Женские судьбы. Любава. Автор: Юлия Скоркина

размещено в: Мистические истории | 0

Женские судьбы. Любава

— Ох, Любава, Богом тебя заклинаю, забери моего Андрейку к себе, — причитала Дарья. — Чует моё сердце, нехорошее случиться может. Лучше разлука, чем смерть моего мальчика.
Любава повернула голову и посмотрела на тщедушного Андрейку, сидящего на скамейке у печки и по-детски болтающего тонкими ножками.

Когда-то сёстры жили вместе, но года подошли, и старшая Дарья вышла замуж за Никодима и переехала к мужу в дальнюю деревню. А младшая Любава осталась с больной матерью, которая вскорости померла. Отец их от чахотки помер задолго до женитьбы дочери. Мать хорошо сестёр воспитала. Добрые, трудолюбивые, на всякую беду отзывчивые. Правда, хоть Дарья и была старшей, а всё ж Любава главенство в семье держала. Старшая сестра мягкая, как глина, — лепи из неё, что хочешь. На это Никодим и купился. Хорошая семья у них была. Муж на жену не нарадовался.

А вот Любаве, в отличие от сестры, палец в рот не клади: мигом всю руку оттяпает. Высокомерна, строга, — правда, что уж говорить, красы неписаной девка. Лучшие ребята с окрестных деревень к ней свататься приезжали, только всем от ворот поворот давала.
Пока маменька жива была, всё охала:
— Ох, доченька моя, унаследовала ты прабабкин характер, так смотри судьбу её не унаследуй. Так вековухой и останешься, кому в старости нужна станешь? Любава на эти причитания с улыбкой смотрела. Не вступала в пререкания с матерью, старость уважала, да и мысли свои на этот счёт имела.

Прабабка Любавина не простая была. И хоть век без мужа да дитё в подоле принесла, а всё ж счастливую жизнь прожила. Лекарствовала помаленьку. Травками да молитвами от хворей и страстей лечила. За чёрные делишки не бралась, людям не навязывалась. Побаивались её в деревне: характер был не сахар.
Вот Любава норов прабабкин и унаследовала. Да не только норов! Тоже знахарничала помаленьку. В травах хорошо разбиралась. За заговоры бралась. А уж кого на помощь призывала, то кто ж знает. Люди разное говорят, да она не перечит. Что хотят, то пусть и думают. Гордо девка по деревне ходила, цену себе знала. В беде никому не отказывала, детишек завсегда лечить бралась. Сколь её боялись, столь и уважали.

— Не пойму тебя, Дарья, — сказала Любава, посматривая на Андрейку, — чего тебе не так, глянь: парень здоров, а ты прям в мертвяки его записала.
— Ой, боюсь, сестрица, — али не слыхала, что нынче в нашей Семёновке делается? — спросила Дарья.
— Не слыхала, — ответила Любава.
— Дак детишки как мухи мрут. Болеют подолгу, а потом Господь и прибирает.
— А Господь ли? — подняв бровь, произнесла Любава.
— И не знаю, милая. Только уж как несколько лет на деревню словно хворь какая напала. Уж и двора не найдёшь, в котором ребятёнок бы не помер, — перекрестившись, сказала Дарья.
— Так от чего ж мрут-то, почему ко мне не обращались?
— А кто ж знает? Бегает дитя, здорово, а ко времени сохнет ребёнок, да лежит всё больше. Силушка по капельке вытекает, а потом и вовсе издыхает. А к тебе не шли — так далече же, да и своя знахарка в деревне имеется, — простодушно ответила Даша.
— А давно ль имеется? — вскинув брови, спросила сестра.
— Так я к Никодиму переехала уже, и была она там.
— А что ж ты мне раньше про неё не сказывала? — не унималась Любава.
— А что говорить-то. Бабка как бабка, лечит помаленьку, злого не творит. И скотинку хворую к жизни возвернуть может. Только вот с детишками беда не даёт совладать. Не помогают ни травки, ни шепотки. Да и не спрашивала ты про неё, а сейчас вот к разговору пришлось. Ну так что? Заберёшь Андрейку погостить?
— А что ж не забрать, — улыбнулась Любава, глядя на племянника. — Такое чудушко пусть погостит, — сказала она, взъерошивая соломенную шевелюру. Чмокнув сына в макушку и перекрестив, ушла Дарья восвояси.
— Ну, — обратилась Любава к ребёнку, — пошли в сад, покажу, как в поленнице горихвостка гнёздышко свила. Андрейка растянул кривозубый рот в широкой улыбке и протянул тётке руку.

***
— Принимайте гостей, — громко сказала Даша, входя в дом к сестре.
— Мамка пришла! — с радостью взвизгнул Андрейка, бросаясь к ней обниматься.
С момента, когда Дарья оставила сына у родной сестры, прошло полгода. Поздняя осень хмурила небо, окрашивая его в тёмно-серые тона. Она по несколько раз в месяц приходила навещать мальчика, и каждый раз встречи были со слезами и объятьями.

— Ой, любименький мой, — причитала женщина, обнимая и целуя ребёнка. — А уж соскучилась как, миленький мой! Папка весь извёлся, когда, спрашивает, сына домой ворочу. В комнату вошла Любава, вытирая руки о передник. Тоже расцеловались с сестрой.
— Ну как вы тут, хорошие мои? — спросила Даша, не спуская любящих глаз с сына.
— Хорошо, мамка. Тётя Любава котёнка мне подарила, хошь покажу? — восторженно воскликнул Андрей и, не дожидаясь ответа, улетел на улицу.

— Да хорошо всё, сестрица, — спокойно ответила Любава, — с чем пожаловала?
— Да уж время пришло, столько времени Андрейка у тебя, скоро уж тебя мамкой вместо меня называть будет, — улыбнулась Дарья. — И Никодим наседает, мол, вертай сына домой.
— Забрать, значит, хочешь? — спросила Любава. — А на деревне как дела обстоят?
— Да не сглазить бы, слава Богу, хорошо всё. За то время, как Андрей у тебя был, ни одной смерти не случилось. Дверь распахнулась, и в комнату влетел Андрейка, держа на руках котёнка.
— Мама, я его Васькой назвал. Он теперь мой друг, — в глазах ребёнка горели искры счастья.
— Ну что ж, мышей в хлеву много, найдёт, чем заняться, — ответила мать, — с собой заберём. Собирайся, милый, домой пойдём.

Пока Андрейка запихивал вещички в мешок, Любава и Дарья разговаривали о насущном. Старшая сестра всё охала и спрашивала, когда же младшая семью собралась создавать.
— Полно тебе, Дашка, — возмутилась Любава, — ты как матушка! Время придёт, и муж сыщется, а пока незачем мне! У меня племянник золотой, мне и с ним потетешкаться достаточно. Слышь, Андрей, ты не забывай меня, — как в гости захочется, так говори мамке, я всегда тебе рада и жду тебя.

За эти полгода, что племянник провёл у Любавы, было видно, что с неохотой она отпускает его: привыкла к мальчонке. К смеху заливистому да дурашливости детской.
— Ты вот что, Дарья, — вдруг сказала сестра, — кота береги да не обижай. Мой подарок Андрейке, пусть с ним и находится.
— Да разве ж я когда скотинку обижала? — насупилась Дарья. — Я завсегда твари Божьей миску молока налью.
— Ну, полно обижаться, — проговорила сестра, — я просто так сказала. В сенях корзинка стоит, вот в неё Ваську и посадим. До деревни путь не близкий, пора вам. Дотемна добраться постарайтесь.

Расцеловались сёстры, Любава племянника обняла и, перекрестив на дорожку, отпустила с Богом. И пошла жизнь своим чередом, настала пора зиме осени на пятки наступать. Зимние дни ох коротенечки, зато вечера да ночи глубоки да темны.
Густые сугробы дороги замели. Снега в этот раз было — еле калитку поутру открыть можно, заметало до половины. Медленно жизнь деревенская зимой течёт. Да Любаве завсегда работа найдётся. Кто младенчика принесёт захворавшего, кто для родителя своего за травкой: болят руки натруженные. Так и дни потихоньку шли. Ко времени солнце всё чаще выглядывать начало, владения зимушкины подтапливать. Ручьи зажурчали, птицы защебетали. И глядишь, вот уж и весна — ворота распахивай да тепло впускай!
В один из дней работает Любава в огороде, землю под гряды готовит, вдруг слышит: «Мяв». Обернулась — стоит Васька.
— Ты как здесь? — вскинула руки девушка. — Неужто с Андрейкой что стряслось? Мявкнув ещё раз, кот подошёл к ней и начал тереться о ноги лобастой головой. Не стала Любава раздумывать, в дом пошла, собрала вещи нужные. К соседке старенькой сходила, попросила за курями доглядеть, коли не воротится завтра.
— Знать, у сестрицы решу погостить остаться, — объяснила она старушке, — ты уж пригляди, баб Глаш. Заручившись согласием, отправилась девушка в путь.

Идёт вдоль леса, — птицы голосят, весной пахнет, благодать! Да на душе муторно, шаг сам собой ускоряется. Ещё солнце клониться к земле не начало, а уж крыши домов показались. Как ошпаренная девка бежала, дорогу вмиг одолела. К сестре в избу влетела, отдышаться не может.
— Любавушка, — вскрикнула Дарья, увидев сестру. — Горе-то какое, — заголосила она и бросилась к сестре в объятья. Схватила её за руку и в комнату дольнюю потянула. Зашла Любава и ахнула. Лежит на постели Андрейка, что мёртвый. Губки синие, кожица будто прозрачная. Дышит тяжело.
Через Дарьины всхлипы смогла она разобрать, что сразу после Рождества мальчик начал себя плохо чувствовать. Вроде и бегал, прыгал, а всё силёнок не хватало. А с неделю назад так вообще слёг.
– Почему ко мне не прибежала? — сердито прикрикнула на сестру Любава, положа руку на лоб племянника.
— Да не знаю я-аа, — голосила Дарья, — словно дороги кто закрывал. Только за порог, так случается что-нибудь. Мы поначалу думали, что подзастыл он. Давеча с горки вернулся, в сугробах с ребятнёй навалялся. А опосля и я слегла, с неделю валялась. Малиной да отварами отпаивались. Вроде и полегче сделалось. А когда он совсем занемог, тогда и пыталась к тебе добраться. Так ведь сама видела, зима какая нонче была. Метели да вьюги, на улицу не выйдешь, не то что через лес до тебя добраться.
Я и побежала к Пелагее. Травы она мне давала, домой приходила, над Андрейкой шептала. Да всё хуже и хуже только-ть. Думала, как снег чуть спадёт, за тобой побегу, да ведь завтра и собиралась. А ты сама пришла. Беда ведь ещё какая — Васька наш пропал, как в воду канул. Андрейка как в себя приходит, так кота просит позвать, а его нет. Помоги, сестрица милая! Помрёт Андрейка, так и я жить не буду, наложу руки на себя!

Воет Дарья, руками голову обхватила, качается из стороны в сторону.
— За кота не печалься, это он меня к вам сюда позвал. Да смотрю, вовремя, — поумней тебя, бестолковой, оказался, — рыкнула Любава. Даша глаза распахнула, аж слезинки просохли.
— Как кот привёл? — спрашивает.
— А так и привёл, — ответила сестра и задумалась. — Так, говоришь, как дороги ко мне кто закрывал? — Закрывал, Любавушка: я только собираться зачну, так Андрейке хуже. Испариной покрывается, трясёт всего. Я и бегу к нему.
— А скажи-ка, сестрица — брал чего у чужих Андрейка? Может, кушал что? — спросила младшая сестра.
— Дык как же не кушал, ведь колядовать по избам бегали с ребятами. Рождество же, — ответила
Даша.
— По всем избам бегал? — не унималась Любава. — По всем. А особливо пироги бабки Пелагеи нахваливал.
Смотрит Любава на племянника, лицо хмурое, сощурила глаза и говорит: — А сбегай-ка ты, сестрица, за этой Пелагеей-знахаркой, скажи, пусть над Андрейкой ещё разок что-нибудь пошепчет. Да не сказывай, что я объявилась. Посмотреть хочу, чем помочь может.
Дарья перечить сестре не стала, оделась и выбежала из дома. А Любава тем временем узелок свой развязала да две иглы большие из него вытащила. И в кухне схоронилась, чтоб её не заметил никто. Тем временем Дарья с Пелагеей в избу вернулись.
— Ну что ты, Дарьюшка, ох и хочется мне тебе помочь, да сама видишь, не выходит у меня. Видать, за что-то Господь научает меня, раз деткам помочь не могу, — елейно пела знахарка. Разделась и скрылась в комнате. Вышла Любава с кухни да две иглы свои аккурат над головой крест-накрест в дверной косяк и воткнула. И опять в кухне спряталась.

Прошло время, стала Пелагея домой собираться. Оделась, к двери подошла и встала как вкопанная. И хочет выйти, а никак. Спохватилась, сделала вид, будто ещё что над ребёнком пошептать хочет, ушла в комнату. Через минуту обратно воротилась и опять у двери встала. Головой крутит, испариной лоб покрылся. Повернётся к двери и обратно к Дарье оборачивается.
— Да что с тобой, бабка Пелагея? – спрашивает женщина.
— Плохо мне что-то, Дарьюшка, — отвечает знахарка.
— Так давай я тебя до дому провожу.
— Ты мне лучше водички принеси, нехорошо мне. Ушла Даша в кухню, а там ей Любава шепчет, чтоб она старуху от двери в комнату увела. Подошла Дарья к знахарке и говорит:
— Ты пройди в комнату, бабка Пелагея, посиди чуть, глядишь, и полегчает. Ушли они с сеней, вынырнула Любава из кухни, иглы вынула и опять схоронилась. Попила старуха водички, посидела ещё с минуту и опять к двери пошла. Почуяла, что выйти может, да как рванула из дома. Дарья за ней, — забытый бабкой платок вернуть.

Вернулась Даша, вошла в комнату к сыну, а там Любава сидит на постели рядом с Андрейкой. Рядом её узелок лежит.
— Старая паучиха, — бубнит себе под нос сестра младшая, — ишь удумала, малых деток изводить. Я тебе покажу, ведьма! И сплетает Любава три свечи между собой, ставит в изголовье кровати Андрейкиной.
— Что ж это делается, Любава? Не пойму, к чему клонишь? — услышав слова сестры, спрашивает Дарья.
— А к тому и клоню, что знахарка ваша в смертях детских виновата! Детки малые, жизнь через край в них плещется. А у ведьмы года к закату подходят! Вот она за их счёт и продляет себе жизнь. Стоит Дарья, рот ладошкой прикрыла, от слов сестрицыных волосы на голове шевелятся.

— Ты вот что, Даша: сейчас из комнаты выйди. Мужа встречай, дела свои делай. А ближе к вечеру зайди да помоги мне до постели добраться. И увидев немой вопрос в глазах сестры, добавила:
— Силу свою Андрейке отдам, вырву из лап паучихи проклятой! А уж как восполнится силушка, тогда и думать буду. От слов этих покатились слёзы из глаз Дарьиных. Молча сестра вышла из комнаты и дверь затворила.
Зажгла Любава свечи, молитву прошептала да и накрыла Андрейку собой, как птица крылами чад своих укрывает да от опасности прячет. Сколько времени прошло, Любава не знала, -очнулась от лёгкого прикосновения.

Открыла глаза — стоит рядом Даша. Помогла сестре подняться, довела до постели. Уложила её и укрыла одеялом пуховым. Тишина в доме, сумрак ночной. Лампадка в углу перед образами теплится, мягким светом комнату освещает. И задремала Любава, крепким сном забылась, зная, что племянника спасти успела. Проснулась — свет в окошки льётся, по дому запах хлеба тёплого. Пение тихое доносится. Вышла из комнаты — Дарья по дому хлопочет.
— Как себя Андрейка чувствует? — спрашивает. Бросилась к сестре в объятья Даша. Обнимает её, целует.
— Спасибо, Любавушка, сыночка моего к жизни вернула! Проснулся утром, поесть попросил. Заглянула Любава к Андрею. Мальчик спал, по его слегка порозовевшим щекам было видно, что жизнь потихоньку к нему возвращалась.
— Вот что, Дарья, — сказала Любава, — поживу у тебя пару дней. Да подумаю, что сделать можно, чтобы знахарку вашу на чистую воду вывести.

* * *
— Ох, нехорошо мне, бабушка, — вещала Любава, сидя в избе Пелагеи. — Точит меня злоба чёрная. Сил нет видеть, как эта гадюка на моего милого вешается, — на ходу выдумывала девка.
Пришла она в дом знахарки, якобы за помощью. Единственное, что ей нужно было, так это узнать, как она жизнь с детишек высасывает.
— Ой не знаю, милая, — ответила Пелагея, — я ж ведь за чёрные дела-то не берусь. Грех это, — говорила бабка с самым невинным видом. — Я же людям помогаю.
— А вот и мне помоги, — настаивала Любава. — Нешто это по-честному?! Я с ним столько лет живу, терплю его, окаянного, а она появилась и увести хочет. Никому не скажу, что помочь мне взялась. Отплачу по-царски. Ненавижу её, гадину, ничего для тебя не пожалею.
— Ну хорошо, — согласилась Пелагея, — вижу я, одинаковы мы с тобой по духу. Незачем на самотёк пускать, если несправедливость такая. Да смотри, не сказывай никому! А в оплату мне самую малость потребую. Напеку хлебца да тебе отдам, а ты в своей деревне деткам раздашь.
— А зачем? — спросила Любава.
— Да ни к чему тебе знать это, — ответила старуха. — Ты о своей разлучнице лучше подумай. Как мы её изводить будем? — чуть помолчала Пелагея, а потом и говорит: — А давай-ка мы ей мертвяка подселим.
— А как это? — притворялась несведущей девушка. — А дам тебе хлебов поминальных. У меня к каждому кусочку по мертвяку наговорено. Уговор у меня с ними. Я им души живые, чтоб силушку их поедать, а они мне услужение, да года продлевают за это.

Согласилась Любава. Взяла хлеб и пошла восвояси, оставляя ведьму в уверенности, что пойдёт угощать разлучницу, которой на самом деле и не было. Пришла в дом Дарьи, вывалила перед ней хлеба на стол и говорит:
— Вот смотри, чем ваша знахарка детушек потчует!
— Хлеб, — произнесла Дарья, — нешто запрещено это? Хлебом деток угощать.
— Простым хлебом не запрещено, — пояснила Любава, — только-ть эти хлеба поминальные, да на мертвяков заговорённые. Вскрикнула Дарья, рот ладошкой прикрыла.
— Да как же это? — спрашивает.
— А так! Уговор у неё с нечистью. Она им тех, чью жизнь выжрать можно, а они ей года долгие.
— Почему ж она, окаянная, ребяток им жертвовала? — прошептала старшая сестра.
— Так душа же непорочная, и любовь к жизни сильнее, — пояснила младшая. От речей таких волосы на голове Даши всё выше поднимались.
— От хлебов нам избавиться нужно, — продолжила Любава, — да так, чтоб мертвяки, которых ведьма прикормила, её же и сожрали. Но это потом уж, а пока… — хитро сощурив глаза, закончила она.

Собрав все хлеба, девушка раскрошила их на мелкие кусочки, отнесла курам и стала ждать. К утру следующего дня Дарья, ходившая за водой и встретившая местных кумушек у колодца, принесла весть.
— Ох Любава, Антонина говорит, что поутру Пелагею видела. И что-то страшное с ней случилось. Почернела вся и будто на много лет постарела. Хотела Тоня к ней подойти поговорить, а та как рявкнет на неё, чтоб не лезла со своей жалостью.
— Значит, в точку я попала, — засмеялась Любава. — Знать, пришли черти за добавкой, а пожрать некого. Вот они хозяюшкой и попотчевались. Услышав это, Дарья креститься начала.
— Право, сестрица, — начала Даша, — у меня от твоих слов сердце заходится. Всё ж живая она.
— Ох, Дарья, — закатила глаза Любава, — вот ведь ты как маменька наша, ни дать ни взять! Любого чёрта жалеть будешь, ежели ему больно станет. Дарья смущённо потупила взор.
— Ну да ладно, поиграли, теперь и дело до конца довести нужно. Ты не заходи пока, сестрица, в комнату, — сказала Любава и скрылась за дверью.
Занавесила окна, зажгла две свечи, вытащила из своего мешка старый, ржавый замок и села за стол. Тихонько губы шевелились:
«Ежели скажешь — сгинешь.
Ежели сделаешь — в прах.
На замок я закрою силы,
Что были в твоих руках».
Еле слышно было, как читала девка заговор, который должен был лишить Пелагею силы. Ближе к вечеру взяла Любава замок и направилась к дому ведьмы.
— Бабка Пелагея, дома ли ты? — крикнула она. Ответом ей была тишина. Открыв дверь, вошла девушка в дом. Скрипнули половицы под ногами.
— Кого там чёрт приволок? — донеслось из комнаты.
— Почему же чёрт, бабушка? — спросила Любава, появляясь перед старухой.
— Аа, ты? — устало произнесла ведьма. — Ну чего тебе? Нехорошо мне. Нет сил возиться с тобой, приболела я.
— Конечно, приболела, — надменно произнесла девушка. — Чертей кормить дело нелёгкое. Вытаращила глаза Пелагея, ртом воздух хватает.
— Так это ты, гадина! — зло прошипела ведьма. — Из-за тебя меня черти всю ночь мотали, чуть душу не вытрясли!
— Душу? — заливисто рассмеялась Любава. — Дык разве ж она у тебя есть?! Душа-то! Паучиха проклятая, скольких деток сгубила! Жизни вечной захотелось? Так и будешь вечно, только в аду! И, развернувшись, направилась к выходу. Поднялась ведьма с постели, бросилась вслед. Выскочила за ней на крыльцо и кричит:
— Прокляну подлюку! Всех чертей на тебя повешу!
— Ой ли?! — надменно произнесла Любава. — Или думаешь, только тебе чары колдовские
подвластны? А глянь-ка на дверь, что это там на ручке болтается? Обернулась старуха к двери, а там на скобе замок закрытый висит. Взревела старуха, в волосы свои руками вцепилась, — поняла, что на закрытие сил Любава заговор сотворила.
— Думала, всю жизнь дела свои чёрные творить будешь, паучиха проклятая?! — злобно произнесла Любава, сощурив глаза. — Так знай же, что коли словом или делом за старое возьмёшься, раньше времени прахом станешь! Ох и рады же тебе твои черти будут! И, развернувшись, ушла прочь от старухиного дома. Слышала, как та выла в злобе бессильной, но и бровью не повела.

* * *
С того дня прошло два месяца. Андрейка быстро поправился.
Пелагея спустя месяц померла. С чертями как обет нарушила да кормить их перестала, так они за неё и взялись. Мучительно помирала, кричала долго и страшно. Любава с той поры единственной знахаркой на несколько деревень стала. Справно свою ношу несла. И хоть могла с силами тёмными сговориться, да не брала греха на душу. Лечила люд деревенский да скот. Пакостей не творила. Подходящего мужа себе сыскать не могла. Да и не сильно-то расстраивалась. Такой норов не каждый выдержит.
— Ох Любавушка, — вздыхала сестра старшая, — уже б уняла ты свой гонор да покладистой стала. Глядишь, и муж бы сыскался. Да детки появились.
— Покладистой, да без гонора с чертями не справиться, Дарьюшка, — смеялась в ответ та. — А что деток нет, так не расстраиваюсь, — знать, судьба такая, — сказала она, чмокнув в макушку любимого племянника. Андрейка как выздоровел, на дальнюю деревню к тётке, почитай, по несколько раз в месяц бегал, а то и вовсе гостить оставался.

© Юлия Скоркина

Рейтинг
5 из 5 звезд. 1 голосов.
Поделиться с друзьями:

Встретимся на дне рождения. Автор рассказа: Татьяна Ш.

размещено в: Мистические истории | 0

Встретимся на дне рождения

Говорят, что сны никогда не снятся нам просто так: все они о чем-то нас предупреждают. Но в подобную чушь Нина никогда не верила. Ну, о чем, например, может предупреждать сон, где она на пару с американским президентом спасает мир? Хотя…

***

– Мне сегодня опять твоя мама приснилась, – намазывая на печенье шоколадную пасту, сообщила Нина мужу.

Руслан вздрогнул и от неожиданности налил кофе мимо чашки. Накачанный мужчина внешне напоминал скалу, а лишить его самообладания мог лишь упавший на расстоянии десяти метров метеорит. Сейчас же его руки тряслись, а на лбу моментально выступила испарина. Дело в том, что свекровь отошла в мир иной всего лишь полтора месяца назад, и Руслан никак не мог свыкнуться с мыслью, что матери больше нет.

– Почему она мне не снится? – недоуменно посмотрел на Нину муж. – Я же ей сын, а не ты.

Встретимся на дне рождения

– Не знаю, – пожала плечами Нина. – Вообще всё это очень странно, потому что она сказала, что сегодня пришла попрощаться. До этого сколько снилась – ничего подобного не говорила.

– И все? Только попрощаться?

– Всё… – потерла лоб Нина. – Там знаешь, как… Будто бы я к ней пришла в больницу, ну помнишь, как она последнее время болела. А она – веселая такая, радуется. Здоровая. Говорит мне: хорошо, что пришла, будем прощаться. Встретимся, вроде как, на ее дне рождения теперь только.

Муж задумчиво потер переносицу:

– Что значит «встретимся»… Ерунда какая-то. Деменция, что ли, у нее обострилась в твоем сне?

– Тоже ничего не понимаю. Так-то не похоже было, говорила, как нормальная.

Нина никогда не была особенно близка со свекровью. У Марии Семеновны тоже не было большого желания общаться с «розововолосой неформалкой с пирсингом» в первые годы семейной жизни Нины и Руслана. Зато, когда у свекрови обострились хронические болячки, а потом и вовсе начала развиваться деменция, именно Нина стала за ней ухаживать. Старухе становилось все хуже, прогрессирующая болезнь вынуждала ее пачкать стены, есть хозяйственное мыло и выбрасывать заботливо приготовленную невесткой еду. Но Нина не роптала: добрая девушка сочувствовала Марии Семеновне и понимала – перед ней уже не та женщина, которую она знала раньше.

Последние дни свекровь провела в хосписе, не узнавая даже своего единственного сына. А уже спустя неделю после кончины – неожиданно начала сниться невестке. В снах Мария Семеновна была удивительно реальная, прежняя и здоровая. Они пили чай, болтали и так замечательно проводили время, что Нина, только проснувшись, вспоминала – свекрови больше нет. Странное дело, но старушка ни единого раза не приснилась Руслану.

– Запрещено это мне, – с тоской в голосе ответила Мария Семеновна на немой вопрос невестки.

Нине только оставалось догадываться, кем запрещено и почему.

После ухода Марии Семеновны Нинина жизнь словно опустела. Ведь последние несколько лет девушка жила в основном заботами о престарелой родственнице. Детей у них с Русланом не было, поэтому даже переключить свое внимание было не на кого. В первые годы брака пара не думала заводить ребенка, а со временем стало просто не до этого.

***

Тот сон, и правда, оказался последним. Как ни ждала Нина каждую ночь, что Мария Семеновна снова приснится – тщетно. Прошло еще две недели, а девушка все никак не могла свыкнуться с мыслью, что свекрови больше нет.

– Ну что, не снилась? – расспрашивал Руслан, который уже начал всерьез беспокоиться за постоянно плачущую супругу. – Хорошо… Не переживай. Давай я тебя к нам в лабораторию устрою? Работа лечит…

– Меня? – удивилась Нина. – Так я так давно нигде не работала, кто меня возьмет.

– Я возьму, – быстро ответил муж. – Там на пробы воды сотрудник нужен как раз. Работа непыльная, я буду помогать тебе. Надо же как-то жить дальше, хватит убиваться, в самом деле.

Спустя три дня Нина уже трудилась на новом месте. Девушка схватывала все на лету и быстро научилась справляться с работой. А главное – в лаборатории никто не заставлял ее перекрашивать волосы, как это когда-то было на старом месте. Может, коллеги что-то и подумали, но вслух никто ничего не сказал. Зато сразу же пригласили на корпоратив.

***

Старое ярко-красное платье, давно висевшее в шкафу в ожидании хоть какого-то праздника, оказалось безнадёжно мало. А модный кожаный пояс, который шел в комплекте с платьем, вместо красивого банта можно было завязать только куцым узлом.

«Вот так отожралась…», рассматривая себя в зеркале, уныло думала Нина.

– Ты просто поменьше ешь на празднике и побольше пей, – попытался пошутить муж, но, увидев мрачный взгляд жены, тут же замолчал.

Пришлось отправляться на праздник в стареньких джинсах. Помня о «добром совете» Руслана, Нина положила в свою тарелку лишь пару кусочков помидора и малюсенькую тарталетку. Тем более, что и есть совсем не хотелось.

– Бледная такая, ты случайно не того? – подозрительно посмотрела на Нину заведующая лабораторией. – Еще и не ешь ничего.

– Чего того?

– Не беременная? А то тебе в кабинете стул «беременный» попался. Как только кто придет на это место, так сразу в декрет уходит, – пояснила пожилая женщина, запихивая в рот кусок пирога.

– Неа, – отрицательно помотала головой Нина. – У нас с мужем несовместимость.

Но буквально через пару дней девушка была готова взять свои слова обратно. Самочувствие резко ухудшилось. И если сначала можно было грешить на похмелье после праздника, то потом стало понятно – дело совершенно не в этих двух бокалах шампанского. Нину мутило от запаха еды, от аромата одеколона мужа и даже – от электрического света. Лежа в спальне с задернутыми шторами, девушка никак не могла понять, уж не китайский ли вирус, о котором так много говорят, к ней прицепился.

Первый же тест на беременность из разряда «на всякий случай» показал – вируса нет, а вот совместимость с мужем определенно есть.

– Русик, мы, кажется, ждем ребенка… – сообщила Нина мужу, едва только тот переступил порог квартиры.

Вместо ответа Руслан подхватил жену на руки и закружил.

– Люблю тебя, – поцеловал он девушку. – Как же долго мы этого ждали! Жалко, что мама не дождалась. Сколько себя помню, она всегда мечтала увидеть внуков…

***

Полгода пролетели, словно неделя. Беременность протекала тяжело, и почти весь срок Нина лежала на сохранении. Руслан метался между работой, домом и больницей, как угорелый, стараясь все успеть подготовить.

– Ну, что там, Нин? На кого похожа доча? – кричал в трубку Руслан, едва получив смс от жены. – Чего молчишь? Алле?

А Нина не могла вымолвить ни слова. Крошечная дочка была словно две капли воды похожа на… Марию Семеновну. Особенное сходство придавало родимое пятно на щеке в виде сердца. Точно такое же было у свекрови. «Это меня ангел поцеловал», – любила говорить старушка.

Девочка зашевелилась и открыла глаза. Говорят, что новорожденные не умеют фокусировать взгляд и еще мало что понимают. Но девочка так внимательно посмотрела на Нину, что у той даже мурашки побежали.

– Рус, а какое сегодня число? – вопросом на вопрос ответила Нина, уже заранее зная, что ответит муж.

– Седьмое, у мамы день рождения сегодня был бы. Так на кого похожа-то? Как назовем?

– Думаю, у нас Машенька, – не секунды не сомневаясь, ответила Нина. Малышка, понимая, что говорят про нее, улыбнулась беззубым ртом. Потом зевнула и, закрыв глаза, уснула сладким младенческим сном.

Автор рассказа: Татьяна Ш.

Рейтинг
5 из 5 звезд. 1 голосов.
Поделиться с друзьями:

А вас предупреждали… Автор: Созвездие Стрельца

размещено в: Мистические истории | 0

А ВАС ПРЕДУПРЕЖДАЛИ…

Мой муж, предприниматель, несколько лет постоянно был в разъездах. Сутками за рулем наматывал километражи по стране, мало спал: скорей дела, скорей домой. Конечно, я за него очень беспокоилась, сама несколько раз ездила с ним, насмотрелась всякого.
Поэтому всегда тревожно было на душе, когда он в дороге, и как хорошо, когда все дома.
В тот раз он не планировал поездку, но позвонил друг, позвал через
неделю в Москву. От нас это 2000 км. Муж весело засобирался, мои тяжкие вздохи никого не волновали. Дату, на которую была назначена поездка, сейчас уже не помню, но пусть будет 16-е.
И снится мне сон. Девушка с прямыми длинными черными волосами и очень бледным лицом. Я не знаю ее, но понимаю, что ее нет среди живых. Усмехается: «Провожаешь? 16-го проводишь навсегда….»
Сны я вижу часто, цветные и красивые. Но совсем не запоминаю. А этот… мне просто как гвоздями его вбили — я поверила! Тревога усилилась, но отговорить мужа было нереально, он бы только посмеялся и рассердился.
На следующий день сын-школьник отправлялся в Питер на экскурсионную поездку. Я поехала на вокзал провожать.
К нему тут же приклеилась цыганка «погадать, погадать».
— Сын, никогда, слышишь, НИКОГДА не разговаривай с цыганками, да еще и на вокзалах!
— Мам, ну ты чё, я ей сказал, что у меня и денег-то нет. А она говорит —
и не надо. Сказать что-то хотела…
— Чтоб никаких разговоров!
Но стоило только отлучиться на минутку, как издали вижу такую картину: пожилая цыганка опять стоит около мальчишки, о чем-то с ним толкует.
— В чем дело?
Цыганка моментально исчезла из поля зрения.
— Она ничего у меня не просила. Просто сказала, что 16-го моя жизнь
изменится навсегда, потому что кто-то уйдет. Я ничего не понял, кто
уйдет? Куда? А я ведь вообще в Питере буду. Я спросил: «А хорошо
изменится?». Она сказала: «Нет».
Надо ли говорить, как подействовали на меня эти слова…
Несколько лет назад я бы отмахнулась от всех предчувствий. Но жизнь показала, что себя надо слушать, как и мир вокруг. Совпадения — это же вовсе не правило, а исключение.
Я тогда не знала никаких молитв. Но настолько испугалась, что просила помощи у всех: у покойных брата и отца, у, сама не знаю каких, высших сил…
Надо знать моего мужа, чтобы понять, как я была поражена, когда он вдруг заявил: «Нет, не поеду… прям, не знаю почему, но не хочу!» Ведь он никогда, никогда не отменял деловые поездки…
Вот такое маленькое чудо…
А я сделала себе зарубочку: во-первых, просящему дается. Во-вторых, предупрежден — значит, вооружен. Но только надо действовать, а не обреченно ждать…
А недавно услышала рассказ одной знакомой:
Вдруг стал ей сниться покойный отец. Он приходил, садился рядом, смотрел на нее и говорил одно слово: «Лечись!»
Сон был очень убедительный. Она прониклась и прошла обследование. Всё в порядке.
Но отец пришел снова. «Лечись!».
Сначала отмахнулась. Потом вздохнула и пошла к врачам снова. Мелкие неполадки, не более, ничего серьезного.
Но отец не отступал. Сны с ним стали чаще. Он выглядел сердитым.
«Лечись!»
Ну что ж такое! Ведь походы по больницам сами по себе — то еще
удовольствие… а еще съедают целое море времени и денег. И вот она, ругаясь и плюясь на собственную мнительность, отправилась в самую дорогую клинику, с самым лучшим оборудованием и самыми-самыми врачами.
Онкологию у нее нашли на самом начальном, почти молекулярном уровне. Доктор сказал: «Вам повезло, на такой стадии к нам крайне редко попадают пациенты. Всегда уже всё запущено».
Есть диагноз — есть и лечение. Сейчас ее здоровье в полном порядке. И отец больше не приходит…
К чему это я?
Не всегда всё предопределено. Что-то можно и нужно менять… Знать бы — что. Но нам иногда подают знаки. Кто или что это делает? Подсознание ли (которое знает всё) принимает такие образы, чтобы сильней повлиять на нас? Или другие силы…
Вселенная слышит нас. А мы… всегда ли ее слышим?….
©Созвездие Стрельца.

Рейтинг
5 из 5 звезд. 1 голосов.
Поделиться с друзьями:

Приду за тобой. Продолжение. 10 часть. Автор: Светлана Аксенова

размещено в: Мистические истории | 0

Приду за тобой
10 часть

В эту ночь, несмотря на слабую надежду в глазах мужа, она снова ушла спать в гостевую комнату. А сон все не шел, и Люба то и дело ворочалась с боку на бок. Подушка жесткая, одеяло хоть и легкое, да придушить норовит. Все не так…

Страх смерти накатил столь неожиданно, что она поначалу растерялась. Уже и забыть успела, каково это; каждую ночь бороться со страхом смерти и просыпаться от панических атак.

А ведь все детство страдала от этого. В детдоме кому такое расскажешь? Засмеют…

Так и мучилась…

А ведь потом все само прошло…

Стараясь не закричать от мертвенной жути, что разрасталась в груди, Люба засновала взад-вперед по маленькой комнате и вдруг поняла; нет, не выдержит.

Не выдержит и выбежит сейчас в коридор, да завопит благим матом на весь дом. Просто заорет страшно и протяжно на одной ноте.

— А-а-а-а-а-а!

И так будет кричать до тех пор, пока весь страх из себя не выпустит.

Заткнув кулаком рот, она присела на ковер и тоненько так заскулила.

Нет, детей и мужа пугать никак нельзя. Не надо, чтобы они видели ее такой; не поймут, осудят, да и еще определят куда-нибудь с глаз долой. Достаточно с нее косых взглядов в детдоме было…

Постепенно отпустило. Холодный пот стекал по спине и груди, дрожала каждая частичка ее тела. Даже внутренности превратились в трясучий холодец. Но зато голова прояснела…

— Фух, как же хорошо, Господи, — прошептала в темноту Люба. – Как хорошо не боятся. Как же я так долго жила с этим страхом и сколько живу без него?

Хороший вопрос, но никто, кроме нее самой на него не ответит.

Дотянувшись до подушки, Люба попросту стащила ее на пол и, умастившись на мягком ковре, попыталась вернуться в прошлое…

Вернуться и вспомнить, а когда именно прекратились панические атаки и отпустил страх смерти…

Перед глазами всплыл коридор с темно-зелеными стенами. И она, Люба, бежит по этому коридору, орет как сирена, руками машет.

— Стоп, стоп, девонька, — останавливает ее кто-то. – Куда это ты собралась, интересно?

Потом был чай с мятой, ласковые руки, что гладили по плечам, и улыбчивое лицо с теплыми карими глазами.

Кто это была? Нянечка, воспитательница? Кто?

Люба даже имени ее вспомнить не может…

Много ночей прошло за чашкой чая из трав, что так вкусно заваривала незнакомка.

И разговоры…

— Что же ты, девонька, жизни так боишься? Тебе еще замуж выходить, да детей рожать! Так смотря еще, какая свекруха попадется. А то выпьет всю кровушку, а ее в тебе и так мало…

— А кто такая эта свекруха? – испуганно спросила тогда Люба.

— Да мать жениха…

Что и говорить; научила ее добрая незнакомка справляться с паникой, так что, по коридору Люба больше не носилась, а тихонько выла в подушку, искусывая в кровь кулаки…

Зато взамен поселила ужас перед будущей свекровью. Может поэтому она сразу в штыки восприняла Зинаиду Павловну? Вот дела-то…

А ведь, когда Петя привел ее в семью; страхи сами собой испарились как роса с листьев.

Конечно, ведь она встретилась с еще более грозным монстром… со свекрухой…

А теперь монстр ушел, и прежнее вернулось…

Вот так расклад…

От такого неожиданного озарения у Любы перехватило дыхание. Мать мужа каким-то неведомым образом излечила ее, исцелила, отвлекла…

А теперь-то что делать? Как дальше жить?

После такого откровения, внезапный стук в окно второго этажа, ни грамма не испугал ее. Спокойно поднявшись, Люба подошла к окошку и, отодвинув шторку, замерла; залитый лунным светом двор проглядывался отлично. Как и в тот черный день, перед домом на газоне стоял гроб…

«Вот уже и тот день для меня стал черным…» — усмехнувшись, Люба накинула кофту и, стараясь ступать как можно тише, спустилась вниз.

Бесстрашно открыла двери и так же бесстрашно прошествовала к гробу. Все в точности, как и тогда…

Только сейчас ночь и безлюдно…

Один на один со свекровью и страхами…

11 часть

— Прости меня, — взяв в руки холодную ладошку покойницы, прошептала Люба. – Прости за все. Так глупо и нелепо получилось…

Слезы, горячие слезы скатывались по щекам и капали прямо на крестик, что держала усопшая.

— Какая же я дура бестолковая, да черствая! – закинув голову к полной луне, простонала Люба.

— Ой, прекрати, в самом деле! Того и гляди перебудишь всех своим воем, — раздался насмешливый голос за спиной.

Прежде чем обернуться, Люба с секунду таращилась на пустой газон и на платок, что сжимала в руках…

А позади нее стояла свекровь и улыбалась.

— Все, все! Простилась со мной как положено и, будя! – довольно хмыкнула она и направилась к воротам. – Пошли, проводишь! А то и не знаешь, где я теперь обитаю.

Шли они по ночной дороге не спеша и разговаривали обо всем, обо всем, о чем не успели поговорить при жизни.

— Всегда о дочке мечтала, — призналась свекровь. – Вот мне Петя и привел в дом девочку светленькую, да хорошенькую. Так я рада была ей. Вот только невзлюбила она меня, эта девочка…

Как ежик, вся в иголках, не подойди, не спроси…

Почувствовала Люба, как окатил ее горячий стыд.

— Я вам понравилась? – прошептала она. – Думала, наоборот…

— Теперь-то знаю, чего ты там себе насочиняла. И причину тоже знаю. С того света все яснее видится…

— Погодите, так вы же сомневались, что внучки ваши!

— Батюшки мои, и когда я такое говорила? – всплеснула руками Зинаида Павловна.

— Да как же? – притормозила от волнения Люба. – А про породу неизвестную кто плел?

Присев на пригорок, свекровь хохотала до слез. Долго хохотала, даже слово вымолвить не могла от смеха.

— Вот дурна девка, а? – наконец произнесла она. – Мне интересно было, чья порода перетянет! Вот так и спрашивала, а в чью породу девочки пошли? Что здесь можно такого услышать, чтобы зарядить мне, что я тебя в измене мужу подозреваю, ась? Что, нечего ответить? Вот и молчи!

— А подружки ваши? – неуверенно промямлила невестка.

— Какие подружки? – гневно возразила свекровь. – Соседки? Соседки, это еще не подружки! Ты хоть раз видела, чтобы я к ним в гости ходила, али они ко мне?

А ведь действительно, не было такого! Зинаида Павловна всегда при деле. И свой и их огород на себе держала. И все помочь пыталась; то с внучками, то по дому, то пироги принесет вкусные. Недосуг ей было лясы точить.

А соседки на улице подстерегут, и давай выпытывать про сноху. Все им хотелось гадости какой услышать, но свекровь быстро их на место ставила и советовала хозяйством заняться, а не шептаться по дворам. Заступалась за невестку. Горло бы за нее перегрызла.

А тот случай, когда после смерти мужа ее сноху обвинили незнамо в чем? Так Зинаида Павловна к обидчице домой наведалась, да отхлестала ее по щекам за слова непотребные.

Так что, неспроста соседка несколько месяцев носу из избы не казала.

И отчетливо так припомнилось, что тогда сказал батя, увидев, как сноха отпор соседкам дала.

— Давай, давай, пропиши им кузькину мать! Давно пора; помрем, кто за тебя заступится? А то, ишь, разошлись ведьмы!

Помрем! Значит, вместе они заступались…

А Люба же услышала, как хотела услышать…

12 часть

Эх, все теперь задним-то умом поняла она, да ничего уже не исправить.

Длинна дорога, да быстро закончилась…

Вот и кладбище, что затерялось среди высоких сосен…

А Люба вдруг поняла, что забыла спросить что-то…

Что же? Что?

— Это же вы меня поймали, когда я чуть не навернулась на пороге? – вспомнила она.

Свекровь загадочно улыбнулась, да головой качнула.

— Я так и догадалась… А зачем тогда шкаф на меня скинули?

— Ой, не выдумывай ради Христа! Кто же тебя сердечную со двора окликнул, а?

— Точно! – ахнула Люба. – Да черт с ним с этим шкафом. Он мне никогда не нравился.

— И не удивительно, то мой же подарок… — насупилась Зинаида Павловна.

— Да ладно-о-о-о… — удивленно протянула невестка. – А я-то думаю, чего это он меня так бесит?

— Язва, — фыркнула свекровь. – Ну, вот и все, пришли, — остановившись у могилы, произнесла она.

– Здесь теперь я и лежу. Ты приходи ко мне, дочка. И это, бадик мой принесите. Что ж без него похоронили-то?

— Принесем, мам, обязательно принесем, – впервые назвав свекровь мамой, Люба обняла покойницу. – Вот завтра и навестим, — заверила она.

— Смотри! – шутливо пригрозила свекровь. – А то снова приду жути нагонять, — и поманила так рукой, поманила.

— А я и не боюсь больше…

— Смотри у меня-я-я-я-я, — прогудели высокие сосны.

Люба поняла, что комкая в руках платок, обнимает воздух.

И чего она этот платок всю ночь теребит? Зачем вообще потащила его с собой?

Ох, же батюшки святы! Да это же тот самый, который она увела из-под самого свекровиного носа. Привез им Петя подарки с города, так Люба быстро эту косынку схватила, примерила и забрала.

И ведь поняла по взгляду свекрови, что и той уж больно приглянулся платочек синий в мелкую белую крапинку. Поняла, но не отдала…

А в итоге, и сама его не носила и другим не дала.

И как он сегодня ей в руки-то попал, непонятно…

— Вот же я стерва, а? – в очередной раз подивилась на себя Люба и, повязав косынку на крест, со спокойной душой направилась домой.

И чудилось, смеются ей вслед высоченные сосны голосом свекрови.

Дойдя до своих ворот, Люба неожиданно повернула к дому свекрови. Достав ключ, что лежал под кашпо с петуньями, зашла внутрь и долго бродила по пустым комнатам. Тихо здесь было и спокойно.

После больницы, Петя не хотел нагружать ее проблемами, но обмолвился как-то, что придется, наверное, продавать домик. Не вытянут они…

«Нет, не будем продавать, — решила вдруг Люба. – Вытянем два огорода и два сада. Да и дочки подрастают, лишнее жилье не помешает. Да и дорого здесь все сердцу теперь. Все-таки родительский дом… Петя здесь родился… Нет, не отдадим в чужие руки!»

Знала точно, обрадуется муж ее поддержке.

Мурлыкая что-то под нос, Люба снимала со сковородки ажурные блинчики и складывала их в стопочку на расписное блюдо. Открыла сразу три банки с вареньем. Клубничное, грушовое и смородиновое. Надо его красиво в вазочки разложить…

— Мама?! – отвлек ее удивленный возглас Сони, или Маши.

— Любаша?! – присоединился к дочкам муж.

— Встали, сони? – с улыбкой обернулась Люба к своим родным и любимым. – Идите, умывайтесь, сейчас завтракать будем.

— Ура! – обрадованно заскакали дочки. – Та насовсем вернулась, мам?

Та даже не сразу поняла, о чем это они…

— Ах, да! Насовсем!

За завтраком дочки вдруг заговорили о бабушке и дедушке. Вспомнили, как ходили с дедом на рыбалку, и как бабуля рассказывала им интересные истории и сказки.

Потом к воспоминаниям подключился Петя, а потом и Люба. Светлая грусть по ушедшим так и сквозила в каждом слове, в каждом взгляде.

— Может, навестим батю с матерью? – предложила мужу Люба.

Петро чуть блином не подавился, когда услышал такие слова. Это же надо, наконец-то мамой назвала! Да так ласково еще произнесла… Чудеса, да и только!

— А потом на полянку нашу завернем, посидим там, — словно и, не замечая безмерного удивления мужа, продолжала Люба. – Чай в термосе возьмем, бутерброды…

Стоило Пете кивнуть, как дочки вскочили и принялись собираться. Взрослые совсем, и чай сами навели и бутербродов нарезали.

Заскочив в гостевую комнату, Люба взяла бадик, что одиноко притулился в углу.

— Пойдем, отнесу тебя к хозяйке…

Увидев в руках жены бадик матери, муж ничего не спросил. Только благодарно улыбнулся и кивнул головой.

Он знал, что дорогие ему женщины когда-нибудь, да поладят. Ну что ж, лучше поздно, чем никогда…

конец.

Автор Светлана Аксенова

Рейтинг
5 из 5 звезд. 1 голосов.
Поделиться с друзьями: