Наивная, простодушная фрейлина отдавала царской семье всю себя, почти ничего не получая взамен.
И как же горько от того, что после революции ей пришлось заплатить полную цену за эту неравную дружбу
Аня родилась в чрезвычайно музыкальной семье — ее отец и дед были страстными композиторами-любителями, бабушка превосходно играла на фортепиано.
К ним на завтрак заглядывал Чайковский; вечера дети проводили в театре, следя за исполнением оперы по партитуре. Дома у Танеевых никогда не говорили о деньгах, только об искусстве; и хотя Анин папа служил главным управляющим императорской Канцелярии, он всегда представлялся «свободным художником Петербургской консерватории», скромно умалчивая о своем основном месте работы.
Именно любовь к музыке накрепко связала императрицу с Танеевыми. В композиторе Александре Сергеевиче государыня нашла интересного собеседника, а в его дочери — компаньонку по пению. Как вспоминала потом Анна, «у Императрицы было чудное контральто, у меня высокое сопрано, и мы постоянно вместе пели дуэты».
Аня была младше Александры Федоровны на 12 лет и смотрела на нее восторженными, доверчивыми глазами — такая редкость в надменном петербургском свете! Как сообщает мемуаристка баронесса Буксгевден, «императрица прониклась подлинно материнскими чувствами по отношению к девушке, столь пылко ее обожавшей».
И в 1905 году фрейлина Танеева удостоилась исключительного знака внимания со стороны государыни — Александра Федоровна пригласила Аню в путешествие на императорской яхте.
Мемуары фрейлины наполнены рассказами о счастливых днях рядом с государыней. Аня потом всю жизнь перебирала эти щемящие воспоминания, словно драгоценные жемчужины.
«Каждый день мы съезжали на берег, гуляли по лесу с Государыней и детьми, лазили на скалы, собирали бруснику и чернику, искали грибы, исследовали тропинки… Вспоминаю наши первые задушевные разговоры у рояля и иногда до сна. Не все сразу, но понемногу Государыня рассказывала мне о своей молодости. Разговоры эти сблизили нас, и она стала мне еще дороже. Офицеры яхты говорили мне, что я проломила стену, столько лет окружавшую Государыню…
Как ясно я помню светлые июньские вечера, когда каждый звук доносился с миноносцев, стоящих в охране; запах воды и папироски Государя. Сидим мы на полупортиках и беседуем. Длинные рассказы о его юности или впечатления прошедшего дня, — и как мирно было в окружающих лесах, и на озерах, и на далеком небе, где зажигались редкие звездочки; так же мирно и ясно было на нашей душе. Проснемся, и опять будет день, наполненный радостными переживаниями; все будем вместе, та же обстановка и люди, которых любили Их Величества. «Я чувствую, что здесь мы одна семья», — говорил Государь».
Однако близость к царской семье перечеркнула личную жизнь фрейлины. Все, что происходило с самой Аней, для царицы было всего лишь «забавным». Так, в 1907 году императрице показалось неприличным, что 23-летняя Танеева до сих пор не замужем. Государыня быстро нашла ей подходящего жениха — морского офицера Александра Вырубова, круглолицего обаятельного брюнета. Свадьба обернулась кошмаром. Сразу после венчания выяснилось, что Вырубов страдал сильнейшим нервным расстройством, полученным на русско-японской войне. Через год тяжелейших переживаний брак был расторгнут.
Анна так описывала день свадьбы: «Я не спала всю ночь и встала утром с тяжелым чувством на душе. Весь этот день прошел как сон… Во время венчания я чувствовала себя чужой возле своего жениха… Гостей звали, кажется, лишь по выбору Их Величеств».
Фрейлина осталась одна в крошечном ледяном сарайчике неподалеку от царскосельского дворца: «Помещение было очень холодное, так как не было фундамента и зимой дуло с пола… Когда Их Величества приезжали вечером к чаю, Государыня привозила в кармане фрукты и конфеты, Государь «черри-бренди». Мы тогда сидели с ногами на стульях, чтобы не мерзли ноги. Их Величества забавляла простая обстановка… Помню, как Государь, смеясь, сказал потом, что он согрелся только в ванной после чая у меня в домике».
Императрица намеренно не назначала Ане жалование. Александра Федоровна хотела быть уверенной, что фрейлина дружит с ней просто так, а не ради вознаграждения. При этом Вырубова должна была постоянно находиться при царской семье, времени на другую работу у нее не оставалось. Аня жила на 400 рублей в месяц, которые посылал ей отец. Львиная доля этих денег уходила на пошив придворных платьев, без которых ей было не обойтись.
Даже когда Вырубова попала в страшную железнодорожную катастрофу, сделавшую ее инвалидом, государыня никак не помогла подруге материально, хотя и старалась приободрить ее добрым словом. Аня, со свойственным ей идеализмом, была благодарна Александре Федоровне и за эту малость.
После железнодорожной катастрофы 1915 года Вырубова долгое время оставалась в инвалидном кресле, потом ходила с костылями
После революции для подруги опальной императрицы наступили чудовищные времена. Большевики арестовывали Вырубову пять раз, содержали в нечеловеческих условиях, требуя выдать им все ее несметные сокровища.
Некоторые следователи были удивлены ее «дешевенькими кольцами на пальцах», но в целом они отказывались верить, что за столько лет дружбы с Романовыми фрейлина ничего не накопила.
Тяжело читать воспоминания Анны о ее страданиях в промозглой камере Петропавловской крепости:
«В первый месяц от слабости и голода у меня часто бывали обмороки. Почти каждое утро, подымаясь с кровати, я теряла сознание. Солдаты, входя, находили меня на полу. От сырости от кровати до двери образовалась огромная лужа воды. Помню, как я просыпалась от холода, лежа в этой луже и весь день после дрожала в промокшем платье.
Иные солдаты, войдя, ударяли ногой, другие же жалели и волокли на кровать».

Лишь в 1921 году Ане удалось бежать из России.
Рискуя жизнью, она на своих костылях, босиком, в драном пальтишке, перешла финскую границу.
Жизнь в изгнании была безопасной, но снова нищей: никакого содержания беженцам не полагалось, а другие эмигранты не желали помогать фрейлине, которая поощряла дружбу императрицы с Распутиным — хотя роль Вырубовой в этой истории была всего лишь посреднической.
Анна Вырубова дожила до 80 лет

Пытаясь найти средства к существованию, Анна написала чудесные мемуары «Страницы моей жизни», посвященные ее дружбе с царской семьей. Но раскупали книгу плохо, и Вырубовой пришлось зарабатывать уроками пения и игрой на фортепиано.
Ее жизнь началась и закончилась музыкой.

Много лет назад, прощаясь в конце первого плавания на яхте, Николай II сказал Анне: «Теперь вы абонированы ездить с нами».
Так и получилось. Вырубова была рядом с Романовыми в их солнечные дни, сама оставаясь в тени; попала вместе с ними в страшный шторм. И, выбравшись едва живой на тихий финский берег, наверняка не раз вспоминала слова Грибоедова: «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь».

P.S. Анна Вырубова постриглась в монашество и закончила свою жизнь в монастыре в Финляндии. Есть её переписка с духовником Валаамского монастыря схиигуменом Иоанном Алексеевым.

История Долли Де-Лазари
» Последняя институтка России» — так называли 100летнюю Долли Александровну Де-Лазари, которая жила в Москве и до последних дней сохранила изумительную память и острый ум, и, благодаря этому, оставила воспоминания об учебе в Екатерининском институте.

Долли была родом из аристократической семьи, её отец-полковник царской армии. Семейство жило небогато. Отец имел квартиру в Гатчине и получал жалованье по военной службе, не имея никаких других дополнительных источников дохода.

Когда подошло время, и Долли, и ее младшую сестру Ниночку отдали в Петербургский институт благородных девиц ордена Святой Екатерины. Они были уже третьим поколением девочек семейства Де-Лазари, воспитывающихся в этом институте.
Дело в том, что в свое время Институт был создан на деньги племянницы князя Потемкина, графини Александры Браницкой, богатейшей женщины того времени. Поэтому при поступлении в него большим преимуществом пользовались те девицы благородных фамилий, которые были связаны родственными и дружескими узами с Потекиными и Браницкими…

Де-Лазари входили в их число. Именно девушки этих семейств содержались на деньги из Фонда Браницкой, созданного специально для финансирования института. И, представьте себе, за более чем вековую историю института этот капитал не истощился. А ведь стоимость обучения в год одной институтки обходилась примерно 600 рублей золотом. Кроме того, после окончания института каждая выпускница получала из Фонда 2 тысячи целковых на приданое.
Воспитанницы жили в режиме интерната. Дважды в неделю можно видеться с родителями, но на территории института. Домой-только на каникулах.

Девочек держали в «черном теле», гораздо строже, чем в Смольном. Зимой температура в помещениях не выше 16 градусов, теплые вещи запрещены. Только камлотовые платья с белыми фартуками. И белые перчатки. Спали как в казарме-дортуар на 30 коек. Рацион тоже был достаточно скудный. К примеру завтрак: хлеб с маслом, по кусочку сыра и ветчины, чай или какао.
Везде образцовая чистота, физическая и нравственная.

Революция оборвала обучение девушек в институте, многие семья одноклассниц бежали в Европу, многие из оставшихся были репрессированы. Семья Де-Лазари осталась в России. Зимой 1918 года отец Долли вступил в Красную Армию.

Жене и дочкам он сказал » Эта власть пришла всерьез и надолго. Выбросьте из головы романтизм Белой Гвардии»…трудно сказать почему он так поступил…может хотел обезопасить семью или это были его искренние убеждения. Тем не менее вся семья переехала в Москву.

Долли пошла работать, сначала корректором в типографию,а потом стала заведующей экспериментально-сценической лаборатории МХАТа. Вышла замуж, муж — знаменитый музыкант Вадим Борисовский.

Время шло,  отец Долли был арестован уже пять раз, последний на третий день ВОВ, расстрелян в1942 и реабилитирован в 1953г. Мать Долли арестовали вслед за отцом и выслали в Красноярский край, в глушь, где заработать можно было только валкой леса.
Казалось что саму Долли репрессии обошли, но в 1945 году ее увольняют из МХАТа, боялись, что она как дочь врага народа взорвет правительственную ложу.

Долли (куколка) , названная так потому, что родилась недоношенной, на многие годы пережила всех своих родных, сестру, мужа, немногочисленных подруг с которыми училась и которых смогла найти.

На закате жизни Долли Александровна любила просматривать альбом со старыми, пожелтевшими фотографиями, все что у нее сохранилось от далеких лет, когда в светлом колонном зале Института благородных девиц на балу скрипели на паркете прюнелевые ботинки и шелестели подолы простеньких белых платьев….

Инет

«Невероятно, что со мной все это происходит! Я в России…»

Вряд ли бы вспомнили об этой женщине, если бы в 2015 году 99-летняя бабушка не собралась с духом и не написала обращение российскому президенту.

В нём были следующие строки: «Я обращаюсь к справедливости и благородству вашего превосходительства с целью вернуть мне русское гражданство к юбилею, потому что я хочу встретиться с Создателем не как иностранка, а как настоящая гражданка России, русская сердцем и душой».

В 2015 г. Владимир Путин подписал соответствующий указ, и Ирина фон Дрейер в свой 100-й день рождения – 15 декабря 2015 г. – приехала в Россию, где посол РФ во Франции Александр Орлов вручил ей паспорт.

Она стала гражданкой России и провела на Родине шесть дней.

После поездки Ирина поделилась своими впечатлениями: «У моего отца была мечта не мотаться по странам, а приехать наконец в Россию. Похоже, мне удалось осуществить ее… Невероятно, что со мной всё это происходит! Сидела у себя во Франции, у меня ничего уже не было — я была одна! И вот я в России. Тут всё так необычно, столько внимания, любви и тепла. Я, как в сказке!»

4 февраля 2019 года баронессы фон Дрейер не стало. Она ушла из жизни в возрасте 103 лет. Похоронили Ирину в семейном склепе на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем.

Ирина фон Дрейер покинула Россию , когда ей было 5 лет, в начале они уехали в Севастополь, потом в Константинополь, а затем в Париж. Русских дворян в Париже собралось так много, что с 1920-х там стали проводить конкурс красоты «Мисс Россия». Ирина завоевала второе место в 1936 году.

Ирину Владимировну увезли из России пятилетней девочкой. Ее отец, Владимир Николаевич фон Дрейер, генерал-майор царской армии, воевал с большевиками три года, затем семья бежала в Париж, где барон, пользуясь дореволюционными связями, открыл бакалейную лавку на Елисейских полях и учил французов пить вино.

Позже Ирина вспоминала: «Мы уехали с мамой, с маленьким братом и прислугой. Мама плакала. Мы сели на пароход, чтобы уехать в Константинополь. Мне было 5 лет. Я тоже плакала».

Франция тоже не была благосклонна к эмигрантам, девочка Ира спала на дорожном чемодане. Затем – в келье: ее отдали на обучение католическим монахиням. Но, там ей было не лучше – к ней плохо относились, потому что русская девочка отказывалась от перехода в католичество.

Позже, повзрослев и выйдя замуж, она объездила почти весь мир, но в России не была с 1920 года. Накануне своего столетия Ирина Владимировна поняла, что время пришло, и пора вернуться на Родину.

Она написала письмо Владимиру Путину с просьбой о получении гражданства. «Для меня важно быть русской, я не хочу быть никем другим. Я хочу умереть русской, предстать перед Богом русской, – объясняет она причины своего поступка. – А столетний юбилей – это дополнительный сильный стимул к этому.»

Карьера князя Григория Потёмкина-Таврического была невероятной. Из скромных чинов – на самый верх. Он стал фаворитом Екатерины II и её же лучшим советником. Даже когда императрица увлекалась другими, к «дорогому другу» всегда относилась с большим уважением, прислушивалась к нему, и его многочисленной родне щедро рассыпала свои благодеяния.

Женат князь не был, но в 1785 году всё могло перемениться: на устроенном Потемкином балу в Аничковом дворце появилась шестнадцатилетняя княжна Екатерина Барятинская. Она была так прелестна и грациозна, что её буквально осыпали комплиментами со всех сторон. Потёмкин, старше княжны на тридцать лет, влюбился сразу.

«Длинные темно-каштановые её волосы падали на плечи, — записала Элизабет Виже-Лебрен, — талия была удивительная и во всём облике было столько же благородства, сколько и грации».

Но даже самые решительные натуры иногда дают слабину. Пока Потёмкин размышлял о своих чувствах, и о том, стоит ли их проявлять, его опередили. Не успел князь опомниться, как весь Петербург обсуждал полученные приглашения на свадьбу Василия Долгорукова и прекрасной княжны Барятинской.
Кумушки ликовали: первый выход в свет и сразу же великолепное предложение руки и сердца! Не каждая дебютантка могла похвастаться таким успехом. А Потёмкина… просто обошли.

В положенный срок молодых обвенчали, пожелали им огромного счастья, а они поселились в красивом доме на Большой Морской (теперь его номер 31 по той же улице). За три года до брака князь Василий Долгоруков купил особняк у золотых дел мастера, слегка перестроил, добавил убранству роскоши… словом, это было отличное семейное гнездо.

Прошло немного времени, и началась русско-турецкая война. Князь Долгоруков отправился в армию, а его жена выразила желание последовать за ним. Всю зиму 1790 года она провела в лагере, где второй раз в жизни встретила князя Потёмкина.

«За Днестром была сделана им землянка… — записали очевидцы тех событий. – Внутренность поддерживаема была несколькими колоннами и убрана бархатными диванами… Его светлость тогда делал большие угождения княгине Екатерине Федоровне Долгоруковой».

Чувства вспыхнули с новой силой. Для прекрасной дамы князь устраивал пиры, на которых она всегда была королевой. А желая продемонстрировать доблесть, на которую он способен, Потемкин ускорил штурм крепости Измаил. Ради княгини. Чтобы она лично могла всё увидеть сама. И, разумеется, восхититься.

Это галантное обхождение, конечно, нравилось красавице. Но вот разделяла ли она чувства Потёмкина – большой вопрос.
Граф Головкин рассказывал, что Екатерина Долгорукова совсем не спешила раздавать авансы. Ухаживать позволяла, но дальше — нет.
Был такой интересный эпизод следующей весной после Измаила: прогуливаясь, княгиня нашла цветок подснежника, и приколола его к своему шарфу. Мимо ехал князь Потёмкин и, увидев цветок, попросил его в качестве подарка. Но не удержал в руках, и подснежник упал в грязь!

«Вы позволите мне вернуть вам такой же цветок?», — спросил князь. А когда получил согласие, отправил посланников в Петербург.

Спустя несколько дней в лагерь привезли настоящее ювелирное чудо: цветок подснежника из настоящих бриллиантов. И вот как раз его Потёмкин решил подарить княгине Долгоруковой. Да только молодая женщина вежливо отказалась. Разгневанный князь немедленно бросил цветок и растоптал его сапогами.

В 1791 году княгиня вернулась в Петербург, где снова привлекла всеобщее внимание: многие были наслышаны о том, как обходителен с ней князь Потёмкин. Чего только не говорили в Петербурге! Что ради Екатерины Долгоруковой отправлялись курьеры в Париж, для поиска лучших бальных туфель, что итальянский повар князя каждый день готовил для неё самое лучшее мороженое, что бриллиантовый цветок стоил целое состояние…

Вскоре в столицу приехал и сам князь. Граф Завадовский иронично отмечал в письме к другу: «Мечется, как угорелый…

Женщина пренебрегла его сердцем! Уязвленное самолюбие делает его смешным». Штурм Измаила ради княгини и прочие галантные шаги успеха Потёмкину не принесли – Екатерина Долгорукова так и не ответила ему взаимностью.

Эта крепость оказалась неприступной. Осенью 1791 года князь скончался. Екатерина осталась с мужем, некоторое время прожила за границей (Павел I в своё царствование не жаловал их семейство), а потом снова оказалась в Петербурге. Она дожила до восьмидесяти лет. С князем у них было пятеро детей – две дочери и три сына.

Инет