СОЧИНЕНИЕ ОБ ОДНОЙ МЕЧТЕ…

Марья Ивановна легким шагом вошла в класс и съежилась. Старое здание совсем обветшало и требовало ремонта. В щели между окнами пробирался холодный воздух. Она застегнула кофту и села за рабочий стол. Марья Ивановна была учителем русского языка и литературы. Денег получала немного и в свободное время обучала детей в детских домах.

Вот и сейчас Марья Ивановна пришла в класс, чтобы проверить тетрадки детей, которые были лишены родительского тепла и уюта. Недавно они писали сочинение о своей самой заветной мечте.

Учительница разворачивала одно сочинение за другим. Поток искренних желаний лился на нее рекой. Сироты не просят многого. Их желания всегда добры и умиротворены. И в большинстве случаев им немного нужно для маленького счастья.

"Я мечтаю о фотоаппарате. Это такая штука, которая все может запомнить: первую улыбку, первые слезы, первых друзей и первых врагов. Я бы фотографировал все на свете, а потом каждому показывал, как у нас тут все устроено".

"Я очень хочу, чтобы у меня была сто одна роза. Я бы подарил их каждой девочки в детском доме. И воспитателям тоже".

"Мне бы хотелось иметь что-то свое. Тут у каждого все одинаковое. А я бы хотел иметь что-то личное. Только мое. Я был бы рад даже кружке, но только чтоб она была моя. И чтоб с нарисованной машинкой".

Марья Ивановна взяла следующую тетрадь и, раскрыв, стала медленно вчитываться в каждое слово. Когда-то кто-то сказал мне, что мечты должны быть нереальными, иначе это просто планы на завтра.

Что ж моя мечта на самом деле нереальная. Когда моя мама была рядом, я была плохой дочерью. Я ругалась с ней и не всегда старалась показывать, как сильно я ее люблю. Как мне дорого каждое мгновение, проведенное с ней вместе. И теперь, когда она ушла, поздно кричать и что-то стараться доказать. Ее нет. Нельзя быть готовым к смерти родного человека"

Учительница нервно поправила очки и с трудом заставила себя читать дальше. "Вот уже пять лет, как я каждый день просыпаюсь с надеждой, что это все был страшный сон. Но это не сон…

Серые стены, одинаковые простыни, кровати в несколько рядов, и девчонки похожие на мальчишек. Мы тут все одинаковые. Все с разбитыми сердцами. Мне повезло, что я хотя бы не с самого рождения тут. Что хотя бы немного могла наслаждаться любовью мамы. Иногда, зажмурившись, я вспоминаю, как она целовала меня, когда я уходила в школу.

Здесь очень холодно даже летними ночами, а время тянется как вязкая глина. С каждым годом становится лишь тяжелее, хотя обещают, что когда я вырасту, станет легче". Марья Ивановна оторвала глаза от тетради. В их уголках стояли слезы, а во рту застрял ком, который не давал сделать вдох.

Несколько минут она смотрела на одну точку в стене и ждала, когда ее отпустит. И лишь потом продолжила с усилием читать. "После похорон я ни разу не заплакала. Я боюсь оказаться слабой, ведь меня совсем некому защитить.

Знаете, так тяжело осознавать, что никто и никогда не назовет меня дочерью. Эти пять лет сильно изменили меня. Я разучилась верить людям. В нашем детском доме столько осколков судеб, что невольно режешь себе руки, пытаясь согреть ими чье-то сердце.

Кто-то плачет по ночам, кто-то пристально смотрит в окно, кто-то во время прогулки вздрагивает от скрипа калитки. Многие верят, что мама вернется за ними.

Это слепая надежда, которая рушится от чьих-то жестоких слов: «мама умерла». Но куда обиднее звучат слова: «она тебя бросила и ты ей не нужен». Детские ручонки невольно сжимаются в кулачки, маленькие и безобидные, а глаза вовсе не полны злобы в них – вселенская грусть".

Учительница больше не чувствовала холод. Ей было больно оттого, что она читает, но и оторваться от написанного она не могла. "Среди нас есть и те, кто здесь с рождения, те, от которых отказались родители. Для которых собственное счастье оказалось важнее жизни беззащитной крохи.

Малыш подрастает и вместо первого слова: «мама!», отводит глаза. И лишь при свете тусклой лампочки в коридоре можно разглядеть слезинку, стекающую по щеке. Эти слезы вовсе не соленые, они горькие настолько, что, почувствовав их однажды на своей щеке, навсегда запомнишь их вкус".

У женщины появилось горькое чувство во рту, и она уже не сдерживала слезы. Кажется, влага попала даже на тетрадку. Чувства скорби и обиды заполонили ее душу. Но дочитать было необходимо.

"Страшно оказаться здесь, где по коридорам слышится детский плач. Дети зовут маму, не всегда понимая, какая она. Но обязательно самая добрая и самая красивая. Так что да. У меня самая настоящая мечта. Потому что она нереальная. Я хочу хоть на пять минут снова увидеть маму…"

Буквы в конце совсем расплылись. Видимо, автор сочинения уже не в силах был их красиво выводить. Марию Ивановну трясло. Она давно работала здесь, но привыкнуть к такому невозможно.

Конечно, она поставит за сочинение пятерку, но разве это важно. Ведь ничто в мире не сравнится с отсутствием любящих людей рядом…

Автор: Рина Шемарова

Инет

В ШКОЛЕ…

У меня у ребенка в школе история была. Десятый класс, и у них новая «русичка». А класс-то уже борзый, пубертатно-активный. А дама, достаточно резвая и конкретная оказалась.

Понятно, что «мОлодешь» решила ее чуть поставить на место, да и заодно проверить: «Чо за тетя». Мозгов-то, не смотря на размеры голов и плечей, все равно – не очень много. Подложили они ей в классный журнал – порнографические открытки.

А ее урок был как раз первый. Она заходит. Класс встает. Она кивает. Класс садится и замирает в ожидании и предвкушении. По идее, в этой провокации, любая реакция – проигрышная. Крик, скандал, истерика, к директору, «кто это сделал». Всё – против нее. Она открывает журнал. Смотрит в него. Надевает очки. Берет открытки. Смотрит. Некоторые по нескольку раз.

КЛАСС ЖДЕТ…. Снимает очки, и, знаешь так – прикусывая дужку, с легкой улыбкой: — Ребята, мне 58 лет, вы меня чем хотели удивить? Все – Уважуха!!! Класс был влюблен, и покорен до самого выпускного бала. Слушался не то, что голоса – движения бровей…

Автор — Прохожий

Инет

«Мама воспитывала Люду одна, работала санитаркой в больнице. Жили они в маленькой однокомнатной «хрущевке» со старыми обоями и шторами, доставшимися от бабушки.

Люда носила платья, которые шила ей ночами мама, и пальто с надвязанными рукавами.  Но зато она училась играть на флейте. 

Класс, в котором училась Люда, был обычным, никаким не элитарным, в обычной школе в микрорайоне на окраине города.

В нем учились разные ребята: и из обеспеченных семей, и из семей попроще. Надвязанные рукава пальто не были большой проблемой и почему именно Люду одноклассники выбрали своей жертвой, непонятно.

Её не брали в походы и на экскурсии. Не приглашали на дни рождения. Над ней смеялись без всякого повода. Каждый выход Люды к доске сопровождался смехом и ехидным шепотом.

Ей на спину цепляли бумажки с обидными словами. В портфель засовывали мусор. Когда на классных праздниках Вовка фальшиво пел, ему хлопали и кричали «Браво!».

Когда однажды Люда решилась сыграть на флейте, и сыграла очень хорошо, потому что долго готовилась, её осмеяли. 

В 7 классе мама купила Люде куртку за 40 рублей. Красивую куртку, японскую. Как маме это удалось – неведомо, и дело не только в деньгах: в начале восьмидесятых куртку надо было достать. Люда побоялась оставлять дорогую вещь в школьной раздевалке и носила ее с собой. 

На уроке физкультуры куртка осталась в раздевалке для девочек. А еще там же задержались девочки – три отличницы, лидерши. Остались специально, наврав учителю про больные животы.

Отличницы взяли Людину куртку и повесили ее в женский туалет на втором этаже. Люда, обнаружив пропажу, тихо заплакала.

Классный руководитель объявила поиски. Конечно, на отличниц никто не подумал (на это и был расчет класса, когда на перемене разрабатывалась операция «Куртка»). 

Те, кто был в курсе операции, молчали как рыбы. Куртка пропала навсегда.

На следующий день Люда вновь пришла в школу в пальто с надвязанными рукавами. И, как всегда, не пошла с классом в кино. А класс в кино пошел. Во главе с отличницами.  В тот день класс посмотрел «Чучело». 

Тем же вечером к Люде домой пришли родители отличниц. Они принесли Люде новую куртку. Немного не такую, как пропавшая: та была синей, а эта – красной, с манжетами и воротником из красивого белого меха. Её достала по блату мама одной из отличниц своей же дочери.

  Люда отказывалась брать куртку и говорила, что она ни за что ее не наденет и, тем более, не придет в ней в школу.

Тогда в квартиру зашла одна из отличниц. Та самая, мама которой достала красную куртку. И попросила у Люды прощения.

И пообещала, что больше ее никто не обидит. И сказала, что завтра зайдет за ней и в школу они пойдут вместе. 

Нет, девочку-отличницу никто не уличил в краже куртки. То есть уличил. Режиссер Ролан Быков.  В тот день класс в кинотеатре посмотрел «Чучело». 

После фильма семиклассники плакали почти все, даже некоторые мальчишки. Они долго не расходились и говорили о том, что все это – про них. А потом пришли домой и рассказали родителям про куртку в туалете. 

Тем детям, начала 80-х, повезло — у них был Ролан Быков и Кристина Орбакайте в роли Лены Бессольцевой. А еще Елена Цыплакова в «Школьном вальсе», молодой Харатьян в «Розыгрыше», герои фильмов Динары Асановой. 

А раньше, когда эти дети были младше, у них были Буратино и Красная Шапочка Леонида Нечаева. У них был Электроник. У них было Детское Кино.

Волшебный мир, которому доверяли, который любили. Который дарил чудо Алых парусов, романтику Капитана Гранта, героизм юных антифашистов. 

В этом мире дети разгадывали Тайну железной двери, летали в космос, боролись с пиратами, влюблялись, путешествовали.

Этот мир учил их любить добро и правду, отличать плохое от хорошего, разбираться в людях, признавать свои ошибки, помогать слабым. 

Этот мир подарил им героев, настоящих, тех, на кого хотелось быть похожими. Чтобы стать частью этого мира, надо было взять у мамы 10 копеек и прийти в кинотеатр. 

Девочке Люде из того седьмого класса сейчас 50 лет. Она назвала дочь Леной, в честь героини Кристины Орбакайте.

Люда учит детей литературе. И каждому своему классу показывает «Чучело» Ролана Быкова через мультимедийный проектор.»

Марина Солотова.

Инет