СЫНА НЕ БРОШУ…
Варе едва исполнилось шестнадцать, когда умерла мама. Отец лет семь назад подался на заработки в город, да так и сгинул там. Ни вестей от него, ни денег. Почти все в деревне приняли участие в похоронах, помогали, кто чем мог. Тетя Маша, крестная Вари, часто захаживала к ней, подсказывала, что да как делать.
Кое-как окончила школу, устроили ее работать на почту в соседней деревне. Варя – девушка крепкая, про таких говорят — кровь с молоком. Лицо круглое, румяное, нос картошкой, но зато глаза серые, лучистые. Толстая русая коса по пояс.
Самым красивым парнем в деревне считался Колька. Два года, как пришел из армии, отбоя от девчат не было. Даже городские девушки, приезжавшие на лето, не оставляли его без внимания.
Ему бы не шофёром работать в деревне, а в голливудских боевиках сниматься. Не нагулялся парень, не спешил себе невесту выбирать.
А тут пришла тётя Маша к нему попросила помочь забор поправить Варе, заваливаться стал. Без мужской силы в деревне жить трудно. С огородом Варя справлялась, а вот с домом самой никак.
Без долгих разговоров согласился. Пришел, посмотрел и начал командовать: то принеси, туда сбегай, дай да подай. Варя безотказно приносила, что просил. Только щеки краснели еще больше, да коса за спиной металась из стороны в сторону.
Устанет парень, накормит его щами наваристыми, да чаем крепким напоит. А сама смотрела, как белыми крепкими зубами черный хлеб кусает.
Три дня делал забор Николай, а на четвертый просто так пришел, в гости. Покормила Варя его ужином, слово за слово, остался он ночевать у нее. Да так и стал похаживать.
Уходил перед рассветом, чтобы никто не видел. Только не скроешь ничего в деревне.
— Ой, девка, зря его привечаешь, не женится. А и женится, так только намаешься с ним. Как лето настанет, понаедут городские красавицы, что делать будешь? Сгоришь от ревности. Не такого тебе надо парня, — выговаривала ей Тётя Маша.
Только разве влюбленная молодость слушает мудрую старость? Потом поняла, что беременна. Сначала думала, простыла или отравилась. Слабость, тошнота накатывала. А потом, как обухом по голове, пришло осознание, что дитя в ней от шалопая и красавца Кольки. Грешным делом хотела извести, рано еще ей ребенком обзаводиться.
Вдруг подумала, что так даже лучше. Не одна жить будет. Мать ее вырастила, и она справится. От отца пользы тоже не шибко много было, только пил. А люди поговорят и успокоятся.
Весной полушубок сняла, тут и увидели все в деревне живот выпирающий. Головой качают, мол, лихая беда с девкой приключилась. Николай, конечно, зашел узнать, что делать она собирается.
— А что же еще? Рожать. Ты не переживай, сама подниму ребенка. Живи, как жил, — сказала и завозилась с ухватом у печи. Только красные всполохи огня на щеках да в глазах играют.
Залюбовался Колька, но ушел. Сама решила. Как с гуся вода. Наступило лето, понаехали девицы красавицы городские. Кольке не до Вари стало.
А она возится потихоньку в огороде, да тётя Маша приходит помочь полоть. Наклоняться с животом трудно. Воды с колодца по полведра таскает. Живот большой, бабы в деревне богатыря ей пророчат.
— Кого Бог даст, — отшучивалась Варя. В середине сентября проснулась утром от резкой боли, словно живот пополам резануло ножом. Но боль быстро утихла. Но потом снова вернулась. Побежала к Тёте Маше. Та сразу по испуганным глазам все поняла.
– Что, уже? Сиди, я сейчас.
– И выскочила из избы. Побежала к Николаю. У него грузовик у дома стоит. Дачники уже с машинами разъехались. А тот, как назло, накануне выпил крепко. Растолкала его тётя Маша. Колька очумело смотрит, не поймет, что стряслось, куда ехать надо. А когда понял, заорал: — Так десять километров до больницы! Пока за врачом, пока обратно, она родит уж. Сразу повезу! Собирай ее.
— Да как на грузовике? Растрясешь всю, родит по дороге, — запричитала женщина.
— Тогда с нами поедешь, на всякий случай, — сказал, как отрезал. Два километра по разбитой дороге ехал осторожно. Только одну канаву объедет, как сразу в другую попадает.
Тётя Маша в кузове на мешке сидит. Как до асфальта добрались, так быстрее поехали. Варя корчилась на соседнем сиденье, губу закусила, чтобы не стонать, да живот придерживала. Николай враз протрезвел.
Глянет мельком на девушку, а самого желваки ходуном ходят, да костяшки пальцев на руле белеют. О своём думает. Успели. Оставили Варю в больнице и назад поехали.
Тётя Маша всю дорогу Кольку ругала, зачем девке жизнь испортил. Одна, без родителей, сама еще ребенок, а он ей забот прибавил. Как она с ребенком одна будет?
Машина еще до деревни не успела доехать, а Варя уже родила здорового крепкого мальчика. На следующее утро принесли ей кормить его. Не знает, как взять на руки, как к груди приложить. Смотрит испуганными глазами на красное сморщенное личико сына. Закусила опять губу и делает, что ей велят.
А у самой сердце от радости трепещет. Разглядывает, дует на лобик, где тонкие волоски топорщатся, радуется, глупая.
— Приедут за тобой? — спросил строгий пожилой доктор перед выпиской. Варя плечами пожала, да головой помотала. «Вряд ли». Вздохнул доктор и ушел. Медсестра завернула ребенка в больничное одеяльце, до дома довезти. Наказала, чтобы вернула с оказией.
— Федор на больничной машине тебя довезет до деревни. Не автобусом же рейсовым тебе с грудничком ехать, — сердито сказала, осуждающе.
Поблагодарила Варя ее. Шла по коридору больницы, опустив голову, вся пунцовая от смущения. Едет Варя в машине, прижимает к груди сверток и волнуется, как теперь жить будут. Декретные маленькие, что кот наплакал. Жалко себя и ни в чем неповинного сына.
Посмотрела на сморщенное личико спящего малыша, и сердце нежностью затопило, отогнала от себя мысли тяжёлые. Вдруг машина остановилась. Варя встревожено поглядела на Федора, приземистого мужчину лет пятидесяти.
— Что?
— Дожди два дня лили. Вон, какие лужи, ни проехать, ни объехать. Застряну. Тут только на грузовике или тракторе можно. Извини. Недалеко, километра два осталось. Добежишь? – Кивнул он на дорогу, где как озеро без конца и края огромная лужа разлилась.
Ребенок спит на руках. Сидя и то устала держать. Одно слово — богатырь. А идти с ним по такой дороге как? Вылезла Варя осторожно, взяла поудобнее сверток, и пошла по краю огромной лужи. Ноги в грязи увязают по щиколотку, того и гляди поскользнется. Старые разношенные ботинки хлопают.
Знать бы, в сапогах резиновых поехала в больницу. Один ботинок увяз в грязи. Варя постояла, думая, что делать. Не вытащить с ребенком на руках.
Пошла дальше в одном ботинке. Когда к деревне подошла, темнеть начало, ноги уже не чувствовали ничего от холода. Сил не осталось удивиться, что свет в окнах горит.
Ступила на гладкие сухие половицы. Ноги замерзли, а сама потом обливается от напряжения. Дверь открыла в избу и замерла. У стены стоит кроватка детская, коляска, а в ней горой одежда на малыша сложена.
За столом Николай положил голову на руки, спит. То ли услышал что, то ли взгляд почувствовал, поднял голову. Варя раскрасневшаяся, растрепанная, с ребенком на руках еле стоит в дверях. Подол платья весь мокрый, а ноги по колена в грязи, что в сапогах.
Как увидел, что без одного ботинка, бросился к ней, взял ребенка и положил в кроватку. Сам к печке, доставать чугунок с горячей водой. Усадил, помог раздеться, ноги вымыть. Пока девушка переодевалась за печкой, на столе уже и картошка стоит вареная, кринка с молоком…
Тут ребенок заплакал. Кинулась Варя к нему, на руки взяла, села к столу, грудь достала, без стеснения кормить начала.
— Как назвала? – хриплым голосом спросил Николай.
— Серёжей. Ты не против? – Подняла она на него свои ясные глаза. В них столько тоски и любви, что защемило сердце Николая.
— Хорошее имя. Завтра пойдем, зарегистрируем пацана и распишемся сразу.
— Это не обязательно… — начала Варя, глядя, как малыш сосет грудь.
— У моего сына отец должен быть. Все, нагулялся. Какой муж из меня будет, не знаю, а сына не брошу. Варя кивнула, не поднимая головы.
Через два года родилась у них девочка. Назвали в честь матери Вари Надеждой. Неважно, какие ошибки ты сделаешь в самом начале жизни, главное, их всегда исправить можно…
Из сети
