Не покинь меня.

Выпив кружку молока Катюшка выскочила на улицу. Вчера к бабе Тани Востряковой из города приехал внук. Шустрая 9 — летняя Катя всегда была впереди планеты всей. Чтобы где не происходило она должна была быть там первой. В деревне ее прозвали пацанкой.

Заглянув через забор увидала парнишку лет одиннадцати. В руках была удочка.

-А ты дорогу знаешь к озеру? Тут же спросила его Катя.

-А ты покажи, прищурив глаз попросил мальчишка. По дороге к озеру познакомились.

Руслан перешел в 4 класс. Все лето будет жить у бабушки. За веселой болтовней незаметно пришли к озеру.

Сперва они конечно накупались в прохладной воде до гусиной кожи, потом уселись ловить рыбу.

-А ты на море была? Нет ни разу.

-А какое оно это море?

-Синее-синее и не видно края.

Катя удивилась: Совсем не видно?

-Да совсем, только корабли плавают и все подытожил Руслан.

Просидев пол дня и поймав штук пять мелкой рыбешки пошли домой.

-А у нас трахтор в колхозе, он сам ездит без лошади,  делилась Катя новостями.

-Трактор, поправил её Руслан.

-Пошли завтра смотреть как он пашет? Руслан кивнул головой.

До самой осени они были не разлей вода. Бегали купаться на речку, лазали в сады за яблоками, играли в разные веселые игры.

Но наступила осень, и Руслан уехал обратно в город. Катя ждала следующего лета, но зимой баба Таня умерла, и Руслан больше ни разу не приезжал к ним в деревню.

Суровой зимой 1941 года Катюша окончившая курсы медицинских сестер была направлена на фронт. Славный боевой путь прошла Катюша.

В 1944году в составе первого гвардейского механизированного корпуса участвовала в Грацко-Амштеттинской наступательной операции.

Во время из одних боев, вытащила раненого солдата. Пока она перевязывала простреленную ногу, солдат попросил пить.

Напоив бойца из фляжки, увидала знакомые глаза.

-Руслан ты ли это мой друг из детства? Крепко обнялись они как старые знакомые. И опять разошлись их пути.

Руслана отправили в тыл на лечение, Катя продолжила свой воинский путь. После победы Катя вышла замуж, родила дочь. Работала в городской больнице медсестрой.

Руслан после лечения в госпитале тоже вернулся в родной город. Встретил милую девушку Валентину воспитывали сына. У каждого своя жизнь и свои заботы.

В мае в городском парке концерт местных артистов. Руслан Андреевич решил сходить. Валентина начистила туфли, повязала галстук, подала серый костюм на груди которого поблескивали боевые ордена.

Усевшись на первый ряд смотрел выступление. Сперва выступил мужской хор, затем на сцену вышла женщина лет под шестьдесят и запела.

Зорька алая, зорька алая, губы алые,
А в глазах твоих, а в глазах твоих — неба синь.
Ты, любовь моя долгожданная,
Не покинь меня, не покинь меня, не покинь!

На лбу Руслана выступил пот. Да это же Катя. После концерта зашли в кафе. Катя на пенсии,три года назад схоронила мужа, дочка живет в Белоруссии.Пообщавшись разошлись опять на долгих 5 лет.

Сколько раз потом корил себя Руслан что не спросил её адреса. Год как вдовствует Руслан. У сына своя семья, внук вылитый дедушка. Живут на другом конце города. В выходной решил их проведать. Зашел в трамвай, уселся у окошка.

И о чудо, напротив увидел Катерину. Вышли возле парка и крепко взявшись за руки пошли увлеченно болтая словно в детстве. Больше они не расставались. Сама судьба вела их друг к другу всю жизнь. Но тогда они не поняли этого.

Теперь в зрелом возрасте старались наверстать упущенное. Он по утрам варил для неё кофе. Катюша старалась порадовать домашней выпечкой. Вот уже 5 счастливых лет живут вместе.

Правда болячки все чаще дают о себе знать. У Руслана перед непогодой болит простреленная нога, у Катюши повышенный сахар. Как то Руслан проснулся и увидел бледную Катю лежащую без сознания.

-Это — кома, констатировал доктор.

Катюшу увезли в реанимацию. День, второй, все без изменений.

От отчаяния Руслан не знал что делать. Утром решительно пошёл к главврачу. Уговорил пустить его к любимой ровно на 5 минут. Доктор понимая, что возможно это последние дни больной разрешил посещения.

Зашёл в палату, взял ее за кончик большого пальца и стоя над ней тихонько запел:

Зорька алая, зорька алая, губы алые,
А в глазах твоих, а в глазах твоих — неба синь.
Ты, любовь моя долгожданная,
Не покинь меня, не покинь меня, не покинь!

По щекам Руслана бежали слезы.

 Из сети

БАБЬЕ ЛЕТО

Никитична доживала свой век в небольшом посёлке. На окраине, которую сами же жильцы называли рябиновым хутором, редко появлялись чужие.

Несколько стареньких домишек ютились вокруг зеленого пруда. Никитична стала реже выходить из дома. Только за самым необходимым в магазин да на почту.

Болели и ноги, и натруженные за долгие годы на фабрике руки. Кроме того, и тоска все чаще одолевала. Сын давно вырос, отслужил в армии и женился в другом городе. Приезжает все реже, некогда.

Внучку привозили несколько раз показать, гостили мало. Работа у них, своя жизнь. Никитична скрепя сердце переносила разлуку с сыном и внучкой.

А сноха для неё как была чужим человеком, так и осталась. Хоть и врагами не стали, но и тепла между ними не было. Но обиды ни на кого старушка не держала.

В это воскресное утро она решила все же выйти на скамейку недалеко от её дома, посидеть на свежем воздухе. Погода была теплой, осеннее солнышко наступившего бабьего лета ласкало щёки.

Старушка прикрыла глаза. Вдруг совсем рядом она услышала:

— Ешь кашу, баба… — требовательно пролепетал детский голосок. Никитична открыла глаза и увидела рядом с собой малышку. Девочка лет трех протягивала детскую кастрюльку с намешанным в ней кушаньем – песком и травой.

— Ты чья же такая будешь? – удивлённо спросила Никитична.

— Не, я не буду, это тебе. Ешь кашу! На, — угощала девочка.

— Давай, давай. – согласилась Никитична, делая вид, что ест «кашу». Девочка была в восторге. Она принялась снова кашеварить, щепкой накладывая в свою посудину жижи из лужи на дороге.

— Так чья ты? – переспросила старушка. Но девочка не ответила. В это время к скамейке подходила соседка через два дома – Наталья Петровна.

— Привет, Никитична. Вот моё чудо к тебе сбежало. Внучка от младшего сына моего. Привезли на месяц. А мне и не уследить за ней. Не гляди, что четвёртый годок, а шустрая, только и смотри.

— Пошли, Маринка, мне ещё в огороде надо картошку докопать. Сердце у Никитичны вздрогнуло. Маринка! И имя-то такое же как у её внученьки. А девочка спешила уже с новой порцией «каши» к Никитичне.

Женщины улыбались. Словно солнышко была эта девочка. Маленькая хлопотунья -хозяйка .

— А ты ступай в огород-то, копай. Мы тут поиграем. Вишь, как у нас дело пошло. Варим да варим кашу. Иди, иди, я её тебе приведу через часок. Не волнуйся, не брошу, — заверила соседку Никитична.

Так прошла неделя, другая. Бабье лето светило в окно прощальными тёплыми лучами. Каждый день Никитична сидела в няньках с девочкой. То у своего дома, то у соседки во дворе, пока та занималась хозяйством.

Старушка ожила, преобразилась. Она затеяла генеральную уборку дома. Надо ведь получше прибрать – внученька наша в гости может прийти.

Надо и платье, и халат постирать, и платок освежить. Каждый день чистое надевать. На людях ведь теперь. Негоже неряхою-то…

Месяц пролетел быстро. Приехали за малышкой родители, увезли в город. Никитична не смогла сдержать слёз. Так привязалась она к маленькой девочке. Да и Маришка на прощание обнимала и свою бабушку, и Никитичну тоже, как свою вторую бабушку. А потом долго ещё махала из уходящей легковушки обеим женщинам.

— Пошли чайку попьём, соседка моя, – обняла Никитичну за плечи Наталья Петровна.

— Да я тебя и обедом хорошим накормлю. Не грусти. Теперь они к ноябрьским точно приедут. Будем готовиться. Считай и твоя внучка тоже. Наша Маринка…

После обеда у соседки Никитична вернулась домой. Настроение всё равно было унылым. Вот и опять одна. Не раздеваясь, она прилегла на диван. Тут зазвонил телефон.

— Мам, ты как там? – спрашивал сын.

— Хорошо, сынок, все хорошо, — дрожащим от радости голосом проговорила Никитична.

– Вы -то как? Как внученька?

— Да вот соскучились уже. Так давно не были у тебя. Жди в гости через неделю. В этот отпуск все у тебя будем.

Ремонт хочу сделать у тебя в кухне. Отопление к зиме надо проверить. Так что давай, пока. Ожидай. Позвоню ещё…

Никитична долго ещё держала в руках телефон, прижав его к груди, будто боялась отпустить ту радость, то счастье, которое её охватило. Трубка стала тёплой от её рук и грела, грела…

Наконец, опомнившись, и вытерев мокрые глаза, она вздохнула и, улыбаясь, пошла к иконам…

Автор: #ЕленаШаламонова

Испанский пляж, суббота, отлив, густая толпа. На песке, тонком, как соль нулевого помола, вплотную друг к другу разостланы полотенца, покрывала, подстилки; по углам они прижаты сандалиями и сумками.

Сотни лежат впритирку, сотни ходят по краю воды взад-вперед, загорелые и белые, всех возрастов; вон и инвалида вывезли на кресле с большими колесами, — подышать океаном, посмотреть, как серебрится и слепит волна, как идут облака.

В лужах, оставленных отливом, маленькие дети немедленно строят пристани, башни, дороги, города.

Рядом со мной – супружеская пара, обоим хорошо за пятьдесят, за фигурами не следят, нет таких претензий. Он лысоватый и волосатый, лицо у него неприветливое, но не потому, наверно, что злой, а просто жизнь как-то так сложилась, — все заботы да кредиты.

Она тоже – обычная бесформенная тетка, спина круглым горбиком, все, что с возрастом обвисает – обвисло, не подвело. Но крепенькая и крутится деловито и энергично.

Из большой пляжной сумки она достает и расстилает салфетки, на салфетки ставит пластиковые коробки с колбасками, хлебом, — все уже нарезано и подготовлено, — разливает питье по пластиковым стаканам, раздает вилки, потом снова роется: вот паэлья, желтоватая, с хвостиками креветок, жирная, остывшая, наверно.

Вот еще какой-то вариант тяжелой еды с рисом, — горошек, мясо. Она придвигает ему коробки, подсовывает то одно, то другое, и он все это ест, много, как голодный, и она тоже наваливается, ест, насыщается посреди толпы, на пляже, сосредоточенно; со спины видно, как у нее шевелятся уши; пальцы у обоих в жиру, и они обтирают их припасенными ею салфетками.

Не улыбаются, не шутят. А потом она собирает весь мусор назад в сумку, заворачивает и прячет пластик и шелуху, и они ложатся навзничь, на подстилку, рядом, наевшиеся, удовлетворенные, чужие мне люди, и лежат с закрытыми ртами, с закрытыми глазами, и в их закрытых, нелюдимых лицах ничего не прочесть.

И вдруг я вижу, что они сплели руки – пальцы в пальцы, в глухой любовный замок, в «твоя навеки», в это небывалое «умерли в один день», тесно, теснее всяких там Тристанов и Изольд, — те были стройные и златокудрые, и белая грудь холмом, и чудесные юношеские плечи, а тут что ж, тут только лысина, черная шерсть и комок немолодой плоти без каких-либо очертаний.

Они лежат, и океан шумит, и облака идут, и он крепко держит ее обычные пальцы своей обычной пятерней, красной, по-испански волосатой.

Просто крепко держит, просто не отпускает, просто любит, просто всю, всегда, навсегда, навсегда, навсегда.

© Татьяна Н. Толстая

Ил. Ирина Бабиченко