Когда дочери исполнился месяц, к нам прилетела – за три тысячи километров – моя бабушка, посмотреть на правнучку. И однажды днем ребенок что-то очень раскричался, кормили-качали – ну, ничего не помогает. И вот тут на сцену вышел настоящий мастер.
Бабушка детку взяла покрепче и начала укачивать, вверх-вниз, энергично, и песню петь, ту самую, которую я с детства помню, ее собственного сочинения, а может, еще ее мамы: «Ты моя роднулечка, ты моя курулечка, а бай-бай, а бай-бай, мою деточку качай» – и так много раз с вариациями. Каждый звук, каждую интонацию помню и сейчас.
Мы к тому времени уже, конечно, устали от ночных пробуждений и всей обычной круговерти с новорожденным, спать хотелось постоянно. И вот дочь начала затихать – дай, думаю, и я пока прилягу, хоть немного подремать.
А бабушка все поет. Через пять минут пришел муж, тоже рядом лег и мгновенно уснул.
Потом появился сын, ему было почти десять, и вообще-то он днем никогда не спал. Но тут он решительно залез между нами – и затих. Сопротивляться невозможно было этому «а бай-бай, а бай-бай…» Все спали до вечера, выспались до глубины души.
Это одно из самых счастливых воспоминаний в моей жизни, как мы спим все, вповалку, а над нами бабушкин голос, которому так сладко отдаваться во власть, доверяться полностью и каждой клеточкой чувствовать покой и защищенность.
Л. Петрановская «Тайная опора. Привязанность в жизни ребенка».
Мама начала уходить от меня, и я понял, что должен взять от нее что-нибудь на память.
Не в физическом смысле, как памятный предмет, хотя потом у меня он появился – хрустальная солонка с серебряным ободочком из ее старого свадебного набора, а что-то особенное, родное, близкое и любимое, а лучше процесс. И я выбрал. Это были блины …
Как уходят мамы от нас ? Это очень просто: они слабеют, забывают слова, становятся медлительными, с шаркающей походкой, прерывистой речью и усталостью от пустяков.
И если вы – внимательный ребенок, то понимаете что происходит. А если еще в вашей семье мама, папа, сестра имеют отношение к медицине, то со временем вы сами становитесь почти медбратом или медсыном. И тогда не теряйте время !
В один из дней я приехал в гости к маме. Она, как обычно, спрашивает, что бы я хотел поесть. Я попросил блинов.
Только мы готовить их будем вместе, мам, — сказал я, — И еще, я запишу твой рецепт.
Идея ей очень понравилась, тем более появился помощник, а ей уже было тяжело долго стоять у плиты.
Мама диктовала: на 20-25 блинов — 3 яйца, 12 столовых ложек муки с горкой, 4 столовых ложки растительного масла, щепотка пищевой соды, соли чуть, сахар не клади совсем, 2 стакана теплого молока и последним — стакан кипятка. Перемешать, без комочков.
Да, — говорила она, — Обязательно должен быть крутой кипяток. Тогда блины будут тонкие, прозрачные, с маленькими дырочками. Как ты любишь.
Рецепт был записан, приготовления закончены и мы приступили к выпечке. Сначала мама показала мне, потом я сам начал лить блинное тесто на раскаленную сковородку.
Крути сковородку, — говорила она, — пусть тесто растекается равномерно по всей поверхности. Блин за блином росла стопка на тарелке. Раз за разом блины выходили лучше, круглее, без дырок. Главное в этом деле: при переворачивании блина не порвать его. Наука, скажу я вам !
За 2 месяца мы успели пару раз испечь блины вместе с мамой.
Со сметаной, вареньем, медом, красной икрой, черной ( если вы сегодня буржуй ), если есть время, то можно завернуть в блин творог с изюмом или мясной фарш с рисом. И все что только мне нужно к этому изобилию — это крепкий черный чай с молоком. Ммм…
Вот уже 8 лет, как я пеку блины в одиночку. Я стал профи, пеку на двух сковородах, успеваю уложиться за полчаса. Передал опыт дочерям, делюсь рецептом с друзьями.
И все равно, мои блины не такие же вкусные, хотя выглядят также, а рецептура не нарушена. Чего-то им не хватает. Я пробую их. Наверное, кто-то мог бы их сделать лучше, чем я. И я точно знаю кто. Мама …
Каждое утро Марии Никитичны начиналось одинаково. Ровно в шесть утра она вставала с постели и шла на кухню. Выпивала стакан воды с лимоном ( когда- то в журнале вычитала, что это полезно для организма), распахивала окно в любое время года и включала на всю громкость старенькое радио.
Всегда станцию Маяк. Старенькая двухэтажная хрущевка начинала дрожать и скрипеть от этих громких звуков. Соседи просыпались и начинали гомонить, что — то типа, когда закончится этот беспредел.
Вот и в это воскресенье все было, как обычно. Никитична включила радио, распахнула окно, взяла свою трость и поковыляла на лавочку под своим окном.
Присела, достала папиросы и с удовольствием затянулась. С балкона второго этажа высунулась заспанная Маргарита Петровна. Склочная баба 60+ лет.
-Никитична! Ну сколько можно? В воскресенье хотя бы мы можем поспать вволю? — брызгая слюной завопила она.
-Когда все это кончится? — пробубнила себе под нос Петровна и скрылась в квартире.
-Здорово, Никитична! — это дворничиха подошла.
-Здоровей видали, Макаровна, — ответила старуха.
— Ты метешь? Вот и мети. Я в твоей компании не нуждаюсь.
-Ох, и злющая ты, Никитична! Чего ж ты ядом брызжешь с утра? Смотри, какое утро хорошее! — беззлобно ответила дворничиха.
— Ты бы радио приглушила. Уши вянут.
-Иди себе, работай. Мне нормально. Глуховата я, — отмахнулась Никитична. Из соседского окна выглянул Михалыч, бывший шахтер, а ныне пенсионер под шестьдесят.
-Доброе утро, Никитична! Уже воюешь? — спросил он, подавляя зевок.
-А вам бы все дрыхнуть, — буркнула в ответ Никитична.
— Все утро проспите. А ведь кто рано встает, тому…-
-Тот к обеду уже устал, — продолжил Михалыч. — Пойду, пожалуй, чайник поставлю.
Никитична сидела на лавочке, курила , наблюдала за тем, как просыпается дом и щурилась на солнце подслеповатыми глазами.
-Как же хорошо жить! — думала она. — И как мало этой жизни осталось. Скоро уже встречусь я со своими родными. Увижу наконец Петеньку своего и сыночка Мишеньку.
— Мужа и сына схоронила Никитична давно. Было ей уже 82 годочка. Но радовалась она каждому наступившему дню, как молодая девчонка. И благодарила Бога за свою такую длинную жизнь!
Одиночество, конечно, давило и угнетало, но Никитична смирилась и с ним. Что Бог дает, все к лучшему! Соседи привыкли к ее вредному характеру и если и ругались, то без злобы, а так, для порядка.
После завтрака пошла Никитична, как обычно, погулять в парк. С каждым днем прогулки давались все труднее. Ноги отказывались ходить. Но она упрямо толкала свое дряхлое тело вперед, опираясь о трость.
Подойдя к лавочке, на которой она всегда отдыхала, Никитична увидела, что место занято. Там сидела девушка с коляской. На лавке лежала еще и большая сумка.
— Доброе утро, красавица! Вообще — то это мое место, — пробурчала Никитична.
— Извините, — пролепетала молодайка. — Мы сейчас уйдем. —
— А ну, сидеть! — Никитична надела очки. Рассмотрела юную особу. Батюшки! Да у нее не лицо, а сплошной синяк!
— Рассказывай. Что случилось? Муженек побил? Как звать-то тебя? —
— Оксана, — всхлипывая ответила девушка. В коляске заплакал малыш.
— Так. Бери сумку и пошли — ка ко мне. Чего на улице сидеть, — Никитична решительно покатила коляску вперед. Оксана, подхватив сумку, пошла за старухой.
Через час они пили чай у Никитичны на кухне. Малыш спал на диванчике. А Оксана рассказывала, что убежала от мужа. Что устала терпеть его пьянки и побои. Что боится за сыночка Мишеньку. Что идти ей некуда, так как осиротела она пять лет назад.
Долго они разговаривали. И Никитична оттаивала сердцем и благодарила Бога за эту встречу.
— Спасибо, Господи! — повторяла она, едва шамкая беззубым ртом.
В понедельник утром Маргарита Петровна проснулась от будильника, который был заведен на семь утра. В доме стояла непривычная тишина. Вышла на балкон. Никитичны на лавочке не было. В окне первого этажа торчал Михалыч. Возле подъезда шаркала метлой Макаровна.
— Где Никитична? — вопрос прозвучал одновременно.
— Может что — то случилось? — несмело предположила Петровна.
— Надо сходить, постучать.
Вдруг окно под балконом распахнулось, и Никитична, высунувшись в него, зашипела грозным голосом : — Я вам щас постучу! Ишь чего удумали! Не дождетесь! И вообще. Ну — ка, цыц все! У меня ребенок спит!
Соседи замерли с открытыми ртами; а Никитична закрыла окно, поставила чайник на плиту, зашла в комнату, поправила Мишеньке одеяльце, укрыла Оксану покрывалом и, счастливо улыбаясь, начала строить планы на дальнейшую жизнь.
Ведь она у нее еще вся впереди! Старуха плакала тихими, светлыми слезами. Слезинки, путаясь в сетке морщинок, капали в кружку с чаем, принося облегчение и даря надежду.
-Надо, пожалуй, курить бросить, — решила Мария Никитична.
Кирилл женился в двадцать четыре года. Жене, Татьяне, было двадцать два. Она была единственным и поздним ребёнком в семье профессора и учительницы.
Как-то сразу родились мальчишки-погодки, чуть позже дочь. Тёща ушла на пенсию и занялась внуками.
У Кирилла с ней были странные отношения, он называл её только по имени-отчеству: Наталья Антоновна, она отвечала сдержанно-холодным «вы», называя его всегда полным именем.
Вроде и не ссорились, но в её присутствии Кириллу было холодно и неуютно. Впрочем, надо отдать должное, тёща никогда не выясняла отношения, разговаривала с ним подчёркнуто уважительно, а в его отношениях с женой держала твёрдый нейтралитет.
Месяц назад фирма, в которой Кирилл работал, обанкротилась, его уволили. За ужином Татьяна обронила: — На пенсию мамы и мою зарплату долго не протянем, Кира. Ищи работу.
Легко сказать – ищи работу! Тридцать дней он обивает пороги, и ни черта! С досады Кирилл пнул подвернувшуюся банку из под пива. Слава Богу, тёща молчит пока, но взгляды бросает многозначительные.
Перед свадьбой он случайно подслушал разговор между матерью и дочкой.
— Таня, ты уверена, что это тот человек, с которым ты хочешь прожить всю свою жизнь?
— Мам, ну, конечно!
— По-моему, ты не осознаёшь всей ответственности. Был бы жив отец…
— Мам, ну, хватит! Мы любим друг друга и всё будет хорошо!
— А дети пойдут? Сумеет обеспечить?
— Сумеет, мам!
— Ещё не поздно остановиться, Таня, подумать. Его семья…
— Мам, я люблю его!
— Ох, смотри, не пришлось бы локти кусать!
«Настала пора кусать», — Кирилл невесело усмехнулся. Тёща, как в воду глядела!
Домой идти не хотелось. Ему казалось, что жена утешает его притворно, говоря: «Ну, ничего, завтра всё получится!», её мать вздыхает и молчит осуждающе, а дети с усмешкой вопрошают:» Пап, нашёл работу?» Слушать и видеть это в очередной раз просто невозможно!
Он прогулялся по набережной, посидел на скамейке в сквере и, ближе к ночи, поехал на дачу, где жила его семья с мая до осени. На даче горело одно окошко, в спальне Натальи Антоновны.
Крадучись, он пробирался по дорожке. Дрогнула занавеска, Кирилл присел, попав пятой точкой прямо на пенёк. Тёща выглянула: — Что-то Кирилла долго нет. Ты звонила, Таня?
— Да, мам, абонент не доступен. Наверно, опять не нашёл работу, вот и болтается где-нибудь.
Голос тёщи покрылся льдом: — Таня, не смей в таком тоне говорить про отца своих детей!
— Ой, мам, ну, что ты, в самом деле? Просто мне кажется, что Кирька дурака валяет, и работу совсем не ищет. Уже месяц, как дома сидит на моей шее!
Впервые за шесть лет Кирилл услышал, как тёща громко стукнула по столу кулаком и повысила голос: — Не смей! Не смей так говорить про мужа!
Ты что обещала, когда замуж шла? …и в болезни и в горести! …быть рядом и поддерживать!
Жена забормотала скороговоркой: — Мамуль, прости. Ты только не волнуйся, ладно? Просто вымоталась я, устала. Прости, родная.
Тёща прошлась по комнате туда-сюда, отодвинула занавеску, вглядываясь в темноту и вдруг, подняв глаза к небу, истово перекрестилась: — Господи, Всемилостивейший и Милосердный, спаси и сохрани отца внуков моих, мужа моей дочери! Не дай, Господи, потерять ему веру в себя! Помоги ему, Господи, сыночку моему! Она шептала и крестилась, а по лицу катились слёзы.
У Кирилла в груди рос комок жара. Никто и никогда не молился за него! Ни мать, строгая, даже суровая женщина, посвятившая всю себя работе в обкоме, ни отец – его Кира плохо помнил, он исчез из его жизни, когда ему было лет пять. Он вырос в яслях и в детском саду, потом школа и продлёнка.
Поступив в институт, он сразу же устроился на работу – мать не терпела тунеядство, к тому же считала, что Кир вполне может обеспечить себя сам.
Жар разливался, поднимаясь всё выше и выше, заполняя все внутренности и вырываясь наружу непрошенными скупыми слезами.
Он вспомнил, как по утрам тёща вставала раньше всех и пекла пироги, которые он обожал, варила вкуснющие борщи, а пельмени и вареники в её исполнении были просто чудом.
Она ухаживала за детьми, убиралась в доме, что-то сажала на грядках, варила варенье, заготавливала на зиму отличные хрустящие огурчики и капусту, какие-то ещё соленья….
Почему он никогда этим не интересовался? Почему ни разу не похвалил? Они с Татьяной просто работали и рожали детей, и считали, что так и надо. Или он так считал?
Вспомнилось, как однажды, они всей семьёй смотрели по телевизору передачу про Австралию и, Наталья Антоновна обронила, что всю жизнь мечтала побывать на этом загадочном континенте.
А он схохмил, что там слишком жарко, и даму в ледяном панцире не пропустят…
Кирилл ещё долго сидел под окном, обхватив руками голову. Утром он вместе с женой спустился к завтраку на веранду, окинул стол взглядом – пироги, варенье, чай, молоко.
Дети, с улыбками на лицах и радостью в глазах. Он поднял глаза и нежно сказал: — Доброе утро, мама!
Тёща вздрогнула и, чуть помедлив, ответила: — Доброе утро, Кирюша!
Через две недели Кирилл нашёл работу, а через год отправил Наталью Антоновну на отдых в Австралию, несмотря на её бурное сопротивление.
