Вы устаёте от гостей? Даже если это родные и хорошие люди, воспитанные и милые. Но если гости приходят часто или засиживаются, все равно устаёшь.
Интроверту очень трудно, когда в доме есть ещё кто-то, кроме привычных близких людей. Даже от них иногда устаёшь, не то что от гостей! Но стыдно себе в этот признаться.
Ведь надо быть гостеприимным! Нужно, чтобы двери дома были открыты для добрых хороших людей! Нужно быть воспитанным и внимательным к другим. Нужно уметь общаться и развлекать гостей. Много чего «нужно». Но чем больше этого «нужно», тем тягостнее присутствие в доме других людей.
Даже если это друзья и родные. Подсознание все равно распознаёт их как «чужих», — хороших чужих. Они же не живут с нами постоянно. И мы испытываем смутное напряжение, не можем расслабиться, отдохнуть так, как привыкли отдыхать дома. Теперь это чуть-чуть не наш дом, а, так сказать, общественное место.
Какое-то время гости могут радовать. Но как только меняется привычный распорядок дня, как только начинает довлеть вот это «должны», возникает напряжение. У кого-то раньше; у интроверта. У кого-то позже. Но рано или поздно оно обязательно возникает.
И верный признак, что гости «пересидели» или явились не вовремя — чувство облегчения после того, как за ними закрыли дверь. Облечения, смешанного с усталостью и опустошением. Нет сил, хотя мы не вагоны разгружали, а принимали гостей.
Интровертам труднее других быть гостеприимными. Это объективный факт, надо принять свою особенность и не корить себя за неё.
И очень трудно выносить гостей людям, чья профессия имеет риск «интоксикации общением». Когда количество контактов с людьми зашкаливает, а общение носит токсичный характер.
Например, психолог целями днями контактирует с людьми и выслушивает их проблемы. И дома ему может быть очень тяжело от дополнительных контактов. Он нуждается в привычном окружении и в покое…
Если есть люди, чьё присутствие у вас дома не вызывает ни малейшего напряжения, они близкие по-настоящему. Эмоционально, физически, энергетически — во всех смыслах это близкие люди. И вы очень счастливый человек, если такие люди есть. Свои.
Как отличить токсичные отношения от нормальных? Есть древняя китайская пословица про отношения между людьми.
Правильные отношения — как вода. Неправильные — как мёд.
В чистой прозрачной воде мы свободны. Мы приближаемся свободно и свободно отплываем на расстояние, если хотим. Мы легко шевелим руками и ногами. Ничто не мешает движению и дыханию.
Попробуйте двигаться в меду — вы увязнете и приклеитесь. Вам трудно дышать и шевелиться. Вы увязаете в липкой массе и теряете свободу. Даже если субстанция сладкая и питательная, — что толку? Вы вязнете и трудно дышать…
Вот так с отношениями обстоит дело. Если вы свободны и Вам легко общаться, все хорошо. Если вы теряете свободу, если вам трудно дышать и двигаться, если общение заставляет вас цепенеть и прилагать постоянные усилия — это неправильные отношения. Токсичные и вредные.
Вы приклеились к человеку или он приклеился к вам, но вы барахтаетесь и задыхаетесь. Теряете силы. И не можете из этого клейкого вязкого места уйти.
Постоянно думаете, как общаться, как избежать конфликта или как выставить границы — это неправильные отношения.
Теряете свободу выбора, перестаёте развиваться, творить, дышать свободно — неправильные отношения.
Вы не можете выйти из отношений, даже если хотите. Или обстоятельства заставляют вас барахтаться в клейком месиве, или вы «приклеились», находитесь в зависимости.
Вы часто испытываете ощущение бессилия и гнева. А после этого — слабость и опустошение, депрессию. Огромные силы уходят на попытки двигаться и жить; но ничего не меняется…
Это про все отношения: личные, семейные, рабочие, соседские… Если ощущение липкой смолы есть — это разрушительные отношения. Надо выходить из них; если сами не можете — обращайтесь за помощью к специалисту.
Но это точно плохие и вредные отношения, которые погубят вашу личность. Смола затвердеет. И можно остаться мухой в янтаре, если не прилагать усилий для освобождения…
Как утверждали святые отцы, выпрошенный крест — самый тяжелый.
Например, моя мама всегда мечтала, чтобы ей не приходилось мыть посуду и убирать…
А моя подруга актриса и певица Люля мечтала эмигрировать («только бы вырваться из этой проклятой страны!»).
А мой приятель Леня Золотаревский мечтал стать баснословно богатым. А красавица Ирэн мечтала научиться водить машину и купить себе что-то вроде «альфа — ромео».
И вот у моей мамы произошел инсульт, и она последние десять лет жизни не мыла посуду и не убирала дом, а просто лежала в постели.
А Люля уехала в Израиль и там поселилась в кибуце и — актриса, певица, балерина — ходила каждый день, ради пропитания, на очистку леса собирать там какие-то ветки, а вся ее заграничная артистическая карьера свелась к простой самодеятельности: по праздникам она пела в застольях и по — актерски выразительно рассказывала анекдоты.
А Леня Золотаревский сказочно разбогател, но у него украли ребенка и требовали за него выкуп. И когда он выкупил сына, тот сильно заикался, а сам Леня вскоре умер от лейкемии. Врачи говорили: это все — от перенесенного стресса.
А красавица Ирэн научилась водить машину, но поскольку у нее не было денег, она продала свою трехкомнатную квартиру в новом доме, на эти деньги купила «альфа — ромео» и сняла двухкомнатную квартиру в центре.
А потом вдруг хозяева квартиры немыслимо взвинтили цены, Ирэн разнервничалась и разбила машину и в результате вынуждена была переселиться к бывшему мужу. Он жил с молодой женой и двумя маленькими сыновьями — погодками. И Ирэн полгода прожила у них в кладовке, а потом куда-то исчезла.
Честно говоря, и я подчас думаю: «Слава Тебе, Боже, что Ты не исполнил некоторых моих безумных желаний!»
Из книги О. Николаевой «Небесный огонь» и другие рассказы.
Сидит Стёпа у окна, подперев щёку рукой, и смотрит на улицу, где снег, первый, жданный, падает уже второй день.
И в каждый миг по-разному падает: то идёт большими хлопьями, то вдруг крупой, колючей и мелкой, начинает сечь. Но всё равно – хорошо: обуви мыть теперь меньше надо.
На улице-то осенью грязь непролазная, липучая. Дети, как по двору набегаются или хоть даже до туалета добегут, так сразу на каждой ноге по пуду грязи.
А мыть-то кому? Стёпе, конечно. Потому что все шестеро – Стёпины. Он же старший у них.
Ближайшему к нему Ваське десять только. А остальные – мал мала меньше. Младшему, Егорке, всего только восемь месяцев.
Но Стёпа уже и с ним справляется: и кормит вовремя, и пелёнки меняет. А в промежутках между подменами стирает испачканные.
Стирает и над печкой сушит. Там они вмиг высыхают. Только вот гладить не успевает. Надо бы, конечно, но – не успевает Степан, как ни старается.
Стёпе сейчас – двенадцать. Это тот самый возраст, когда ребёнок становится отроком, когда жить очень сложно, потому что в нужных местах начинают пробиваться волосы, и это волнует и беспокоит.
Потому что голос иногда срывается на петушиный крик, когда вообще, всегда, говоришь громко. Когда прыщи ещё не высыпали, но вскакивают то там, то здесь. Когда ночами, иногда, болит грудь.
Когда хочется бегать и радостно становится беспричинно, просто потому что ты живой. Когда городские мальчики увлекаются «Хроникой капитана Блада» или футболом.
Но Стёпе всё это неведомо, а если бы и было ведомо, то подумать об этом некогда, потому что… шестеро на нём и мать ещё седьмая.
Иногда появляется отец. Очередной. Которого мать приводит из своего магазина или просто с улицы и сразу же требует, чтобы Степан и все остальные дети называли его «папой».
Через полгода или раньше очередной «папа» пропадает, а в положенное время Алевтина, Стёпина мать, рожает следующего брата или сестру.
А уже через пару недель он, этот самый «очередной», полностью переходит на Стёпино попечение.
Потому что ведь матери на работу ходить надо, деньги на всю эту прорву зарабатывать, чтобы каждому было что в рот положить. Так вот и живут который уже год.
Хорошо хоть младшие Стёпой в строгости воспитаны – слушаются его с полуслова.
Сказал Ваське картошку чистить – чистит. Но не старается: срезает с кожурой больше половины.
Маринке с Веркой приказал воды принести – несут. Вдвоём одно ведро, прямо из колонки на улице.
Эти стараются, потому что малы ещё (им по семь обеим – двойняшки) и выгадывать для себя ещё не научились.
Стёпа как увидал, что они надрываются, бросил бельё мокрое, что на веревке во дворе развешивал, и за ворота к ним кинулся, чтоб помочь.
А они же дуры-девчонки! Ведро не отдают, верещат, как пойманные зайчата:
— Не надо, Стёпочка, мы сами, сами донесём! Тебе же ещё дрова колоть и обед варить…
Тогда Стёпа им сказал, что ведро они все втроём нести будут. Согласились. Уцепились за дужку,
Степан думал, что у него руки отвалятся, но терпел, потому что ведь сёстры «помогали».
А Верка идёт и бубнит ещё: — Мы, Стёп, тебе тоже что-нибудь хорошее сделаем за это…
И смешно Стёпе, и девками своими гордится, потому как сердобольными растут.
В школу Степан ходит только раз в неделю, чтобы у Лены Ванны взять домашние задания по всем предметам на следующую неделю и отдать ей то, что на этой неделе выучил.
Она всех учителей обойдёт, отдаст им Стёпины тетрадки и новые задания возьмёт.
Все же понимают, что на нём целый дом с детским садом в придачу. Но младших в школу Степан каждый день за руку ведёт и из школы встречает.
Потом кормит обедом и сажает за уроки. И объясняет, если чего-то не понимать начинают. Свои уроки он в это же время рядом с ними делает.
А совсем маленькие тогда спят: сончас, как в детском саду, для них Стёпа придумал.
Иногда кто-нибудь из них просыпается раньше положенного срока. Тогда, не вставая из постели, робко спрашивает у Стёпы: — Можно уже вставать?..
— Спи ещё!- кричит Степа.
— Галька по письму пока не сделала!.. Маленький ворочается, ворочается в кровати, потом снова пищит: — Стёп! Я писить хочууу…
— Ща приду,- отвечает Стёпка. Приходит с горшком, подставляет его «страждущему» и, пока тот нужду справляет, приговаривает: — Пыс-пыс-пыс… Давай быстрей! Мне ещё географию читать надо…
Когда с работы приходит мать, Степан выгоняет всех детей из комнаты. Она же устала: весь день на людях. И кормить её начинает.
А пока она ест, Степан перед ней делает отчёт за весь день: сколько денег потратил, кто как вёл себя, кто дрался, что в школе сказали хорошего или плохого.
Потом — молчит. Долго. Пока мать сама не спросит: — Ну, на завтра сколько?..
Степан достаёт хозяйственную тетрадь, толстую, что мать с работы принесла, и точненько говорит ей, что завтра купить нужно.
У матери всё под контролем: — Чтооо? Какие ещё тетради по арифметике? Мы ж месяц назад полста штук взяли!..
— Ну, хоть две… У меня по биологии закончилась и у Витьки по математике…
Мать у них добрая. И великодушно соглашается. После хозяйственных разговоров они вместе со Степаном делают большую работу по дому.
Это чтобы назавтра ему поменьше одному с детворой надрываться. Маленькие в это время читают – им Стёпа так приказывает, и ослушаться его они не могут, конечно.
После того, как мать со Стёпой управятся, они молча идут в большую комнату. Мать несёт на руках Егорку.
За ними гуськом тянутся все остальные. Садятся все на диван и рядом. И начинают смотреть телевизор. И смотрят до тех пор, пока у Стёпки глаза закрываться не начинают.
Тогда мать командует: — Всё. Выключаю. Степану завтра вставать рано.
Все спать. Народ внутренне негодует, но бунта никто не поднимает, потому что Стёпа в семье главный. Это всем понятно.
Когда уже угнездились по кроватям, кто-нибудь из маленьких прохнычет: — А скааазку?.. Мать тут же прицыкнет: — Ща кому-то на заднице сказку страшную пропишу!..
Стёпа, уже полусонный, идёт к детям, ложится рядом на предусмотрительно приготовленное для него место.
Ложится, утыкается носом в детские волосики, обнимает маленьких и начинает журчать им в полусне про молочные реки и кисельные берега, про королей и королев, которые живут на берегах тёплых морей и бед никаких не знают.
Он же понимает, что сказка детям нужна – не могут дети без радости расти, не вырастут, так и умрут маленькими старичками.
Когда младшие сопеть начинают, ритмично и в унисон, Стёпа встаёт осторожненько, чтобы детей-то не побудить, уходит к себе на кровать.
И проваливается. И даже снов не видит. Потому что нет у него времени на сны: вставать же завтра рано. А у него – семья… Дети…
… А сегодня что-то вот раньше положенного управился. И присел у окна мать с работы дожидаться, пока маленькие по первому снежку во дворе резвятся. Глянул за окно: мать в калитку проходит и мужик за нею.
Ну, точно! Не иначе как нового «папу» привела! Стёпа срывается со своего места, босой выскакивает на крыльцо и оттуда, прямо через весь двор кричит ей: — Ма-а-а-м-а-а-а! Не выходи больше замуж! А не то я от тебя уйду и детей заберу с собою!
