Мне рассказали хорошую историю про бездомного рыжего кота.
Этот кот бегал по посёлку и вредил. Гонялся за курицами, залезал в огород к одной женщине и там пакостил: грядки раскапывал, вырывал растения, справлял нужду, извините, на аккуратных дорожках. Совершал иные противоправные действия, как пишут в полицейских протоколах.
Он вредил огороду так, что женщине приходилось укрывать посевы и ягоды полиэтиленовой плёнкой и еловыми ветками. Кот в основном по ночам безобразничал. Он бы и в дом залез непременно, и там бы напакостил, но женщина держала двери закрытыми, конечно.
Это был кот-вредитель. Кот-разрушитель. Кот-хулиган. И вот женщина рассказала дальше, довольно неожиданно. Пришлось мне, говорит, взять кота себе. Взять домой. И сейчас это чудо, а не кот. Он ходит тихонько по дорожкам в огороде на мягких лапах. Он прогоняет птиц, которые клюют ягоды. Он следит за порядком.
Если бы он умел лаять, он бы облаял всех чужих! Но лаять кот не умеет, и просто выгибает спину, ощетинивается и шипит, когда чужие приходят в огород. Кот живет в доме, но огород тщательно сторожит. И следит за порядком. Теперь ведь это общий огород: его и его хозяйки. А своё надо беречь!
Вот и признак того, что дом и огород считают своими, общими. И кот, и человек бережёт общее имущество. Дома ходит на мягких лапах и следит за порядком. Чинит, не разбрасывает предметы и не раскапывает грядки. Не гадит у порога. И не слишком любит тех, кто клюёт его ягоды, даже если он ягоды не ест. Это ресурс семьи! Кот и человек становятся домовитыми и рачительными.
А если дом подсознательно не считают своим, его не слишком берегут. Не следят за порядком. И портят пространство, загрязняют его, делают неуютным. Это признак того, что человек или кот пришёл в этот дом перекантоваться, пожить- побыть, как на постоялом дворе, и отправиться дальше.
Потому так тревожит пренебрежение порядком. Люстра, которую годами не могут повесить. Немытая посуда горой в раковине. Оторванная дверная ручка. Текущий кран, который не чинят уже месяц. Пятна от чашек на полированном столе. И стремление приводить в дом чужих людей…
Любовь к дому и защита своего пространства — хорошие признаки для отношений с человеком. Может, потому подростки так все разбрасывают иногда — это скрытый бунт и послание родителям: «я скоро уйду в свою взрослую жизнь». Если человек нас любит, он любит и наш дом. Наш общий дом. Общий сад. Создаёт и хранит общее пространство, в котором живет энергия любви.
Бабуля сдергивает с веревки пересохшее белье: застиранные пожелтевшие простыни, ситцевые наволочки в мелкий вылинявший цветочек, Санькины трусики и маечки. Она набрасывает их себе на плечо. На плече растет гора из белья. А бабуля все дергает сердито веревку, и Санька с интересом ждет, когда же веревка не выдержит и оборвется. Он сидит в зарослях золотых шаров, благоразумно считая, что лучше не высовываться, пока мама с бабулей ругаются.
Мать стоит на крылечке в нарядном платье, красивая, как принцесса из сказки. Платье из какой-то шуршащей голубой ткани. Все в алых вишенках. А на каждой вишенке — зеленый листочек. Саньке очень хочется потрогать вишенки, и он терпеливо ждет, когда бабуля перестанет ругаться. Мать, запрокинув руки за голову, смотрит на небо и улыбается. И видно совсем не боится бабулиного ворчания.
— Ты, Клавка, хоть и дочь мне родная, а я тебе всю правду скажу. Стерва ты, Клавка! Чужого мужика из семьи увела, детей посиротила. Как я теперь людям в глаза смотреть буду? Это ж со стыда сгореть. Своего пацана бросила! Он уж и забыл, как ты, лярва, выглядишь. Накатила из города и помелась подолом по селу. Разворошкала чужую семью. Ну, Генка он с детства пыльным мешком пришибленный. Как только Соньку угораздило за него замуж выйти! Куда ее глаза смотрели! Но ты-то! Ты как могла! Вот подожди! Расцарапает Сонька глаза твои бесстыжие! А я слова не скажу. Как Зинка-немтырька молчать буду. Пусть хоть всю рожу твою бесстыжую разрисует, я и не ворохнусь.
Санька не очень понимает, за что бабуля ругает мать, но попадать под горячую бабулину руку не собирается. Осторожно елозя тощим задочком по палой листве, он отползает в глубь цветника. Мать лениво потягивается, оглаживает платье на крутых бедрах, спускается с крылечка и садится на лавочку у сарая. В цветочных зарослях маячит замурзанная Санькина мордаха. Мать улыбается и подмигивает Саньке. Санька расплывается в счастливой беззубой улыбке. Он уже готов выскочить из своего убежища, броситься к матери, взобраться на коленки и наконец-то потрогать вишенки, так похожие на настоящие. Но мать, все так же улыбаясь Саньке, говорит:
— А если это любовь, мама!
— Какая-такая любовь! — возмущается бабуля.
Она сдергивает с веревки последнее полотенце, сваливает все белье на обеденный стол в тени старой груши и начинает аккуратно складывать простыни и наволочки, разглаживая все складочки.
— Постыдилась бы! Ты не девка, чтоб в любовь играть. У тебя сын! Ты о нем подумала?
Бабулин крик заставляет Саньку съежиться и замереть. Он боится крика. Подтянув коленки, обхватив их ручками-прутиками, Санька размышляет над словами бабули. Как это можно играть в любовь? Играть в прятки, в пятнашки, в войнушку — это понятно. А как же играют в любовь? Санька представил маму с игрушечным автоматом, в старой дедовой фуражке с поломанным козырьком. В этой фуражке Санька всегда играл в войнушку с мальчишками. Мама в нарядном платье ползет в лопухи. Санька хихикнул, представив себе эту картину. Ох, и досталось бы маме от бабули за платье! А мама, словно не замечает, что бабуля сердится.
— Мама! Маааа-ма! — произносит она певуче, улыбка не сходит с ее красивого лица.
— Перестань ругаться, мама! Я не хочу куковать одна. Понимаешь? Я хочу семью. Мужа хочу! Я еще молодая. Я жить хочу. Вот устроимся с Геночкой и заберем Саньку. Ну пусть он еще у тебя немножко поживет.
Бабуля ахнула и, развернувшись к дочери, качает головой.
— Опять уезжаешь? Так ты сдай его в детский дом! Раз он тебе не нужен! Какая ты мать? Появишься на день, как ясно солнце, и опять уметаешься. Но на этот раз не выйдет, Клавка! Устала я. Ты хоть понимаешь или нет? Давление совсем замучило. Помру вот так, напугаю пацана до смерти.
Мать легко поднимается, подходит к бабуле, обнимает ее за худые плечи.
— Ну, мам! Ну кто ж мне поможет, если не ты?
— Ты б хоть денег оставила! Моя-то пенсия сама знаешь какая. Копейки!
-Ну, откуда у меня деньги, мам! Я ж одеться должна, обуться. За красотой следить надо. Опять же мы с Геночкой квартиру хотим снять. Отдельную. Ну не в общаге же нам жить! А Саньку я заберу. Обязательно. Но позже. Ну, мамочка!
Мать с бабулей забирают белье и уходят в дом. А Санька, выбравшись из своего убежища, несется на улицу, где в этот ранний час никого нет. Саньке не терпится похвастаться, что мама его забирает с собой. И он теперь будет жить в городе. Санька бежит от двора к двору, вздымая босыми ногами облачка пыли. Как назло никого. Только дед Андрюха, водитель председателевой кобылы, дремлет у правления. Даже похрапывает. Кобыла по кличке Ложка, понуро свесив голову, дремлет, привязанная к забору. Санька остановился , постоял рядом с дедом. Спит! Очень хотелось погладить Ложку, но поделиться радостью хотелось еще больше. Санька помчался дальше, к магазину. Там точно кто-нибудь есть. И впрямь у входа в магазин что-то оживленно обсуждают тетка Настя и тетка Дарья.
Санька побаивается скандальной тетки Дарьи. Но очень уж хочется поделиться новостью. Санька, как учила его бабуля, перестал скакать, смирно подошел к женщинам и поздоровался. И все же, не удержав распиравшей его радости, подпрыгнул и закричал: » А меня мама в город забирает!»
— Чтоб твою маму черти замотали! Чтоб ее трамвай перехал! — в сердцах бросает тетка Дарья. Тетка Настя с жадным интересом наблюдает развитие конфликта.
Большие испуганные слезы наворачиваются на глаза, Санька растирает их пыльным кулачком, но желание защитить маму пересиливает страх, и он кричит тоненьким от волнения голоском:
— Моя мама самая лучшая! А ты… А ты, тетка Дарья, злая! Пусть тебя Вошка задавит!
Конечно, Санька имел в виду председателеву кобылу Ложку. Но в свои четыре года он еще не научился толком выговаривать букву «л». Особенно если волновался. Но тетки Дарья и Настя этой особенности Санькиной дикции не знали, поэтому сердито закудахтали, запричитали.
— Ты посмотри! Такой сморчок, а уже ругается. Чтоб, говорит, тебя вши заели! Сразу видно, чье отродье!
Санька разворачивается и бредет домой, загребая пыль. Пыльное облако совершенно скрывает его. Бабуля, конечно, отругает Саньку, и может, даже отшлепает. Но зато Санька заступился за маму. Не побоялся. Санька чувствует, как его распирает горделивое чувство. И он упрямо пылит до самого дома.
На крыльцо выходит бабуля, и Санька сразу понимает по выражению ее лица, быть ему битым.
— Ты где ж так выгваздался! — ахает бабуля, всплеснув руками. — Да на тебя ж, паразита, не настираешься!
Но Санька не слышит ее. На крыльцо с чемоданом выходит мать. С чемоданом! Уезжает? А как же он, Санька! Одна уезжает? Без него?
— Сыночек, ты деда Андрюху не видел? Пора ехать, а то на поезд опоздаю.
— А я? — тихо спрашивает Санька.
Мать спускается с крыльца, несет чемодан к калитке. Санька хвостиком бежит за ней. Он хватает мать за подол нарядного платья и шепчет, все еще не веря своим глазам:
— А я? Возьми меня с собой!
Слезы, крупные, как горошины, катятся по его замурзаным щекам, промывая неровные дорожки.
Мать с досадой бросает чемодан, выдергивает подол платья из Санькиных рук, отряхивает.
— Ну вот! Платье испачкал! Перестань реветь! Ты же мужчина. Слушай меня внимательно!
Санька замер и даже рот раскрыл, чтобы не упустить ни слова.
— Нельзя тебе в город ехать. Ты же букву «л» не умеешь говорить. Кто ж тебя в город пустит? Там все правильно разговаривают. Ну-ка скажи: «Клава! Повтори!»
Санька таращится на мать еще не просохшими глазами, с готовностью кивает, улыбается. Это его маленький секрет. Его тайна. Он представляет, как сейчас удивится и обрадуется мать. Он уже умеет говорить правильно. Вчера целых два раза получилось. А то, что сегодня кобылу Вошкой назвал, так это не считается. Он забоялся тетку Дарью. Вот и ошибся. Но он умеет говорить правильно! Уже умеет! И Санька, улыбаясь во весь щербатый рот, громко кричит: «Квава!»
Санька ужасается. Он знает, когда он один и совершенно спокоен, и ничего не боится, он уже умеет говорить правильно. Но сейчас он волнуется. Нет, у него должно получиться! Должно! Сейчас он скажет правильно! Санька стискивает кулачки и снова повторяет:
— Квава… — Вот видишь! — укоризненно произносит мама. — А если ты в городе заблудишься, тебя спросят, как маму зовут, а ты скажешь: «Квава!» И никто тебя никогда не найдет. Ты понял? Вот научишься говорить мое имя, тогда и поедешь со мной в город. Договорились?
Санька молчит. Он еще не осознал в полной мере размер обрушившегося на него несчастья. Он все еще надеется.
К калитке подъехал заспанный дед Андрюха на Ложке. Мама закидывает чемодан в телегу, подгребает побольше сена, укрывает его стареньким рядном.
— Ну, слушайся бабушку, сынок! — говорит мама и садится в телегу. Алые вишенки на праздничном платье горят огоньками.
Дед Андрюха чмокает, трогает поводья, Ложка лениво перебирает ногами, колеса телеги покатились мимо Саньки. Вот и все. Бабушка ушла во двор, а Санька все так и стоит у калитки, опустив голову.
Стук колес все тише и тише, вот уже и не слышен. Облачко пыли медленно оседает на дорогу. Бабуля выглядывает за калитку и сердито бросает:
— Ну чего встал столбом? Пошли завтракать! Горе мое!
Санька вдруг срывается с места и, сломя голову, бежит по дороге.
— Квава! — кричит он. — Квава! Возьми меня с собой! Квава! Я научусь! Возьми меня! Квава! Я… люблю тебя!
… Давно уже нет в живых бабули. Да и Клавдия больше в деревню не приезжала, так и затерялась, сгинула где-то в поисках своего женского счастья. А Санька что ж… Санька вырос. Первый мастер на деревне. Плотничает, руки у него золотые оказались. Перестроил бабулин дом, женился. Когда и выпьет. А куда ж без этого!
Только вот букву «л» так и не научился выговаривать…
Не раз я видел их в парке, около нашего дома. Он и она, им лет семьдесят. Но шли они всегда как молодые, держась за руки. Всегда о чем-то болтали. И всегда улыбались или смеялись. Да, я ими любовался. Думал: счастливые люди, прожили целую жизнь, а им по-прежнему интересно вдвоем.
А потом мы познакомились, возле пруда, где они катались на лодке в жаркий июльский день. Я помог ей выйти, подал руку. Хотя ее муж чуть обиделся: «Ну что вы, я сам! Аня доверяет только мне».
Мы поболтали о чепухе, какая рыба водится в пруду и какие забавные белочки в нашем парке. Разошлись.
А в следующую нашу встречу Анна Витальевна и Юрий Петрович вдруг пригласили меня в гости. «Приходите, – говорят. – Без церемоний!»
Я пришел, мы живем неподалеку друг от друга.
Двухкомнатная квартира, очень чистая, стены выкрашены в темные глубокие цвета. На стенах картины – цветы, сплошные цветы. Будто тут скромный музей цветочных натюрмортов.
– Это всё Анька! – улыбнулся Юрий Петрович. – Она художница. Эти картины валялись у нее в мастерской, но я привез и развесил тут. Я их очень люблю. Я люблю все, что она делает.
Анна Петровна, которая была на кухне, весело ответила:
– Юра, перестань меня хвалить! Хотя нет, продолжай!
Юрий Петрович был физиком. Непростым, всю жизнь работал в научном центре, где они что-то делали для космоса. Он и сейчас туда приезжал – раза два в неделю, консультировать.
Когда мы выпили ликера из крохотных хрустальных рюмочек, я осмелел и спросил: «Но как же вы познакомились? Инженер и художница? Это же отдельные миры».
Они переглянулись, Анна Витальевна сказала:
– О, это случилось полвека назад.
– Пятьдесят два год назад, – уточнил Юрий Петрович.
– Так у вас наверно, золотая свадьба? – обрадовался я.
– Не совсем, – уклончиво ответила Анна Витальевна.
Я не понял, что значит «не совсем», но мы стали говорить о другом.
Мне очень нравилась эта пара. С ними было легко и интересно. Ну и честно говоря, мне, который пережил два развода, было радостно видеть двух старичков, влюбленных друг в друга. Только неловко было спрашивать про детей и внуков: есть ли они, где они, приезжают ли?
Но вскоре Анна Витальевна развеяла сомнения. На кухонном столе я увидел белые альстромерий. Анна Витальевна пояснила радостно: «Сын с внуком приезжали!».
А Юрий Петрович вдруг горделиво показал мне набор маленьких отверток: «И моя дочь приезжала. Вот, подарила…»
Тут я снова запутался: что значит «моя дочь»? Но спрашивать было неловко.
А в следующую нашу встречу Анна Витальевна сама начала разговор:
– Вы, Алексей, наверно думаете, что мы такая особая пара, всю жизнь вместе, рука об руку?
– Конечно… Разве нет?
– Нет! – Анна Витальевна засмеялась.
– Мы женаты всего два года, – сказал Юрий Петрович.
– Но погодите, – удивился я. – А как же пятьдесят два года?
– Да! Мы столько знакомы! – ответила Анна Витальевна. – Мы вас не обманули.
…Середина 60-х. Аня – студентка художественного училища, Юра учится в Физтехе. Они знакомятся на КВН, где соревновались их команды. Юра видит Аню, красавицу в белом платье, тут же влюбляется, зовет на свидание. Аня отвечает со смехом: «Знаете, Юра, вы милый, хорошо играете на гитаре. Но у меня уже есть жених».
Юра – недаром же советский физик – очень упрям. Он встречает Аню возле училища, с цветами. Аня цветы не берет: «Юра, перестаньте! А то я скажу жениху!».
На что Юра отвечает: «Говорите. Но меня это не остановит».
Он снова и снова приходит к ее училищу, всегда с белыми цветами. У них установились странные отношения, можно сказать, приятельские. Аня уже Юру не гонит, разрешает провожать себя до дома, носить сумку с красками и этюдник. Они весело болтают. Но на все предложения нахального физика Аня отвечает: «Нет. У меня свадьба уже скоро».
Юра появляется и на свадьбе, с цветами. Где сообщает громко: «Аня! Я желаю тебе счастья. Но помни – все равно ты будешь моей!»
Скандал, конечно. Спортивный жених бросается к Юре, еле того увели.
После института Юру отправляют в Новосибирск. Он шлет Ане длинные письма. Она не отвечает. Юра впадает в тоску, но тут случается роман с местной девушкой, она – активистка, комсорг и считает, что талантливого физика надо спасать. Спасла. Расписались. У них появляется дочь. Юра – верный муж, но забыть Аню не может.
А через пять лет его жена уходит к другому: ее не устраивает, что Юра с утра до ночи проводит на работе, в каких-то дурацких экспериментах. Дочка остается с Юрой, сама захотела. А вскоре его переводят в Москву: он весьма перспективный ученый.
Здесь он первым делом бросается к Ане. Оказывается, та замужем уже второй раз, за модным художником.
– Юра, я очень рада тебя видеть, – говорит Аня. – Но я люблю мужа, он гений. Извини.
– Все равно ты будешь моей, – отвечает упрямый Юра.
Анин гений постепенно спивается, иногда Аня звонит Юре и просит, чтобы тот помог утихомирить буйного мужа. Тот бросает все дела в институте, мчится к Ане.
Потом Аня выйдет замуж в третий раз, уже в конце 80-х, за успешного кооператора. Юра в это время в Америке, на конференции с докладом. Советское телевидение берет у него интервью. В конце он вдруг смотрит в камеру и говорит: «А теперь о главном. Аня, слышишь меня? Я люблю тебя, и ты будешь моей!».
В 90-е кооператор внезапно сбегает за границу от долгов, но Ане помогает Юра. Ее верный Юра, физик-лирик. Он делает Ане предложение, причем вместе с ним ее уговаривает и взрослая дочь Юры. Но Аня качает головой: «Юрка, поздно нам уже… Я уже почти бабка. Какой еще брак?»
Три года назад у Ани случается инфаркт. Юра прибегает в реанимацию, Юра находит лучших врачей. Юра вытаскивает Аню с того света. А потом выхаживает ее, они подолгу гуляют в парке и Юра срывает для нее белую сирень, прыгая, будто студент.
Во время одной из таких прогулок Аня говорит с печальной улыбкой: «А я могла бы быть очень счастлива с тобой, Юрка…»
Юра реагирует тут же: «Ничего не потеряно, Аня! Выходи за меня!».
На свадьбе, где были только их дети и внуки, Юрий Петрович сказал краткий тост: «Аня, я же тогда еще предупредил: ты будешь моей. И я своего добился. За нас!»
…Когда я шел от них сырым октябрьским вечером, после того, как узнал полувековую историю любви, всю дорогу улыбался. И чувствовал себя очень счастливым. Хотя, казалось бы, причем тут я?
То что отец у него гад, змей, козёл и предатель Коля знал! Он слышал об этом на протяжении нескольких лет, раз в месяц, когда почтальонка, тётя Нина, со своей большой сумкой приходила к ним, и усевшись на кухне за стол, покрытый выцветшей клеёнкой, отсчитывала старые рубли, тройки, пятёрки, а иногда и красненькие десятки. Тогда-то мама, бабушка и тётя Нина, в три голоса чихвостили Колиного отца, называя его Колю, сиротинушкой, а отца этими словами. Коля помнит отца. Его запах, его шершавые, натруженные руки, его голос. Но это спрятано глубоко-глубоко чтобы мама с бабушкой не знали. Иначе мама начнёт кричать, ругаться плакать, а бабушка может и побить. От Коли ожидают что он начнёт ненавидеть предателя, он старается изо всех сил, старается чтобы не обидеть маму и заслужить поглаживание по голове от бабушки… И вот, уже кажется Коле, что ненавидит он всей душой этого предателя и подлеца, Колесникова. Так его зовёт мама -Колесников. Когда мама сердится на Колю, она так и говорит на него, порода Колесниковская. Коля не любит свою фамилию, он хочет быть кем угодно, только не Колесниковым. Быть Колесниковым это плохо, так думает Коля. Однажды, когда Коля перешёл в шестой класс, он услышал разговор матери с бабкой, те обсуждали предателя и подлеца, козла Толика. Про отца говорят, отрешённо подумал Колька…пусть..плевать… -И чё прямо со своей шлёрой приехал? -Но, Зинка говорит дом у Ивановых купили. -Любка, подикася алименты теперь меньше будет платить, какие тут заработки, это же тебе не на севере… -Не знаю, мам. Ну что ты всё про деньги… -Да ничё,совсем ничё. У тебя пацан вон растёт, смотри какая… Из разговора матери с бабкой Коля понял, что приехал отец. Он не спал всю ночь, голова горела. Какой он? Узнает ли его, Колю? Придёт ли? А если он обижен на то, что мать с бабкой на алименты подали? А может он вообще, его, Кольку знать не хочет. На утро Колька заболел. Поднялась температура. Бабка причитала, обложила Кольку тёплыми подушками, одеялами, намотала на горло платок, поила его чаем из прутьев малины, с бараньим жиром…Бабка причитала по поводу сиротинушки, слабого здоровья, породы гавённой, Колесничевской…А Коле становилось всё хуже… Коля выздоровел конечно, дня три провалялся в непонятной горячке… А потом лето захватило его, и мальчик стал прежним, почти…Никто не догадывался что внутри у Коли творится. Он знал где отец, по словам бабушки купил дом. Они с матерью так и не сказали Коле о том, что отец переехал в посёлок… Коля старался гулять в той части посёлка, заглядывал через забор, но никак не мог увидеть папу… Однажды, катаясь на велосипеде, Коля увидел как к ограде предполагаемого дома отца, подъехала машина, на которую были нагружены узлы, мебель… Из кабины выскочил мужчина…Коля стоял вцепившись в руль велосипеда так, что побелели костяшки.. -Папка, -прошептал Коля, — папка мой… -Колян, чё поехали, -позвал Мишка, друг. Коля стоял не шевелясь.. Мужчина обернулся, глянул на Колю -Эй, парни, можете помочь… Он осёкся, пристально вглядываясь в черты мальчика -Сын, Коля.. Коля старался не заплакать, он даже и не побоялся что люди донесут матери и бабке, что дома его может ждать такой разнос…Коля положил велосипед и сделал пару неуверенных шагов на встречу мужчине. -Папка, -шептал мальчик. -Папка, — выскочил откуда-то их-за спины отца маленький мальчишка, -папка, давай я помогу… Коля встал как вкопанный, потом развернулся и на ватных ногах пошёл назад, к ожидающему его Мишке… -Коля, Коль, сынок… Вечером мальчик слышал как бабка с матерью говорили об этом предателе,змее, и проклятой разлучнице, Таньке… Больше Коля не ездил в ту часть посёлка. Однажды отец пришёл к ним домой, бабка орала, шипела, толкала его в грудь своими сухим сморщенными кулачками, прогоняла прочь, оглядываясь на двери и окна,как бы боясь, что Коля увидит… Но Коля итак увидел… Но не вышел.Зачем? У него есть новый ребёнок, и может даже не один… Первого сентября мальчика ждал сюрприз. Новый учитель, вернее учительница по русскому языку и литературе, Татьяна Николаевна, а так же она стала их классным руководителем. Конечно ребята переживали за свою Пелагею Петровну. Они привыкли к ней, хоть учительница и была уже старенькая, забывала слова, но дети любили её и старались вести себя как можно тише. Коля тоже переживал. Пелагея Петровна снабжала его тем, что ни за какие деньги не купишь. Книгами, где только эта маленькая, сухонькая старушка их брала? Коля сам лично пересмотрел всё в школьной и сельских библиотеках, там ничего не было…Ребята знали, что первая новая книга, сначала достанется Колесникову, он прочитает, а потом уже желающие… Татьяна Николаевна понравилась детям, и Коле тоже. Вела она уроки чётко, ясно, интересно. Даже скучный русский язык приобрёл вдруг краски…Осень пролетела незаметно… Однажды Татьяна Николаевна, предложила поучаствовать в конкурсе, поставить сценку. До этого ребята не принимали сильного участия в школьной жизни, но с молодой и задорной учительницей, у них всё получилось… На концерт пришли родители, мать прийти не смогла, она работала, но бабушка пришла, сидела гордая, в новом красном платке, в первом ряду, и всем хвалилась, что это её внук, Колька…Как будто никто не знал. Но Коля и не обиделся на бабушку, пусть гордится… Перед Новым годом, Татьяна Николаевна, когда они все вместе украсили класс, попросила Колю задержаться. Она достала из своего большого, коричневого учительского портфеля что- то завёрнутое в плотную, серую бумагу и подала ему. -Что это, Татьяна Николаевна?-мальчик был весёлый, раскрасневшийся, он только что прыгал с парты на подоконник, развешивал разные гирлянды из бумажных колечек, лепил белые снежинки на стёкла, запускал цветной серпантин и вешал колючую мишуру. -Коля, это тебе подарок, от меня, на Новый год.. -Коле никто не дарил подарков. кроме бабушки и мамы. Обычно это была хорошая добротная одежда, а здесь…Коля понял, что это книга… Он не смело взял подарок, потом положил на парту… -Не, я не могу. -Бери..я для тебя выбирала, бери, тебе понравится.. Дома, аккуратно распаковав подарок, мальчик задохнулся от радости. Это был Жюль Верн… Однажды, подождав учительницу, Коля пошёл вместе с ней, они о чём- то весело болтали, пока Татьяна Николаевна не сказала, что ей в Колину сторону… -А вы что там живёте? -Нет, я к Синицыным иду, что — то Вася стал плохо учиться, учителя стали жаловаться. Вот иду, познакомится с условиями проживания ребёнка ,я же ваш классный руководитель. -А вы что ко всем так ходите? -Ну да. -А ко мне? Учительница смутилась. -А ко мне почему не приходите? Может я тоже неблагополучный, или вообще сирота. -А ты что сирота? -Да прям, -закатился смехом мальчик, — это меня бабка так зовёт, ну как зовёт, когда перед своими подружками начинает выделываться… -Коля, нельзя так, на пожилого человека, — машинально поправила его о чём- то задумавшаяся учительница, -так ты хочешь чтобы я пришла? -Конечно! -Хорошо, Коля, я приду. Учительница сдержала своё обещание, она пришла в среду. Бабка забегала, засуетилась, поставила чайник. Начала рассказывать про нелёгкую жизнь сиротинушки Кольки, про этого гада и предателя, бросившего Любу, её доченьку, с ребёнком на руках. Коля пытался отвлечь бабку, но она села на своего любимого конька… А потом пришла мать с работы.Татьяна Николаевна собралась уходить, бегло поздоровавшись с Колиной мамой, скомкано попрощавшись. Она погладила Колю по голове и быстро ушла… Вечером мать с бабкой опять скандалили. -Люба, дочка, так я знала что ли? Вот змея, а…ты посмотри, влезла ужом. а я всё ей рассказываю, а она сама водит носом, как хЫщница, Любк. Ну прости, прости меня дуру старую. -Мам, ну неужели тебя не смутило то, какая у неё фамилия? -Дак она не сказала… Коля понял. Проще простого, все полгода он думал что Татьяна Николаевна его однофамилица. Он даже перестал вздрагивать когда его по фамилии называют, ему даже понравилась его фамилия, их с Татьяной Николаевной… Она сама нашла его на перемене. С утра он завернул книгу и положил ей на стол, в кабинете. -Коля, нам надо поговорить. -Не хочу. -Коль, выслушай меня. -Уйдите. Она догнала его, после школы и упрямо пошла рядом. -Почему ты вернул подарок? Это мелочно. Я от всей души. -Мелочно подлизываться. -А я подлизываюсь? Я подлизываюсь? Она стояла, похожая на большую ростом, только маленькую девочку. Слёзы дрожали в больших, распахнутых глазах. -Я не виновата ни в чём, и ты не виноват. -Это их дело. Твоих родителей. Мы ни при чём, — всхлипывала Татьяна Николаевна, — Ты, я , Алёшка…в чём мы виноваты?Я с папой твоим познакомилась ,когда он не жил с вами. -Он любит тебя, письма пишет, открытки. Мы из-за тебя сюда переехали, чтобы ближе быть. Ты его сын, первый. Как такое можно забыть. Я когда тебя увидела…ты вылитый папа. Такой же умный, весёлый…я не давлю на тебя, но я-то при чём… -Какие письма, открытки? Кто такой Алёшка? -Он пишет тебе, постоянно. Ещё когда на севере жили. Я не знаю что произошло между твоими родителями, но он любит тебя, и Алёшка любит… -Да кто такой этот Алёшка? -Это твой брат… Вечером Колька, выйдя к ужину, смотря матери прямо в глаза сказал -Почему ты не отдаешь письма и открытки которые мне шлёт отец? -Какие письма? -Мама искренне удивилась, -сынок ты о чём? Не было никаких писем…или.. Она повернулась к бабке -Чего вылупилась, и этот…хорош..бабка его из г»мна вытаскала, вынянчила, а он ..письма ему подавай. В печке все твои письма…и твои тоже… -Какие мои, мама? -Да такие, написывал, приехал, на такси богатей, я мол за женой и ребёнком. Кукиш ему в нос сунула, и прогнала, поганой метлой. Ты с Колюшкой как раз в больнице лежала. -Подожди, ты хочешь сказать, что все эти годы…Мама…ты что наделала? Как ты могла? -А что я наделала? Что наделала?Живёшь, как сыр в масле катаешься, работаешь, дома всё есть, пацан присмотренный, вон одета как…другие с мужиками так не одеваются, а ты…как с иголочки… Чё не хватает? Хочешь в кино? Иди в кино. Хочешь в Ялту, поехали. Что плохо живём? -Ты…ты..ты же жизни меня лишила, молодости…ты что, мама? -Ой, гляди-кася, жизни лишила. Да я тебе подарила её, жизнь -то. Чтобы ты видела с этим…моталась бы там по общежитиям…Или что?Гулек хочется? Не нравится что мать в строгости тебя держит? Шляться надо, как вон оне… -Не переживай, недолго осталось, вот подохнет мать, там живи как хочешь…Гуляй, шарохайся… Мать ушла в свою комнату и закрыла плотно дверь… Коля посидев для виду за столом, тоже ушел в комнату. Утром бабушка не вышла к завтраку, демонстративно прошла в свою комнату, закрыв дверь. Мать с Колей попили чай с бутербродами. -Сынок, прости меня. -За что, мама? -За всё, Колюшка. Ты отца видел? Коля отрицательно помотал головой. -А откуда про письма узнал? -Она, Татьяна Николаевна сказала…А ещё…мама, она сказала, что он любит меня…отец…папа.. -Я не знаю сынок, я уже ничего не знаю… -Мама можно я к ним… -Сходи, конечно сходи.Сынок, знаешь, — мать наклонилась близко к Коле, — я в кино хочу в городе сходить, приеду на последнем автобусе, можно? Только бабушке не говори… -Конечно можно, мам, ты что. И они заговорщически улыбнулись и подмигнули друг другу. Выйдя из дома, разошлись по разным сторонам, потом не договариваясь обернулись, и помахали друг другу рукой. Коля поспешил в школу, с чётким намерением взять назад подарок и пойти знакомиться по новой с отцом и братом, Алёшкой. Вот ребята обалдеют, когда узнают что у него есть папа, брат и…Татьяна Николаевна! А мама чуть ли не вприпрыжку побежала на автобус, который увезёт её на работу, по дороге она думала, как удивится Игорь Сергеевич, когда в очередной раз, не надеясь ни на что, позовёт её в кино, а она…согласится… Жизнь-то налаживается… И только бабушка сидела у окна и зло шептала, что она хотела как лучше…
