«Так долго вместе прожили, что вновь второе января пришлось на вторник» — случайно выхваченная из какой-то передачи строчка стала началом большого переворота в моём сознании. Это было очень давно. Я не знал Бродского. Я тогда подумал, что строчка, возможно, принадлежит значительному поэту, совершенно не представляя себе его масштабов. И как Бродский по эпиграфу («…не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе») к роману Хемингуэя почти на ощупь открывал себе Джона Донна, так и я, ухватившись за эту фразу, стал открывать для себя Бродского. Так было ещё с Набоковым, когда я вдруг обнаружил рассказ, начинающийся словами «Во-вторых, потому что…» Как во-вторых? Почему? А где во-первых? А «во-первых» было в самом конце рассказа. И так открылся огромный, неохватный Набоков.
Строчка Бродского вывела меня на его эссе и лишь затем на стихи. Тогда ещё не было соцсетей, и Бродский не был растащен на отдельные фразы. Он открывался мне постепенно — каждое стихотворение оказывалось новым миром. «Письма римскому другу», «Новые стансы к Августе», «Конец прекрасной эпохи», «Осенний крик ястреба», «Рождественский романс», другие рождественские стихи, эссе, интервью — как я всё это для себя открывал! Что они со мной делали! Это был восторг, но и перерождение. Для меня мир становился другим. Бродский действительно изменил меня, моё сознание, мировоззрение. Никогда не забуду, как я стоял у двери в квартиру, где находились «Полторы комнаты», не смея шелохнуться. Это было помешательство какое-то, какие это были минуты! Идеи Бродского о диктате языка и о том, что эстетика — мать этики, сколько я думал об этом, сколько! О частности человеческого существования… Хотя, пожалуй, все мои любимые писатели выбирали эту частность. Сколько строчек навсегда запали в память, в сознание и в душу, как семена, прорастая в меня, становясь частью меня самого. Их уже не выкорчевать, и слава богу!
Сегодня его день рождения. Я благодарен миру за то, что в нём был и остаётся Бродский.
Страницу и огонь, зерно и жернова, секиры остриё и усечённый волос — Бог сохраняет всё; особенно — слова прощенья и любви, как собственный свой голос.
А значит — всё не зря, Иосиф Александрович. Спасибо. Спасибо. Спасибо!
Я ведь не знал, что буду поэтом. И что песни писать буду тоже не знал. Но я рос в семье, где музыка звучала с утра до позднего вечера. Нет, у нас не было фортепиано, и проигрывателя тоже не было. Мы пели. Мама была певицей в самодеятельной опере, дед пел при церковном хоре. Когда они вместе начинали какую-то песню, в доме всё замирало, настолько это было завораживающе красиво! Я тоже пел. И по началу хотел стать певцом. Мой голос назывался альт. На областных фестивалях я брал первые места, плучал какие-то премии и все ждали раскрытия таланта. Поскольку пианино в семье не было, мне предложила абсолютно бесплатно заниматься удивительная женщина, педагог по вокалу Вера Ниловна. Я очень её уважал. Вот мне исполнилось 17 лет, я стал юношей. Голос поменялся на лирический тенор. Меня пригласили в музыкальное училище. Собралась комиссия, в которой был директор училища, преподаватели и Вера Ниловна. Я спел, директор похвалил и сказал, что принимают меня на вокальное отделение. А я посмотрел на Веру Ниловну и вдруг заметил в её глазах … разочарование. Я понял, что она ожидала от меня большего. И отказался от поступления. Все родные пытались меня переубедить, но я точно знал, что второго Лемешева из меня не выйдет.
***
Однажды ко мне в редакцию зашел молодой человек. Высокий, симпатичный блондин. И сказал: «Андрей Дементьев, я написал музыку на ваши стихи «Баллада о матери». Меня зовут Женя Мартынов». Я тогда объяснил ему, что музыка на эти стихи лечь не может. Но он не стал меня слушать: сел за фортепиано и спел. И это было красиво и гармонично. Я удивился, что мои стихи могут быть такими. И мы начали работать с Женей. Так появились песни «Лебединая верность», «Яблони в цвету», «Алёнушка». Мы написали вместе около 20 песен. Потом я узнал, что и другие молодые композиторы хотели тоже со мной поработать, но опасались, что я откажу, так как выбрал для себя такого талантливого человека как Евгений Мартынов.
История о том, как благодаря тетрадке со стихами человек, обвиненный в измене Родине, был не только оправдан, но и получил звание Героя Советского Союза, сегодня известна немногим. Однако в свое время о ней писали во всех газетах бывшего СССР. Ее герой — Муса Джалиль, прожил всего 38 лет, но успел за это время создать множество интересных произведений. Кроме того, он доказал, что даже в фашистских концлагерях человек может бороться с врагом и поддерживать патриотический дух в своих товарищах по несчастью . Муса Мустафович Залилов родился в 1906 году в деревне Мустафино, которая сегодня расположена на территории Оренбургской области. Мальчик был шестым ребенком в традиционной татарской семье простых тружеников Мустафы и Рахимы. С раннего возраста Муса стал проявлять интерес к учебе и необычайно красиво выражал свои мысли. Сначала мальчик учился в мектебе — деревенской школе, а когда семья переехала в Оренбург, его отправили учиться в медресе «Хусаиния». Уже в 10 лет Муса написал первые стихи. Кроме того, он хорошо пел и рисовал. После революции медресе преобразовали в Татарский институт народного образования. Подростком Муса вступил в комсомол, и успел даже повоевать на фронтах Гражданской войны. По ее окончании Джалиль принял участие в создании в Татарстане пионерских отрядов и пропагандировал идеи юных ленинцев в своих стихах. Любимыми поэтами Мусы были Омар Хайям, Саади, Хафиз и Дердмэнд. Увлечение их творчеством привело к созданию Джалилем таких стихотворных произведений, как «Гори, мир», «Совет», «Единодушие», «В плену», «Престол из колосьев» и пр. В 1926-м году Муса Джалиль был избран членом Татаро-Башкирского Бюро ЦК ВЛКСМ. Это позволило ему поехать в Москву и поступить на этнологический факультет МГУ. Параллельно с учебой Муса писал стихи на татарском языке. Их переводы читались на студенческих поэтических вечерах. В 1931 году Муса Джалиль, биография которого сегодня практически неизвестна российской молодежи, получил диплом об окончании вуза и был направлен на работу в Казань. Там в этот период при ЦК ВЛКСМ начали издаваться детские журналы на татарском. Муса стал работать в них редактором. Через год Джалиль уехал в город Надеждинск (современный Серов). Там он много и упорно трудился над новыми произведениями, в том числе над поэмами «Ильдар» и «Алтын Чэч», которые в будущем легли в основу либретто опер композитора Жиганова. В 1933 году поэт вернулся в столицу Татарстана, где издавалась газета «Коммунист», и возглавил ее литературный отдел. Он продолжал много писать и в 1934 году вышли 2 сборника стихов Джалиля «Орденоносные миллионы» и «Стихи и поэмы». В период с 1939 по 1941 годы Муса Мустафаевич работал в Татарском оперном театре заведующим литературной частью и секретарем Союза писателей Татарской АССР. 23 июня 1941 года Муса Джалиль явился в военкомат и написал заявление с просьбой отправить его в действующую армию. Повестка пришла 13 июля, Джалиль попал в артиллерийский полк, формировавшийся на территории Татарстана. Оттуда Мусу направили в Мензелинск на 6-месячные курсы политруков. Когда командованию Джалиля стало известно, что перед ними известный поэт, депутат горсовета и бывший председатель татарского Союза писателей, было решено издать приказ о его демобилизации и отправке в тыл. Однако он отказался, так как считал, что поэт не может призывать людей защищать Родину, находясь в тылу. Тем не менее Джалиля решили беречь, и держали в резерве при штабе армии, который тогда находился в Малой Вишере. При этом он часто ездил в командировки на передовую, выполняя поручения командования и собирая материал для газеты «Отвага». Кроме того, он продолжал писать стихи. В частности, на фронте родились такие его произведения как «Слеза», «Смерть девушки», «След» и «Прощай, моя умница». К сожалению, до читателя не дошло стихотворение «Баллада о последнем патроне», которое поэт написал незадолго до пленения в письме к товарищу. В июне 1942 года вместе с другими солдатами и офицерами Муса Джалиль попал в окружение. Пытаясь прорваться к своим, получил тяжелое ранение в грудь. Из-за отсутствия медицинской помощи начался воспалительный процесс. Наступавшие гитлеровцы нашли его в бессознательном состоянии. С этого момента советское командование стало считать Джалиля пропавшим без вести. Товарищи Мусы по концлагерю старались оберегать раненого друга. Они скрывали от всех, что он является политруком, и старались не допускать до тяжелой работы. Благодаря их заботе Муса Джалиль выздоровел и сам стал оказывать помощь другим заключенным, в том числе моральную. Трудно поверить, но он смог достать огрызок карандаша и на клочках бумаги писал стихи. По вечерам их читали всем бараком, вспоминая о Родине. Эти произведения помогали заключенным пережить все трудности и унижения. Во время скитания по лагерям Шпандау, Плетцензее и Моабит Джалиль продолжал поддерживать дух сопротивления в советских военнопленных. После поражения под Сталинградом гитлеровцы задумали создать легион из советских военнопленных татарской национальности, поддерживаясь принципа «Разделяй и властвуй». Это воинское соединение получило название «Идель-Урал». Муса Джалиль находился на особом счету у немцев, которые хотели использовать поэта в пропагандистских целях. Его включили в состав легиона и назначили руководить культурно-просветительской работой. В Едлиньске около польского города Радом, где формировался «Идель-Урал», Муса Джалиль стал членом подпольной группы советских военнопленных. В качестве организатора концертов, призванных сформировать дух сопротивления в отношении советских властей, «угнетавших» татар и представителей других национальностей, ему приходилось много ездить по немецким концлагерям. Это позволило Джалилю находить и вербовать все новых членов для подпольной организации. В результате членам группы даже удалось связаться с подпольщиками из Берлина. В начале зимы 1943 года 825-й батальон легиона был направлен в Витебск. Там он поднял восстание, и около 500 человек смогли уйти к партизанам вместе с табельным оружием. В конце лета 1943 года Муса Джалиль вместе с другими подпольщиками готовил побег для нескольких заключенных, приговоренных к смерти. Последнее совещание группы состоялось 9 августа. На нем Джалиль сообщил товарищам, что связь с Красной Армией налажена. Подпольщики наметили начало восстания на 14 августа. К несчастью, среди участников сопротивления нашелся предатель, который выдал их замыслы фашистам. 11 августа всех «культпросветителей» вызвали в столовую «для репетиции». Там все они были арестованы, а Муса Джалиль избит на глазах у задержанных для их устрашения. Его вместе с 10 соратниками отправили в одну из берлинских тюрем. Там Джалиль познакомился с участником бельгийского сопротивления Андре Тиммермансом. Узнав, что Муса пишет стихи, бельгиец отдал ему карандаш и регулярно передавал полоски бумаги, отрезанные от газет. Они сшивались Джалилем в маленькие тетрадки, в которых он записывал свои стихи. Позднее цикл стихов был назван «Моабитские тетради». Поэт был казнен в конце августа 1944 года в берлинской тюрьме Плетцензее. Ему было 38. Где находятся могилы Джалиля и его соратников, до сих пор неизвестно. После войны в СССР на поэта завели розыскное дело и включили его в списки особо опасных преступников, так как он обвинялся в измене Родине и сотрудничестве с нацистами. Муса Джалиль, биография на русском языке которого, как и его имя, были изъяты из всех книг о татарской литературе, так и остался бы, наверное, оклеветанным, если бы не бывший военнопленный Нигмат Терегулов. В 1946-м году он пришел в Союз писателей Татарстана и передал тетрадку со стихами поэта, которую ему чудом удалось вынести из немецкого лагеря. Через год бельгиец Андре Тиммерманс передал второй блокнот с произведениями Джалиля в советское консульство в Брюсселе. Он рассказал, что находился вместе Мусой в фашистских застенках и видел его перед казнью. Так до читателей дошло 115 стихотворений Джалиля, а его тетрадки сегодня хранятся в государственном музее Татарстана. Всего этого не было бы, если об этой истории не узнал Константин Симонов. Поэт организовал перевод «Моабитских тетрадей» на русский язык и доказал героизм подпольщиков под руководством Мусы Джалиля. Симонов написал о них статью, которая была напечатана в 1953 году. Так с имени Джалиля было смыто пятно позора, и о подвиге поэта и его соратников узнал весь Советский Союз. В 1956 году поэта посмертно удостоили звания Героя Советского Союза, а чуть позже он стал лауреатом Ленинской премии.
Владимир Харитонов родился в Москве, в семье министра. Начало войны встретил курсантом военного училища и сразу попал на фронт, защищал Москву, рыл окопы в мерзлой земле. Воевал в пехоте, конном взводе и водолазных частях. Был ранен. Пережил все, что могло выпасть на долю солдата. По словам его сына, дипломата Василия Харитонова, поэт «самой дорогой среди многих наград считал фронтовую медаль «За отвагу». Первое стихотворение «За Волгу», присланное им из Сталинграда в 1942 году, было опубликовано в газете «Вечерняя Москва». Харитонову в свое время запомнились слова писателя Ивана Франко, который говорил, что за одну песню, которую бы принял народ, он отдал бы все свои поэмы. А среди солдат звучали песни поэтов Исаковского – «В лесу прифронтовом», «Огонек», Лебедева-Кумача – «Священная война», Фатьянова – «Соловьи», «На солнечной поляночке». Уже тогда, на фронте, Владимир Харитонов мечтал написать песню, которую бы запели военные, он вслушивался в тексты и музыку, хотел, как писал Иван Бунин, «найти свой звук». Но такое время наступит после, когда он напишет сотни песен на темы войны, Родины и защиты Отечества, и среди них будет главная из них – «День Победы». После войны Харитонов учился в МГИМО в 1946–1948 годах, а в 1960 году окончил два курса Литературного института имени Горького. Харитонов — лауреат десяти международных премий. Выпустил 20 сборников стихов и песен. Многие песни были написаны на стихи Харитонова уже после его смерти.
«…Были песни Володины, стали песнями Родины», – так сказал поэт Евгений Евтушенко о творчестве своего друга Владимира Харитонова. ***
О создании песни «День Победы» В. Харитонов так рассказывал: «Поздним вечером мне позвонил молодой человек из радиокомитета – не напишу ли я к юбилею Победы бодрую, жизнерадостную песню. Я ответил корреспонденту, что для меня, ушедшего на войну в двадцать лет, День Победы – праздник со слезами на глазах: столько я видел погибших друзей в пехоте и на море… Сказав эти слова, я бросил трубку. Но тут же у меня мелькнула мысль – зернышко, из которого может вырасти настоящая и необычная песня. А через два дня было найдено еще одно определение: «праздник с сединою на висках». Когда стихи были написаны (вдохновение было огромное!), позвонил Д. Тухманову и прочитал текст. Он сразу взялся за работу и в короткий срок сочинил музыку».
День Победы, как он был от нас далек, Как в костре потухшем таял уголек. Были версты, обгорелые, в пыли, — Этот день мы приближали как могли.
Припев:
Этот День Победы Порохом пропах, Это праздник С сединою на висках. Это радость Со слезами на глазах. День Победы! День Победы! День Победы!
Дни и ночи у мартеновских печей Не смыкала наша Родина очей. Дни и ночи битву трудную вели — Этот день мы приближали, как могли.
Припев.
Здравствуй, мама, возвратились мы не все… Босиком бы пробежаться по росе! Пол-Европы, прошагали, пол Земли, — Этот день мы приближали, как могли.
Припев.
*** В это трудно поверить, но песня, без которой сейчас невозможно представить праздник Победы, не понравилась чиновникам и ее чуть не запретили. На конкурсе, посвященном лучшим песням о войне, ее спела жена Д. Тухманова, поэтесса и певица Татьяна Сашко. Песня показалась худсовету не слишком героической, особенно слова «со слезами на глазах», «Здравствуй, мама, возвратились мы не все…». Были претензии и к музыке, в которой слышались элементы не то танго, не то фокстрота. Композитор Родион Щедрин высказался в том духе, что нельзя петь о Победе под такую музыку.
Несмотря на столь критические рецензии, песня пробила себе дорогу. Леонид Сметанников исполнил «День Победы» на съёмках передачи «Голубой огонёк» в канун 9 мая 1975 года. Это исполнение вызвало массу восторженных писем, но долго так и оставалось единственным исполнением.
Лишь в ноябре 1975 года на концерте, посвящённом Дню милиции, Лев Лещенко исполнил «День Победы» в прямом эфире. Публика сразу приняла песню, и «День Победы» был исполнен ещё раз на бис, ее слушали стоя, буквально со слезами на глазах, ветераны аплодировали. После этого песню стала петь вся страна. Песня стала лауреатом фестиваля «Песня-75».
После этого в течение всего 1976 года на Гостелерадио приходило множество писем с просьбой повторить эту песню, что и было сделано на фестивале «Песня-76». Владимир Гаврилович посвятил эту песню тем мальчишкам – кремлевским курсантам, которые защищали столицу от фашистов на самом опасном участке. Из 1600 человек осталось в живых только 200. Имен многих из них так и не узнали. Бывший курсант Владимир Харитонов прошел через этот ад и через тридцать лет написал слова, которые стали бессмертными: «Этот день мы приближали, как могли».