— БАшка, бАшка, бАшка! Знаешь, чё?.. – это Витька кричит, вбегая в летнюю кухню, где за столом сидит баушка его Любовь Андревна и капусту на борщ режет.

Сама старуха похожа на иву прибрежную. Такая же темноликая, морщинами изборождённая, и вся словно бы из узлов-наростов сложена: голова, грудь обширная, в стол упёршаяся, руки. При появлении внука бровью даже не повела – хрупает себе ножом да хрупает.

Витька хочет локти на стол поставить. Хочет, да не может, потому что пять лет ему всего, и из-за стола только мордашку его видно. Замечательную такую мордашку!

Внук Любовь Андревны белобрыс той самой русской нашей белобрысостью, которую всегда распознаешь, встретив такого даже где-нибудь в Африке, скажем. Волосы вострыми пиками в разные стороны торчат, причёсывай их или не причёсывая, белёсые брови отчётливо видны на загоревшем уже личике, и поросячьи белые да длинные ресницы над конопатыми глазами топорщатся.

Глаза у Витька серые, а внутри ещё серее «конопушки» кто-то горстью высыпал. Потом этот «кто-то» посмотрел, видно, на Витьку, полюбовался и щедрую горсть добра этого зачерпнул, только теперь уже золотистого, да и швырнул в лицо мальчику.

Особенно много их «застряло» в углублении, где потом уже, через много лет переносица вырастет, и нос станет… нормальным таким, тоже русским, носом, у основания широким и чуть-чуть вздёрнутым.

Сейчас же у Витьки – просто картошечка. А под нею, как и полагается, — рот, в котором зубы… почти все уже.

Режет, значит, Андревна капусту на борщ, глаз на внука не поднимая, потом, не выдержав, спрашивает: — Ну? Чё?.. Вздыхает Витька скорбно так и продолжать начинает: — А почему у меня мамы с папой нет? Старуха бровью, такой же как у внука, чуть повела и отвечает: — Так зачем они тебе? Я у тебя есть? Вот и хватит…

— Так у всех есть мамы с папами, а у меня… чё-то… не очень… Старуха, оскорблённая необъективностью информации, теперь глаза на младшего родственника вскидывает. Ба! Да они у неё тоже «конопатые»!..

Вскидывает глаза, значит, и продолжает: — У кого же это у всех-то? У Женьки – мама только. И у Кольки — одна мать. У Соньки Жилиной, считай, тоже: хоть отец есть, да пьёт всё время и спит, как напьётся…

Вздыхает Витька скорбно, кладёт на стол подбородок и философически отвечает: — Хоть бы пил, да хоть был бы… Андревна решила прервать «брифинг» на эту сложную для неё тему и подвела итоги: — Ты, вот чего, Витюшка. Ты мне сейчас не мешай: борщ варю, видишь? Иди-ка побегай на улице, а потом обедать будем.

Затем ты поспишь, а вечером я тебя разбужу, молока попьёшь, и мы с тобой, знаешь, чего? На рыбалку пойдём.

— На дальнюю? Прям на омут? – орёт обалдевший от такой перспективы Витька?

— А то куда же? Конечно, на дальнюю, — бабка отвечает. Витюшок несётся к калитке и, не в силах сдержать восторг, кричит кому-то невидимому за забором: — Серёга, Серёга, Серёга! А мы, знаешь, куда вечером с бАшкой пойдём?..

И остаётся одна Андревна. Хрустит под ножом капуста, над крышей летки яблони ветвями шелестят. И вспомнилось ей… … как дочка Верка, едва только школу окончила, «замуж» выскочила. Привела Сашку, одноклассника своего бывшего, во двор и матери сказала: — Вот, мам. Это мой муж. Уже с самого выпускного. И мы жить вместе будем. А ты – с нами.

Мать глянула на «молодожёнов», поняла всё, только и сказала: — Ну, слава тебе, Господи, что хоть с родного двора меня не гоните. В дом идите, там поговорим. Верка резво за матерью кинулась, а Сашка стоит посреди двора, мнётся.

Оглянулась Андревна, буркнула: — Чё стоишь-то, зятёк? Заходи. Теперь это и твой дом тоже. Так вот и стали жить. Через неделю свадьбу тихо сыграли. Во дворе. Для своих только, потому что пузо у Верки уже заметным стало.

Андревна смотрела всё на молодых, смотрела. И не жалела ни о чём. Ни о том, что образования у дочери не будет, ни о том, что та сразу из детей во взрослые прыгнула. А чё жалеть-то? Каждому – своё. Кто к чему приставлен. Ведь мы же русские люди? Так и живём… как получается…

А через месяц Сашку столбом придавило. Насмерть прямо. Он учеником электромонтёра пошёл. Тянули они новую линию на другой улице. Там на него столб и упал: закрепили, видно, плохо. И прям расплющил парня. Хоронили его в закрытом гробу.

Андревна боялась, что Верка с ума сойдёт – так по мужу она орала и выла. Но ещё больше старуха за младенчика боялась, что родит дочь раньше времени. Но – нет. В этот раз обошлось всё.

Верка с тех пор жила, как сонная: не плакала уже, но и смеяться совсем перестала. Даже когда Витюшка родился и врач ей показал младенца, она голову отвернула и смотреть не стала.

— Ты погляди только, какой у тебя мальчик замечательный получился, — врач говорит. Верка, так же, не поворачиваясь, ответила: — Не хочу… зачем он мне… Когда мать её с младенчиком из роддома забрала, то Верка всё такая же оставалась.

Нет, за ребёнком ухаживала, кормила, купала, пелёнки меняла, с материной помощью, конечно. Но делала всё это как-то «не себе творя»: сонно, через силу. Как-то среди ночи прямо Андревна проснулась от чего-то недоброго, шаль на плечи накинула и во двор выскочила. Оттуда – на улицу метнулась.

Стоит Верка у колодца с младенчиком на руках и в колодец заглядывает. Обмерла старуха, и сама не помнит, как до дочери добежала и ребёнка у неё из рук вырвала. И на этот раз обошлось, слава Богу.

Через месяц уже, утром, Верку из того колодца достали. А Витенька тогда так и прокричал весь день…

— Тьфу ты, нелёгкая меня возьми! Развспоминалась, а борщ-то и убежал!!. А тут ещё Витюшка калиткой хлопнул и к баушке бежит: — БАшка, бАшка, бАшка! А можно с нами на рыбалку Серёга ещё пойдёт? И Толик? И Стёпка с соседней улицы? Мы уже и червей накопали. Целую банку! Во, гляди!.. А ещё с нами Надька просилась, но девчонок мы не берём, с ними, прям, всегда беда!..

Олег Букач

Рейтинг

0 из 5 звезд. 0 голосов.

Перекур

-Иван, Иван, пойдем, перекурим!

-Да поздновато уже, я почти уснул.

-Да кто же спит летом в такое время?. Еще нет и десяти вечера, а ты спишь.

-Есть уже десять и пятнадцать минут на одиннадцатый время пошло.

-Ну, и что? Все равно рано. Пойдем к речке через огород, посидим на нашей скамеечке, покурим, за жизнь поговорим.

-Да пойдем же конечно. Зря я что ли проснулся? Иван кряхтя поднялся со своего дивана, держась за спину двумя руками он вышел на крыльцо.

-Болит? — участливо спросил его друг Николай.

-Болит. Куда деться то? Укатали Сивку крутые горки. Ну, пойдем уж, коли я нашел силы подняться, то и до скамейки добреду. Вот хлопотун ты какой!

Я уж улегся, я уж и подушки под себя положил, я уж приспособился, боль утихла, стал задремывать, а  тут нате вам — предложение поступило. И как тебе откажешь? Что? Не спится? Опять с невесткой разбранился?

-Разбранился. Ест она меня поедом. Даже за общий стол не пускала. Предлагала есть отдельно. Видишь ли, говорит,что места за столом мало. И сын молчит и не заступается.

Только внук встал и уступил мне свое место и сказал, что он будет есть отдельно, если дедушке места не хватает.

Ох, как она полыхнула на меня, а потом на сыночка своего. Но смолчала. Чуть стол отодвинула от окна, и сразу всем места хватило. 

-Да уж. Сколько ты уже вдовцом живешь? Двенадцатый год?

-Осенью будет тринадцать.

-А я только второй маюсь. Тоскую.

— А мне кажется, что только вчера я с ней расстался. И как так могло быть? Пошла в магазин, на крыльцо поднялась, качнулась, охнула, вздохнула тяжко и без звука навзничь и упала. Тромб какой-то оторвался.

А какая умница была, труженица, красавица. Только вот детей нам Бог не дал много. Троих она родила, а вот взрастили мы только одного. Двое умерли младенцами.

Эх, до внуков она не дожила. А какая бы бабушка из неё была! Так что я над внуками стоял за двоих. И Танюшку вынянчил, и Егорку, а Мишеньку просто выплакал.

Когда узнал, что невестка избавиться решила, так веришь, на колени встал и просил за малыша. И выпросил.

А вот теперь он мне место за столом уступил. Хороший мальчик растет, сердечный и характером в бабушку и видом в неё. Говорят, по приметам счастливый будет, если внук на бабушку похож.

Старики примолкли. Впереди шел Иван, невысокий и полноватый мужчина, а за ним Николай, который смолоду был признан первым красавцем в селе.

Он был высокий и стройный, голубоглазый и светловолосый, кудрявый, еще и первый танцор и запевала. Все девчонки толпой за ним ходили.

-Одним все, а другим ничего, — говорили вслед ему сельские кумушки. Может быть это «ничего» относилось к его другу Ивану? Он и правда не вышел ни лицом ни фигурой. А рядом с другом смотрелся еще печальнее.

Так вот с самых малых лет они дружили крепко, хотя были просто противоположностью друг друга. И в школе вместе, и на танцах в клубе вместе, и на курсах механизаторов вместе, и работали в бригаде всегда рядом, и свадьбы сыграли в один год и квартиры получили от колхоза рядом, в одном двухквартирном доме.

Их дружбе было больше, чем полвека. Прямая дорожка через весь огород привела стариков к едва заметной калитке, которая сделана была из изголовья старой железной кровати. Раньше здесь был перелаз, но с годами он стал непреодолимой преградой.

Вот и соорудил старший внук калитку для дедушки. Да и скамейку у калитки устроили тоже внуки. 

Правда не один дедушка пользовался уютной скамеечкой под плакучей ивой. Часто здесь укрывались от взгляда чужого влюбленные парочки. Да пусть. Место не просидят.

В этот вечерний час скамейка пустовала. Старики уселись, разговорились.

-Да, Ванечка, жизнь мелькнула да и покатилась под горку. И тут уже ничего и не сделаешь. А вспомни молодость нашу! Разве мы о старости думали тогда?

А школу нашу вспомни. Сколько детворы было в деревне. И учитель в две смены с нами занимался. Один на всех. Тимофей Дмитриевич.  С первого по четвертый класс всех нас учил.

А вечером, как коров пастух в деревню гонит — у нас перемена. Учитель уходил коров своих встречать в дальний переулок, а мы на уши вставали просто.

А зайдет в класс,  мы опять присмиреем. Жена то у него хворая была, он сам коров доил. Двух держал.

А вспомни Оленьку твою. Ты уже в четвертом был классе, а она только в первый пришла. Вот учитель тебя шефом к ней и назначил. Ты её читать учил. И кто бы мог подумать тогда, что ты век с ней проживешь?

Из Армии пришел когда, ты ведь не узнал её совсем. Даже спросил у ребят, чья такая будет? А когда узнал, то так вокруг и заплясал, так и закружил возле неё, да и приворожил. А она ведь мне тоже нравилась. Да тебя выбрала. С чего бы это?

-Нашел что вспоминать. Было да быльем уже поросло. Теперь вот нам бы век свой достойно дожить. Ну, давай, закурим.

-Как — давать? А разве ты свои папиросы не принес?

-Нет.  Думал, раз ты зовешь, ты и угощаешь.

-Так я тебя потому-то и позвал, что свои то кончились, а покурить так захотелось, хоть караул кричи. Да-а-а! Покурили, ничего не скажешь.

Тогда хоть споем, что ли, Ванечка. Подпевай тихонечко. И Николай вдруг завел своим прекрасным голосом.

Ночь така мисячна,тихая , ясная видно хоть иглы сбирай. выйди коханая, выйти уставшая хоть на хвилиночку в гай. Сядем в приступочке мы под калиною, Тут я над всеми, как пан! Глянь, моя рыбонька, как над равниною Стелется тихо туман. Ты не пугайся , что ноженьки босые Ступят в холодную росу. я же тебя, милая, Радость коханая в гай на руках отнесу. Ты не пугайся, Что змерзнешь, лебёдушка, Видишь, ни ветра, ни хмар. Я пригорну тебя, милая, к сердоньку, А оно горячее, чем жар.

Стояла теплая летняя ночь, полная луна светила над миром, текла в нескольких метрах от поющих стариков тихая речка, чуть слышно плескалась рыба, шелестела трава на пригорках на берегу, но все вокруг притихло от этих красивых звуков прекрасного пения.

И не в том было дело, что голоса были красивыми, и даже не в том, что песня не портила гармонию мира, а была его такой естественной частью. Нет.

Пение было задушевным, именно таким, каким оно и должно было быть.

И два мужских голоса пели о своей любви, видели своих любимых молодыми и прекрасными, а себя — влюбленными пареньками, готовыми одарить своих желанных самыми лучшими словами.

Быстротечна и переменчива наша жизнь. И только радость воспоминаний озаряет наши преклонные годы. А сердце не остывает. До последнего вздоха в нем живет память о любви.

Уже не обнять, не дотронуться, а в звуках просто излить свою боль и тоску. Песня отзвучала.

-Слышь, Николай, а что те украинцы так на нас воспряли?  Как можно нам так раздружиться? 

Да у нас в селе каждая вторая или третья семья имеет украинских родственников. Коноваленко, Одноконь, Казаченко, Дьяченко, Супрун — все фамилии украинские.

Звучат здесь в нашей сторонке и не пригибаются. И песни мы поем наших родителей, а те выучили от своих родителей, а уж те привезли с собой прямо с Украины эти песни. А эту мы сравнительно недавно выучили. Но как от неё сердце щемит, не высказать.

-Да, хорошо, что без курева вечерок скоротали. А то бы подымили, да разошлись. А песня хорошая какая. И знаешь что, что бы там я не слышал про украинцев, а разлюбить их не могу. Вот увидишь, они в память войдут.

-Да я, Ванечка, тоже так же думаю. Только честят они нас скопом. Особенно после возвращения Крыма. Вот тот же хохол Никита хитроумный нам бомбу подложил. Передали Крым Украине и лапшу нам на уши повесили — удобнее крымчанам в Киеве центр административный иметь. А мы и поверили. И ни гу-гу. Все равно одной страной были.

Ну, разбежались по своим норкам. И что? Лучше жить стали? Поля наши травой зарастают, а хлеборобы по вахтам работают. В школе 37 учеников всего, и то из трех сел. 

-Не грусти. Не может земля впусте долго лежать. Позовет к себе пахарей. Ладно. Поговорили всласть. Эх. Еще бы закурить нашлось. Погоди, а вот у меня в кармане что-то шелестит.

Глянь — пачка смятая, а в ней, как на заказ — ровно две сигаретки. А спичек нет.

-А у меня спички есть.

-Вот и полный комплект. Покурили как-то неохотно, без удовольствия, придавили ногами окурки.

— Слышал новость последнюю деревенскую? Как наши мужики рожали?

-Нет. А кто мне расскажет-то?

-Так слушай. Наш ветврач пригласил мужиков подержать телят. Он кастрировал их. Известное дело — в бочку засунут, и кастрируют. Только ноги удержать нужно. Вот мужики и держали. А Владимир Васильевич — ветеринар наш, им в награду дал настойки. Коровкам для родовспоможения дают. 

Настойка на спирту. чуть водичкой разбавили,  она с анисом — говорят так приятно пьется. Вот мужики и приняли на душу. Больше нормы.

Оно вначале так хорошо им было, а потом как заломило кости, как стало хватать животы. Криком кричать стали. Веришь, всех четверых в больницу доставили, да там спазмы снимали уколами.

Говорят, Гаврилов громче всех кричал, что рожает. Теперь его мужики роженицей зовут. А он свирипеет от этого.

-Да, случай удивительный. А что ветврач не знал о таком эффекте?

-Да он и прежде и сам эту настойку употреблял и других угощал. Да видно не в таких дозах. У наших мужиков удержу нет.

-И что они в пьянке находят? Век доживаю, а так и не пристрастился. Добровольно в дураки не записываюсь. Да и ты за выпивкой никогда не гнался.

Пошли домой, что ли? Славно посидели. Тяжело поднялись два друга и потихонечку побрели в свои дома.

-Ничего,ничего, ничего! Повоюем еще, а?

-Повоюем. Жить то хочется,что бы ни случилось. Притягивает жизнь. А ты веришь в потусторонний мир? А вдруг мы умрем, да на тот свет, да наших там повстречаем.

-Это навряд ли. Хотя всякое может быть…

А я бы уж свою родимую так обнял бы крепко, да к сердечку своему прислонил и не отпустил бы от себя.

-Да и я бы руки не разжал. Только не обольщайся пустыми надеждами. Пойдем на  свои места.

Скоро светать начнет. Утром светает рано. А давно я рассветы не встречал. Рассвет — всегда надежда.

Отец вспоминал, что на фронте на рассвете как птицы начинают петь, встречая солнце, так сразу и кажется, что нет никакой войны. Так тихо все и спокойно вокруг.

И сейчас, когда луна так ярко светит, так и кажется, что горя нет никакого на свете, ни разлук этих вечных, ни болезней.

Кругом тишь, да гладь, да Божья благодать.Так хорошо на свете, а ладу между людьми нет. Все они, бедные, враждуют.

А жизнь мелькнет — не успеешь нарадоваться. А уже — на выход.

-Да мы не будем торопиться.   

-Полюбуемся еще на этот свет. Больно уж много в нем радости. Вчера посмотрел на себя в зеркало, да и воскликнул: «На кого я похож?»

А внучка услышала и говорит:»Так ты же говорил, что на отца. Забыл, что ли?»

Я улыбнулся и ничего ей не сказал. Может и забыл.

Валентина Телухова

Из сети

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.

«Пока коров не встретишь, на танцы не пойдёшь», — говорили нам. Летние вечера в деревне.

Дискотека, костёр, мотоциклы Когда стадо возвращалось домой, то выходили на улицу все соседи, коров встречать, да между собой покумекать…

Бывают такие воспоминания, они как лёгкий летний ветерок, пролетят мимо, чуть-чуть всколыхнув волосы, еле уловимым ароматом пощекочут нос, и тихим далёким звуком прозвенят в ушах… Мартаааа, Малюткааа, Зорькааа… И всё… и как будто не было.

Лето в деревне — это отдельная целая жизнь со своим колоритом. Кто-то с детства сразу жил в деревне, а потом уехал в город. Кто-то приезжал из города на лето погостить, но всех нас объединяет одно — летний вечер в деревне, ух, как мы его ждали.

Ведь время в деревне делилось на "до" и "после" коров. Пока коров не встретишь, на танцы или на остановку к друзьям не пойдёшь. Хотя все друзья тоже тут, тоже коров встречают.

Коров было много, но почти у всех была кличка Марта. И удивительно, ведь отличали же своих, для меня это всегда было загадкой, как? Бирок у них в ушах не было и даже нигде не покрашены.

Ну, конечно, кроме Марты было ещё много имён, но это самое популярное. А так: Зорька, Красуля, Майка, Февралька, Малютка, Доча, ещё бычок Будулай или Мишка.

И вот идёт стадо, у кого-то из коров и колокольчик звенит. Гонит стадо пастух, бывало, что поочерёдно каждая семья пасла, а бывало, что скидывались и нанимали отдельного человека. Проблемы только с этими пастухами нанятыми были, то запил, то ещё что.

У меня друг Вовка одно лето подрядился пасти коров. Уходил с ними в 5-6 утра и до вечера бродил по полям, да по лугам. Однажды я пришёл к нему на пастбище, а он в тот день пас коров возле озера.

И у самого озера в траве я нашёл электронные часы Монтана. А это были очень крутые часы по тем временам. Радости моей не было предела, а Вовка, конечно, расстроился. Но через пару дней и я эти часы потерял.

Когда стадо возвращалось домой, то выходили на улицу все соседи, коров встречать, да между собой покумекать. И как-то радостно всегда было в это время.

На улице тепло, за весь день земля нагрелась, и к вечеру такая лёгкая дымка витала в воздухе, и запах берёзовых дров — кто-то баньку затопил. И запах… коровьих лепёшек, куда уж без них. =)

В стаде был какой-нибудь маленький телёнок, которого все дети любили. Но был ещё и главный бык, на которого можно было наблюдать только с забора. Бык в авторитете и его все побаивались.

И казалось бы, так заканчивался вечер, но не тут-то было. Как в одной современной игре: «Город засыпает и просыпается мафия». Я не знаю, как наши родители так легко нас отпускали гулять до ночи, а точнее до утра, но ведь в деревне всё по-другому.

Местом сбора служили: лавочка, брёвна, остановка, клуб или же костёр. Но скорее всего и там, и там, везде помаленьку успевали посидеть.

Мотоциклы, дискотека, танцы, возможно первые поцелуи. Гитара у костра, если кто картоху притащил, значит запечём.

Эх… ностальгия! А сейчас вот ферм нет, коров нет, а молока завались… кого доят? Пальму, наверное. Очень многие прошли через эти тёплые времена — деревня, лето, общение с разными животными, речка, друзья.

Такое не забывается! И порой достаточно одного тёплого ветерка, чтобы всё это вновь всплыло в памяти…

Степан Корольков~Хранитель маяка

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.

Две соседки и одна судьба на двоих

-Петровна, доколе твои куры будут мои грядки разгребать? Кыш, кыш, оголделые. Вроде уже все щели загородила, а они в наглую лезут. Не иначе ты сама специально их ко мне загоняешь- кричала через забор Мария.

-Больно надо. Это твой Барбос опять подкоп сделал, чтобы курят моих таскать. Он у меня намедни целую кастрюлю холодца сожрал.

Главное поставила на лавку остужать, выхожу, кастрюля валяется, а этот облизывается. Да когда ты его уже на цепь посадишь? Спасу от него нет — крикнула в ответ Зинаида.

— Ты своих курей на цепь посади, а моего Тузика не трогай. Пусть бегает где хочет. Вот дал Бог соседку, Прости Господи. Всю жизнь мучаюсь — парировала Марья. Так начиналось каждое утро двух соседок.

Обе были одиноки и это утреннее переругивание показывало, что с обоими все в порядке. Точнее в форме. 

Вот и сейчас, ворча про себя , одна перекидала куриц через забор. А другая хворостиной выгнала Тузика за ворота. И каждая занялась домашними делами, которым , как известно, нет конца.

Мария и Зинаида были ровесницами. Вместе бегали на посиделки. Пели песни, плясали. Вот в этих хохотушек и влюбились два друга , Егор и Митя. Стали провожаться втроём.

Девушки впереди идут, веточками от комаров махают. А парни сзади, как будто просто прогуливаются. Возле домов зазноб они разделялись.

Егор с Марией оставались , а Митя с Зиной дальше шли. И замуж девушки вышли с разницей в месяц.

Друзья построили дома рядом с друг другом. Чтобы далеко не ходить, когда помощь вдруг понадобится. Да и Маша с Зиной не были против, дружили семьями.

Только обжились в новых домах, война . Провожали своих мужей , как полагается. Со слезами, просьбами вернуться живыми.

Только одна разница у них была. Зина была в положении, а Мария не успела. И потекли годы ожидания. Зина родила девочку , которую назвала Таисьей, в честь матери Мити.

Маша рыдала от обиды — У тебя хоть дитя осталось, а я как перст одна

— Но помогала. Делилась всем немногим, чтобы было чем девочку накормить. Каждое письмо с фронта читали вместе. Радовались любой весточке. А потом пришла первая беда, в сорок третьем похоронка на Митю. 

Мария от Зинаиды не отходила, боялась за ее рассудок. Но обошлось. Маленькая Таечка своими маленькими ручками отогрела сердце матери.

А потом в начале сорок пятого и Мария получила траурный треугольник. Теперь уже Зинаида с Тасенькой успокаивали вдову. Когда объявили , что наступила Победа Мария и Зинаида со всеми радовались за тех, кто вернулся живым к семьям.

Только вечером рыдали над несчастной своей судьбой, заливая слезами карточки своих мужей. Прошло время, вон Таисья уже и в школу пошла.

И заметила Зинаида, что Мария в последнее время веселая ходит. Она и прижала ее к стенке. Та и созналась, что ходит к ней по ночам Федор Молчанов. Зинаида всплеснула руками

— Да что же ты делаешь, подруга ? У него же своих пятеро. А ежели он от Верки уйдет, с голоду же пропадут.

Не делай худое дело, бросай его — Зинаида заплакала

— А легко мне на чужое счастье облизываться? Я ж ещё молодая, жить хочу.

Зинаида строго сказала — Я тоже одна, но блюду себя. И я тоже женщина и мне счастье хочется. Но не бросаться же теперь на всякого. 

Мария устало сказала — Тебе легче, у тебя дочь есть. 

На том и разошлись, каждая при своем мнении.

-Зинаида, айда чё скажу — позвала как-то Марья соседку в гости.

— Чё свадьбу с Федором обсудить?- насупилась Зинаида.

— Да ну, нашла кого вспомнить, выгнала я его. Другое у меня, радость великая. Понесла я. И вот не знаю чего и делать. Вроде старая я уже и ребенка хочется сил нет — светилась от радости Мария.

Зинаида обняла ее

— Поздравляю. И не думай даже, рожай. Пусть и от Федьки. От него не убудет — и захохотала. Так и появился на свете новый мужичок, по имени Егорка.

Федор выпивши решил как то разок прийти на сыночка поглядеть, так Мария его и за порог не пустила.

— Иди, давай. У тебя вон полон двор ребятишек, их воспитывай, а в рюмку поменьше заглядывай. Прошло ещё время.

Разъехались дети двух вдов. И все также делятся они весточками, но уже от детей и внуков. Но и утренний ритуал не забывают, переругиваются незлобиво через забор.

А вечером садятся на лавку перед домами и вспоминают. Тут же и плачут , тут же и звонко хохочут.

И каждая со страхом думает, не станет одной, как жить потом другой. Ведь столько лет вместе. И в радости и в печали. Две соседки и одна судьба на двоих.

Автор Ваша Наташа

Рейтинг

0 из 5 звезд. 0 голосов.