Запах дома. Автор: Татьяна Викторова

размещено в: На закате дней | 0

Запах дома

— А зачем оно тебе? Я бы давно выбросила, все равно лежит без надобности. И посуде твоей уже сто лет в обед. Ну, глянь, сервиз давно из моды вышел, ладно бы пользовалась, а то стоит годами.

Галина, младшая дочь Нины Ивановны, изредка пыталась навести «ревизию» в доме матери, которая жила в районном центре. Старший сын Андрей жил там же, только на другом конце села. А младшая дочь Галина уехала после школы в город учиться. Родители тогда еще отмечали ее успехи по школьным предметам. В ВУЗе училась Галя хорошо. Работать начала в маленькой фирме юристом, постепенно набираясь опыта. Сейчас Галина – начальник юридического отдела на крупном промышленном предприятии.

С мужем они обставили большую квартиру в современном доме по последней моде. Каждую деталь интерьера Галина трепетно подбирала сама, придерживаясь не роскоши, а вкуса. Тем не менее, вещи у нее в доме все были дорогие.

Особый контраст она ощущала, когда приезжала к матери. Все, что было в родительском доме, казалось ей давно устаревшим. Эти рюшечки, эти чашечки с рисунком, характерным для советской эпохи, — часть посуды использовалась только по особым случаям. Приезд дочери – тоже особый случай. Нина Ивановна, с неизменной прической, с прибранными назад волосами, скрепленными гребенкой, накидывала светлый ситцевый платок, и доставала самые праздничные чашки.

— Мам, пора избавиться от этой «старины», я же тебе привозила сервиз. Где он?

Нина Ивановна виновато опускала глаза: — Да вот же он стоит, где же ему еще быть. Жалко, новый же совсем, — оправдывалась мать перед взрослой дочерью. – Ты, Галя, не обижайся, мне все нравится, что ты привозишь, но не могу я выбросить эти кружки, привыкла я к ним, они у нас были, когда ты только в город уехала. — И такое отношение касалось многих мелочей, как считала Галина, недостойных внимания.

Заболела Нина Ивановна внезапно. Она и раньше жаловалась на давление, на сердце, но потихоньку поддерживала здоровье через доктора районной больницы. А тут вдруг так прихватило, что увезли на скорой. Галина узнала от старшего брата, примчалась с мужем в район, быстро организовала перевозку матери в областной центр.

— Не волнуйся, я для тебя отдельную палату попрошу, — обещала она матери, — там тебя обязательно вылечат.

Пожилую женщину пугало само слово «отдельная». Она слабым голосом отказывалась: — Не надо мне «отдельную», зачем меня отделять.

Прислушалась Галина к просьбе матери: положили женщину в общую палату. Из-за того, что спешно привезли больную в город, вещей личных почти не было. Галина собрала дома полотенца, взяла красивую кружку, ложечку, купила матери удобный халат. И все эти новые для матери вещи принесла в больницу.

— Вот и ночнушка тебе свежая, вот халат новый, а это посуда – из дома привезла.

Нина Ивановна слабым голосом безропотно благодарила. Галя, стараясь отвлечь мать, рассказывала, что все у нее хорошо дома, что старший сын Андрей приходит, чтобы покормить кур, кота и собаку.

Собираясь уходить, Галина случайно услышала, как соседка напротив, женщина, годами постарше ее, радовалась полотенцу, которое только что передали из дома. – Ой, надоело больничное, мое полотенчико принесли, любимое, — она прижала махровое полотенце к лицу и сказала: — Домом пахнет.

Галина поцеловала мать, обещала на другой день прийти. Отпросившись с работы, решила ехать в район, хотя сама не имела четкого представления, зачем. У матери все есть, любое желание, если хочется чего-то из еды, готова выполнить сразу.

И все же она приехала в родительский дом. Достала мягкий халат, в котором не раз видела мать, взяла небольшое махровое полотенчико; нашла кружечку с какими-то незамысловатыми цветочкам, чайную ложечку. Все это аккуратно уложила в сумку. Сделала влажную уборку, прибравшись в доме, как будто все готово к встрече хозяйки.

Уставшая, присела на диванчик, на котором Нина Ивановна обычно смотрела телевизор. И заплакала. Тихо, почти беззвучно. Взрослая женщина на ответственной должности, уже сама ставшая бабушкой, она вытирала слезы.

Домой вернулась поздно, а утром, в приемные часы снова пришла в больницу.

— Мам, смотри, что я тебе привезла. Узнаешь? – Она достала халат.

— Как же не узнать? – Нина Ивановна, бледная, слабая, дотронулась до мягкой цветастой ткани халата.

— А вот и кружка твоя, я все думала, какую взять, выбрала эту. Как тебе?

Женщина просветлела лицом, показала на тумбочку: — Поставь, пусть будет. – Потом прижала к груди домашнее полотенце, стараясь пристроить где-то. Еще раз свернула его и оставила рядом с подушкой.

— Спасибо, Галочка, я уж за эти дни наскучалась по дому, ты как будто мне частицу его привезла, — Нина Ивановна смутилась, ожидая, что дочь осудит за такую привязанность к вещам.

— Я рада, мама, ты поправляйся, вот и доктор говорит, что поправишься, потерпи еще недельку, там, наверняка, лучше станет.

Нине Ивановне лучше стало раньше. Но весь положенный для лечения срок она пробыла в больнице. Потихоньку вставала, обувала свои домашние тапочки, привезенные Галей из дома, и шла мыть домашнюю кружку.

— Ивановна, выписывают меня, — сказала соседка, — домой сегодня. Я хоть и слаба еще, да ведь дома и стены помогают, на свою постель хочу.

— Вот и хорошо, Ирина Владимировна, — порадовалась за соседку Нина Ивановна.

— И тебе, соседушка, скорейшего выздоровления.

— Да уж какое теперь здоровье, — махнула рукой Нина Ивановна.

— Ничего, держись, доктора подлечили, тоже выпишут скоро, домой поедешь.

— Домой… — На лице Нины Ивановны появилась легкая улыбка, — домой-то хочется.

___________________

Из больницы Галина привезла мать к себе домой, и после обеда долго разговаривала с ней, душой напитываясь общением с матерью. На другой день утром поехали в райцентр. Нина Ивановна заволновалась, когда увидела родное село.

— Мам, все хорошо, не волнуйся, пожалуйста, дома все нормально, Андрей каждый день приходил. А я успела прибраться, может не так, как тебе надо, но, по крайней мере, чисто.

— Да что ты, Галя, спасибо! От работы отрывалась, время свое на меня тратила.

— Я всю жизнь в работе, мама. Работы… ее всегда много… а мама…мама у меня одна.

_________________

Нина Ивановна, не раздеваясь, присела на стул, оглядывая прихожую, вдыхая запах родного дома. Казалось, взглядом она «ласкает» каждую вещь в доме, каждую половицу, всё то, что знакомо много лет, к чему привыкла. Это было то чувство, когда с огромным желанием возвращаешься к родным углам, к запахам своего дома.

Автор Татьяна Викторова

Рейтинг
0 из 5 звезд. 0 голосов.
Поделиться с друзьями:

Предательница. История из сети

размещено в: На закате дней | 0

ПРЕДАТЕЛЬНИЦА.

Дед Иван, глядя на жену, задумчиво сказал:
— Вот пятьдесят годов с тобой Мария прожили, а всё зря.

Она отложила вязание: — Почему зря? Всегда в почёте, не хуже других.

Иван опять вздохнул: — И толку от нашей работы? Пенсия как у всех. Ну приглашают на праздниках в первый ряд, грамоты пачками дают, вон они в углу пылятся. Ну дом у нас крепкий, тёплый, на века поставленный.

Главного у нас никогда не было и не будет. Детей. Внуков, правнуков. Знаю, что из-за меня ты матерью не стала. Эх, бы пораньше, отпустил тебя на все четыре стороны. Может судьбу свою нашла и деток нарожала — и замолчал.

Мария всхлипнула: — Да что ты такое говоришь? Ты забыл какая промеж нас любовь была. Куда ты, туда и я. А что одни всю жизнь, значит судьба у нас такая. А к чему ты этот разговор завёл, а старый? На тот свет собрался и без меня? Не пущу, так и знай — и вытерев глаза, стала перебирать спицы, дрожащими руками.

Иван ласково на неё посмотрел: — Да, Мария, хорошая ты у меня женщина. И думаешь, что про меня всё знаешь. Так это не так. Изменял я тебе почти всю жизнь, пока в силе был.

Помнишь, я в район мотался по делам? Так вот была у меня там женщина. Звали её Раисой. Работала она технологом на хлебзаводе. Вот к ней и заглядывал, если минутка выдавалась. Правда один раз мы с ней год не общались.

Решила она меня обмануть, сказала, что беременна от меня. А я ей справку на, которую в больнице дали. Не возьмёшь меня на это.

Она плакала, что мой и всё тут. Я ей тогда условие поставил, избавится, отношения продолжим. Нет, между нами всё закончится. Она сходила, хотя и корила и себя и меня.

Вот сейчас думаю, а может и вправду моё дитя было. Ведь и медицина иногда ошибается. Но ведь у нас за столько лет ни разу не получилось. А жаль?- вздохнул он.

Мария встала и молча стала протирать зеркало: — Не вини себя. Всё я прекрасно знала. И Раису твою видела издалека. Красивая женщина была. Тебе ничего не говорила, потому что на мне грех великий лежит.

Иван засмеялся:- На тебе? Да ты святая женщина. Столько лет знать и ничего мне не сказать. Даже не намекнуть. Какие у тебя грехи? Хлеб сожгла или картошку пока жарила?

Марья повернулась к нему: — Зря смеёшься. То что детей у нас нет, виновата только я. Это ещё до тебя было. Мы с тобой познакомились, когда нам по двадцать было. А до этого я в гости ездила на море. Помнишь фотографии? Там я с ним и познакомилась. Имени не буду называть, вычеркнула я его из памяти. Грех между нами случился и домой я вернулась в положении.

Мать, как узнала, сначала отхлестала меня хворостиной , а потом заставила гадость какую-то выпить. А срок уже немаленький был. Почему ты думаешь я по клубам не ходила? Мать запрещала. Говорила, вот появится парень хороший, хоть до утра гуляй. А так ты уже баба, а мужики это за версту чуют.

А ты сам к нам пришёл и моим понравился. Ну и мне, конечно. А после свадьбы именно она помогла мне справку достать, что ты бесплодный. Прости меня, Иван, ради Бога. Вина на мне лежит все эти годы, как камень на душе. Теперь тебе решать, что со мной делать. Хочешь выгони, хочешь ударь — и опустила голову. Иван встал опираясь на стол, губы его дрожали.

-Ты? Ты предательница. Не могла правду мне сказать? Я бы с чувством вины всю жизнь не жил. У меня мог бы сын родиться. Понимаешь? Сын. А из-за тебя я всего был лишён.

Господи, и с этой женщиной я жил. Верил ей, как себе. Считал святой. А ты – предательница. Даже не так, Иуда. С этого дня ты не услышишь от меня ни слова. Так я тебя наказываю за твой обман — стукнул он кулаком об стол.

Так и жили они вместе, как немые. Люди сначала удивлялись, а потом махнули рукой. В каждом доме свои тараканы. Первой ушла Мария, прошептав: — Прости.

Иван впервые ей сурово ответил: — Бог простит. И на погост ни разу не пришёл. Но положили их рядом, когда пришёл его срок. И замечали люди, что её крест клонится к его кресту, а тот как будто отодвигается в другую сторону.

А может, прошлое так и называется прошлым, чтобы там и оставаться?
(Инет)

Рейтинг
0 из 5 звезд. 0 голосов.
Поделиться с друзьями:

Лучшее в мире обезболивающее — это любовь… История из сети

размещено в: На закате дней | 0

— Нина! Нина! Нина! — раз за разом вопила бабушка.

— Бабуля, чего ты кричишь? — не выдержала я.

— Мама же не умеет летать.

— Я уже десять минут ее зову, а она не подходит, — бабушка обиженно поджала губы.

— Раз не подходит, значит или в душе, или на плите что-то горит Как только сможет — подойдет. А что тебе нужно?

— Мне через пятнадцать минут лекарство пить, а его надо принимать только после еды… — она сделала акцент на слове «только».

— Так давай принесу тебе поесть, — предложила я.

— Ты не знаешь, что надо, — сердито буркнула бабуля и снова завопила: — Нина! Нина! Ну Нина же!

— О Господи, — проворчала я себе под нос, правда, так, чтобы она не услышала.

Полтора года назад, когда у бабушки резко, ухудшилось здоровье, ее забрали к нам. Я тогда рвалась переехать в ее однокомнатную квартиру, но родители не разрешили:

— Вот выйдешь замуж, будет вам с супругом отдельная квартира, а пока мала еще жить самостоятельно.

А потом мама добавила:

— Да и не обойтись здесь без тебя, мы же с папой до вечера на работе, а ты после лекций уже в два часа дома.

А характер у бабушки к старости стал просто невыносимым. Бесконечные капризы плюс питание — строго по часам. Втемяшила себе в голову, что завтракать она должна в шесть утра.

Вот маме и приходится ставить будильник на полшестого, чтобы приготовить овсяную кашу (запарить на три минуты кипятком, затем долить молока — обязательно длительного хранения в картонном пакете с фольгой изнутри, одну чайную ложечку сахара, 10 граммов сливочного масла).

К каше — чашка зеленого чая и три сваренных всмятку перепелиных яйца. Аристократический завтрак на подносе относят бабуле. И, пока «госпожа» кушает, ее нужно развлекать приятной беседой. Причем желательно, чтобы в разговоре принимала участие не только мама, но и я, поэтому мне ранний подъем тоже обеспечен.

Она меня раздражает. Иногда так сильно, что выть хочется. Бесит все: как ест, как смотрит свои дурацкие сериалы, как храпит и стонет (вечно что-то болит — то спина, то суставы, то сердце) по ночам. Уже несколько раз мелькала мысль: хорошо бы выйти замуж за кого угодно и сбежать в ее однокомнатную квартиру.

Сегодня бабуля меня окончательно достала — начала учить, с кем из подружек дружить, а с кем нет. В результате я на нее накричала. Так разозлилась на то, что в мою личную жизнь вмешивается, что даже
гадостей в сердцах наговорила.

А потом убежала из дома, громко хлопнув дверью. Долго бродила по улицам — ждала, пока злость перестанет бурлить внутри. Брела куда глаза глядят и пришла (не нарочно — ноги сами привели) в старый сквер, где каждый день гуляла, когда была маленькой. Не одна, конечно, — с бабушкой.

Вот на этой самой лавочке она обычно кормила меня вторым завтраком — плюшкой с корицей и клубникой, которую приносила из дома в баночке. А еще бабуля катала меня на качелях и играла со мной в мяч. Она и тогда, четырнадцать лет назад, была грузной, ей было тяжело наклоняться за мячом, но все равно играла и наклонялась.

А однажды, когда мы возвращались из сквера домой, я увидела на противоположной стороне улицы маленького щенка. Вырвала свою руку из бабушкиной и побежала — хотелось рассмотреть пёсика поближе. Даже сейчас не могу понять, как шестидесятивосьмилетняя женщина, весившая больше ста килограммов, смогла догнать пятилетнюю егозу. Тем не менее догнала — за миг до того, как я оказалась бы на проезжей части, и остановила, крепко схватив за руку.

А потом уселась прямо на бордюр. Ее грудь и живот ходили ходуном, по вискам тек пот, а по щекам слезы. Плакать-то она тогда плакала, а ругать меня не стала. И еще вспомнилось, как бабуля, забирая меня к себе на выходные или когда в садике был к а р а н т и н, читала перед сном сказку. И пела разные песни…

От воспоминаний горло сдавило, в носу защипало, захотелось плакать. Бабуленька, родненькая, какая же я д у р а! Мы все отгородились от тебя. Кто наушниками, кто работой, а тебе от нас так мало нужно. Не перепелиных яиц и даже не внимания — просто любви. Мы забываем об этом, вот ты и пытаешься выпросить хоть крохи. Так, как умеешь…

Вернувшись домой, я плюнула на все дела и села смотреть с бабулей сериал. Даже задавала вопросы по ходу сюжета, на которые она охотно отвечала. Потом подробно рассказала ей о последнем свидании со своим парнем, и бабушка дала мне несколько мудрых советов.

А когда она стала укладываться спать, я присела рядышком на пол и приложилась щекой к ее сморщенной, в старческих коричневых пятнышках руке. Бабулечка не спросила, зачем я это делаю или что на меня вдруг нашло. Только улыбнулась и тихо прошептала:

— Спасибо!

В ту ночь она ни разу не застонала!

Оказывается, лучшее в мире обезболивающее — это любовь…

Автор неизвестен

Рейтинг
5 из 5 звезд. 1 голосов.
Поделиться с друзьями:

Дед Мишка и баба Настасья. Автор: Светлана Перч

размещено в: На закате дней | 0

В ночь перед Андреем баба Настасья не спала. Сидела баба Настя в засаде с твердым намерением поймать того паршивца, который вот уже пять лет портит бабе нервы и так сказать, подмачивает её репутацию. Порочит её честное имя среди деревенских стариков и старушек.

Всё дело в том, что в ночь перед праздником Андрея Первозванного кто- то снимал у бабки Настасьи калитку и относил во двор к деду Мишке.
А на утро всё село, смеялось от души, отпуская шуточки по поводу душевных симпатий между старичками и спрашивая о предстоящей свадьбе.

Ведь по старинной традиции, калитку в ночь на Андрея, воровали в том подворье, где девушку не отдавали замуж, а относили калитку к парню, который был в эту девушку влюблён.

Шутки шутками, но обоим старичкам давно перевалило за 70. Баба Настасья, вдовствовала уже лет 20. Дети выросли, внуки правнуков нарожали, потому обидно казалось старой Настасье, что вот так её бесчестят!

Ведь и повода то никакого не давала! Да, иногда заходил к ней дед Мишка. Но никогда она его на посиделки не звала, только, если дело какое поправить, мужских рук и силы требующее.

Вот и сидела баба в засаде, крепко сжав в руках старенькое коромысло, намереваясь от души попотчевать им шутника.
Морозец щипал за щёки, звёзды в небе подмигивали бабе Настасье. Она прислонилась к уголку дома. Молодость вспомнилась…

Вот точно такие звёзды, точно так игриво подмигивали ей с ночного неба, когда она молодая и влюбленная до первых петухов достаивала, прижавшись к сильному плечу своего мужа. Те же звёзды, улыбались бабе Настасье с неба, когда дочек замуж выдавала, когда внуков и правнуков баюкала в колыбельках…

И поди ж ты — звёзды до сих пор прежние, а она давно не та, какая была.
Разморило бабушку Настасью тёплыми воспоминаниями. Вот только на чуток глаза сомкнула, а открыла … алеет на восходе тонкая полоска утра.

Встрепенулась баба Настасья, ахнула:» Батюшки, да ведь проспала!» Но калитка стояла на месте. Вздохнула спокойно. Перекрестилась на розовую полоску восхода и пошла в дом. Печь пора топить.

За хлопотами до обеда провозилась. В обед ухватила ведёрки, за водой хотела сходить. Только за калитку вышла, молодая соседка смеётся :
— Так когда свадьба, баба Настасья?
— Какая свадьба ? — вспыхнула старушка .
— А поглядите ,- соседка рукой повела .- вон какую примету для сватов оставили!
Смеётся молодка взахлёб, а баба Настасья глянула — обомлела.

От её ворот по белому снегу золой да угольками дорожка высыпана. И тянется та дорожка  прямо к воротам деда Мишки. И день Божий на улице — не засыпешь снежком, не спрячешь от глаз людских!

Со зла баба Настасья ведрами оземь кинула: «Да что ж это творится?! Да кто же так над старушкой смеётся? Ночь на морозе отдежурила — всё напрасно? Только большего стыда набралась!»

Ведь золой да угольками, высыпали дорожку между теми домами, где влюбленные со свадьбой тянули.

Баба Настасья ведра под воротами оставила, к деду Мишке побежала. Может он кого приметил ? Может он видел, кто так шутит над ними?
В сенцах у деда Мишки темно. Чуть не упала баба Настасья, впопыхах споткнувшись обо что- то. Пригляделась — ведёрко старое. В нём зола да угольки, рядом валенки дедовы. Все как есть золой запачканы.

Догадка как молния бабе Настасье в голове сверкнула : «Ах, хрыч старый ! Ах охальник! Ну я ужо тебе!!!»

Ворвалась в дом к деду Мишке, кипя праведным гневом, а дед …

Дед спал как младенец, подложив под морщинистую как печеное яблочко щеку ладонь, испачканную золой. Умаялся дед Мишка за ночь. Поди не одно ведро золы и угольков рассеял от своих ворот до ворот бабы Настасьи.

Она-то ему давно глянулась. Любовь стариковская, что детская : несмелая, робкая, боязливая.
Он ей и намекал, а она словно не слышала его робких намеков. Вот и «хулиганил» дед Мишка целых пять лет в ночь на Андреев день.
Они поссорились.

Баба Настасья высказала деду Мишке всё, что думала о его жениханье. Он просил прощения. Она не прощала. Долго с ним не говорила. Но весной, когда вернулись первые ласточки, дед Мишка весело улыбаясь перевозил свои нехитрые пожитки в дом к своей зазнобе.
А она, удивительно помолодевшая, встречала его на крыльце и говорила любопытной молодой соседке :
— Ой ,ой, ой… Пусть лучше со мной живёт, под присмотром. А то, ещё чего начудит, дурень старый! Старое — что малое… Ишь ты, взял моду — то калитки сымать, то золой сыпать.

Светлана Перч

Рейтинг
5 из 5 звезд. 1 голосов.
Поделиться с друзьями: