Домоседу вернуться домой даже после короткой разлуки со своим персональным раем — радость великая.
Где бы я ни была, я стремлюсь домой. Для меня это лучшая терапия, и самый верный способ сбросить усталость. Оказаться там, где ни разу не было плохо, одиноко, опасно…
Пространство, в котором мы живём, друзья мои, может быть каким угодно, если в него хочется возвращаться, если в нём и вправду лечат даже стены, если в нём легко и душе, и телу. И так важно беречь свой дом от злых слов, от разрухи, от грязи, от возможности причинить боль его обитателям…
Атмосфера — это не про интерьеры с картинки, а про то, что ты чувствуешь, когда оказываешься там, где тебе хорошо. Про ощущение принятия, про тепло, про искры юмора, про заботу, про уют, про творчество, и про то, что живущие здесь — живут с любовью.
Возвращайтесь домой…пусть вам никогда не будет там холодно, и пусть вас обязательно кто-то ждёт. Разве есть что-то важнее?
В доме стояла непривычная, оглушительная тишина. Анна Дмитриевна сухими печальными глазами смотрела на дорогие сердцу фотографии в рамочках, стоявшие на столе. Взяла одну из них, погладила по стеклу, как будто пыталась дотронуться через него до родного лица.
— Коленька! Годы пролетели, а я помню те дни. Яблони в цвету, соловьи на рассвете. Война заканчивалась, мы мечтали с тобой: наступит победа и не будет на всём белом свете счастливее нас.
Знаешь, может и хорошо, что ты остался молодым восторженным мечтателем, не познавшим того горя, что довелось испытать мне, — Анна Дмитриевна аккуратно поставила фотографию на место и взяла другую. Привычка разговаривать с портретами появилась в долгие, одинокие вечера.
— Слава Богу, мой родной, что не довелось тебе хоронить Серёжу с Леночкой. Как я уговаривала сыночка не поступать в военное училище.
Только вырос он с твоим характером, и жену по себе выбрал. Жаль не увидишь никогда, какая это была красивая пара! — печально вздохнула она, глядя на сына, облаченного в военную форму, обнимавшего за хрупкие плечи жену в белом халате.
— Чуяло сердце беду, когда Серёжа ушёл со своим полком в Афганистан. Лена добилась назначения в ту же часть, уговорила меня остаться с внуком. Не смогла ей отказать. Думала, тебя я не сберегла, так хотя бы ей повезёт.
Не повезло обоим. Привезли мне два цинковых гроба из чужой страны. Нет страшнее горя, чем хоронить детей. Если бы ни Никита, не выжила б я тогда. Обнимает меня за шею, в глаза заглядывает и спрашивает: «А ты, как мамка и папка не умрёшь?» — а страху в тех глазах!
Поклялась ему, что всегда буду рядом, да, видно, напрасно. Пора к вам собираться, а всё живу. Задержалась где-то моя костлявая. Анна Дмитриевна не заметила в сумраке комнаты, что в дверях давно стоит Никита и слушает её разговор.
— Кто там? – спросила, близоруко щурясь.
— Я бабуля, можно?
— Заходи, раз пришёл. Как Даша, успокоилась?
— Да, прости нас, больше это никогда не повторится. Никита покраснел, сжал кулаки, вспомнив недавний скандал, что учинила дочь:
— До каких пор девочки будут говорить, что от меня пахнет лекарствами и старухой! Вы не понимаете! В классе из-за этого со мной скоро перестанут общаться!
Почему бабка живёт в большой комнате, а я в этой каморке, куда даже нельзя пригласить подруг! — Даша кричала так, что слышно было не только Анне Дмитриевне, но и всем соседям.
— Замолчи! Как не стыдно, бабушка же всё слышит! — прикрикнула мать.
— И пусть слышит! Это ей должно быть стыдно, что ты из-за неё ушла с работы. Обихаживаешь бабулю, в сиделку превратилась. Не подумала, что в семье вечно не хватает денег. Резко хлопнула дверь.
— А-а-а, папочка! Мне же больно! – не своим голосом закричала правнучка. Анна Дмитриевна дрожащими руками искала костыль, торопясь выйти из комнаты. Не успела! Крики затихли, в доме наступила оглушающая тишина.
Обессиленно опустившись в кресло, горько задумалась: «Не чаяла, что под старость лет наступит пора покинуть родные стены и перебираться в дом престарелых, оставив дом Никите».
Нелады в семье внука начала замечать, когда подросла правнучка. Даша всё реже выходила к общему вечернему ужину, грубила.
Ничего не ускользало от её внимательных глаз, — виноватый, растерянный взгляд Никиты, молчаливо поджатые губы Кати. Вот и вылились все недомолвки в сегодняшний, отвратительный скандал. Первой, тихо скрипнув дверью, вошла Катя.
— Анна Дмитриевна, простите нас, пожалуйста! – промолвила она, присаживаясь на краешек кровати.
– Не обращайте внимания на Дашку. Девчонки наговорили ей всякую чушь, вот и вспылила она, не выдержала.
— Всё понимаю, Катюша, выросла девочка, гостей пригласить хочется, наряд справить, а тут я со своими болячками. Не расстраивайся ты так, ничего страшного не произошло.
У нас в медсанбате поговорка была: «всё поправимо, кроме смерти», и мы всё наладим, — успокоила невестку она.
– Ты, лучше иди, посмотри чего там с правнучкой. Никита никогда прежде на неё руки не поднимал, переживаю я за девочку. Благодарно кивнув, Катя ушла.
Теперь с повинной головой пришёл внук.
— Не упрекай себя Никита. Давно надо было подумать о переезде в дом ветеранов. Трудно вам со мной, — прервала Анна Дмитриевна затянувшееся молчание. Внук присел рядом, взял в руки её сухие, старческие ладони, уткнулся в них лицом.
— Почему так плохо думаешь о нас с Катей, мама?- в минуты особой близости, он называл её «мамой».
– Считаешь, что вырос недостойным отца и деда? Негодяем, способным отказаться от тебя, лишь потому, что стала слабой и беспомощной?
— Никитушка, прости, никого не хотела обижать своим уходом. Старый человек хуже малого дитя, вот и подумала…
— Мама, мама! Вот уж не ожидал от тебя подобного. Что ж не отдала меня в детский дом, когда родители погибли?
— Да как же ты можешь такое говорить!
— Могу! Ты же сейчас смогла сказать мне такое! Мы все любим друг друга. Каюсь, недоглядел за Дашкой, всё исправлю, только мне нужна твоя помощь, заранее прошу — не отказывай.
Никита рассказал о своём плане, вначале она не соглашалась, но внук умел убеждать. Не зря же претворил в жизнь мечту деда — стал учителем.
Приближался день Победы. Анна Дмитриевна из-за слабого здоровья давно не участвовала в общественных мероприятиях, посвящённых этому великому дню.
Но на этот раз всё было иначе. Никита утром привёз парикмахера, который уложил в красивую причёску седые, поредевшие волосы. Катя достала из шкафа костюм с наградами, заботливо его почистила.
Удивлению Анны Дмитриевны не было предела, когда правнучка поехала с ними на торжество в джинсах и белой водолазке, аккуратно причесанной, без привычной боевой раскраски на лице.
Переступив порог Дашиной школы, старушка оробела от внимания, которым её окружили. На сцене актового зала, стояли полукругом диваны, принесённые из учительской и кабинета директора.
На них сидели незнакомые люди, с букетами цветов. Один диван предназначался для их семьи. Справившись со смятением, Анна Дмитриевна огляделась и увидела на большом экране фото весёлой девчонки в гимнастёрке, с букетиком полевых цветов.
— Да это же я! — изумилась она, разглядывая изображение. Ребята, вместе со своим учителем готовившие праздник, постарались на славу.
Они рассказали о подвиге молоденькой медсестры спасшей в неравном бою с фашистами раненых солдат, вынесенных с поля боя. За этот подвиг её наградили Звездой Героя Советского Союза.
Притихшая Даша растеряно наблюдала за действом. Чужие люди дарили Анне Дмитриевне цветы, целовали, со слезами на глазах благодарили за спасенных родных.
Она изумлённо глядела на помолодевшую прабабушку, разрумянившуюся от человеческого внимания, с сияющими, счастливыми глазами.
Исчез образ седой печальной старушки, тихо доживающей жизнь в закрытом ото всех мирке. Теперь она видела, как похожа её бабуля на весело улыбающуюся фотографу девушку в гимнастёрке.
Забившись в угол дивана, Даша со стыдом вспоминала об истерике, устроенной накануне праздника, о долгом разговоре с отцом.
Вечер пролетел незаметно, домой вернулись уже затемно. Катя помогла переодеться уставшей, но счастливой свекрови. Забрала подаренные букеты и ушла ставить их в вазы. В дверь тихонько постучали.
— Заходи внученька, — улыбаясь, произнесла Анна Дмитриевна. Даша вошла, присела на кровать и порывисто обняла прабабушку. Уткнувшись заплаканным лицом в худенькое плечо, прошептала: — Прости меня!
— Всё хорошо, девочка моя. Давно надо было перебраться в твою комнату, зачем мне эти хоромы.
— Бабуля, почему ты ничего не рассказывала о войне?
— Дашута, последнее время мы всё реже беседуем. А про войну и вовсе не люблю говорить. Какое уж там геройство. «Мамочка!» кричала от страха, но фашистов зубами готова была грызть. Я тогда самое дорогое для себя защищала.
С твоим прадедушкой мы познакомились зимой сорок четвёртого. В батальоне ранило фельдшера. Меня перевели из полкового медпункта на его место — санинструктором. Коля служил командиром разведроты.
Говорят, любви с первого взгляда не бывает. Бывает! Ещё какая! Каждую минуточку старались побыть вместе. Места себе не находила, когда уходил он за линию фронта. Поженились весной, я Серёжу уже под сердцем носила.
В тот же день Коля в разведку ушёл, а ночью его, израненного, на плащ-палатке принесли. Не успели мы переправить ребят в медсанбат.
На наш батальон вышли немцы, отбившиеся от своих частей. Злые они тогда были, землю — то уже свою защищали. Бой жуткий завязался.
С ранеными в блиндаже остались только я, да ещё трое, кто мог оружие в руках держать. А тут, с тыла, еще фашисты подошли, окружили нас. Отбивались, пока помощь не подоспела. Всех спасла, а Колю своего не смогла, от ран скончался.
— Страшно. Ты же тогда была чуть старше меня. А потом, дедушка с бабушкой в Афганистане погибли. Я бы такое не пережила, – обнимая за плечи старушку, произнесла шмыгнув носом Даша.
– Никто бы из наших не смог.
— И не надо! Не дай Бог никому внученька пережить такое.
— Бабушка, у меня Женьку в армию забирают. А вдруг и его? — промолвила правнучка, испуганно взглянув на неё широко раскрытыми глазами.
— Боюсь я за него, всё воюют и воюют.
— Не думай о худом! Отслужит твой Женька год, и вернётся. Даша, горько по-женски вздохнув, прижалась к бабушке. Так и сидели они, обнявшись, не зажигая света, каждая думая о своём.
Это был поучительный урок, который мне и моим одноклассникам подарила жизнь, году этак в семьдесят восьмом.
Наш учитель истории внезапно свалил по комсомольской линии (понадобился где-то) прямо среди четверти, и мы, естественно моментально расслабились, ибо тётки исторички в школе были куда мягче Сан Саныча.
Однако, директор проявила удивительную расторопность и практически мгновенно вывела на замену нового игрока со стороны.
В класс явился дедок, лет под семьдесят. Внешности он был интеллигентной, что-то типа Басилашвили из «Осеннего марафона», только постарше лет на двадцать.
К огромному сожалению, не вспомню его имени, а потому буду пока именовать дедом.
Итак, дедушка решил прощупать уровень знаний своей новой паствы и начал со страшной педагогической ошибки — сказал, что бояться не надо, т.к. дабы не омрачать знакомства, двоек он ставить не будет.
Тут джентльмены с ледями моментально расслабились — к доске выходили, но ответами себя и публику не утруждали, а дружно докладывали новенькому, что таких сложных вещей, о которых он спрашивает, ещё не проходили.
Дедок, даже немного расстроился и как бы в поисках выхода из тупика кому-то из вечных двоечников предложил, что если тот напишет на доске столбиками пятнадцать дат и сможет назвать, что же произошло в указанный год, то получит в длинный ряд своих баранок сразу целую четвёрку!
Писать можно абсолютно любые даты, но только в хронологическом порядке! В воздухе запахло редчайшей шарой!
Четыре балла за пятнадцать дат! Предложение было настолько заманчивым, что у стоящего перед доской рука сама за мел схватилась.
После строгого Саныча, это было «золотой жилой», тут же ещё пара, наиболее расторопных одноклассников, предложила учителю обменять их столбики с годами на его четвёрки. Дед согласился, работа закипела.
Наш двоечник написал среди полутора десятка дат и 1961 год, в виду он имел полёт Гагарина, но в радостной атмосфере «золотой лихорадки» решил пошутить и добавил к словам о покорении Космоса и сообщение, что и он родился такого-то …бря того же года.
Это «открытие» было встречено взрывом хохота ровесников, но дед неожиданно похвалил его и посоветовал на будущее остальным тоже не стесняться и включать даты рождения родителей, бабушек и дедушек, а так же другие важные личные и семейные даты в общую хронологию.
Слово дед сдержал — все участники заезда получили свои четвёрки. На следующий урок на ту же оценку надо было записать и пояснить уже штук сорок дат, а через пару недель столбиками дат вся доска была покрыта. Хронология сдавалась нам, хоть и с боями, но каждый день.
Тогда я внезапно сделал для себя открытие, что моей бабушке в 1917-м было 8 лет, а поженились они с моим дедом перед самой коллективизацией…
Сорок первый — мама во втором классе — немцы в Симферополе, облавы, полицаи запихивают в душегубку рыжего одноклассника вместе со всей семьёй и с грудничком — евреи…
История ожила, стала осязаема и превратилась в одно многоликое целое. Это был простой и гениальный приём Учителя, — каждый смог почувствовать причастность к жизни всей страны и увидел себя в общем строю со своими и соседскими дедами. Жаль, что такого Учителя нет в Новом Уренгое, да и не только.
Мне пять лет. На улице темно, снег падает хлопьями и скрипит под ногами. Мама забирает меня из садика самую последнюю, почти перед самым закрытием.
Ей далеко ехать с работы и я каждый раз радостная бегу ее встречать. Наконец-то она меня заберет! Мы идем по протоптанной дорожке.
На мне большая леопардовая шуба, такая скрипучая и неудобная. В ней тяжело двигать руками, поэтому я иду как пингвин, шурша по снегу валенками.
Я спрашиваю маму про работу, рассказываю что мы сегодня делали в садике, какая невкусная была манная каша, а она смеется и вспоминает, что в ее детстве каша тоже была с комочками и она ее не ела.
Мы приходим домой, она помогает мне снять шубу и варежки на резинке, стягивает с меня валенки и я бегу в комнату и включаю телевизор. По первому каналу идут диснеевские мультики и я радостно скачу и танцую под заставку Алладина.
Мама готовит ужин. После ужина, она хитро смотрит на меня и подмигивает. Я точно знаю что это значит и весело скачу в прихожую. Лезу в правый карман шубы – пусто. А в левом нахожу синюю конфету с мишками.
Это от лисички. Так мама говорит. Лисичка нечасто приносит мне конфетки, потому что живет далеко. Но они очень вкусные.
Мне семь. Мама ведет меня в первый класс. Я иду, вся такая нарядная, с белыми бантами и букетом хризантем. Ужасно гордая собой. Первоклассница! Уже почти взрослая. И мама очень мной гордится. Говорит, что я такая умница и обязательно буду учиться на одни пятерки.
И я тоже так думаю. Утро теплое и солнечное, деревья переливаются осенними цветами. Чем ближе мы подходим к школе, тем больше вокруг других школьников. Все идут с красивыми букетами и портфелями за спиной.
Около школы играет музыка, там толпа из учеников и их родителей. Мы находим наш класс и мама здоровается с учительницей. К сожалению, она не может быть со мной на линейке – ей надо бежать на работу.
Она чмокает меня в щеку шепчет на ушко, что лисичка оставила мне подарочек в кармане передничка. Я сразу же проверяю – моя любимая конфета «Мишка косолапый»!
Конечно, я уже понимаю, что это мама незаметно положила мне ее. Я же взрослая. Я обещаю маме, что не буду есть конфету на школьной линейке, а съем попозже, потом я крепко ее обнимаю, еще раз целую и она, вытерев слезы, уходит на работу.
Мне шестнадцать. Я ругаюсь с мамой. Она не хочет отпускать меня на ночную вечеринку у Кати. Говорит, что мне еще рано и она будет за меня переживать. А там будет Миша, который мне очень нравится. Я начинаю плакать, и высказываю маме гадкие вещи.
Что она всю жизнь одна и теперь у ее фобия, что я сама стану такой же. Потом убегаю в свою комнату и изо всех сил хлопаю дверью. Я падаю лицом в подушку и продолжаю плакать. Спустя пять минут в комнату тихо входит мама.
Она садится рядом со мной и начинает гладить меня по голове и говорить, что очень любит меня. Я все еще обижена на нее и никак не реагирую. Потом начинаю торговаться с ней, что я могу побыть у Кати не до утра, а только до десяти вечера, буду обязательно звонить маме и не буду пить.
Мама усмехается, потом разрешает мне пойти. Я радостно обнимаю ее и целую в щеку, уверенно пообещав, что выполню все, что сказала. Потом я извиняюсь за то, что наговорила маме и она меня прощает.
Надев плащ, я сую руку в карман, чтобы взять перчатку и нахожу там конфету. Я начинаю смеяться. Ах, какая добрая лисичка! Я обнимаю маму на прощание, беру свою сумку и иду к Кате.
Мне 21. Мы с Мишей приехали к маме в гости. Она нам очень рада, испекла пирог и заварила чай. Мы рассказываем ей про ремонт в нашей квартире, про то, что хотим летом поехать на море.
Она слушает и сетует, что за всю свою жизнь так и не съездила куда-то отдохнуть. Мы заверяем ее, что обязательно подарим ей путевку на ее юбилей! Она же заслужила! Мама смеется и отнекивается, говорит, что нам деньги нужнее, да и чего ей это море.
Потом она рассказывает, что наверное скоро выйдет на пенсию, а то ей уже тяжело работать. Жалуется на боли и я очень прошу ее сходить ко врачу провериться. Мама обещает записаться на прием.
В конце вечера, когда мы стоим в прихожей, я замечаю улыбку на маминой лице. Мы обе начинаем смеяться, а Миша удивленно смотрит на нас. Я прошу его проверить карман ветровки и он находит там конфету. Спрашивает откуда она там, а я рассказываю ему про нашу с мамой лисичку.
Мне 25. Я стою у входа в больницу, реву и звоню Мише. У мамы обнаружили опухоль. Сквозь слезы я сообщаю это мужу, он говорит, что приедет через полчаса и заберет нас с мамой и отвезет ее домой.
Я бегу внутрь, нахожу там маму, сидящую в коридоре и не знаю что ей сказать. Только крепко обнимаю. Мы справимся, все будет хорошо. Главное, в это верить. Мама переживает за меня, говорит, что в моем положении нельзя волноваться. Что врач уже назначил операцию, опухоль удалят, а потом будет химиотерапия. Что врач ругал ее за то, что она так поздно к нему обратилась, но шанс есть.
Когда приезжает Миша, я помогаю маме дойти до машины, а потом сажусь сама. С растущим животом это делать все сложнее. Дома у мамы мы пьем чай и говорим об отвлеченных вещах. Она держится молодцом.
Перед уходом она крепко нас обнимает, улыбается слабой улыбкой и извиняется, что лисичка не успела принести нам конфетку. К моему горлу подкатывает ком и я изо все сил стараюсь не зареветь.
Мне 33. Мы с Мишей ведем дочку в первый класс. Она идет посередине и раскачивается на наших руках. Какая же она уже большая! Жалко, что мама ее так и не увидела. Она бы ей очень гордилась.
Дочка рассказывает нам, что ни капельки не боится и обещает учиться на одни пятерки. Мы оба ничуть в этом не сомневаемся. Погода солнечная и теплая. У дочки на голове красивые косички с бантиками, которые болтаются в воздухе каждый раз, как она снова качается на нас.
На ней синий школьный пиджак и она еще не знает, что в кармашке лисичка припрятала для нее маленький подарочек…
