, где угнетаются права рабочих и крестьян – пионер поднимает сжатую ладонь над головой, в знак того, что интересы рабочих и крестьян всего мира выше его личных интересов».
Сбор ветеранов Балтфлота в День Победы 9 мая 1982. Соколаев Владимир Анатольевич
Но мало кто знает, что популярность этого приветствия в 1920-е годы была также связана с предотвращением распространения эпидемий разных болезней.
Одно из правил пионера гласило, что пионер: «Никому не подает руки. Для приветствия у него есть «салют пионеров», а через рукопожатие можно передать заболевание».
Детский лагерь. Поднятие флага. 1929 год. Автор: Михаил Смодор. Галич.Ученики образцовой школы № 9 1938 — 1939. Евзерихин Эммануил Ноевич День физкультурника. Парад на Красной площади. Вожатая пионерской колонны. 1947 год. Егоров Анатолий ВасильевичПразднование Дня пионерии в Московском цирке на Цветном бульваре. 1962 год. Мишин-Моргенштерн Семен МихайловичДень пионерии. 19 мая 1968. Садовников Юрий Николаевич Первомайская линейка в Обелевской восьмилетней школе 1 мая 1969. Новиков Юрий Владимирович Рапорт маршалу Советского Союза Ивану Баграмяну. 1970-е. Лагранж Владимир Руфинович Открытие Монумента защитникам Москвы 24 июня 1974. Хухлаев Валентин Константинович На почетной вахте. 1979 год. Диамент Роберт Торжественный прием в пионеры в честь 110-й годовщины со дня рождения Владимира Ленина учащихся школы № 8. 21 апреля 1980. Викторов Н.Артековцы. 1980-е. Стешанов Александр На линейке. Пионерлагерь «Юность» московского завода «Эра». Лето 1985 года. Автор: Павел Сухарев. Московская область, Рузский район, деревня Федчино.
Старые игрушки- просто раритет. Облупились где-то, сколько же им лет? Кукуруза, лётчик, часики, луна. Дед Мороз, хлопушки, бусы, бахрома. Шишки и фонарик, звёздочка внутри. Вот олень картонный и рога целы! Сказочное царство в доме у меня. Это — детство. Память. Целая страна! Есть, конечно, лучше, но не заменить. То, что было в детстве. А в душе щемит.
Лицевой летописный свод Ивана Грозного — монументальный 10-томный труд — изготовили в единственном экземпляре для легендарной библиотеки царя. Исследователи предполагают, что он создавался в 1568–1576 годах.
Эта царь-книга — настоящая иллюстрированная энциклопедия. На десяти тысячах листов тряпичной бумаги около 15 авторов описали события от сотворения мира до 1567 года, а 10 художников нарисовали более 17 тысяч самых разных миниатюр.
Это библейские сюжеты, Троянская война, походы Александра Македонского, падение Рима, становление Византии, Батыево нашествие на Русь и другие. Мастера изобразили средневековые лыжи и древние пушки, воинские доспехи, церковное облачение и пиры на царских свадьбах.
Самое крупное летописное собрание Древней Руси хранится сегодня в трех местах. Три части — Музейский сборник, Синодальный том и Царственная книга — находятся в Историческом музее. Хронографический сборник, Остермановский первый и второй тома — в Библиотеке Российской академии наук. А Лицевой хронограф, Голицынский, Лаптевский и Шумиловский тома — в Российской национальной библиотеке.
Царь-пушка
Первая «пушка велика» в России появилась в 1488 году — ее отлил для государя Ивана III мастер Павлин Фрязин Деббосис. Но до наших дней она не дошла. В XVI веке соорудили еще несколько орудий-рекордсменов: мортиры Кашпира Ганусова и Степана Петрова.
Однако самой известной стала Царь-пушка Андрея Чохова 1586 года. Бронзовое орудие почти в 40 тонн и калибром ствола в 890 миллиметров установили рядом с другими большими пушками у Лобного места на Красной площади, где читали царские указы.
В боевую готовность ее привели лишь раз — во время подхода войск крымского хана Казы-Гирея к Москве летом 1591 года. Но и тогда из пушки не стреляли. В середине XVII века под гранд-пушками сделали винный погреб, и в дулах часто прятались подвыпившие гуляки. А в 1706 году Царь-пушку перенесли во двор достроенного Арсенала Московского Кремля.
Во время пожара 1812 года сгорел деревянный лафет — специальная опора для ствола орудия с затвором. И в 1835 году для пушки изготовили чугунный лафет весом в 15 тонн и четыре декоративных ядра — по эскизу архитектора Александра Брюллова и инженера Павла де Витте. В 1980 году после реставрации Царь-пушку переставили к звоннице колокольни Ивана Великого, где она находится и сегодня.
Царь-фонарь
Царь-фонарем прозвали в народе двухметровый светильник, изготовленный в XVII веке холмогорскими мастерами. 160-килограммовый фонарь выносили во время торжественных крестных ходов, которые учредили при митрополите Суздальском и Юрьевском Иларионе.
Выполнили его из золоченой меди, чугуна и слюды, а навершие сделали в форме Рождественского собора с пятью куполами. Через специальное окошко внутрь ставили свечи, которые благодаря особому строению не потухали даже при сильном ветре.
На церковные праздники, например на Крещение или перед Пасхой, гранд-фонарь выносили восемь человек, продев через специальные «уши» оглобли.
В 1970-е годы обветшавшую конструкцию обновили: известный реконструктор Вячеслав Басов специально ездил за редкой слюдой в Карелию и восстановил по сохранившимся рисункам причудливые узоры. Сегодня Царь-фонарь можно увидеть в музейном комплексе «Кремль» Владимиро-Суздальского музея-заповедника.
Царь-колокол
В 1730 году Анна Иоанновна издала указ воссоздать Большой Успенский колокол своего деда Алексея Михайловича, отлитый в середине XVII века мастером Александром Григорьевым и поврежденный при пожаре в начале XVIII века.
Для литья нового, не менее «десяти тысяч пуд» (163 тонны), решили использовать сплав предшественника. За работу над громадой взялись отечественные мастера Моторины. Два года проект обсуждали и утверждали. Год изготавливали форму в специально вырытой яме глубиной 10 метров на Ивановской площади Кремля.
Скульптор Федор Медведев и другие мастера, прошедшие обучение в Италии, нанесли на готовую форму богатый декор — рельефные парадные портреты Алексея Михайловича и Анны Иоанновны, медальоны с изображением Спасителя, Богородицы и святых, имена авторов Царь-колокола.
В ноябре 1734 года в четырех литейных печах у котлована началась плавка металла. Но произошла утечка, загорелась машина для подъема кожуха формы колокола и пострадала сама форма. Работы пришлось приостановить.
В августе 1735 года умер автор проекта Иван Моторин, и дело продолжил его сын Михаил. В ноябре 1735 года колокол отлили — получился 202-тонный экспонат высотой в 6,14 метра и диаметром в 6,6 метра. В медно-оловянном сплаве содержалось 525 килограммов серебра и 72 килограмма золота.
В июне 1737 года во время пожара на колокол, который еще находился в литейной яме, попала вода — и от него откололся кусок весом 11,5 тонны. По другой версии, повреждение — результат технических ошибок литейщиков.
Извлечь колокол из ямы смогли только спустя 101 год после отливки — в июле 1836 года по проекту инженера-архитектора Огюста Монферрана. Царь-колокол установили на восьмигранный постамент и украсили державой с позолоченным крестом.
Царь-монета
Царь-монетой называют Сестрорецкий рубль, выпущенный Екатериной II. Это самая большая круглая монета Российской империи весом почти в килограмм, диаметром в 7,25 сантиметра и толщиной в 2,6 сантиметра.
В феврале 1770 года вышел именной указ императрицы Екатерины II «О делании новой медной монеты». Новый рубль должен был обеспечить ассигнации — первые бумажные деньги в стране, появившиеся годом ранее.
Монеты-великаны решили чеканить на Сестрорецком оружейном заводе. В начале 1771 года на специальных станках изготовили первые образцы.
Оригиналы сейчас хранятся в Эрмитаже и Музее Смитсоновского института США. На аверсе Царь-монеты помещалась надпись «Монета рубль» и корона в обрамлении лаврового венка. На реверсе — двуглавый орел с картушем «1771» на груди вместо гербового щита, окаймленный лавровыми листьями. На гурте (ребре монеты) изящным узором были выведены слова: «Сестрорецкого монетного двора».
Сестрорецкий рубль чеканили с 1771 по 1778 год, причем не только образцового типа, но и другой толщины, веса и декора. Появилось как минимум четыре вида монет — от полутора до трех с половиной сантиметров толщиной, а также большое количество новоделов и подделок. За ними до сих пор охотятся коллекционеры.
Царь-ванна
Легендарную ванну называют еще «Баболовской чашей»: ее происхождение связано с историей Баболовского дворца в Царском Селе.
В 1785 году его построили по проекту архитектора Ильи Неелова для фаворита Екатерины II князя Григория Потемкина. В неоготическом павильоне за рекой Кузьминкой у Серебряного пруда устроили купальню с мраморной ванной. При Александре I прежнюю ванну решили заменить.
Императорский поверенный Августин Бетанкур в 1811 году заказал ее известному каменотесу Самсону Суханову — одному из создателей Ростральных колонн на Стрелке Васильевского острова.
С финских островов по воде привезли красную гранитную глыбу с вкраплениями полудрагоценного камня лабрадора. Она весила 163 тонны. Скульптору помогали подмастерья, за семь лет они вырезали из монолита 48-тонную чашу высотой в 1,96 метра и глубиной в 1,52 метра.
Чтобы разместить гранд-ванну диаметром в 5,33 метра и примерным объемом в 23 тысячи кубических метров, потребовалась реконструкция дворца.
В 1824–1829 годах по проекту Василия Стасова для купального зала возвели укрепленный павильон с кирпичным сводом и обходной чугунной галереей. После революции 1917 года в Баболовском дворце и парке расположилась школа повышения квалификации летчиков.
Как военный объект во время Великой Отечественной войны комплекс не раз подвергался бомбардировкам. Немцы хотели вывезти редкий экспонат, но он оказался слишком тяжелым. В 1944 году после пожара уцелел только восьмигранный зал с сухановской Царь-ванной.
Царь-ваза
Это самая большая ваза в мире — весом в 19 тонн, высотой в 2,57 метра и наружным диаметром в 5,04 метра. Она хранится в Государственном Эрмитаже под табличкой «Большая Колыванская ваза».
История Царь-вазы началась в 1819 году. Тогда на Ревневской каменоломне Колыванской фабрики на Алтае нашли крупный утес зелено-волнистой яшмы, от которого откололась монолитная глыба. Когда Александру I рассказали об этой находке, он велел изготовить из нее эллипсоидную чашу по проекту архитектора Авраама Мельникова.
В 1828 году алтайские каменотесы начали первичную обработку монолита в карьере. Через три года его уложили на дровни и силами 567 рабочих восемь дней тащили в Колывань.
На фабрике материал 19 лет обтачивали, шлифовали и полировали. Так появилась овальная чаша с узором из акантовых листьев и пальметт на тонкой ножке и массивном постаменте.
В феврале 1843 года готовый экспонат погрузили на четверо саней, скрепленных в виде вагонов. Запряженный 154 лошадьми, «поезд» отправился по суше в Барнаул, затем достиг Уткинской пристани возле Екатеринбурга.
Там чашу переместили на баржи — по реке Чусовая, Кама, Волга, Шексна и по Мариинской системе она доплыла до Петербурга в августе 1843 года.
Только в 1849 году, после сооружения специального фундамента и Зала Большой вазы, 770 рабочих установили чашу в Новом Эрмитаже.
ДЕТСКИЙ ДОМ. ЛЁКА… Татьяна КУДРЯВЦЕВА В детском доме было хорошо. Во-первых, там давали есть. Во-вторых, там у каждого была мама Кира из самого старшего 7-го класса. Мама Кира помогала делать уроки и даже мыла Лёку в бане. А когда кто-то из детей заболевал, сама Мария Константиновна, директор, подходила вечером и гладила по голове.
Еще у детского дома были грядки, на которых росла еда! Репка, лук, морковинки, а главное — огурцы. В начале лета все вместе сажали. Лёка все бегала и смотрела, не появились ли огурчики из желтеньких, как бабочки, цветов. Мама Кира сказала, они из цветов будут. Лёка никогда не видела огурцов, просто не успела: сначала она маленькая была, а потом война началась.
В блокаду не было еды никакой, даже воды. Последний кипяток вместе с горбушкой мама отдала Лёке и умерла. А от папы писем не приходило совсем, ни одного письма, мама сначала сильно плакала, а потом вдруг перестала, только смотрела в никуда и отдавала Лёке свой хлеб.
Лёка тогда несмышленая была, не понимала, что нельзя мамин хлеб есть, она ела. Есть хотелось каждую минуту. Но потом, когда город сковали большие холода, у Лёки уже не осталось сил — есть.
Тогда мама сходила за снегом, растопила его на керосинке и Лёке в рот влила. Лёка согрелась и уснула. А проснулась уже в детском доме. Ей сказали, что мамы больше нет.
Но Лёка не поверила, она долго еще не верила, вставала на окно на коленки и смотрела на улицу, вдруг мама придет. Но улица была пустая и страшная, безглазая. Без людей, без машин, без военных даже, без никого. Без мамы…
А мама у Лёки была самая красивая во дворе. Может, и не только во дворе. У нее платья переливались и шуршали. До войны у нее было много нарядных платьев, блестящих, как золотинка, а в войну остались лишь ватники.
А главное, голос. У мамы был особенный голос, певучий, как рояль. В детском доме тоже есть рояль, на нем Мария Константиновна играет. Но она не поет. А мама пела. Она пела и смеялась. У нее на щеках тогда прорезывались ямочки, у Лёки тоже одна ямочка есть, в маму.
А папа был очень высокий, в черной шинели, шинель сильно кололась. В детском доме ей сказали, раз шинель черная, значит, папа твой — моряк. Лёка знает, моряки плавают на кораблях, некоторые корабли очень большие, далеко уплыть могут, даже туда, где войны нет.
У папы были большие руки. Он Лёку кружил и приговаривал: «Лёка-Лёка, два прискока, третий зайка, убегай-ка!» Зайка, потому что Лёка беленькая.
Когда в детский дом приходили — усыновлять, Лёку часто выбирали. Беленьких, видно, больше любят. А может, из-за банта. У Лёки голубой бант на голове, из бабушкиного шарфа. Лёку так и принесли в детский дом, с бантом, Мария Константиновна рассказывала. Кроме этого банта, у Лёки ничего больше не осталось.
Но она не согласилась — в дети. Спряталась под кровать, и Мария Константиновна ее не отдала. Лёка не хотела других папу и маму, она своих помнит. А вдруг папа вернется, а Лёка у чужих живет, он же тогда не найдет ее!
А потом зима прошла, и в город вернулось солнышко. Как оно землю пригрело, так сразу Мария Константиновна им семена дала. Некоторые семечки сами взошли, а огурцы — из рассады.
Лёка все думала: огурец — какой? Круглый или длинный? Она как просыпалась утром, так скорей — на огород! Нянечка Шура говорит, Лёка — жаворонок, птичка такая, которая раньше всех голосит. И вот Лёка прибегает, смотрит, а огурец высунулся из листьев, зеленый, как маленький карандаш.
Лёка сразу вспомнила, какой он на вкус, она, оказывается, просто забыла! Он на вкус — хрустящий, летом пахнет. Лёка не понимает, как это случилось, что огурец вот только что был на грядке, и вдруг раз — у нее во рту. И — нет огурца! Это было очень стыдно, а может, даже и воровство, огурец-то общий! Лёка стала красная от ужаса. На линейке Мария Константиновна спросила строго: «Куда девался огурец?» Никто ничего не сообразил, огурец-то одна Лёка видела, а Лёка поняла и опустила голову. Мария Константиновна к ней подошла, и все смотрели на Лёку и молчали. И тут мама Кира говорит: — Мария Константиновна, это я сорвала огурец для Лёки, потому что у нее день рождения. — Я так и поняла, — произнесла Мария Константиновна.
— Но все-таки лучше было спросить. И ничего больше говорить не стала. И никто не стал, хотя старшие все знали, что Лёкин день рождения — не известен. Лёка попала в детский дом без документов, в мамином ватнике и с бантом, а бумаг при ней не было.
У Лёки слезинка выкатилась из глаза и остановилась на щеке, от стыда. Она решила, что, когда вырастет взрослая, обязательно отдаст Кире огурец, а Марии Константиновне целую корзинку огурцов!..
Случай этот в прошлом году приключился, но Лёке кажется, что вчера. Стыд хуже дыма, от него в душе щиплет. Напротив детского дома был дом слепых — там жили дети, у кого война съела зрение. Так нянечка Шура говорила. На этих детей было очень страшно смотреть.
Лёка старалась гулять в другой стороне, у забора, где стоял маленький деревянный особняк. Лёка забиралась на крылечко и играла в дом, как будто он опять у нее есть, и все живы: и папа, и мама, и бабушка, и кот Зайка. Лёка говорила: «Трик-трак». И делала вид, что поворачивает ключ в замке.
Однажды она играла и грызла сухарь. Вернее, половинку сухарика, что от полдника осталась. Хоть блокаду уже и сняли, но Лёка теперь никогда ничего не съедала сразу, оставляла на черный день. Хоть крошечку.
И вдруг в заборе Лёка увидела чье-то лицо. Совершенно взрослое, даже старое, потому что небритое. Этот кто-то глаз не сводил с ее сухаря. Лёка точно поняла, что именно с сухаря. Сначала она спрятала сухарь за спину. Потом и сама повернулась к забору спиной.
Но даже спиной Лёка чувствовала этот взгляд. Она поняла, что там кто-то голодный. Лёка вздохнула, но все-таки подошла к забору, отломила половинку половинки и протянула… А Колька Безымянный, из старшей группы, подглядел. Безымянный — это была его фамилия, потому что он ничего не помнил, был старше Лёки, а даже фамилии не помнил. От голода, наверное. У Кольки внутри не осталось памяти, а осталась только ненависть. — Что ты делаешь? — закричал Колька.
— Это же вражина, фашист! Немец пленный, чтоб он сдох! Немцы у нас всех убили, а ты ему сухарь! Забери назад! Лёка заплакала. Но назад забрать она не могла. Не потому что боялась, а — не могла. И объяснить Кольке тоже ничего не умела. В свои восемь лет Лёка хорошо знала, кто такие фашисты. Но ведь и у фашистов животы есть, а живот есть просит. Колька так кричал, что прибежала мама Кира из 7-го класса. Мама Кира прижала к себе Лёку и увела. А вечером Мария Константиновна собрала всех и велела: — К забору ходить не нужно. Гуляйте в другой стороне. Лицо у неё было грустное-грустное. Лёка подумала, что сторон для гулянья совсем уже не осталось. А потом нечаянно услышала, как Мария Константиновна сказала нянечке Шуре: — Откуда у нее только сила взялась на жалость? И Лёка поняла, что Мария Константиновна на нее не сердится. И что жалеть — не стыдно. А это было самое главное. С тех пор тайком они прокрадывались к забору и кормили пленных немцев. У них была такая банка от «Лендлизовской» тушенки, они в банку сливали суп, кто сколько мог, и кормили. Немцы эти были очень тихие, все время бормотали что-то про танки и шины. Лёка спросила у Киры, что это значит: «Танки-шины?» Мама Кира сказала, что по-немецки это «спасибо». «Данке шеен». А к лету уже и Колька стал с ними ходить. Девочки ничего ему не говорили, и он девочкам — тоже ничего. Да и что тут скажешь! Немец, тот, которому Лёка первому полсухаря дала, вырезал для Лёки маленькую куколку. Из губной гармошки. Лёка не знала, можно ли взять у фашиста. Но он протягивал и улыбался. И Лёка опять подумала: «Хоть и фашист, а живой ведь. Не взять, все равно что ударить». И взяла. А в начале лета их детский дом номер двадцать пять сажал на Песочной набережной деревья. Лёка могла схватить самый крепкий, самый красивый саженец, ведь она первая стояла, потому что ростом была меньше всех и выбирала первой.
Но Лёка выбрала самое тонкое кривое деревце, на которое никто даже не смотрел. «Пусть оно тоже будет расти через много лет», — подумала Лёка. Все лето и осень она приходила к своему саженцу и поливала его из склянки. К первой годовщине Победы дерево зазеленело. А им в детском доме выдали новые пальто. Правда, Лёке оно было великовато, пальто пришлось подрезать прямо на ней, но подумаешь, мелочи! В тот день все казалось счастьем… ПОСЛЕ ТОЧКИ Девочка, которую в детском доме все называли Лёкой, став взрослой — Ольгой Ивановной Громовой, — выбрала себе профессию врача. У этого доктора был счастливый дар: она не только прекрасно оперировала, но и умела выхаживать больных. Ольга Ивановна обладала способностью — жалеть так, что это было ничуть не обидно. Многие люди до сих пор говорят ей спасибо. Я — тоже. Однажды Ольга Ивановна привела меня в Вяземский садик. На то самое место, где детский дом № 25 сажал деревья почти полвека назад. В старую аллею на Песочной набережной, рядом с Малой Невской.
Липы эти разрослись, стали красивыми и тенистыми. Где-то там, среди них, и ее липка, которая была когда-то маленьким кривым прутиком… Ольги Ивановны нет теперь на свете. Но в День Победы я всегда поминаю ее, светлая ей память…
