Саша была откровенно некрасивая: высокая, с широкими плечами и длинными руками, бесцветными бровями и крупным носом.
Поначалу она пыталась крутить кудри из своих жидких волос и наряжаться в платья с женственными рюшами, но выглядела в этом всем еще хуже. Поэтому она стала стричься под мальчика, носить джинсы и водолазки, смирившись с тем, что ей суждено быть одной.
Нет, какие-то кавалеры, конечно, были, но замуж Сашу никто не звал. И все бы ничего, но так ей хотелось ребеночка… Можно бы было усыновить, но ей почему-то хотелось своего: почувствовать, как он шевелится у нее в животе, испытать родовые боли и радость кормления…
— Можно же донора найти, — предлагали подруги.
Подруг у Саши было много, да и друзей – ее некрасивость не мешала этому, в дружбе все не так работает. Саша была добрым и надежным другом, в связи с отсутствием личной жизни имела множество увлечений, да и вообще – была общительна и не пряталась в четырех стенах.
— Это, конечно, можно, — отвечала Саша. – Но тут вот какое дело… Я же некрасивая. Нет-нет, не надо, не говори мне ничего. Я это знаю с самого детства и давно смирилась. И как-то мне не хочется передавать эту некрасивость ребенку, понимаете?
Подруги понимали. И одна из них, бойка Людочка, предложила:
— А ты найди какого-нибудь красавца и заключи с ним сделку. Как в фильме! Так ему все и объясни как есть – хочу ребенка, замуж не светит, а ты такой красавчик, разбавишь мою бесцветную внешность…
За «бесцветную внешность» подруги цыкали на болтливую Людку, но идею поддержали. Оставалось найти этого красавца. И уговорить.
Саша не очень верила в эту идею, но они с Людочкой создали аккаунт на сайте знакомств, где расписали свою идею. В награду обещали или беспрепятственно видеться с ребенком и полноценно участвовать в воспитании без покушения на кошелек и сердце мужчины (может же и мужчина иметь потребность в ребенке, но не иметь желания связывать себя узами брака), или, если ребенок ему, наоборот, не нужен, отсутствие каких-либо претензий плюс щедрое материальное вознаграждение.
Деньги у Саши были и немалые -она была первоклассным специалистом в своей области и зарабатывала неплохо в области финансовой аналитики.
Сначала им попадались только мутные типы, которые были далеко не Алены Делоны, но мнили из себя… Плюс начинали предъявлять такие требования, чуть ли не пожизненное обеспечение за такой моральный урон.
И Саша уже отчаялась, решила бросить эту идею, когда ей написал Максим.
Сначала она даже испугалась – что за мальчик ей пишет… Он был ее полной противоположностью – невысокий, с густыми кудрями, точеным носом и просто обворожительной улыбкой.
Он написал, что если ее предложение еще в силе, то он готов принять участие в деторождении. Ему очень нужны деньги – он собрался эмигрировать в Австралию, и Сашино предложение его очень заинтересовало.
«Сколько тебе лет, мальчик?» — написала она в ответ.
«Мальчик» написал – 37 лет.
Вот тебе и мальчик…
Когда они встретились, Саша, конечно, рассмотрела небольшие морщинки в уголках глаз и отсутствие детской припухлости, которая еще сохраняется у юношей.
— Не пропадать же таких генам, — горько заметил он.
— А у вас что, нет детей? – изумилась Саша.
— Нет.
Он был каким-то трагично несчастным, словно Пьеро, и Саша чувствовала, что тут какая-то драма, неразделенная любовь или что-то вроде этого…
Они пошли в клинику, все чин по чину, без всяких там нелепых сцен. Договорились, что как только Саша понесет, она перечислит ему деньги, и на этом они расстанутся. Максим ничего не хотел знать о своем ребенке.
И надо же – все получилось. Саша действительно забеременела, с первого раза. Выплатила обещанную сумму и удалила его номер из контактов.
У Саши родился мальчик. Такой красивый, что она плакала, глядя на него. И такой он был восхитительный, и так в ней бурлили гормоны, что Саша не выдержала и написала на том самом сайте личное сообщение Максиму: «Спасибо за сына». И фотографию прикрепила.
А он взял и ответил. Не рассердился, нет. Удивился, и правда какой красивый малыш.
И стали они переписываться. Так, о жизни. Саша все больше про мальчика. Максим – про чужую страну и женщину, ради которой он туда уехал. Он любил эту женщину двадцать лет! И она всегда его отвергала. А тут – овдовела. И снизошла, как говорится… Но вот только жить со своей музой оказалось не то же самое, как любить ее издали. И Максим страдал, не мог понять, почему так.
А потом Саша загремела в больницу с мальчиком. Воспаление легких… У самой Саши здоровье было отменное, она вообще никогда не болела, а вот мальчик все время цеплял всякие простуды. И тут вообще слег.
Они пролежали в больнице три недели. Конечно, она не успела предупредить Максима и когда вернулась, нашла несколько сообщений, в которых сначала нарастал градус тревожности, а потом вообще пришло очень странное письмо: «Если ты себе кого-то нашла, могла бы и предупредить».
И все, с того дня он не заходил на сайт.
Саша тут же написала ему, все объяснила, описала мучения, которые пережили они с сыном в этой больнице.
Но Максим не отвечал. И не заходил больше на сайт.
Если бы все закончилось на этом, это была бы обычная грустная история. Но через две недели в дверь позвонили. Саша прихватила на руки тяжелого карапуза с буйными кудрями и пошла открывать.
На пороге стоял Максим. В руках у него был огромный плюшевый медведь и цветы.
Саша смотрела на него растерянно, но как-то … радостно?
— Что ты тут делаешь? – прошептала она.
— Приехал к своему сыну, — ответил Максим. – И, надеюсь, к своей будущей жене.
Ясный тёплый день. На террасе дома шумная компания ребятишек. На столе миски с мёдом, свежеиспечённые булочки, домашнее печенье и чай. Они жадно жуют и весело переговариваются. Хозяин, как обычно угощает соседских детей первой качкой мёда, так учил его отец, а того его дед.
Со дня на день с женой ждут в гости своих детей и внуков. Им тоже сладостей припасено. Елена вынесла ещё порцию булочек.
— Осторожно, они ещё горячие, — предупреждает она, выставляя блюдо на огромный стол.
Но дети расхватывают выпечку и ойкают, обжигая пальцы. Елена смотрит на эти чумазые мордочки и вспоминает своих детей, когда они были маленькими. «Как быстро летит время!» — вздыхает она.
Тридцать лет тому назад.
Небольшой дом в деревенской глуши. Здесь живёт Лена с родителями. Когда девочке исполнилось четырнадцать – умерла мать. Отец с горя запил. Все домашние дела и огород стали обязанностью дочери. С годами она привыкла.
Едва она закончила школу — умер и отец. Этой же осенью пришлось выйти замуж за соседа Олега. Мужчина на тринадцать лет её старше, разбирается в ведении хозяйства, да и без мужика в доме никак нельзя. Огород вскопать и то сколько труда, не говоря о ремонте в доме.
Родились дети. Сперва — дочь Катя, а через три года и сын Костя. И жизнь потекла размеренно и невозвратно, как огромная река.
Олег помогал по хозяйству, когда бывал дома и выкраивал время, но в основном уезжал на работу в райцентр. Две недели там, две – дома. Но те дни, что бывал дома, шумно отмечал с приятелями – пил. Лена и к этому привыкла. «Что делать?» — рассуждала она, — «Все пьют». Так пролетели десять лет замужества.
Но однажды муж не вернулся с работы. Местный участковый сообщил, что его арестовали за воровство. Оказывается, он подворовывал на работе, а на вырученные деньги выпивал.
Олегу дали три года. Младший сын Славик родился уже, когда муж ехал к месту отбывания наказания.
За работой по дому и заботами о детях, незаметно пролетели три года.
Возвращения мужа Лена ждала. Не то, чтобы очень скучала, просто дел накопилось много: крышу перекрывать надо, ограда вся перекосилась и печь дымит, ремонта просит.
Олег приехал не один, а с приятелем Игорем, таким же освободившимся из мест не столь отдалённых.
— Ты, уважение окажи гостю! – приказал муж, — Он меня там выручал. Если бы не Игорь… — поднял большой палец правой руки, — Вот такой мужик! Он за убийство отсидел свою «пятнашку»! Это тебе не баран чихнул. Неси всё на стол!
Лена вся сжалась. «Похоже, что приятель ещё почище мужа будет», — переживает она и волнуется за детей, — «Как у него ума-то хватило такого злодея в дом вести?» Вздохнула и принялась накрывать на стол. Делать не чего – гость.
Худенькая, скромно одетая женщина ловит на себе взгляды незнакомца. Мороз по спине пробежал. Не знает, кого больше бояться мужа или этого тюремщика. Кто знает, что у него в голове. Уже поздним вечером, уложив детей, Лена вернулась к празднованию. Села в уголок — устала, кусок в горло не лезет.
— Ты, давай сбегай за самогоном к соседу! Чего расселась? – кричит Олег, показывая пустую бутылку, — Быстро! Мы ждать не будем.
— Олег, хватит уже, — просит жена, — Ночь на дворе. Как я пойду людей будить. Завтра сам сходишь, а сейчас спать пора.
— Это, ты мне? – орёт пьяный Олег, соскакивает из-за стола и хватает жену за волосы на затылке, — Я сейчас тебе покажу, как мужу перечить! Ты не пойдёшь, а побежишь у меня…
— Ну, хватит! – заступается Игорь, машет рукой на приятеля, — Отпусти её! Видишь, она и так нам такой стол накрыла. Чего ты руки распускаешь? Да, и правда спать пора.
— А, ты, чего глаз на мою жену положил? – прищурившись, спрашивает муж, — Мне другу ничего не жалко! Ты мне жизнь спас там, — толкает Лену так, что она летит на пол, — Бери, дарю!
Женщина сжалась в комок, трясётся от страха и омерзения. Она не ожидала от мужа такой выходки.
— Не бойся! – протянул ей руку Игорь, помогает встать, — Тебя никто не обидит. Вставай и иди спать. Я его сам успокою. Всё в порядке! Иди!
Бедная Елена не сомкнула глаз. Холодная дрожь по всему телу, а лицо горит, словно ошпарила. Слёзы душат, обжигая щёки. Едва пропели петухи, встала. Вышла на крыльцо глотнуть свежего воздуха. Её, как от ветра шатает. Скрипнула дверь. Обернулась. Стоит гость.
— Вот, что, Елена! – начал Игорь, вместо утреннего приветствия, — Я за эти годы посмотрел на твоего. Его ничему жизнь не научила. Бери детей, поедем ко мне. У меня дома мама ждёт. Я не шучу! Тебе и детям здесь не место с таким отцом! Быстро собирайся!
Лена выпучила на него глаза и открыла рот, пытаясь возразить.
— Да, ты не бойся меня! – говорит он, — Я действительно сидел за убийство… По молодости заступился за девушку. Провожал её с танцев, а тут двое встретили, и давай приставать. Я одного толкнул, а он головой о камень. Сразу на смерть. Меня арестовали, а моя подружка сбежала и даже на суд не явилась рассказать, как всё было. Вот и сел. Поехали, Лен. Мне твои ребятишки приглянулись. Собирайся, пока он спит.
Лена влетела в дом, а в голове стучит: «Только бы не сон! Только бы не передумал!»
Так целым семейством, Игорь и заявился к матери. Мария Васильевна от такой радости даже заплакала. Она не надеялась уже женить сына, не то, что внуков успеть понянчить, а тут такое счастье.
Младший сын Славик сразу Игоря стал звать папой, всюду хвостиком за ним ходил. А старшие Катя и Костя только через год окончательно привыкли и полюбили нового папу. Спустя два года в семье родились ещё двое сыновей. Лена и Игорь жили дружно. Всё плохое забылось. Жизнь каждому из них подарила второй шанс, и они с благодарностью приняли его.
***
За оградой сигналит подъехавшая машина. Прибыла старшая дочь Катя с мужем и троими детьми. В открытое окно выглянула Лена.
Из машины выходят молодая женщина с годовалым ребёнком на руках, и ещё два сорванца быстро выскакивают и несутся в калитку. Муж вышел из машины и открывает калитку.
На крыльцо вышел Игорь.
— Деда, деда! – кричат дети, и бегут наперегонки, — Мы приехали!
Игорь, улыбаясь, смотрит на малышей. Он ни разу не пожалел, что привёз Лену с детьми сюда.
«Если бы не осудили тогда, разве встретил бы её?» — задумался он и вздохнул, — «Нет! Всё правильно! Жизнь меня учит, а я делаю выводы и поступаю по совести!»
Человек не должен быть один. Одному тяжело и плохо. Кто-то влюбляется, создает семью. У других уже есть семья, они счастливы и радуются каждому дню. А сегодня — немного о тех, кого не любовь вместе соединила, а обстоятельства. И они приняли такое осознанное и взвешенное решение — остаться вместе.
Девушке Наде было около 30 лет, когда она осталась совсем одна. Муж бросил, ушел к женщине, у которой была своя квартира, бизнес у отца. Правда, честно объяснил — с тобой, Надя, очень хорошо, конечно. Но понимаешь, там перспективы. Поэтому и ухожу.
Наде показалось, что небо на голову упало — так было тяжело. Она и просила, и на коленях умоляла. Но он все равно бросил, виновато оглядываясь.
Сама она сирота была. Родных тоже никого. Хорошенькая девушка, волосы волнистые короткие, глаза оттенка барвинка. Очень стройная. Подружки советали знакомиться в клубах, на сайтах. Надя не хотела.
Она все думала: почему надо кого-то искать? Непонятно как-то. Жила просто. Немного как в тумане, правда. Прошел год. Шла домой с работы, решила путь срезать. Вышла — а там площадка. Гуляют люди со своими питомцами. Наде всегда хотелось собаку. Но муж был против — хронически их не переносил. И тут к ней спаниель бежит. Абрикосовый такой, веселый. За ним — молодой человек. — Не бойтесь, он ничего не сделает. Чарлик у меня хороший, добрый, — на бегу сказал.
И глаза у хозяина тоже были, как у спаниеля. Добрые такие, немного грустные. Надя попросила разрешения погладить. И долго трепала длинные ушки. Впервые в замерзшей душе что-то зашевелилось, оттаивать начало. — Не привыкай. Уходи. Он — не твой! — заканючил внутренний голос. Надя выпрямилась, вздохнула. Попрощалась и пошла. — Девушка! Чарлик за вами несется! Мы уже погуляли. Давайте, вас проводим немного! Вам куда? Меня Руслан зовут, — послышалось сзади. Надя объяснила. — Нам по пути! — радостно ответил хозяин. Ему было совсем в другую сторону, так-то. Но шел, разговаривал. До подъезда проводили. И Надя, еще раз потрепав Чарлика за ушком, ушла. Руслан у нее телефон не спросил. Да и с чего бы? Она же неудачница. Так Надя себе сказала.
Через три дня идет к подъезду — а навстречу Чарлик несется. И Руслан за ним. — Ой, это вы. А мы тут идем мимо, надо же, какая встреча, — улыбнулся молодой человек.
Он три дня ее ждал подолгу, специально. Надя попросилась с ними погулять. Потому что в пустой квартире было невыносимо. Да и квартира была не ее. Съемная, безликая. Надя любила вязать и шить. И все хотела круглый столик со скатертью, половички, картины. Еще что-нибудь.
Бывший супруг называл это деревенским желанием и никогда о подобном не мечтал. В общем, Руслан и Надя стали общаться. И он вскоре предложил ей переехать к нему. Надя отказалась. — Почему? Я совсем тебе противен? — спросил Руслан. — Нет, ну что ты! Ты очень хороший. Только я тебя не люблю. И ты меня, думаю, тоже, — честно ответила Надя. — Ты мне очень нравишься. Это первое. А второе — не должна девушка одна быть. Заботиться кто-то о вас должен. Это мне отец всегда говорит. Он о нас обо всех заботился. Сейчас-то я самостоятельный. Но маму и сестру он боготворит. А любовь, что, если сразу не накрыло, так до 100 лет в одиночку сидеть? Не принуждаю ни к чему. Давай просто хотя бы вместе жить. Тем более, ты говорила, тебе съезжать надо, — ответил Руслан.
Умом Надя понимала, что это глупо, конечно. Но согласилась. Родители Руслана ее приняли как свою. И она обожала бывать у них в гостях. Целых полгода жили они как соседи. Много гуляли. Особенно нравилось ходить на речку и смотреть на темную воду, стоять в тишине. А потом Руслан с работы задержался. Надя бегала от окошка к окошку. На улицу понеслась в мороз. Телефон его молчал. И тут она поняла, как же сильно ждет его домой. И боится, как бы чего не случилось. Когда Руслан появился, девушка так к нему навстречу бросилась, что тот опешил.
С этого все и началось. Поженились. Недавно дочка родилась. Если им задают вопрос о любви с первого взгляда, то честно отвечают — не было ее. Она пришла позже. Со второго. Очень сильная.
Или Ядвига Яковлевна. Та пожилая женщина. Квартирка — крохотная. Мужа нет уже 10 лет. Сына не стало еще в юности. Здоровье замучило, еле ходить стала. Заплатит коммуналку, на лекарства — и все, крохи остаются.
Не жаловалась, никого не ругала. Тихонько доживала и молилась, чтобы Господь быстрей прибрал — сил-то нет. Костыляла из магазина, батон купила, молока пакет. Супчик еще был на костях дома. Котлет хотелось да голубцов, но не на что брать. — Яся? Ты? — вдруг раздалось сзади.
Обернулась: Валентина Вольдемаровна, Валечка! Они с одной деревни, землячки. Но не виделись 50 лет! — Валюша! А ты чего здесь? Как? — всплеснула руками Ядвига Яковлевна. Она сразу и про голубцы забыла. Словно снова стоят с подружкой на речке, веночки плетут да отпускают их по воде. — Да сын у меня сюда в свое время переехал. И меня за собой перевез. Вот и обживаюсь потихоньку. Коленьки-то моего нету теперь! Ну, ничего. Подруга! Пойдем ко мне! Возражения не принимаются! — отчеканила Валентина Вольдемаровна. Дома у нее было очень уютно. В аквариуме кто- то сидел. Пригляделась Ядвига Яковлевна: лысенький, розовенький, с пятнышками. — Ой, что ж за чудо? Кто это зверек-то? — подошла поближе поглядеть. — Фекла. Свинка морская. Внук принес. Говорит, чтобы ты, баба, не скучала! Добрая девочка, ласковая. Возьми, погладь, — рассмеялась Валентина Вольдемаровна. А потом они чай пили. Перед этим ели голубцы. Ядвиге Яковлевне стыдно стало — она почти две тарелки умяла. И с чаем почти все печенье съела. Еще подумают, что с голодного края. Засобиралась.
А Валентина Вольдемаровна суетилась, ей гостинцев с собой складывала. Спросила адрес и сказала, что придет. Слово сдержала. Она очень деятельная была. Высокая, крепкая. Характерная. И тут разговорились.
Расплакалась тогда Ядвига Яковлевна. Столько лет терпела молча, а тут не выдержала, рассказала все. Что ей очень страшно и одиноко. И плохо. И просвета нет. Подруга слушала. Молчала. Собралась и ушла вскоре, сказав, что ей к сыну срочно надо. — К сыну. Хорошо-то как, когда сын есть. Живой. Или дочка. А уж если детки маленькие, внучата. Благодать какая! — крестилась перед сном Ядвига Яковлевна. С утра в дверь постучали. Пошла открывать. На пороге — мужчина. Здоровый, улыбающийся, глазастый. А за ним — Валентина стоит. Подружка. — Это Антоша мой. Знакомься. Он нам сейчас с переездом поможет, — и Валентина Вольдемаровна поправила шапку. — С каким? Куда это? — прошептала Ядвига Яковлевна. — Куда-куда. Ко мне! Я в трехкомнатной квартире одна живу, страдаю. Скукота. Вместе станем куковать. Чего? Неудобно? Неудобно, Яся, на потолке спать! Вдвоем легче выживать! Твое жилье сдавать будем. Пенсий нам за глаза хватит. Антоша вон путевки нам обещал взять, в санатории поедем, — распорядилась Валентина Вольдемаровна. Ядвига Яковлевна только кивала. И сама не понимала, как вот так раз — и к лучшему поменялась жизнь. Вдвоем они теперь, две подружки-землячки. С утра завтракают, зарядку делают. Потом гуляют. Ходят в магазины, готовят. Записались в бассейн. Сын Валентины Вольдемаровна регулярно завозит продукты. Сад купил, мол, летом на свежем воздухе будут. Внуки приходят.
Вначале стеснялись, а теперь зовут «баба Яся». И гордо ходит за вкусняшками Ядвига Яковлевна, приговаривая: «Мне для внучаток моих, получше которые!». Пусть и не кровные, все равно своими стали. Как же здорово просто произнести «Для внучат!». Как же это важно… Антон серьезно так сказал: — Будет у меня две матери. Живите, сколько хотите. Я и о вас заботиться стану! И не думайте, что у меня планы на вашу квартиру, если что. Сдавайте, деньги копите. Можете отписать, хоть кому. Я, тетя Яся, просто хочу помочь. Он ремонтами занимается, шабашит. Прошлое Ядвига Яковлевна вспоминает с содроганием. Привыкла к уюту, заботе. С Валюшей они как сестры. В этом году хотят на Родину ехать, в деревню. Там хоть и два дома жилых, да все ж хочется посмотреть. Антон пообещал — отвезет. Вдвоем легче. Всегда. И пусть у каждого появится свой второй человек! Автор: #Татьяна_Пахоменко@
Мать Валерии была одержима желанием жить непременно с мужчиной. Желательно с мужем. Не привередничая, приводила в дом очередного хахаля, как с презрением говорила бабушка Леры. В лучшем случае, он имел за спиной квартиру со стариками-родителями, да не пыльную работенку со скромным доходом.
В худшем — жил в общаге, отдавая половину зарплаты бывшим жёнам с детьми, и всё богатство его заключалось в рваных носках и потёртых штанах с потерявшими расцветку рубашками. Впрочем, и тот и другой вариант, нередко оказывался любителем заложить за воротник.
Мужичок (из любого варианта) отъедался. Благосклонно принимал новую одежду, купленную Татьяной, мамой Валерии. И, максимум через год, линял сам или вынужденно выдворялся Татьяной из-за пьяных пакостей и бесполезности.
Женщина впадала в депрессию, худела, дурнела. А потом, встряхнувшись, меняла прическу, цвет волос и в дом приходил очередной абсолютно бесполезный дядька.
Валерия была бы готова относиться к этому, как к материнскому хобби. Собирает ведь кто-то крышки от пивных бутылок — не нужный, но никому не мешающий хлам. Но Татьяна имела наиглупейшую привычку моментально беременеть и рожать очередного киндера.
К 16-ти годам у Валерии «накопилось» две сестры, да братишка. Ладно, хоть мать иногда аборты делала. Лера ощущала себя мамашкой, вечно занятой малышней. Еле время выкраивала для уроков.
Бабушка, уже после второго ребёнка, отказалась вникать в проблемы Татьяны и, в сердцах, выговаривала по телефону Валерии:»Почему опять не на дискотеке? Думаешь придут вторые 16-ть и еще натанцуешься?»
Лера бормотала, что мама с клиентом встречается, придёт поздно, а ребятню нужно искупать, накормить и спать уложить, непременно со сказкой. Татьяна работала в риэлторской конторе, тем самым обеспечивая некоторое благополучие своему немаленькому семейству.
Бабушка не унималась: «Твоя мать взрослая женщина и должна просчитывать свои, а не твои возможности. Переезжай ко мне — будет своя комната, хоть пижамные вечеринки с подругами устраивай!»
Она была современная, лояльная к новым правилам жизни, но поступки Татьяны считала эгоистичным идиотством. В Валерии жила убежденность, что младшие без нее пропадут: мать работает, да новое счастье ищет.
А как найдет — только им и занимается, запрещая детям входить в свою комнату. Обещала вздыхающей бабушке: «Вот подрастут немножко ребята и я своей жизнью займусь.»
После школы Валерия поступила в медицинское училище, на зубного техника. Очень блатная специальность. Это бабушка, сама врач-стоматолог, ее надоумила. А еще подняла все свои связи, и внучка оказалась зачисленной на весьма востребованную специальность.
Учиться оказалось сложно. Без зубрежки никак. Лера, что бы ни делала, бубнила под нос специфические термины, как мантру: «Адгезивный протез фиксируется к опорным зубам с помощью…»
Очень вовремя нужную профессию получила Валерия: Татьяна доигралась в «любовь.» Очередной сожитель, недавний сиделец с «хорошим лицом,» приревновав женщину на пустом месте стукнул её бутылкой по голове, не рассчитав силу удара. Так он говорил на суде. Сожителю дали срок, а Таню отнесли на кладбище.
Валерия осталась с тремя детьми на руках. Сёстрам — 10 и 8 лет. Братишке исполнилось шесть. Уже не ляльки, но от этого не легче. Совет бабушки, Ольги Фёдоровны, прозвучал разумно и, одновременно, ужасно:
«Оформи их детский дом. А на выходные будут приезжать, когда сможешь принять. Одно твоё слово, и органы опеки детей заберут. И так со скрипом оставили, учитывая наличие квартиры и твою готовность ими заниматься. А тебе о своей судьбе нужно думать, Валерия!»
Это, конечно, заманчиво — зажить одной. Без вечно замоченных колготок в тазике, обязательного супа на обед, ответственности за учёбу сестрёнок и вечно простуженного братишку. Надоело каждую копейку выкраивать, чтоб потратить не на новое платье, а купить что-то для детворы.
Но внутри Леры проживала неудобная дама по имени Совесть. Это она интересовалась у девушки, как та объявит ребятам, что их дом — теперь не их? Как будет собирать нехитрые вещи, и какими словами благословит родных сестёр и брата на окончательное сиротство?
Валерия не понимала, как удается бабушке одновременно быть доброй и любящей к ней, и столь нетерпимой к младшим внукам. Та пояснила без затруднений:
«Ты дочь моего непутевого сына, родная кровь. Он Татьяну, тобой брюхатую бросил. Так испугался женитьбы, что до сих пор болтается неизвестно где. А эти байстрюки мне никто. И какие у них гены — неизвестно. Может рецидивисты растут.»
Лера пристально всматривалась в конопатую Аню, светловолосую Леночку и чернявого Витьку, выискивая черты будущих рецидивистов. И не находила. Они, конечно, не обещали стать когда-нибудь примерными отличниками, но и с выводами бабушка явно поторопилась.
Девушка не только с красным дипломом учёбу закончила. В ней, уже во время практики, обнаружился талант зубного «скульптора.» Гордая бабушка (все же спасибо ей!) подыскала внучке работу в стоматологической поликлинике во всю предлагающей дорогое протезирование.
Не вдруг, Валерия стала получать приличную зарплату. Ее имя клиенты вносили в записные телефонные книжки, рядом с фамилией врача: всякому хотелось, чтобы новые зубы изготовил не абы кто, а профессионал.
Случались и левые, не афишируемые, заказы пациентов с деньгами. Наверное, всё оставалось спокойно, поскольку заведующая поликлиникой имела процент. Валерия на эту тему не размышляя, работала сверхурочно и по выходным, если требовалось, выходила. Каждый дополнительный рубль был ей не лишним.
Жертвуя принципами, бабушка находила время приглядывать за немилыми сердцу «детьми Таньки.» Женщина не жестокая, она ограничивалась правилами: встретить из школы, накормить и отругать за трояки. Намарав в тетрадках, сестрицы, со слезами, переписывали «домашку,» под руководством Ольги Фёдоровны, снова и снова.
Годы шли. Несколько коллег Валерии — стоматологов-ортопедов, объединившись, открыли частный кабинет с дорогим прейскурантом. Но и чудеса творили, даже в самой «бесперспективной» полости рта, отдаляя появление неудобного съёмного протеза. И Валерию, без всяких вложений с её стороны, пригласили в свою зубопротезную «мастерскую.».
Очень неплохо зарабатывая, Лера ни разу не была на море, тряслась на работу в маршрутке с пересадкой, а не на личном автомобиле, как другие сотрудники И новые вещи молодая женщина приобретала только тогда, когда прежние становилось уж совсем стыдно носить. У неё не то что мужа, бойфренда не было. Зато имелось трое детей, не ею рождённых.
Окружающие мужчины относились к ней с уважением, ценили, но исключительно дружески. Быть может, и из-за внешности Леры: серые, со стальным взглядом глаза, волевой подбородок, крепко сжатые губы, ранние морщины на лбу. Такой не предложишь необременительное свиданье, да и комплимент подобрать затруднительно.
Худощавой, упорной лошадкой Валерия тащила своё семейство вперёд. Говорила себе и бабушке:»Мне бы только их всех профессией обеспечить!» Ограниченные материальные возможности, вынуждали Валерию сестёр и брата определять на учёбу туда, где не требовали плату за обучение.
Поэтому Аня и Лена, каждая в своё время, получили профессию продавец — кассир, а брат Витя стал мастером бытовой техники. И это были уже не дети — со дня смерти их матери, миновало тринадцать лет. Старшей, Ане, исполнилось 23 года, Леночке 21, а Витюшку поздравили с 19-летием. К Валерии приближался тридцать четвёртый год.
Она, как думала: получат ребята профессии, зарабатывать станут и каждый сам за себя научится отвечать. Глядишь, и собственными семьями обзаведутся. Сама Валерия не замуж хотела (вот честно: переела забот!), а пожить для себя. Желательно в квартире без брата и сестёр.
Бабушка, Ольга Фёдоровна, пожилая, но всё ещё на пол ставки востребованная в зубной поликлинике, не раз приглашала внучку к себе, говоря:»И со мной не сахарно: храплю. Могу иногда поворчать, но всё лучше, чем с тремя архаровцами!» Но Лера никак не решалась съехать.
Её «подопечные» не слишком успешно работали, все вместе получая меньше, чем она одна. Крутили несерьёзные романы, иногда по нескольку дней дома отсутствуя. Кто станет платить коммуналку, своевременно пополнять холодильник ? Притащут кучу друзей и подруг, пойдут жалобы от соседей. Ещё квартиру спалят!
Не замечая, молодая женщина назначила сестёр и брата центром вселенной. Так случилось, поскольку не зная беспечного детства и безмятежной юности, Валерия волокла знамя служения детям своей, в общем-то, несчастливой матери.
Пуповину разрубил случай. Однажды, чуть раньше возвращаясь с работы, Валерия выйдя из лифта, услышала знакомые голоса этажом выше — там, где уже чердак. Обычно Витёк здесь покуривал, но теперь, видно и Аня с ним рядом была. Лера прислушалась.
Брат запальчиво говорил:»Да что особенного она для нас сделала? Если б мог, я бы выбрал детдом. При выпуске обеспечили бы комнатушкой. Продал бы и купил тачку. Пошёл бы в таксисты. На жрачку всяко бы зарабатывал. Брать машину в аренду — пупок надорвёшь на работе. Значица, сижу, как привязанный в Доме быта. Платят копейки, но приходить нужно ежедневно.»
Анна подхватила: «Точно! Меня, что бесит — живём, как тараканы в двушке, а бабка в полнометражной трёхкомнатной. И неизвестно, когда помрёт.» «Витя хмыкнул:»Думаешь, нам перепадёт что-то? Лерка ей внучка, а мы — байстрюки. Мать за её сыном даже замужем не была. Да и хата без приватизации.»
Наверное, Анька прикуривала потому, как не сразу ответила:
«Уверена — Лерка этим озаботится и, по любому, поделится. Ей даже придётся: продавать-то нужно эту квартиру, а не бабкину. В той станем жить. И, как ни крути — без Леркиных денег нам пока не обойтись. Знаешь, Ленка беременна! Что глаза вылупил? И не знает, кому предъявить — с двумя гуляла. А родить хочет потому, что устала вкалывать в магазине. Если финт с замужеством не получится, «папой» Лерочка станет.»
И оба заржали в голос. Заорать бы, но у У Валерии пересохло горло. И вдруг пришло осознание:»Да они сами мне до чёртиков надоели! Пусть рожают, продают единственное жильё, таксуют, залезают в долги. Всё, карапузики. Баста.»
Вошла в квартиру. Навстречу выскочила Лена — смазливая, пухленькая блондинка, очень похожая на покойную мать. Запищала, подражая детскому голосу:»Лерочка, что купила? Конфетку хочу-уу. Или булочку со сгущенкой.» Сунув ей в руки тяжёлую сумку, старшая сестра без улыбки произнесла:»Обычно беременных на солёное тянет.» Ленка открыла рот, но Лера махнула рукой:»Не трудись врать. Мне всё равно. Я переезжаю от вас к своей бабушке.» Впервые подчеркнула это — «к своей.»
Тут вошли, воняя табаком, Витька и Анька. Последняя тут же в ванную юркнула: чистить зубы. Лера ей крикнула вслед:»Ань, не стесняйся — кури прямо в комнате. После моего ухода.»
Не имея ни чемодана, ни сумки дорожной, достала с балкона старый рюкзак и стала торопливо в него кидать свои вещи. Троица, постояв безмолвно, загомонила:»Лерочка, ты заболела? Неприятности на работе? А мы макароны сварили. Остынь, давай ужинать.»
Но Лера, уже подойдя к двери, ответила:»И я сто раз пожалела, что вас в детский дом не сдала. Быть может, там бы из вас людей сделали, а я не смогла. Каюсь.»
Витя встрепенулся:»Ах, вот в чём дело. Мы же просто болтали. Наша благодарность тебе не знает границ…» «Болтали?! И о том, что бабушка зажилась?» — оборвала братца Лера.
Он побледнел :»Это всего лишь фигура речи. Пусть живёт на здоровье. Просто было бы правильнее, нам переехать в её квартиру. Там просторнее. Теперь, что уж — вон Ленка беременная, а у нас тесно.» Но старшая сестра, для себя всё решив, точку поставила:»Вы мне до чёртиков надоели. Ухожу в свою жизнь.»
Вышла и услышала Анькин визг:»Это ты, Витёк, виноват!» К счастью тут же подъехал лифт, и дальнейшую перепалку Лера не слышала. Бабушка приняла внучку с радостью, поздравив с освобождением. Предположила: «Теперь может хорошего человека встретишь, Валерочка. Замуж возьмёт.»
Но внучка замахала руками: «Ни за что! В автошколу пойду, машину оформлю в кредит. Может на заочное отделение поступлю в стоматологический институт. В отпуск по путёвке поеду. Например, с тобой.»
Ольга Фёдоровна отговорилась:»Нет уж. На берегу тебя буду ждать. А программу твою одобряю. Хватит «нежданчиков» Таниных опекать, пусть ей земля будет пухом.»
С того вечера-поворота, миновало семь лет. Валерия в квартире брата и сестёр бывала несколько раз, по делу: остаток каких-то вещей забрала и от своих прав на материнскую квартиру отказалась, сказав:»Владейте в шесть рук.»
Правда, при выписке и оформлении бумаг, Лере пришлось немалый долг заплатить за квартиру: за первые пол года её отсутствия, пачка счетов накопилась.
Ленку кто-то из кавалеров позвал-таки замуж и она к нему переехала. Родила дочь. Как живут — неизвестно, но расписались. Анна привела гражданского «мужа» и он, как-то побил Витьку за разведённый свинарник на кухне. Но ничего, живут.
И только одно всё больше беспокоит Анну, Елену и Виктора: квартира Ольги Фёдоровны остаётся неприватизированной. Помри старуха, случись что-то с Лерой — жильё останется в социальном найме, минуя их, не имеющих к нему никакого отношения.
Звучат время от времени просьбы, хоть кого-то из них прописать, если уж приватизировать не желают. Но бабка и внучка в своём выборе непреклонны: «Вам квартиру отдали — будьте довольны. А у нас родни нет, оставлять-завещать некому.» Правы, неправы — кто знает?
