Завещание(рассказ)
*
Серафима крепко занедужила. Перестали слушаться ноги, часто стала болеть голова, появилось учащённое сердцебиение. Как-то враз ослабли руки. Полведра воды, и то не принести. Обследовавшись в районной больнице, приехала с диагнозом – гипертония и сердечная недостаточность. И в придачу — куча таблеток с аппаратом для измерения давления, к которым будет привязана всю оставшуюся жизнь.
— Вот напасть какая! Откуда что берётся? – думала она. – И как теперь жить по иначе? Всю жизнь работала, устали не знала. А тут на тебе!
Вспомнились советы врачей:
— Берегите себя, физическими нагрузками не злоупотребляйте, побольше отдыхайте, бывайте на свежем воздухе…
— Хорошо им говорить! Деревенской жизни, наверное, и не знавали. А тут скотина какая-никакая – овцы. Тёплые носочки внукам из овечьей шерсти лишними не будут. А огород, дрова, вода? Везде эти самые физические нагрузки нужны. И помочь некому. Чужие люди на себя все эти заботы не возьмут, своих хватает.
Мужа Серафима похоронила пять лет назад. Умер во сне, тихо и легко.
— Так уж получается почему-то: мужикова жизнь короче женской, – рассуждала она. — Знать, женщине Богом дано быть сильнее. Да Лаврентия-то Господь и не обидел особо, дожил он почти до семидесяти. А вот теперь, видимо, и мне пришёл износ.
И так ей горько и страшно было думать, что жизнь подходит к концу!
— Любой человек живёт, покуда в силе. Немощь придёт – маета начинается, – она горестно покачала головой. – Как и быть-то теперь? Как свою жизнь обиходить?
Вопрос был далеко не праздный. Три дочери, которых дружно растили с мужем, жили отдельно. Две обосновались в городе. В деревню приезжали редко. В основном — по своей надобности, а не для того, чтобы проведать мать. В эти их приезды жизнь Серафимы нарушалась основательно. Старшая, Вера, надоедала разговорами о дачниках:
— Мам, ты чего никого на лето не пускаешь? Дом большой. Смотри, какая у нас тут красота! Речка рыбная, поля, увалы. Желающие всегда найдутся. Я таких несколько знаю. Деньги лишними не бывают.
— Чего ж сама-то не приезжаешь сюда в отпуск на эту красоту?
— Мам, ну ты же знаешь: мой Саша любит ездить на море.
Серафима знала. Была у них один раз, больше ездить не стала. Саша ещё тот скопидом! Жадность, казалось, так и выпирает из него. Конечно, от этого была польза для семьи. Квартира обустроена. Дочь выучили на медика. Но все эти плюсы сходили на нет, когда ей вспоминалось, как он спрашивал у жены, пришедшей из магазина:
— Почём мясо купила? А подешевле не могла найти? Зачем взяла пирожные? Сладкое вредно, мучное тоже. Транжиришь деньги налево и направо. Так мы никогда свой дом не сможем построить.
— Саш, ну зачем нам отдельный дом? Всё же хорошо у нас, не бедствуем.
— Молчи, женщина, и слушай мужа. Чем мы хуже Евсеевых? Я в лепёшку расшибусь, каждую копеечку буду считать, но докажу этим выскочкам, что мы не хуже.
Вера замолкала: спорить было бесполезно. Единственным, на что он позволял себе тратиться, были поездки на море. И опять же потому, что хотелось выглядеть не хуже других, да заодно и нос утереть кое-кому.
А Серафима думала:
— Зачем искать добра от добра? Зачем кому-то что-то доказывать? Живи себе в удовольствие, цени то, что имеешь. Чего завидовать другим? Плохое это чувство — зависть, быстро съедает человека.
Ей было жаль дочь, которая постепенно становилась такой же, как муж. Известно: с кем поведёшься, тем и станешь. И разговоры о дачниках заводились не зря. Ещё тогда, в городе, случайно услышала, как муж сказал Вере:
— Уговори мать продать свой дом. Крепкий он, долго простоит. Хорошая дача будет. Я покупателя хорошего найду. Нам какая-то доля перепадёт…
— А мать куда денем?
— У неё ещё две дочери есть.
Вот с тех пор Серафима к ним больше не ездила и не любила, когда Вера, приезжая в деревню, заводила свою «песню».
Средняя дочь Надежда, в противоположность сестре, совершенно не интересовалась ни жизнью матери, ни наследством. Приезжала в деревню, чтобы себя показать. Ходила по двору в купальнике, который народ метко окрестил, как «мини-бикини». Сельчане приклеили к ней прозвище «блатная». Пойдёт в огород — то ягодку сорвёт, то редиской похрустит. А чтобы нагнуться да сорняк какой вырвать – ни-ни! Маникюр нельзя портить.
В последний раз приезжала, чтобы душу свою привести в порядок после очередного, уже третьего развода. Серафима удивлялась:
— В кого она такая? Ни один мужик ей не может угодить! А ведь первый муж — порядочный человек. И Костька в него уродился. Хороший парень растёт. Так скучно ей с порядочными-то!
Двух последующих мужей дочери она ни разу не видела и не бралась судить о них. Ей было обидно за внука. Мешал он матери устраивать личную жизнь. Видя это, Георгий, отец Костика, взял сына к себе. Его жена Галина оказалась понимающей и доброй женщиной.
Внук каждое лето проводил в деревне. Когда не стало деда, с сыном стал приезжать отец. Своим опытным глазом отыскивал то, что нужно было подправить. Заготавливал сено для овец на зиму. Да мало ли найдётся дел для человека, у которого руки пришиты к месту! После Георгия в хозяйстве оставался полный порядок. А главное – Костька помогал ему во всём. Серафима любила наблюдать за ними и радовалась, что всё сложилось именно так.
После четвёртого класса Костя поступил в суворовское училище . Ещё с малолетства мечтал стать военным. Теперь внук регулярно писал бабушке письма, а та радовалась, что ему нравится учёба. Серафима представляла, как когда-то в деревню приедет стройный офицер, и её будет переполнять до самой последней клеточки гордость за внука.
Младшая дочь Люба, самая любимая из троих детей, была её отрадой. Жила в соседнем селе, откуда родом её муж Арсений. Семья сложилась крепкая. Оба домовитые, основательные во всём. И совестливостью, честностью, добротой Бог не обидел. С сёстрами Люба не очень зналась, видя их отношение к матери. Чёрствыми стали, думают только о себе. Не помнят, сколько получали от неё любви и нежности. Сама навещала мать часто. Всякий раз, когда приезжала, прижималась к ней, как в детстве, ощущая её тепло, и долго сидела так, боясь нарушить умиротворение в душе. Серафима могла говорить с ней обо всём. Знала, что дочь всегда поймёт её правильно, никогда ни за что не осудит, и на сторону ничего из их разговоров не выйдет.
После смерти Лаврентия эта близость стала ещё более ощутимой. Люба не раз предлагала матери переехать к ним. Комнаты детей, которые уехали учиться, пустовали. Серафима благодарила дочь за заботу, но, пока была в силе, отказывалась. А вот теперь вопрос о её жизни в деревне встал особенно остро. Понятно, что ни Вере, ни Надежде она не нужна. И ехать ей надо к Любе.
Серафима знала: там будет хорошо, но не могла воспринять ни сердцем, ни душой расставание с домом, в котором прожила всю жизнь. Представляя заколоченные окна и пустоту внутри, она содрогалась, словно наяву ощущая одиночество родного дома. Ей становилось не по себе, потому что в этом таилась некая несправедливость и даже вина. Но безысходность ситуации не оставляла другого выхода…
*****
Люба не надоедала матери своей настойчивостью, понимая, что той надо свыкнуться с мыслью о предстоящем переезде. Да и лето ещё стояло на дворе, балуя августовским теплом. А Серафима, окидывая взглядом каждую вещь в доме, постепенно привыкала к тому, что придётся расстаться со всем этим и примириться с неизбежным. Не она первая, не она последняя…
Решение созрело к концу сентября, когда зарядили унылые холодные дожди. Стало неуютно не только на улице, но и в душе. Вот тогда Серафима и поняла, что больше не сможет жить одна. Страшно становилось: вдруг что случится с ней? Кто поможет? В деревне даже фельдшера нет.
Перед отъездом она сходила к могилке мужа.
— Вот и пришла я к тебе, Лавруша. Может, в последний раз посижу здесь. Расхворалась я что-то. Видать, недолго мне осталось. Всю жизнь с тобой прожили, скоро и там, наверху, будем вместе. А может, и поживу ещё. У Любаши мне хорошо будет, ты не волнуйся. Мне надо ещё внуков повидать, хозяйство оставить в порядке. Девки-то и не знают, что я завещание оставила. Не стала говорить, чтоб войну не затевать загодя. Сосед Степан ездил в город к нотариусу, и я вместе с ним. Переписала дом на Любочку. Она одна оказалась настоящей дочкой. Пусть распорядится потом, как задумает. У Верки дом – полная чаша, а им всё мало и мало. Спят и видят, чтобы доля от дома им досталась. А Надьке ничего не нужно. Вся в себе живёт. Не по-человечески обошлась с Костиком. Да ладно. Бог с ними, со старшими! Жизнь всё расставит по местам. Каждому выдаст по заслугам. Обидно только: всех растили и воспитывали одинаково, а люди получились разные, как не одного поля ягоды.
Она ещё посидела некоторое время, вспоминая за двоих совместную жизнь, потом поднялась, ласково прошлась рукой по фотографии:
— Ну, ладно, пошла я. Не скучай там. Царствия тебе небесного. Прости, если что не так.
Люба с мужем приехали в воскресение на своей машине. Увидев не заколоченные окна, подумали, что мать так и не смогла решиться на это.
— Не будем настаивать. Степан обещал доглядывать за домом, а ему можно доверять, — предупредила Люба.
Серафима лежала на кровати лицом к стенке. Сумок с вещами, которые она должна была приготовить с собой на первое время, нигде не было. На столе лежал ворох старых фотографий, на них – сложенный вдвое лист. Это было завещание, напечатанное на специальном бланке и заверенное нотариусом.
На шаги и голоса вошедших Серафима никак не отреагировала. Почувствовав неладное, Люба рванулась к кровати. Тронула мать за плечо, попыталась повернуть её лицом в комнату. Рука лежавшей безвольно свесилась с кровати…
Похоронили Серафиму рядом с мужем. Всё прошло спокойно и как нечто само собой разумеющееся. В деревне остались одни старики, и каждый готовился к неминуемой участи, ожидавшей его. Вера приехала с мужем, который лично хотел посмотреть дом и решить, за какую цену его можно продать. О завещании никогда не было речи, и он не сомневался, что наследство дочери разделят между собой.
После поминок, когда прибрались в комнате, все расселись у круглого стола. Люба, чувствуя, что сейчас зайдёт речь о дележе наследства, решила опередить события, чтобы не дать разгореться страстям. Она молча положила на стол завещание матери. Сама ушла в кухню, села на табуретку. Слёзы застилали глаза.
— Да что же это за люди такие? Только мать похоронили, а им уже неймётся перекроить то, что они с отцом создавали для нас, своих детей! Где совесть? Да пусть забирают себе всё! Ничего мне не нужно. Так и скажу им…
За стенкой стояла тишина. Сквозь раскрытую дверь слышны были только вздохи да шуршание листа, который переходил из рук в руки. Люба, вытерев слёзы, вошла в комнату, встала у порога. Все сидели, потупив голову, о чём-то сосредоточенно думая. Завещание лежало посреди стола обратной стороной кверху. На ней рукой матери карандашом было написано: «Спасибо тебе, моя дорогая Любушка. Ты одна оказалась настоящей дочерью. Надеюсь, что к твоим сёстрам придёт прозрение. Не дай, Бог, чтобы их дети относились к ним, как они ко мне».
Все так же молча разошлись по комнатам. А вечером сёстры уехали домой, ни единым словом не обмолвившись о завещании…
Автор : Валентина Лызлова, 2021

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.

Он знал
Дарья вышла замуж не по любви, а по указу родителей.
Сосватал её Архип, кузнец с соседней деревни. Мужик он был работящий и серьёзный, поэтому, когда приехал свататься, родители Дарьи нисколько не сомневались и отдали дочь замуж без малейшего сомнения.
Иметь в зятьях такого человека означало- не знать нужды.
Они знали, что за таким мужем Даша будет как за каменной стеной.
На тот момент Даше было 19, а вот муж был старше её на десять лет.
Когда Даша в первый раз увидела то, чему стала хозяйкой, она обомлела.
По сравнению с родительской, усадьба Архипа была просто огромной.
Архип был мужик хозяйственный, да и работа кузнеца в селе была востребованной и очень хорошо оплачивалась, а кузнец Архип был от Бога.
Первое время Даша побаивалась мужа.
Архип видя это, берёг молодую жену и относился к ней очень внимательно и бережно.
Его отношение к Даше принесло свои плоды и совсем скоро она поняла, что любит своего мужа.
Жили они душа в душу.
Даша привыкла управлять хозяйством, вела его аккуратно и держала всё в полном порядке, а Архип со своей стороны только приумножал их достаток.
Так они прожили два года и всё бы хорошо, но вот никак не получалось у них с наследником.
Архип ничего не говорил Даше, но она знала, что он очень хочет сына.
Если Архип молчал, то мать Даши совсем заклевала дочь.
— Вот бросит тебя Архип, узнаешь тогда! Кому ты нужна то будешь? Уж можно было двоих родить, а ты всё одного не можешь! Да зачем ему жена такая! Иди говорю к Лючихе, она не одной бабе помогла, а не пойдёшь так пеняй на себя!
Лючиха была деревенской ведьмой.
Жила она на краю деревни. Люди её откровенно боялись, а она словно упивалась их страхом. Смотрела на всех исподлобья и улыбалась злой беззубой улыбкой.
Особенно боялись Лючиху молоденькие девушки, но и им порой приходилось обращаться к Лючихе.
Ну, а что поделать дело-то молодое.
Какой девице парня приворожить надо, а какой и грех скрыть. Вот в таких случаях и приходилось идти к ведьме.
Даша боялась Лючиху до смерти и до последнего сопротивлялась воле матери, но дитя всё не было, а Архип стал странно поглядывать.
По крайней мере Даше, запуганной матерью, так казалось.
И Даша решилась.
Шла пора сенокоса, а в эту пору мужики в деревне словно вымирали. Все были на полях.
Архип от мужиков никогда не отставал и в это время года его дома было не сыскать.
Вот в такую ночь и пошла Даша к Лючихе.
Взяла для ведьмы гостинцы, без этого никак нельзя было и пошла на окраину к дому Лючихи.
Та встретила Дашу недобро. Да так глянула на неё, что у той от страха чуть не отказали ноги , а ещё она словно онемела.
— Чаво надо?
Лючиха пристально смотрела на Дашу, а та от страха не могла и слова вымолвить.
— Чаво молчишь? Али язык проглотила? Мне тут молчать с тобой некогда. Либо говори с чем пришла, либо иди вон!
Даша решилась. Она знала, что если сейчас уйдёт, то больше никогда не сможет вернуться.
— Вот бабушка, я Вам тут гостинчик .
Лючиха забрала протянутый узелок, а Даша немного осмелившись продолжила.
— У меня бабушка такое дело… В общем замужем я уж как два года, а деток всё нет.
Лючиха отложила узелок и впритык подошла к Даше.
Ту обуял настоящий, неподдельный страх.
Старуха усмехнулась, протянула морщинистую руку и положила её на живот Даши.
Немного постояв покачиваясь из стороны в сторону, она резко убрала руку и отправилась в угол избы.
Даша не видела старуху, лишь свет свечи туско поблёскивал из угла.
Через некоторое время Лючиха вышла и протянула Даше какой-то пузырёк.
— Пей!
Даша протянула руку, взяла пузырёк, но пить опасалась.
— Пей говорю!
Лючиха почти кричала.
Даша посмотрела на старуху. При свете свечи, которую старуха держала в руке, она выглядела ещё зловещее.
Даша зажмурилась и выпила содержимое пузырька. Это было что-то терпкое и очень горькое.
Лючиха молча наблюдала за Дашей, а потом резко протянула руку и снова положила её на живот Даши.
Покачиваясь из стороны в сторону она простояла так некоторое время. При этом Лючиха издавала какие-то странные, нечеловеческие звуки.
Через некоторое время старуха убрала руку и торжествующе сказала.
— Так я и думала! Пустая ты! Никогда в твоём чреве не зародиться жизнь! Пустая, ясно! Ни чем тебе не помочь, хоть полцарства отдай.
Даша слушала слова старухи как во сне.
Она и не поняла как оказалась на берегу реки. В голове стучали слова старухи.
— Пустая! Пустая! Пустая!
— Всё закончилась жизнь, — думала Дарья, — Ну зачем я ему нужна такая! Пустая! Ему наследник нужен, а я, что? Ничего не могу я ему дать! Пустая.
Дарья подошла к самому берегу и только тут услышала тихий плач.
Она обернулась и увидела девушку, которая пряталась в ближайших кустах.
Девушка испуганно смотрела на Дашу и всхлипывала.
— Ты кто?
— Анисья.
— А, что ты здесь делаешь в такую пору и почему одна.
Девушка замолчала, а потом вдруг закрыв лицо руками, тихонько заплакала.
— Ну чего ты, не плачь. Расскажи, что случилось-то, глядишь и легче станет, а в душе всё держать себе дороже. Уж я то знаю, о чём говорю.
И Анисья рассказала.
Она сирота. Живёт у родственников, которые приютили её из жалости.
Полюбился Анисьи парень. Ну и случилась у них любовь.
Только обманул он её, а она оказалась беременна. Теперь, что делать она не знала.
Знала лишь одно: родственники узнают, из дома выгонят. Им лишний рот ни к чему, а ей деваться некуда. Разве что в омут с головой. Больше выхода у неё нет.
Даша обняла Анисью и с горечью подумала:
— Я от бездетности в омут, а тут от того, что дитё дано. Каждому своё.
И тут её осенило.
Через минуту она взахлёб рассказывала Анисьи свой план.
Следующая неделя была суматошной. Даше нужно было очень много сделать для осуществления своего безумного плана, но она шла к его исполнению чётко и не разу не пожалела о задуманном.
Вскоре Даша сообщила Архипу, что скоро они станут родителями.
Архип был безумно рад и ещё больше стал оберегать жену.
Прошло несколько месяцев.
Даша переживала всё больше и больше. Она носила широкие сарафаны и не подпускала мужа к себе
Вскоре Даша сказала мужу, что поедет к матери. Мол, боюсь, а мать в деревне первая повитуха, да и о беременности знает всё.
Даша боялась, что муж не согласиться, но к её удивлению Архип согласился с её доводами довольно легко и на следующий день Даша уехала к матери.
Мать её была в курсе плана дочери и обещала во всём помогать ей.
За то время пока Даша была у матери, Архип приезжал всего несколько раз.
Даша сказывалась слабой и встречала мужа в кровати. Было видно, что Архип переживает за молодую жену и беспокоится за неё.
До положенного срока Даша прожила у матери, а в срок родился крепкий мальчуган.
Да только родила его не Даша, а Анисья.
Та тоже всё это время жила у матери Даши.
Анисья родила, получила причитающееся ей вознаграждение и отбыла восвояси.
Куда и зачем — никто не спрашивал.
Молились лишь о том, чтобы подальше и чтобы никогда не возвращалась.
Вскоре Даша вернулась домой с сыном.
Архип, как увидел наследника, так и полюбил его сразу. Всей своей большой душой.
Годы шли, Матвей- так назвал сына Архип-, рос здоровым и активным ребёнком.
Родители Матвейку очень любили, лишь Даша иногда пристально вглядывалась в сына, пытаясь найти в нём чужие черты и откровенно опасаясь этого.
К её счастью, Матвей рос чернявым и кареглазым, как и его отец.
Даша успокоилась и стала жить, не оглядываясь по сторонам.
Матвею стукнуло пять.
В один из дней Даша управлялась по хозяйству.
Вышла она из курятника, в руках была большая миска, полная яиц, да только донести её до дома Маша не смогла.
Миска выпала у неё из рук, как только она увидела своего сына. Матвей стоял у калитки и разговаривал с женщиной.
Той женщиной была Анисья.
Страх сковал сердце Даши.
Что здесь нужно Анисье? Зачем она здесь появилась? Зачем говорит с её сыном?
Пока Даша бежала до калитки, она задала себе тысячу вопросов и ни на один из них не нашла ответа.
Ответ ей дала сама Анисья.
— Ну здравствуй, Даша.
— И тебе не хворать, Анисья. Зачем пришла?
— А пришла я, Даша, чтобы на сына посмотреть и себя показать.
— А где же ты здесь сына увидела? Здесь только наш сын есть. Твои дети здесь откуда?
— Ты, Дашка, прекрасно знаешь, откуда. Да только я не за этим пришла. Дело у меня к тебе есть.
— Какие у нас с тобой, Анисья, ещё могут быть общие дела?
Анисья как-то сникла и закрыв лицо руками, разрыдалась.
Даша стояла, смотрела на неё и не знала, что ей делать.
В конце-концов она решилась.
Взяла плачущую женщину за руку. завела во двор и усадила на скамью.
Сама метнулась к колодцу и набрала холодной колодезной воды.
— На, Анисья, попей. Вода у нас чудодейственная, все хвори да болезни снимает. Глядишь, и тебе поможет.
Конечно же, вода была самая обычная, и Дарья прекрасно об этом знала. Просто-напросто она не знала, как успокоить плачущую женщину и говорила всё, что придёт в голову.
Сама же краем глаза наблюдала за сыном и девушкой, которая жила у них и помогала ей по хозяйству.
Она была какой-то дальней родственницей Архипа и недавно стала круглой сиротой.
Архип пожалел девушку и взял её к ним в дом.
Даша была совсем не против. Одной ей было трудно управляться с хозяйством и сыном одновременно.
Сейчас Алёна, так звали сироту, играла с Матвеем во дворе.
Даша жестом попросила её зайти с ребёнком в дом, ей всё думалось, что Анисья пришла за сыном.
Та попила воды и понемногу стала успокаиваться.
— Вода, говоришь, у тебя волшебная? Ну-ну.
— Да это я так. Ты вот, что Анисья. Говори, зачем пришла и уходи. Скоро вернётся Архип, не хочу, чтобы он тебя видел.
— Да и мне не очень хочется с ним встречаться. Говорят, он у тебя мужик лютый?
— Когда к нему хорошо и он хорошо.
— И то ладно. Я, Даша, знаешь зачем пришла, — Анисья ненадолго замолчала, как будто не зная, как всё же рассказать то, зачем пришла, но всё же решилась и продолжила, — Жизнь моя, Даша, только-только устроилась. Встретила я недавно хорошего человека и предложил он стать для него женой.
Анисья снова замолчала.
— Так что же ты задумалась? Заходи в его дом хозяйкой, раз говоришь, что человек хороший.
— Я бы, Даша, с превеликой радостью, но не могу.
— А что так?
— Беременная я, Даша. Да только отец не он. Он им никак быть не может, понимаешь? Если узнает, бросит и тогда-то уж я точно сгину.
Даша опешила.
В её голове не укладывалось, как можно быть такой беспечной, а проще говоря, безголовой.
— А от меня что ты хочешь? Я тут при чём? Я тебе не мать и даже не родственница. Зачем ты ко мне пришла?
— Я знаешь, что подумала, Даша, а может, ты и второго ребёночка заберёшь? Я для своего суженого что-нибудь придумаю, а ты как тогда. Ведь, чай, не чужой он тебе будет, родной брат или сестра сыну твоему.
Даша смотрела на Анисью и не понимала, зачем Анисья всё это говорит? Она, что совсем с ума сошла, если думает, что Даша во второй раз пойдёт на это?!
Да её до сих пор трясло от мысли, что Архип узнает правду, а тут она предлагает ей такое!
— Ну вот, что, Анисья, уходи. Уходи и больше никогда не приходи сюда. Никогда!
— Даша!
— Уходи, Анисья! Слышишь меня, уходи!
Анисья встала со скамьи и ещё раз посмотрела на Дашу, но видя, как у той горят глаза от негодования и злости, поплелась к воротам.
Как только Анисья вышла со двора, Даша подбежала к воротам и заперла их на засов.
Она даже не взглянула, куда пошла Анисья, ей было всё равно.
Лишь бы подальше от них.
Лишь бы никогда её больше не видеть.
К тому времени когда домой пришёл Архип, Даша не успокоилась.
Внешне она была совершенно спокойна, но вот в душе её бушевала буря.
Каждый вечер, с тех пор как у Даши появился сын, она сама укладывала его спать.
Качала люльку и напевала колыбельные, а потом долго смотрела на сына и благодарила Бога за то, что он дал ей этого малыша.
Бога и… Анисью.
Сегодняшний день не был исключением, разве что после того, как сын уснул, Даша заплакала.
Она плакала долго и беззвучно.
Слёзы текли по её щекам, а она словно не замечала их.
Даша сидела так пока не начало светать. В эту ночь она не уснула ни на одну минуту.
Когда Архип пришёл завтракать, он увидел жену, как обычно хлопотавшую у печи, но вот её лицо было совсем не таким, как раньше. Даша была сосредоточенной и задумчивой.
Позавтракав, Архип ушёл по своим делам, а Даша целый день была сама не своя.
На вопросы отвечала невпопад, не сделала и половины того, что задумывалось, да и вообще сегодня всё валилось у неё из рук.
Архип вернулся поздно.
Жену он застал в кухне. Она сидела за столом и была более чем напряжена.
— Собирай ужин, жена. Устал, сил нет.
— Подожди, Архип. Сядь. Мне с тобой поговорить надо.
Архип в недоумении посмотрел на жену.
— Что же такое важное, что обождать нельзя? Вроде всё, что у меня в хозяйстве, да в хате происходит, я знаю.
Даша посмотрела на мужа и сказала:
— Нет Архип, не всё.
И Даша стала рассказывать.
Всё подробно.
Про неё, про Лючиху, про Анисью, про Матвейку…
Даша рассказала Архипу всё.
Всё время, пока жена говорила, Архип смотрел на жену и молчал.
Даша закончила свой рассказ и теперь не знала, чего ей ждать.
Она была готова ко всему. Даже к тому, что Архип с позором выгонит её из дома.
Молчание затянулось.
— Что ж ты молчишь- то, Архип? Скажи уж, хоть что-нибудь. Я любое твоё решение приму. Знаю, что виновата, но…. Знаешь, Архип, я не о чём не жалею и Матвея, как родного, люблю. Да впрочем почему как. Он для меня что ни на есть самый родной!
Архип пристально посмотрел на жену.
— Он не только тебе сын родной, но и мне тоже и ещё… Даша… Я ведь не зря сказал, что знаю всё, что происходит у меня в хате.
Архип немного помолчал, а потом продолжил.
— Ты, Даша, завтра эту самую Анисью найди. Дитё не виновато, что мать такая бестолковая. Пусть до родов у нас живёт, а потом идёт восвояси и никогда не возвращается. Ну, а мы… Мы воспитаем. Где один, там и двое.
Даша опешила.
До её сознания с трудом доходили слова Архипа.
Получалось, что Архип всё знал!
Знал с самого начала!
Всё это время Даша ходила с огромным грузом на душе и боялась поделиться с мужем, а он оказался вот каким?!
Самым лучшим на свете!
Наверное, только теперь Даша поняла, какая душа у её мужа.
Чистая и открытая.
…Прошло почти два года.
Даша стояла на крыльце своего дома и наблюдала за мужем и сыном.
Архип что-то чинил. Матвейка старался помочь отцу, тот как раз что-то ему объяснял, а сын стоял рядом и слушал совсем, как взрослый.
Из дома послышался плач, и Даша поспешила зайти внутрь.
Проснулась маленькая Марьяна.
Даша взяла дочку на руки и стала убаюкивать.
На руках у мамы Марьяша снова уснула, а Даша, положив её в люльку, посмотрела на икону и перекрестилась. Она была благодарна Богу за свою семью, за своих самых дорогих и любимых людей.
А ещё она снова вспомнила Анисью и помолилась за неё.
Даша вновь и вновь благодарила эту женщину, которая дала ей самое дорогое в жизни и принесла в их дом такое огромное счастье.
Счастье, которого им так не хватало и которого сейчас у них было в избытке.
из сети

Рейтинг

0 из 5 звезд. 0 голосов.

Ты, мама, нам больше не нужна…
Татьяна Ивановна сидела в своём холодном домике, в котором пахло сыростью, давно порядок никто не наводил, но всё родное, хорошо знакомое, здесь она хозяйка, только силы потрачены на переживания, не знает с чего начать.
От обиды сжимается сердце, слёз уже нет, всю дорогу плакала.
Родные стены лечат, думала она, и душа поправится со временем.
В пальто и тёплой шапке сидела, руки и ноги холодные. Положив голову на стол, Татьяна Ивановна начала вспоминать свою жизнь.
Самое дорогое, что у неё есть-доченька Катя. Болезненная она с рождения была, муж всё говорил:»Не жилец дочка, что ты ночами не спишь, лекарствами пичкаешь, лучше здорового ребёнка роди!»

А как? Эту-то еле до срока доносила, в сорок два года родила, уже и не думала, никак не получалось, двоих на раннем сроке беременности потеряла, уже и не надеялась на счастье женское.
Вскоре ушёл муж к другой, в соседнюю деревню перебрался, новая жена ему сына родила, про больную дочку он и слышать не хотел.
А Катя подрастала, крепче с каждым годом становилась, красивее. Мать и не заметила, как девочка её взрослой стала, много забот лежало на плечах женщины: работала в колхозе добросовестно, домашнее хозяйство одной трудно тянуть было, дочка помогала, но без мужика тяжко в деревне. Мать с ними жила, позднее и свекровь перебралась, когда невмоготу одной жить стало.

Сватался к Татьяне Ивановне вдовец, но не приняла она его, стыдно перед дочкой. Как можно мужика в дом привести, никто им не нужен, замужем была, девочку родила, вот и всё, ради Кати жить нужно.

Да и две бабки с ней, свекровь уже встать с кровати не могла, тяжело с ней, то попить просила, то на другой бок перевернуть.
Катюша образование получила, мужчину хорошего встретила, по любви замуж вышла. А через два года после свадьбы Анюта родилась.
Катя не хотела дома сидеть, да и деньги нелишние, ипотеку ещё платили. Стала она маму умолять:
— Мамуля, дорогая моя, переезжай к нам, и тебе веселее, и нам поможешь, бабушки умерли, тебе одной плохо.
— Нет, Катя, у меня корова, кошка старая, огород, как я оставлю дом свой?
— Продай ты уже эту корову, она и молока мало даёт, что жалеть её, а кошку соседка возьмёт, баба Нюра добрая, не откажет, через неделю ждём тебя!
Не могла она кровинушке своей отказать, кто и поможет, как не родная мать. Корову и кошку соседка взяла, сын, невестка и внуки с ней живут, помогают, за домом присмотреть обещали.

Так Татьяна Ивановна и перебралась в город. Дочка с зятем на работе допоздна, она с внучкой погуляет, покормит, ещё и ужин приготовить успеет.
Анюта очень на маму свою похожа, бабушка души в ней не чаяла, днями и ночами вместе были, к счастью, девочка почти не болела.
В четыре года Катя решила малышку в детский сад отдать, ребёнку развиваться нужно, со сверстниками общаться.
А вот к матери отношение резко изменилось, зять вечно недовольный приходил, Катя говорила, что с мужем ссорится часто из-за матери, внучку бабушка избаловала, непослушный ребёнок растёт, в садик со слезами уходит, бабулю любит больше, чем мать родную.
Татьяна Ивановна ходила сама не своя, понять не могла, что не так-то, но не ожидала, что от дочки родной такое услышит:
— Ты, мама, нам больше не нужна, поезжай домой, Анюта в садик ходит, ипотеку мы выплатили, сама видишь, в двухкомнатной квартире тесно, да и тебе же так лучше будет.
На месте умереть хотелось, не думала, что так получится, да разве можно такое матери сказать.
Вещей немного, быстро собрала, на автобус ещё успевала, об одном думала, только бы не расплакаться, Анюта сзади ходила, просила бабушку погулять сходить.
Зять отвёз на автовокзал, молча высадил, даже не попрощался, да что зять, дочка из кухни не вышла, хотя любит, это точно знает материнское сердце, скорее всего, плакала, не хотелось, чтобы мать её в слезах увидела.
Вот так и оказалась дома. На улице начался дождь, от такой погоды стало ещё холоднее. Татьяна Ивановна словно сквозь сон услышала грубый голос и ругательства. В дом вошла соседка.
— Ой, Тань, это ты? Я уж подумала, что дом твой обобрать кто решил. Здравствуй! Что ты в темноте сидишь, ну-ка вставай, пойдём к нам. Давай-давай, моя Надька блины жарит, посидим, поговорим, это сколько ж лет не виделись.
Соседка почти тащила Татьяну Ивановну за руку, и всё рассказывала:
— Мои внуки в школу уже ходят, хорошо учатся, не балуются, а корова твоя в этом году тёлочку нам подарила, мы на завод решили оставить, сама увидишь, какая красавица, нельзя такую продавать, можешь себе взять.

Дети с радостью встретили, как родную, кошку притащили, рассказывали, какая она умная и ласковая. Муся мурлыкать начала, узнала свою хозяйку.
Теперь хотелось плакать от радости, что не одна, слушает истории про деревню, о весёлой жизни большой и дружной семьи, все смеются, а главное, никто не спросил, почему вернулась, не предупредила заранее.
Сын соседки после ужина сказал:
— У нас дом большой, ты, тётя Тань, пока у нас поживи, даже не думай отказываться, не отпустим. Я крышу подлатаю, дрова привезу, да и печку замазывать придётся, трубу почищу. Вот как подделаю дом твой, тогда, если захочешь, перейдешь, а, может быть, у нас понравится, так и останешься.
Худенькая старушка сидела улыбалась, ей так тепло стало, душу согревала доброта человеческая.

Из инета.

Рейтинг

0 из 5 звезд. 0 голосов.

Младшенькая

— Люда у нас первой замуж выйдет, чует мое сердце, — бабушка Глаша, глядя на внучек, неожиданно выдала свой прогноз по поводу замужества.

— Это почему же? – Светловолосая, голубоглазая, бойкая младшая сестра Наташа с удивлением посмотрела на бабулю.

— Ну, так старшая, двадцать один годок.

— А мне девятнадцать вчера исполнилось.

— Ну, так и жди своего часа, младшенькая ты у нас.

— Да что ты, мама, кто их разберет, кто первая, кто вторая, про женихов не рассказывают, слова не вытянешь, — пожаловалась Валентина, вырастившая с мужем двух дочерей-красавиц.

Старшая Людмила, высокая, стройная, темноволосая, кареглазая, сдержанная, покладистая девушка. А младшая Наташа – бойкая, смешливая, на вид почти девчонка.

— Наверное, все-таки я первая, — сказала Людмила, смутившись, — вы все про парня моего расспрашиваете, увидеть хотели… ну так вот: в воскресенье познакомлю. Приедет с райцентра, придем на обед.

Валентина всплеснула руками. Вроде давно ждала этого события, и все равно – неожиданно.

— Надо отцу сказать, подготовиться надо.

— Веди, веди, внучка, пора уже, — подбодрила бабушка.

Наташа от любопытства закусила губу; давно она не дает покоя сестре, выспрашивая, к кому же она в райцентр ездит. Да и сюда он приезжал, только Наташа его не видела.

Едва закрылись двери спальни, Наталья запрыгнула на постель к Людмиле. – Ну-уу, говори, какой он, хоть немного расскажи.

— Приедет, увидишь, — спокойно и с улыбкой сказала девушка.

— Высокий?

— Да.

— А глаза какие?

— Карие.

— Как у тебя, Люся, — Наташа от любопытства стала тормошить сестру, — ну расскажи еще чего-нибудь. Целовались?

Люда со смехом стала сталкивать с постели Наташу: — Иди, спи, маленькая еще. – Девчонки тихо смеялись, шептались, пока не заглянула Валентина: — Вы чего как маленькие? Спите, а то сейчас полотенцем отхожу обеих, как в детстве, когда не слушались.

Наталья переметнулась на свою постель и обе накрылись одеялом с головой, продолжая хихикать. Валентина, счастливая за дочерей, улыбнулась и прикрыла дверь.

В воскресенье в назначенное время Наташа крутилась во дворе, находя причину, чтобы задержаться и первой увидеть жениха старшей сестры. Потом вернулась в дом и стала помогать матери, время от времени поглядывая в окно.

Людмила и высокий парень мелькнули за окном. – Идут! – Крикнула Наташа и прильнула к окну. Парень был ростом под стать Людмиле, густые темные волосы зачесаны назад, и выглядел он немного старше своих двадцати двух лет. Наталья вдруг рассмеялась: смешной показалась его важная походка.

— Отойди от окна, увидит, — окликнула мать.

— Вот, знакомьтесь, это Сережа, — Люда смущенно посмотрела на своего друга. Еще минута и все перезнакомились. Сергей показался всем симпатичным, разговорчивым, уважительным к родителям. Все сели за стол. И только одно место пустовало.

— А где Наташа? – Спросила старшая сестра.

— Да выйдет сейчас, — ответила Валентина.

Наташа, и правда, вышла через минуту. – А это наша младшенькая, — с любовью сказала Люда, — моя сестренка Наташа.

— Здравствуйте, — смущенно, с улыбкой и с любопытством сказала девушка.

Сергей поздоровался, задержав на девушке взгляд. Они были разные внешне: Наташа и Люда. Наташа больше на мать похожа, а Люда на отца.

Родителям Сергей понравился. И они говорили и говорили, радуясь, как все хорошо складывается. И никто не замечал, кроме Наташи, как кареглазый Сергей смотрит на голубоглазую девушку, миленькую, с ямочками на щеках, непохожую на его невесту.

Даже когда Наташа отводила взгляд, чувствовала, что Сергей, жених ее старшей сестры, смотрит на нее. Ей захотелось выйти из-за стола, спрятаться, потому как стало неловко непонятно из-за чего. Ведь она не виновата, что он на нее смотрит.

Наконец встали из-за стола, Сергей собрался уходить. – Давай на речку сходим, — предложила счастливая Люда, — до автобуса еще есть время.

— Давай сходим, — обрадовался Сергей, — освежимся, а то душно. – Он повернулся к Наташе, — а давай с нами, прогуляемся втроем.

— Нет, нет, я не хочу.

Люда, видевшая перед собой только счастливое будущее, поддержала Сергея: — Да и, правда, пойдем с нами!

Наташа продолжала отказываться.

— Да сходи, чего дома сидеть, — сказала Валентина, — мы же почти будущие родственники.

Наталья поплелась сзади, а Сергей оборачивался и просил не отставать, потом взял обеих сестер под руки и повел к реке.

Эту прогулку Наташа выдержала с трудом. Она так хотела увидеть жениха старшей сестры… и вот сейчас ощущала себя абсолютно лишней, ей очень хотелось оставить их наедине.

После отъезда Сергея старшая сестра считала оставшиеся три дня до их встречи. Она уехала в райцентр утренним автобусом.

После приезда Наташа впервые увидела сестру такой подавленной, неразговорчивой. Люда спряталась в спальню, сославшись на усталость, отвернулась к стене и лежала, не шевелясь. Наташа попыталась шепотом обратиться к ней, но получила резкий ответ, чтобы ее не трогали.

И мать заметила изменившееся настроение дочери, но так и не поняла, что стряслось. – Как у тебя с Сергеем? – Спрашивали родители.

— Все хорошо, — вот и весь ответ.

Наташа еще надеялась, что этот взгляд Сергея, что подавленность Люды – все это просто временно, и вскоре все наладится, и они поженятся.

Вовка Карпухин пытался проводить Наташу из клуба, но она отказалась: — Не смеши людей, здесь рядом, — и пошла знакомой тропинкой, тем более что еще не стемнело.

Он вырос, как из-под земли. Это было так неожиданно, что девушка невольно вскрикнула.

— Не бойся, меня друг привез, машина за огородами, никто не видел, отойдем, поговорим.

— Ну, так говори, зачем отходить.

Он улыбнулся, глядя в ее голубые глаза, подошел ближе. – Все это кажется странным. Знаю, удивлена. Я и сам все эти дни хожу удивленный, меня с той встречи как подменили. Я чуть не женился на Людмиле. Она хорошая девушка, думал, лучше жены не найду… пока тебя не увидел. Ни о чем думать не могу… я уже сказал Люде, что расстаюсь с ней.

— Как? Вы же хотели пожениться? Она же так верила тебе, так мечтала!

— Послушай, Наташенька, я понял, что не смогу жениться на одной, а любить другую. Не торопись с ответом, подумай хорошо. А лучше переезжай в райцентр, я помогу работу найти, там сможем встречаться… да чего там — встречаться? Поженимся, да и все.

— А как же Люда? Разве так можно? Она же моя сестра?

— А как же я? – Сергей стукнул себя в грудь? – Я о тебе думаю! — Он взял ее за плечи, как будто клещами.

— А я о тебе вовсе не думаю! Пусти, а то закричу! – Отошла, почти отскочила от него. – Не хочу, ничего не хочу,- и побежала домой, не замечая как колотится сердце.

— Глупенькая, я еще приеду, слово даю! В воскресенье приеду в это же время, ждать буду на этом же месте. – Услышала она вслед.

Как часто она секретничала с сестрой, делясь своими обидами, сомнениями, и только сейчас не было сил рассказать, что Сергей приезжал снова. Только теперь не к Людмиле, а к ней.

На другой день несколько раз мысленно начинала разговор, да так и не решилась, как сказать, чтобы еще больше не расстроить сестру.

Отец пришел из бани, довольно кряхтя после хорошего пара. – Девчата, идите, давайте.

— Сначала я, — строго ответила Людмила.

— Чего это? Всегда вместе ходили, а тут по одной. До ночи что ли мне вас ждать? Идите, давайте, не тяните время, — приказала Валентина.

Наташа, молча, собралась и пошла за сестрой. Также молча разделись, не сказав ни слова. Наташа на миг отвернулась к скамейке, услышала за спиной плеск воды, обернулась резко: Людмила, с распущенными волосами и ненавидящим взглядом, держа в руке ковш с кипятком, смотрела на младшую сестру.

Девушка сразу поняла этот взгляд – испепеляющий взгляд. Отшатнулась к скамейке, со страхом села на нее, испуганная, беззащитная, смотрела в глаза сестре.

— Змеюка подколодная, младшенькая называется, — в гневе сказала Людмила, — ты думала, никто не узнает… а вас видели. К тебе приезжал.

— Нет, нет, — бормотала Наташа, глядя на ковш с водой.

Рука у Людмилы тряслась. В это время, висевший на гвоздике тазик, вдруг упал с грохотом на пол вместе с гвоздиком. Людмила вздрогнула, кипяток слегка расплескался, несколько капель попало ей на руку. Она словно опомнилась, глядя на ковш в своей руке. Медленно поставила его на полок, посмотрела на трясущуюся Наташу и почти обессилено опустилась на пол, расплакавшись навзрыд.

— Люся, Люсечка, ты обожглась? – Наташа тоже опустилась на пол рядом с сестрой. – Люсечка, я не хотела, я не знала… я убежала от него, я боюсь его. Так хотела рассказать тебе, но думала, ты еще больше расстроишься.

Людмила тяжело вздохнула: — Наташка, ты ведь знаешь, я же с парнями еще ни с кем не встречалась, я же хотела единственного и на всю жизнь. Ну как же так? За что?

— Люсечка, он еще за столом на меня смотрел. И на речку я не хотела идти с вами.

— Наташка он мне сразу потом сказал, что в тебя влюбился, говорит, я все по-честному хочу. – Она взглянула заплаканными глазами на сестру. – Ох, прости, не в себе была, за ковш схватилась, самой страшно стало. Ты вот что, может, и правда, он тебе понравился, так я переживу. Уеду, чтобы вас не видеть и переживу.

Наташа обхватила сестру за плечи и разрыдалась: — Люсечка, я не хочу, я даже рассмеялась, когда его увидела, шел по двору гордый, как гусь, только тебе не сказала.

— Ну, все, не плачь, — Люда поднялась сама и помогла подняться сестре. – Я переживу. Только от родителей стыдно.

— Он обещал в воскресенье вечером приехать, — сказала Наташа, — сказал, что ждать будет на том же месте. Я не пойду, конечно, мне даже один приезд его неприятен.

В дверь постучали: — Вы скоро там? Уснули что ли? – Послышался голос матери.

— Скоро! – В голос ответили сестры.

— Наташка, давай скорей мыться, — Люда схватила тазик, спешно стали наливать воду, плескаться, смывая с себя все нахлынувшие огорчения.

На другой день сестры рассказали матери всю правду. – Ох, если бы я знала, я бы его коромыслом окаянного, — причитала Валентина. Это же еще отцу надо рассказать, ну да ладно, выкрутимся.

Сестры в голос заплакали.

– Доченьки мои, да вы красавицы мои, — Валентина обняла обеих и все трое дали волю слезам. И так же быстро, как начали плакать, так же и остановились.

— Людочка, красавица наша, умница-разумница, да и пусть он катится непутевый такой, глаза разбегующие, так и будет: то к одной, то к другой переметнется.

Воскресным вечером так же тихо, как и в прошлый раз, подъехала машина, встав за деревенскими огородами. – Спасибо, Миха, я твой должник, через пару часов буду.

Он пришел на то же место, где тропинка обросла зарослями бурьяна. Наступив на камень, посмотрел под ноги. Вдруг услышал знакомый голос: — Я пришла.

Перед ним никого не было, посмотрел направо: за высокой травой стояла Наташа. Он не успел ответить, как девушка наклонилась и, подняв ведро с водой, окатила его. Он тряс головой от неожиданности, растеряв все слова. И тут с другой стороны голос: — Эй, жених!

Сергей обернулся и увидел Людмилу с ведром воды. Второе ведро колодезной воды окатило его с ног до головы. – Остынь, а то больно разогнался. И не появляйся тут, а то родители коромыслом тебя выходят.

Девчонки обошли бурьян и, взявшись за руки, пошли домой.

Парень вытирал мокрое лицо, ощутив, что рубашка полностью вымокла, да и брюки почти намокли. Он посмотрел вслед сестрам: — Дуры, дикое племя…

Замуж Людмила все же вышла первой. Так получилось. И парень оказался с соседнего села. Хороший и добрый. И всегда смотрит только на нее – на свою любимую Люсечку. Наташа отказала Вовке Карпухину, а через полгода вышла за одноклассника, который пришел из армии. И больше у сестер не было разногласий.

Татьяна Викторова

Рейтинг

0 из 5 звезд. 0 голосов.