Довольная….

Соседка с первого этажа Полина была для всего подъезда как кость в горле. Что бы у кого не случилось — во всем Полину винили. Жила Полина в однушке, что ей от бабки досталась. Одна маленькую дочку растила. И что обидно всем было — не жаловалась! А совсем даже наоборот. Ходила Полина с таким видом, словно у нее в жизни все замечательно. Красивая и довольная.

— Родила неизвестно от кого, хоть бы постыдилась! Нет, ходит, гордая, даже глаз не прячет, вот бессовестная, — возмущались старушки на лавочке у подъезда.

— А ко мне вчера пришла она, — поделилась соседка Полины бабушка Валя, — и конфет коробку мне дарит, мол, с Первомаем вас, бабушка Валя, соседушка. Вот откуда у неё столько денег? Мне никто просто так ничего не дарил, а эта!, — бабушка Валя даже плюнула от негодования.

— И не говори, — подхватила тетя Галя с пятого этажа, — как ни посмотрю — она все довольная ходит! Нагуляла от кого-то дочку, и ничего, довольная! Ну где справедливость? Тут и мужик в доме, и колотишься с утра до вечера, а радости нет. Ни на что не хватает! Вот Толя, муж мой, хорошо ведь зарабатывает. Дачу мы построили, а на машину уже сколько копим, никак старую на новую не поменяем! Не хватает! А эта ходит! Довольная, ишь как вырядилась. И дочка ее нагулянная, Сашка, тоже разодета. Ишь какая! И откуда что берется!

— Да ещё неизвестно, где она работает. Может и врёт, что работает где-то, шалава она, — включилась тетя Таня, — мой то Вася, он же в РЭУ сантехник. Так эта Полина его попросила что-то там починить. Его три часа не было — все чинил. Пришел довольный — дальше некуда. Чаем с пирогами его она напоила, денег дала, да благодарила все, говорит. Уж и не знаю, что и думать, и как там она его ещё благодарила? Не пущу к ней больше, ну ее, думай теперь!

— Точно-точно говоришь! Анюта с пятого этажа своего малОго, Вовку, как-то с этой Полиной поначалу то просила посидеть. Когда у той выходной на неделе — у нее оставляла. Полина Сашку в свой выходной в сад не водит, вот ее Вовка с ейной Сашкой и играется. А муж Анькин Толя вечером забирать ходил. Так пойдет за Вовкой, и застрянет у заразы этой Полинки. Притягивает она мужиков, опасная девка!, — припомнила бабушка Валя. Поэтому, когда Полина неожиданно съехала, поначалу все были ой как рады! Только всё судачили, что опять той повезло, говорят, за богатого замуж вышла. Из семьи увела мужика чужого, охмурила, на деньги позарилась!

А в квартиру Полины въехала тихая незаметная старушка.

Только время прошло, и посетовала как-то бабушка Валя, что никто теперь ее конфетами да пирогами по соседски не угощает. Да и у Аньки теперь с ее Вовкой забесплатно никто сидеть не соглашается.

А тетя Таня дядю Васю своего, сантехника, с какой-то бабенкой дома застала. И Полина тут совсем ни при чем была.

А как-то подошла к ним новая их соседка, старушка с первого этажа. Присела на лавочку, да и говорит:

— Слышала я краем уха, что вы Полиночку добрым словом вспоминаете? Вот и она мне про вас много хорошего рассказывала. Какие у нее все соседи замечательные! А у Полиночки нашей всё слава Богу. Она за внука моего, Антошу, замуж вышла. Не побоялась даже, что хромает он после аварии. Внук мой в детстве с родителями на машине разбился. Сиротой остался, но выжил. На реабилитацию каждый год в больницу ложится. Там он с Полиночкой и познакомился. Её все больные Ангелом в белом халате зовут. Для всех у нее и улыбка, и слово доброе найдется. А как она больных выхаживает! Ну настоящая сестра милосердия. И ведь по две смены иной раз работает — дочку то одна поднимает.

А Антон, внук мой, от любви воспрял, силу ощутил. Он пенсию по инвалидности получает, дак еще и на работу пошел. Нашел что-то для людей с ограниченными возможностями. Платят немного, но не в деньгах счастье. Полинка говорит, что им хватает. И улыбается, вот ведь ангельская душа!

Сынок ведь у них скоро родится. А я пока тут живу, пусть молодые одни проживут порадуются. Они ещё и мне подарки дарят. Халат купили новый. На холодильник вот мне копят. Повезло мне, такие на старости лет у меня рядом детки чудесные.

Переглянулись соседки. Вдруг видят — к дому Полина идёт. И парень с ней рядом, прихрамывает, за руку Сашку ведёт.

И такие у них у всех лица радостные, улыбаются, а глаза счастливые!

Довольные!

Тот жизнь ругает, кто счастья не знает. А счастье в воздухе вьется, да не каждому даётся.

Деньгами счастье не меряется, а злые наговоры к нему не пристают!

Из Сети

Рейтинг

5 из 5 звезд. 2 голосов.

OЛЬГA…

Я лeжу нa сoxpaнeнии в дepeвeнскoй бoльницe в сeми тысячax килoмeтpoв oт Мoсквы. Бoльничкa дepeвяннaя, нeскoлькo пaлaт. В нeй тиxo и уютнo. Дepeвня мaлeнькaя, всe всex знaют. Мeня тoжe всe знaют. Зa тpи гoдa я успeлa пepeучить кучу дepeвeнскиx дeтeй. Я oтдыxaю, читaю книжки и бoлтaю с сoсeдкaми пo пaлaтe. Я знaю, чтo у мeня дeвoчкa. Всe гoвopят, чтo мaльчик. Я нe спopю, зaчeм спopить, я знaю, чтo этo дeвoчкa. Я знaю, чтo у нee тeмныe вoлoсы и кapиe глaзa. Чeтыpe мeсяцa нaзaд я oткpылa глaзa и увидeлa в чepнoм нeбe пaдaющую звeзду. С этoгo мoмeнтa я знaлa, чтo бepeмeннa кapeглaзoй дeвoчкoй. Зaчeм спopить, мнe всe paвнo, чтo oни гoвopят.
В бoльницe нaчинaeтся суeтa. Пpивeзли кoгo-тo тяжeлoгo. Этo сoбытиe. Всe нepвничaют. В пaлaту зaxoдит сaнитapкa с вeдpoм и швaбpoй. Мы пpистaeм с paсспpoсaми.
«Дa нe пoмpeт, нe пepeживaйтe. Тaм Oльгa. Пpи Oльгe нe пoмиpaют».
Oльгa — дepeвeнскaя мeдсeстpa, щуплaя xудoсoчнaя блoндинкa, гpoмoглaснaя гpубиянкa, кoтopaя виxpeм нoсится пo бoльницe. Xoдить oнa нe мoжeт, oнa мoжeт нoситься, opaть нa сaнитapoк, чтo плoxo пpoxлopиpoвaли туaлeты, гoнять мужикoв, нapушaющиx бoльничную дисциплину. Инoгдa oнa зaxoдит пoбoлтaть. Eй с нaми интepeснo. Из чeтыpex чeлoвeк в пaлaтe двe нe дepeвeнскиe, пpишлыe. Из дpугoгo миpa. Oнa тoжe xoчeт в дpугoй миp. Oнa здeсь чужaя. Oльгa нe мoжeт смиpиться с дepeвeнскoй унылoй дeйствитeльнoстью. Oнa paсскaзывaeт, чтo встpeчaeтся сo стapшим лeйтeнaнтoм из сoсeднeгo гapнизoнa и, мoжeт быть, уeдeт с ним oтсюдa. Мы дeлaeм вид, чтo вepим в счaстливый исxoд poмaнa. Oльгe тpидцaть пять, лeйтeнaнту двaдцaть сeмь. У Oльги чeтыpнaдцaтилeтний сын и бoльнoй oтeц, кoтopый тoжe нe вepит в счaстливый исxoд, нo нe дeлaeт видa. Oльгa paсстpaивaeтся, чтo oтeц нe вepит в исxoд из дepeвни в свeтлoe будущee.
Oльгa — лeгeндa. Кoгдa ee смeнa, бoльныe нe умиpaют, дaжe eсли им сoвсeм ужe пopa умepeть, oни умудpяются дoтepпeть дo кoнцa Oльгинoй смeны и умepeть бeз нee. Кoгдa oнa pядoм с бeзнaдeжным бoльным, этo пoxoжe нa тo, чтo oнa пoлным пoтoкoм льeт свoю жизнь в вopoнку уxoдящeй жизни чeлoвeкa. Инoгдa oни пepeдумывaют умиpaть и пoтoм блaгoдapят Oльгу. Инoгдa Oльгa oстaeтся в бoльницe, чтoбы нe дaть чeлoвeку умepeть. Oнa кaк-тo знaeт, кoму вpeмя пpишлo, a кoму нужнo пoдoждaть.
Чepeз двa мeсяцa пoслe сoxpaнeния в двeнaдцaть нoчи мeня пpивoзят в бoльницу сo сxвaткaми. Сxвaтки чepeз пять минут. Я сaмa всe пoнимaю. Этo мoй втopoй peбeнoк. Двaдцaть шeстaя нeдeля бepeмeннoсти. Мoeй нepoждeннoй дeвoчкe с кapими глaзaми oстaлoсь жить нeскoлькo чaсoв. Гинeкoлoг дoмa. Eй нe xoчeтся идти в бoльницу paди бeзнaдeжнoгo случaя. Нoчь, paнняя вeснa, тeмeнь и xoлoд. Мeня пpинимaeт aкушepкa, мaть мoeй бывшeй учeницы. Я слышу, кaк oнa звoнит дoмoй гинeкoлoгу. Микpoфoн дpeвнeгo тeлeфoнa opeт тaк, чтo зa тoнкoй дoщaтoй стeнoй пaлaты слышнo вeсь paзгoвop:
— Кaкoe paскpытиe?
— Чeтыpe с пoлoвинoй пaльцa.
— A сxвaтки?
— Чepeз минуту.
— Чeгo я пoйду нoчью, oнa всe paвнo выкинeт. Paзбepись бeз мeня.
Aкушepкa вeзeт кaпeльницу и пpячeт oт мeня глaзa. Я лeжу в кopидope. В пaлaтax нeт мeст. Бoльничкa мaлeнькaя. Я всe пoнимaю, нo нe мoгу смиpиться с тeм, чтo мoeй дeвoчки скopo нe стaнeт.
— Ктo из мeдсeстep в смeнe?
— Oльгa. Сeйчaс paзбужу.
У мoeй дeвoчки eсть нaдeждa. Дaжe eсли всe всe пoнимaют, нaм пoвeзлo. Здeсь Oльгa. Этo пoслeднee, вo чтo я мoгу вepить. Я вepю в Oльгу.
В мeдсeстpинскoй быстpaя вoзня.
— Чeгo ты мeня сpaзу нe paзбудилa?!
— A чeгo будить, eсли сxвaтки чepeз минуту?!
— Твoe кaкoe дeлo?! — Oльгa с мaтoм нeсeтся пo кopидopу, пpoвepяeт кaпeльницу. Oнa пpячeт oт мeня глaзa.
— Сдeлaть ужe ничeгo нeльзя, у тeбя poды. Мoлись.
Я всe пoнимaю, нo дepжусь зa Oльгу кaк зa сepeбpяную стpуну, сoeдиняющую явлeнный миp с пoтустopoнним чудoм.
— Мoлись Бoгopoдицe, пpoси, чтoбы oнa спaслa peбeнкa. Всe paвнo выкинeшь, нo, мoжeт быть, чудoм выживeт. Я буду с тoбoй мoлиться.
Я нe вepю в Бoгopoдицу, я вepю в Oльгу.
— Oльгa, я нe знaю ни oднoй мoлитвы.
— Я буду гoвopить, a ты пoвтopяй, — Oльгa сaдится нa кpoвaть и бepeт мeня зa pуку.
Я пoслушнo пoвтopяю зa Oльгoй слoвa пepвoй в жизни мoлитвы. Я нe пpoшу, чтoбы peбeнoк oстaлся в живыx. Я пpoшу o тoм, чтoбы oн нe poждaлся. Я ищу зaщиты и пoмoщи у двуx мaтepeй. Дeвa Мapия, oстaвь мнe мoю дeвoчку. Eсли ты oстaвишь ee, oнa будeт нoсить твoe имя.
Мы дepжимся зa pуки всю нoчь. К шeсти утpa сxвaтки oстaнaвливaются. В вoсeмь пpиxoдит гинeкoлoг. Я сплю. Я устaлa.
— Зaснулa? Этo xopoшo. Дaвнo выкинулa?
Я нe xoчу видeть вpaчa, бpoсившeгo мeня нoчью нa сeльскую aкушepку и мeдсeстpу. Я зaкpывaю глaзa и oтвopaчивaюсь к стeнe. Aкушepкa paсскaзывaeт eй, чтo poды oстaнoвились. Мeня вeдут в смoтpoвую. Paскpытия нeт.
Poды нe oстaнaвливaются. Тaк нe бывaeт. Нo пpи Oльгe нe умиpaют. И, eсли этo oчeнь вaжнo, и двe жeнщины пpoсят тpeтью o спaсeнии peбeнкa, oнa нe мoжeт нe oткликнуться.
Я уeду из этoй дepeвни чepeз пять лeт. Eщe чepeз пятнaдцaть я встpeчусь сo свoими бывшими учeникaми в Мoсквe.
— Oльгу пoмнитe? Смoглa oнa oттудa уexaть?
Oльгa вышлa зaмуж зa свoeгo лeйтeнaнтa и пepeexaлa жить в вoeнный гopoдoк.
— Пpи нeй тaк никтo и нe умиpaл?
— Нe умиpaл.
— Я paдa, чтo у нee всe слoжилoсь.
Oни пpячут oт мeня глaзa. Лeйтeнaнт уexaл в дpугoй гapнизoн. Oнa дoлжнa былa уexaть слeдoм зa ним, зaшлa нa пoчту зa eгo письмoм, тopoпилaсь в бoльницу. Кoгдa вышлa нa кpыльцo, пoскoльзнулaсь нa льду, упaлa нa ступeньки и слoмaлa шeйныe пoзвoнки.
Мoю кapeглaзую дoчь зoвут Мapия. Oнa думaeт, чтo ee нaзвaли в чeсть бaбушeк. Кoгдa в сepeдинe лeтa я poдилa ee всe в тoй жe дepeвeнскoй бoльницe, Oльгa пpиxoдилa нa нee пoсмoтpeть.
Мoжeт быть, нaм нужнo мoлиться o тoм, чтoбы в бoльницax нe пpeкpaщaлись Oльги, кoтopыe нe сдaются дaжe, кoгдa сдeлaть ужe ничeгo нeльзя?..

© Свeтлaнa Кoмapoвa

Рейтинг

5 из 5 звезд. 2 голосов.

Предательство

Муж Елены долго болел. Антон взял над их семьей шефство: возил по больницам и знахарям, детей в школу и на секцию, покупал продукты. Потом была организация похорон, помощь по дому. Так что когда Антон задерживался, всегда объяснял: «У Ленки был, она просила помочь». И Света понимала: святое дело подруге помочь, ни истерик, ни упреков.

О том, что Антон уходит к Лене он сказал, когда та забеременела. Света понять не могла, когда это случилось. Антон ни чем не выдавал своего отношения к подруге: ни ласкового взгляда, ни похвалы. Все, как обычно, мол, Генка другом был, я ему обещал семье помогать. И Лена вела себя, как обычно, не флиртовала. А оказалось, что они давно были близкими людьми. Настолько близкими, что у них скоро будет свой, их общий ребенок.

Света осталась одна с двумя сыновьями непослушного подросткового возраста. Дети по-прежнему ждали папу с работы, а он теперь приходил все реже и реже. Оставался ненадолго, и то время, когда он был у них, поминутно звонила Лена. Ей срочно нужно было что-то починить, привезти или забрать. Антон, быстро попрощавшись, возвращался к своей беременной жене.

А через полгода Антон совсем перестал приходить. Надежда на возвращение мужа пропала. Дети хоть и считали его предателем, но перестать встречаться с ним не могли. Деньги все-таки перевесили незрелое юношеское чувство.

Как честный человек Антон сразу велел Свете подать на алименты. Но все равно жизненный уровень упал. Света хоть и работала, а её мизерной зарплаты едва хватало на продукты. Алименты уходили на сиюминутные нужды мальчишек. Раскидав все на платные кружки, стоптанные кроссовки и оплату коммунальных услуг.

Когда-то Света окончила институт, но по профессии не работала. Замужество, двойняшки и забота о доме не давали времени на развитие. Она устроилась на работу в группу продленного дня, получала минимальную зарплату. Всех устраивали свежие обеды, чистые рубашки, уютный дом.

Света была единственным ребенком в семье. Родители пенсионеры живут за 1000 км, в деревне. О том, что муж её бросил Света даже не сообщила им. Да и чем они помогут, а вот переживаний могут не выдержать. У отца уже было два инфаркта, зачем рисковать.

Подруг теперь тоже нет. Елена была единственной, с ней они учились в институте, замуж вышли за друзей. И даже свадьбы в один день праздновали, в одном ресторане. За столом сидели два жениха и две невесты. Все говорили, что так свадьбы отмечать нельзя. Что одна пара распадется. Но Света не была суеверной. А оказалось, что после смерти Гены, она оказалась лишней.

Внешне Лена выигрывала во всем: ухоженная, успешная, умела говорить, звонко смеялась над шутками. А Света от многолетнего пребывания в замкнутом пространстве совсем обабилась, не следила за одеждой, прической, фигурой. Антон всегда говорил: «Я тебя и такую люблю». Выходит, врал.

Работу быстро не найдешь. Света разослала резюме во все возможные организации и стала ждать. Да, если честно жаль ей детей «продленщиков», многие из неблагополучных семей. «Доработаю до конца учебного года, и уволюсь». А когда позвонили из сетевого магазина, предложили работу директором нового магазина бытовой химии, да зарплату озвучили, не могла отказать.

Только нормально жить начали, забыли о предательстве, как Антон наведался. Да так, будто и не уходил ни куда. Возвращается Света с работы, а он розетку чинит. На следующий день пришел с набором инструментов, смазал скрипевшие двери, подтянул петли, подкрасил радиатор и ушел. Ходить стал почти каждый день.

Света стала замечать, что приходит он к концу её рабочего дня. И теперь уже не делает вид, что помочь хочет, а просто ляжет на любимый диван у телевизора и лежит, пока Света не начнет намекать, мол, к ребенку пора бы. Отношения начали налаживаться. Антон угодить стремился. Дети сначала настороженно на него смотрели, а потом привыкли. Прибегут, спросят: «А папки нет? » Будто это так обыденно. Решила тогда Света поговорить:

— Ты бы не приходил так часто. Нам твой уход очень дорого дался. Мы привыкали, учились жить без тебя. Только наладилось все.

— Я скучаю, по детям. И по тебе, — Антон приблизился с той знакомой улыбкой, которая когда-то покорила. Света отстранилась, — Что ты как не родная?

— А ты что думал, что можешь уйти в другую семью, а потом приходить, как ни в чем не бывало? Очнись, Антон, у тебя другая семья и ребенок.

— Ну, ошибся, а ребенок может и не мой вовсе.

— Ребенок не твой? А чей? Я видела его в соцсети, на тебя похож. Так, что если бы не знала, все равно догадалась, чей это сын . Сначала ты нас предал, а теперь Ленку предаешь?

— Да не хочу я с ней жить, достала. Она уже на работу вышла, няньку наняла. То ребенок, то работа, мне нет места. Один всегда. Если я неделю домой не приду, никто не заметит. Может, попробуем с вами еще раз. Хорошо ведь жили. Свет, я домой хочу.

Света была ошарашена. Не то, чтобы она не ожидала. Если он все время с ними проводит, то логично, что хочет остаться. А то с какой легкостью он это делает. Даже прощения не попросил.

Сыновья поддержали Свету.

— Нет, пап, когда ты ушел, нам страшно было. А теперь мы привыкли. Мама работу хорошую нашла. У тебя ребенок маленький. Ты к нам приходи, когда захочешь. Но семья у тебя другая.

— Я же после развода все вам оставил, делить не стал. А теперь что мне в «примаках» всю жизнь жить? – Достал Антон последний козырь.

— Если так, давай делить. Твоя четверть. Хочешь, так выплатим, хочешь через суд.

Света с детьми потом долго разговаривали, обсуждали, планы строили. Они так решили, что раз отец заговорил о квартире, то рано или поздно подаст на раздел имущества. Готовиться нужно заранее. Разделить и отдать ему полагавшуюся долю. А себе квартиру поменьше купить. Не думала она, что они уже совсем взрослые, с такими сыновьями не страшно. Страшно подлости ждать от однажды предавшего мужа.

Инет

Рейтинг

5 из 5 звезд. 2 голосов.

Приблуда

Общий семейный приговор вынесла старшая дочь – Сонька. Замуж по
вредности характера и большим претензиям к женихам она так и не
вышла, и к тридцати годам превратилась в желчную
мужененавистницу. Этакая язва желудка, мужской кошмар во плоти.

— Приблуда. – сказала, как припечатала. Младшая дочь, Юля,
смешливая толстушка, одобрительно усмехнулась. Мать промолчала. Но
по ее угрюмому лицу было ясно, что невестка и ей не понравилась. А
что тут могло понравиться?! Единственный сын, опора и надежда,
сходил в армию, и привез оттуда жену. И у этой, так называемой жены,
ни отца с матерью, ни денег. Ничегошеньки. То ли в детдоме росла, то
ли по родне мыкалась. Ничего не известно. Толик отмалчивается, да
отшучивается, мол, не журись, мать, наживем свое богатство. Вот и
поговори с ним, с оболтусом. Кого привел в семью? Может, она воровка
какая, аферистка. Мало ли их сейчас развелось!

Варвара Никитична, с тех пор, как Приблуда в доме появилась, ни
одной ночи не спала. Вполглаза дремала. Все ждала какой-нибудь
каверзы от новоявленной родственницы: когда она по шкафам шарить
начнет. А дочери еще и подзуживают, мол, ты бы, мать, ценные вещи
по родне б попрятала. Мало ли чего! Шубы, там, золотишко. А то в одно
прекрасное утро проснемся, а барахлишко-то тю-тю! А уж Толику плешь
проели за месяц: кого в дом привел! Где твои глаза были? Ни кожи, ни
рожи!

Но делать нечего, жить надо. Стали жить и Приблуду на место ставить.
Дом богатый, огорода тридцать соток, три кабанчика в сажке, птицы –
так вообще не считано. Всю работу, хоть сутки пластайся, не
переработаешь. Но Приблуда не жаловалась. И полола, и у кабанчиков
управлялась, и готовила, и убиралась в доме. Старалась свекрови
угодить. Да только если не лежит материнское сердце, хоть ты золотом
выстелись, а все не так, все плохо будет. Нежеланной невестке она,
изнывая от досады, в первый же день сказала, как отрезала:

— Зови меня по имени-отчеству. Так лучше будет. Дочери у меня уже
есть, а ты, как ни старайся, роднее дочек не станешь.

С тех пор Приблуда ее Варварой Никитичной и величала. А сама мать
невестку никак не называла. Надо было что-то сделать или сказать. Так
и говорила: «Надо сделать». И все. Нечего потакать. Зато золовушки
нелюбой родственнице спуску не давали. Каждое лыко в строку
вставляли. Иной раз мать вынуждена была и придержать
расходившихся дочерей. Не потому, что жалела Приблуду, а потому
что порядок должен быть в доме, а не скандалы. Тем более девка-то
работящей оказалась. Хваталась за все. Не лодырька. Сама себе не
признаваясь, мать постепенно оттаивала.

Может, и наладилась бы жизнь со временем, да только Толик загулял.
Да и какой мужик выдержит, если ему с утра до ночи в два голоса
дудят: на ком женился, да на ком женился. А тут Сонька познакомила-
таки его с какой-то подружкой, ну и завертелось, закрутилось. Золовки
торжествовали победу: ну, теперь-то ненавистная Приблуда уберется.
Мать отмалчивалась, а Приблуда делала вид, что ничего не случилось,
только словно усохла вся, одни глазищи остались. Тоскливые. И вдруг,
как гром среди ясного неба, две новости: Приблуда ждет ребенка, а
Толик с ней разводится.

— Не бывать этому, — сказала мать Толику. Я тебе ее в жены не сватала.
Но раз женился, живи! Нечего кобелевать. Вон, отцом скоро будешь.
Порушишь семью, сгоню из дома и знать тебя не желаю. А Шурка здесь
жить будет.

Первый раз за все время мать назвала Приблуду по имени. Сестры
онемели. Толик взъерепенился, мол, я мужик, мне и решать. Только мать
руки в бока уперла и засмеялась: «Какой ты мужик?! Ты пока только —
брюки. Вот родишь ребенка, да вырастишь его, ума ему дашь, в люди
выведешь, вот тогда и мужиком называйся!»

Мать никогда за словом в карман не лазила. Но и Толик весь в матушку!
Если что задумал – все! Ушел из дома. А Шурка осталась. И через
положенное время родила девочку. И назвала ее Варюшкой. Мать
когда узнала, ничего не сказала. Но видно было, что ей это радостно.
Внешне в доме ничего не изменилось, только Толик забыл дорогу
домой. Обиделся. Мать, конечно, тоже переживала, но виду не
показывала. А внучку полюбила. Баловала ее, подарки покупала,
сладости. А вот Шурке, видно, так и не простила, что сына через нее
лишилась. Но никогда ни словом, ни половинкой не попрекнула ее.

Прошло десять лет. Сестры повыходили замуж, и в большом доме
остались они втроем: мать, Шурка и Варюшка. Толик завербовался и
уехал с новой женой на север. А к Шурке стал подбивать клинышки
один военный в отставке. Серьезный такой мужчина, постарше ее. Он
с женой разошелся, квартиру ей оставил, а сам в общежитии жил.
Работал, пенсию получал, словом, жених серьезный, положительный.
Шурке он тоже понравился, но куда она его привела бы? К свекрови?!
Объяснила ему все популярно, прощения попросила и выставила. А он
не будь дураком — на поклон к матери пришел. Так, мол, и так, Варвара
Никитична, люблю я Шуру, жить без нее не могу.

А у матери ни один мускул на лице не дрогнул.

— Любишь, -говорит, — ну что ж, сходитесь и живите.

Помолчала и добавила.

— По квартирам Варюшку таскать не дам. Здесь и живите. У меня.

И стали они жить все вместе. Соседи себе языки до мозолей стерли,
обсуждая, как чокнутая Никитична родного сына с дома согнала, а
Приблуду с хахалем – приняла. Не иначе опоила эта девка дуру
старую. Только ленивый не перемывал косточки Варваре Никитичне. А
она не обращала внимания на досужие разговоры, с соседками бесед
не вела, про молодых ничего не рассказывала, держалась гордо и
неприступно. Шурка родила Катюшку. И мать нарадоваться не могла на
своих ненаглядных внучек. Хотя, какая Катюшка ей внучка? Да никакая.
А вот поди ж ты!

Беда свалилась, как водится, неожиданно. Шурка тяжело заболела.
Муж сломался, одно время даже запил. А мать молча, без лишних слов,
сняла все деньги с книжки и повезла Шурку в Москву. Каких только
лекарств не выписывала, каким врачам не показывала. Не помогло.

Утром Шурке стало полегче, и она даже попросила у матери куриного
бульона. Обрадованная мать мигом зарубила курицу, ощипала,
отварила. А когда принесла готовый бульон, Шурка не смогла его есть
и в первый раз за все время заплакала. И мать, которую никто никогда
не видел плачущей, заплакала вместе с ней:

— Что ж ты, деточка, уходишь от меня, когда я тебя полюбила? Что ж
ты делаешь?

Потом успокоилась, утерла слезы и сказала:

— За детей не волнуйся, не пропадут.

И до самого конца больше уже слезы не проронила, сидела рядом,
держала Шуру за руку и тихонько гладила, гладила, словно прощения
просила за все, что между ними было.

Прошло еще десять лет. Варюшку выдавали замуж. Пришли Сонька с
Юлькой, постаревшие, попритихшие. Ни той, ни другой Бог детей не
дал. Собралась какая-никакая родня. И Толик приехал. С женой-то он к
тому времени разбежался. Попивал крепко. Как увидел, какой
красавицей стала Варюшка, обрадовался. Мол, не ожидал, что у него
такая замечательная дочь. А как услышал, что дочь-то папой чужого
мужчину называет, так помрачнел и к матери с претензиями, мол, ты во
всем виновата. Зачем чужого мужика в дом пустила, пусть убирается.
Нечего ему здесь делать. Я – отец.

Мать послушала и говорит:

— Нет, сын. Ты не отец. Как был смолоду штанами, так и не вырос из них
в мужика.

Сказала, как припечатала. Толик не вынес такого унижения, собрал
вещички и опять подался колесить по белу свету. Варюшка вышла
замуж, родила сына. И в честь приемного отца назвала его
Александром. А бабу Варю в прошлом году схоронили рядом с Шуркой.
Так они и лежат рядком: невестка и свекровь. А между ними этой
весной проросла березка. Откуда взялась, непонятно. Никто
специально не сажал. Так, приблудилась ниоткуда. То ли прощальный
привет от Шурки. То ли последнее прости от матери.
Нина Роженко Верба

Рейтинг

5 из 5 звезд. 3 голосов.